Надежда Сёмкина
Родилась в 1939 году в Курганской области (Россия)
Петр Перебейнос
Родился в 1937 году в Черкасской области (Украина)
Мои бабушка и дед
Посвящается времени, когда границы не имели значения
Одесские каникулы
В памяти, как фотография, отпечаталось его лицо. Как фотография, которая у меня могла бы быть, сложись все по-другому. Но все произошло так, как произошло, и ее нет. Он там за рулем – в черной майке и темных очках. Он вел машину по этим безумным хохляцким дорогам с крутыми поворотами, и на какое-то мгновение повернулся ко мне – я сидела рядом. Вот она, эта фотография. Яркие солнечные лучи, салон машины и очень четко – его лицо. Мне хочется такие же очки.
Челябинск – Одесса
Поезд «Челябинск - Одесса» отходил в субботу почти в полдень. С утра я покидала в сумку последние шмотки – полотенце, зубную щетку, и помчалась на работу – дела доделывать. За час до поезда меня забрали родители и отвезли на вокзал. Загрузили в восьмой, что ли, вагон. Место, конечно, досталось тринадцатое. Я уже не удивляюсь. Поехали. Казалось, только застучат колеса, и я провалюсь в глубокий сон – вся неделя была какая-то бешеная. Но почему-то уснуть не получалось вообще.
Нашей с подружкой Танькой соседкой оказалась одесситка. Тетя Таня. Ездила к пожилым родственникам в Челябинск. Эта тетя Таня фирменно говорила «шо?» и через каждые несколько часов выдавала такие перлы, что уже на второй день я стала за ней записывать. Четвертая пассажирка купе подсела где-то под Уфой. Молодая башкирочка Ира с двухлетним ребенком. Болезненно худая и какая-то в свои 23 уже прибитая жизнью. Капризный Ринат отнимал у нее все силы – его невозможно было ни накормить, ни уложить спать. Сама она, кстати, впервые ехала в поезде. Историю этой девушки мы узнали от тети Тани уже потом, когда Ира вышла в Пензе. Она сбежала от пьющего мужа, с которым жила в какой-то крохотной деревне. Промучилась два года, забрала сына и сорвалась к тетке в Пензу. С одним небольшим чемоданом и сумочкой.
Страничка дневника
Кажется, весь мир нереален. Есть лишь несколько городов, в существование которых я верю. Потому что я была там. Потому что я видела своими глазами мощеные булыжником улицы, светофоры на перекрестках и людей. Людей, которые оживляли для меня город – еще за час до этого – безликую точку на карте.
За окном обычный для России пейзаж – то деревья проносятся ровной стеной, то бескрайние поля тянутся аж до горизонта. Я хочу оживить для себя еще один город. Город-мечту, город, о котором я столько слышала и читала. Одесса.
Где-то недалеко от границы с Украиной
Поезд – продолжение
На место этой Иры в Пензе подсела крупная женщина за пятьдесят. Бесформенные фиолетовые бриджи, какая-то потасканная блузочка и соломенная шляпка. Она плохо слышала, зато сама болтала без умолку. В первый же час после внедрения в купе завладела моим вниманием – я обитала на нижней полке, и, к сожалению, не умею не слушать, когда мне рассказывают. Наша новая соседка тетя Света (одни тети, блин) оказалась женой бывшего министра здравоохранения африканской республики Сенегал. Поверить в такое трудно. Но она выудила из кошелька черно-белые фотографии двадцати или тридцатилетней давности – хорошенькая полноватая блондинка в компании нескольких негров. Негры оказались сыновьями. Фотографии мужа у нее с собой почему-то не было.
Честно говоря, снимок не особенно убедил. Мало ли кто на нем – беднягу Свету узнать было трудно. Поверила я ей на украинской таможне, когда пришлось заполнять за соседку миграционную карту. В ее паспорте стояла фамилия «Робертс-Лум». Почему-то это убедило.
Кстати, на границе наша тетя Таня выдала одно из лучших своих изречений. Проводники разбудили нас заранее, мы умылись, попили кофе и сели ждать таможню. Негромко разговаривали. Со своей нижней полки, из-под одеяла одесситка покосилась на нас одним глазом и сказала: «Ой, девочки, это такая формальность. Они придут, мы шо-то спросонья им дадим, и они уйдут». И снова уснула.
Так и оказалось – они пришли, быстренько полистали наши паспорта и пропустили с миром. Зачем только просыпались.
Страничка дневника
За окном – Украина. Проехали Харьков и скоро будем в Полтаве. В Харькове купили молоденькой картошки – еще теплая, облепленная замученным укропом. Пришлось платить русскими рублями – гривен с последней поездки осталось всего пять с половиной, а тетка просила за нехитрое кушанье шесть. Соседка по купе тетя Таня выделила пол-огурца из своих запасов. Последние несколько станций мы все пытались сами купить огурец (проблема – есть две помидорины и крохотный огурчик, а очень хочется салата). Так вот, сделали-таки тот салат, порезали хлебушек, который полдня пролежал на солнышке и стал как недожаренные тосты. Натрескались так, что теперь ужасно хочется спать. Однако через двадцать минут Полтава. Вот после нее и высплюсь.
Харьков – Полтава
Поезд – продолжение
В последний день пути, после ночной таможни, проснулась поздно. Моя Танька и жена министра еще спали, а вот наша тетя Таня уже попивала чай со своими крохотными сушками-крендельками. Я поглубже залезла под одеяло и решила не вставать вообще. Усталость и от тяжелой недели, и вообще от тяжелого года почему-то дала о себе знать именно сейчас, в третий день путешествия. Я закрыла глаза – и снова провалилась в какой-то поверхностный, как обморок, сон.
Проснулась снова минут через сорок или час. Тетя Света уже слезла со своей полки и опять впаривала бедной тете Тане про какое-то новое лекарство. Лекарств этих она знала множество, по ее словам, в Африке давно уже лечили все болезни подряд, а те, что еще не лечили, вовсю учились лечить в лабораториях. В этот раз речь у них зашла о лекарстве от СПИДа. Света уверяла, что он давно уже излечим, в ее любимой Африке чуть ли не прививки всем желающим ставят. Тетя Таня, как всегда, категорична: «Ой, я вас умоляю, если бы оно было, они бы все давно уже имели этого Нобеля!» Думаю, Нобель бы оригинальную мысль оценил.
Страничка дневника
Меньше чем через двенадцать часов я увижу ее. Мы познакомимся с ней глубокой ночью и сразу поймем – по пути нам в этой жизни или нет. Но чувствую – не знаю, как я ей, а она мне понравится.
Вот вы бывали когда-нибудь в Одессе в полтретьего ночи? Я тоже нет. Пока.
Кременчуг – Знаменка
Поезд – продолжение
Пошли хохляцкие станции. Потрясающие названия. И потрясающие торговки на перронах. Картошка как крупные горошины, бледные малосольные огурцы, румяные котлетки неизвестно из какого зверя и ярко-оранжевая, жарко дышащая в лицо кукуруза. По вагону то и дело проходят продавцы хрусталя (такую тяжесть тащить), теплых оренбургских платков (какие платки – мы на юг или где?) и обменщики денег – все как один, загорелые до черноты, с сумками на поясах и с хитрым выражением лиц. Курс у них грабительский, но те, кто едет отдыхать, об этом еще не знают, а тем, кто возвращается домой, деньги менять не надо. В общем, все довольны.
Выходим подышать воздухом и размять затекшие ноги то ли в Знаменке, то ли в Кировограде. Впервые ощущаю, что море где-то близко. Где-то там… Вон там, в той стороне. Я не знаю, мне никто этого не говорил, но я его чувствую. Всегда так – чем ближе я к нему, тем сильнее начинаю его ощущать, как будто вхожу в его зону, в его поле действия. Вот и сейчас – вдыхаю теплый вечерний воздух и осознаю – это запах моря.
Страничка дневника
Я не знаю, сколько еще до него ехать. Но оно уже где-то рядом. Только что через открытое окно вечерний ветер донес до меня ЕГО запах. Запах, ради которого я почти семьдесят часов трясусь в списанном, полуразвалившемся вагоне и поглощаю быстрорастворимую гречку и лапшу.
Море. Оно рядом. И только что я вдохнула его запах.
Кировоград – Помошная
Поезд – продолжение
На одной из станций тетя Света попросила купить ей мороженное. До этого ходила на разведку сама, но как-то умудрилась не увидеть торговку. Зато притащила мешочек груш и солидную по объему бутылку какой-то местной горилки – маме. Теперь просит меня: «Кисочка, купи мне стаканчик». Мы с Танькой обе у нее «кисочки». И дело не в нежном отношении, просто наша тетя Света ни черта не запоминает имена. Думаю, у нее отработанная схема – все девочки младше тридцати «кисочки». Мне все равно, я несколько часов назад отключила мозг и теперь воспринимаю все как-то опосредованно, как кино смотрю. Интересно.
Я купила ей два стаканчика. Света, как ребенок, умяла их один за другим, пока мы еще на станции стояли. Даже на чай мне попыталась дать, отказываясь от сдачи. Я не взяла.
На одной из станций стоим долго. На перрон лихо влетает черный внедорожник, «Инфинити», что ли. Из окна – музыка. Вылезают молодые братки, куда-то уходят по делам. Я встаю на нижней полке и чуть не по пояс высовываюсь в окошко, слушаю песню. Ребята возвращаются, замечают меня в шортиках и майке, радостно машут. Машу в ответ. Они так же лихо разворачиваются, и, громко просигналив на прощанье, уезжают. Вместе с песней. Вот блин. Зато почти первое знакомство.
Пьем вечерний кофе. Последний раз в поезде, наверно, потому что ночью нам выходить. Доедаем печение «Бегемотик», которое купила мне мама в Челябинске (группа витаминов В и железо), пытаемся избавить себя от лишнего веса воды и сока. Но столько, сколько остается, нам явно не выпить. Тетя Света уплетает свои груши и пытается кормить нас:
- Девчонки, а что вы не едите?
- А что, у них голодный вид? – тут же парирует одесситка. Она – за минимализм в пище, а есть что-то из теста вообще считает кощунством. Крохотные крендельки с сыром не в счет.
Я удобно устраиваюсь на подушке и долго смотрю в окно. Начинает темнеть – часов семь или восемь вечера, мы давно уже перевели свои телефоны на украинский вариант. Сама не замечаю, как засыпаю. Танька тоже.
Просыпаюсь в темноте и сначала не могу ничего понять. Тетя Таня не спит – у нее уже собраны все вещи и продукты, она в блузке, в которой собирается выходить. Видит, что я разлепила глаза, и встревожено интересуется, успеем ли мы собраться. Мне очень не хочется отрывать себя от постели. Однако окна открыты, оттуда веет свежестью и близостью воды. Я встаю и иду умываться.
Одесса начинается для нас с пригородных поселочков. Дежурим у окна, но южная темнота такая, что разглядеть что-то можно только под фонарями. А с ними в Хохляндии явно напряженка.
Танька собирает остатки наших продуктов в два пакета, чтобы распихать их по большим сумкам и не тащить в руках. Правильно. Я лезу в косметичку, достаю пудру и блеск для губ. Кто ночью будет на меня смотреть – не задумываюсь. Навести марафет, хотя бы легонький, уже стало привычкой. Но сейчас я делаю это первый и предпоследний раз на юге. Второй и последний будет перед самолетом домой.
Тетя Света одобрительно смотрит на мои манипуляции с лицом. Она-то нарисовала брови и губы еще час назад. Бедняга, наверное, тоже не может отвыкнуть.
Вот черт. У меня же коса на голове, дракончик. Мама специально заплела мне его перед поездом, чтобы волосы могли дольше пожить без воды и шампуня. Плела прямо на вокзале, пока ждали Таньку. Я сидела на своем бауле и держала расческу и резинки, а мама колдовала над головой. Люди смотрели на нас почему-то подозрительно и обходили стороной. Какой-то бомжик рядом клянчил у мужика «несколько рублей», а мы с мамой смеялись – у меня были только евро. Так вот, эту памятную косу и пришло время расплетать. А то у меня на голове уже подобие пушистого одуванчика. Укладываю волосы в приличную фигульку.
Нашу тетю Таню на вокзале должен встречать сын. Взрослый и симпатичный – она мне фотографию показывала. Выхожу из поезда с некоторым волнением – а вдруг прямо здесь и сейчас, в первую минуту в Одессе – встречу свою судьбу. Как бы не так. Моя судьба очень любит шутить, и я ее за это люблю. Сын тети Тани подходит к вагону чуть плавающей походкой. В руке у него бутылка пива, рядом – какой-то полный и кудрявый чувак – выясняется – друг Вася. Они сгребают сумки и корзинки теть Тани. Она чувствует себя неловко оттого, что сына мы увидели не в самый лучший момент и полушепотом выговаривает ему замечания. Сын, совершенно не стесняясь, с этой неповторимой одесской интонацией заявляет: «Спокойно, мама, я уже штурман». Конфликт исчерпан.
Мы прощаемся с соседкой. Она оставляет нам свой телефон со словами – «Если у вас будут проблемы, звоните, я здесь живу, мне это проще». Звучит многообещающе.
На вокзале довольно долго ищем маршрутку до Затоки, находим, усаживаемся на передние сидения вместе с нашими огромными баулами. Водила никуда не торопится – ждет, пока полностью заполнится салон. Мимо нашей маршрутки проходит стильно одетая девушка на каблуках, а за ней – два мокрых парня. Мокрых – совершенно насквозь, вода капает. И идут они с таким видом, как будто это их совершенно не волнует. Впрочем, откуда мне знать, может, в Одессе все так ходят.
Через полчаса мы все еще стояли на месте. Я прикорнула у Таньки на коленках, но она разбудила меня тычком в бок. Оба мокрых шли обратно. Видимо, проводили подружку, и теперь решили то ли искупнуться еще раз, то ли все-таки пойти домой переодеться. Впрочем – еще часик, и одежда высохнет прямо на них.
А потом – наконец-то поездка по ночным улицам, дорога с резкими поворотами. Я засыпаю, положив голову на Таньку, и не замечаю моря, даже когда оно в двух шагах от дороги. Зато я теперь все время чувствую – оно рядом.
Заточная жизнь
Страничка дневника
Лиман сегодня спокойный, волны совсем слабенькие. Несколько ежедневных рыбаков уже заступили на свои посты. Чайки носятся кругами – мы кормим их хлебом и печеньем, и они теперь не отходят от нашего берега. Я смотрю на все это чуть сверху – сижу на открытой веранде второго этажа. Соломенная шляпа с огромными полями легко касается лопаток, это почему-то приятно.
Мне хорошо здесь. Хорошо и спокойно. И я все еще не могу поверить в реальность окружающего пространства. Оно зыбкое и как будто не настоящее, кажется – закрою глаза – и моментально окажусь на работе за компьютером. Работа так плотно въелась в мое подсознание, что даже снится каждую ночь. С интересом жду, какая по счету обойдется без сновидений.
Дня три назад в лимане сильно порезала левую ногу – четырем пальцам досталось. Но море меня лечит. Оно всегда меня лечит. Даже просто своим присутствием рядом. Зализывает мои ранки и царапины – физические и те, которые глазами не увидишь. Я растворяюсь в нем – в моем море.
Тепло входит в меня волнами – в буквальном смысле. Я до сих пор до конца не отогрелась в жарко-солнечной Затоке. До сих пор. Это все оказалось более серьезным испытанием, чем я думала. Я так отвыкла и разучилась отдыхать, что теперь этому надо учиться заново.
Затока. День пятый, утро
В Затоке
В первый же в Затоке день мы с Танькой купили пятилитровую бутыль с вином. Не планировали заранее, просто так сложилось. У меня вообще все там, на юге, происходило очень естественным образом, без задумок каких-нибудь. Наш хозяин, у семьи которого мы снимали комнату, ездил на машине в Белгород-Днестровский, это такой крупный город недалеко. Нас взял с собой, чтобы закупили продукты – там дешевле. А на обратном пути – остановился на обочине у небольшого домика с огромным виноградником. Спросил, нужно ли нам вино. Мы решили – почему нет.
Зашли в оплетенную виноградными лозами калиточку. На зов вышел хозяин лет эдак пятидесяти. Подвел нас к низкому столику у входа в винный погреб. На столике стояло несколько маленьких рюмочек. Хозяин внимательно вглядывался в наши лица и задавал, казалось бы, дежурные и бессмысленные вопросы – откуда приехали, с кем, отдыхать или по делу, работаем или учимся? Мы лениво отвечали. Хозяин достал из-под стола бутыль, налил в две рюмочки по половинке, достал другую, добавил.
- Пробуйте!
Я поднесла к губам нежно-красное вино. Оно не бурлило и не шипело, но чувствовалось каким-то образом, что пузырьки там есть. Вдохнула аромат – терпкий, но очень приятный, и сделала глоток. Такого вина я еще не пила. Оно было как виноградный сок, но при этом с привкусом чего-то неуловимого…
- Потрясающее вино, - выдохнула я. Танька согласно закивала.
- А теперь пробуйте это, - хозяин уже смешал для нас две следующие порции.
- Ой. Мы же окосеем, - справедливо заметила Танька.
- От моего вина? - удивился хозяин.
Мы попробовали еще два варианта, но остановиться решили на первом. У меня вообще часто так бывает – если что-то уже понравилось, дальше искать лучшее бесполезно. Кажется, он смешал для нас каберне с каким-то особым домашним шампанским. Три к двум. Впрочем, я могу ошибаться.
К тому времени, как доехали до дома, мы с Танькой и правда заметно окосели. Дело, конечно, было не только в потрясающем этом вине. Первый день, море, лиман, новые люди, эмоции… Оказывается, от этого пьянеешь.
Мы что-то съели тогда и уснули, как провалились. Я вынырнула из забытья часов в пять вечера, когда солнце уже не пекло во всю силу, с тяжелой головой. Налила кофе и с книжкой впервые села на веранде. Сразу почувствовала, что все еще не протрезвела. А выпили-то всего ничего.
Откуда-то снизу меня углядел хозяин, который должен был отдать нам тридцать гривен. Поднялся, положил деньги рядом со мной на стол. Шальной ветер тут же сбросил их на пол. Я медленно потянулась поднять. Хозяин, который все вглядывался в мою физиономию, видимо, о чем-то догадался, потому что проворно наклонился и подал мне деньги уже в руку.
- Спасибо, - вяло сказала я и пошла в сторону нашей комнаты. Что подумал о приезжих уральских девчонках наш Владимир Алексеевич, гадать не берусь, но отношения пьянство в первый же день не испортило. Наоборот, хозяева воспринимали нас как-то очень по-свойски.
У наших хозяев два сына. Андрей двадцати четырех лет и Димка – шестнадцати. Оба с такими фигурами, что когда я теперь показываю кому-нибудь из подружек фотки пляжного волейбола, они начинают завистливо вздыхать.
Наше внимание парни привлекли как единственные знакомые местные. Нам хотелось пойти на дискотеку, а к кому еще привязаться, как ни к ним. Они обещали нас как-нибудь взять.
Однажды я проснулась в четыре утра. За окном – приглушенные голоса и музыка. Я заинтересовалась. Танька у меня спала так, что вообще ничего не слышала.
Я была в майке своего брата с какой-то английской надписью. Встала, завернулась ниже пояса в простынку, под которой спала. И вышла на балкон.
По двору в сторону лимана крадучись перемещался Димка. Сразу заметил меня.
- О, доброе утро!
- Утро? Четыре утра! Вы чего?
За его спиной вырос Андрей:
- Мы вас разбудили?
- Ну… да.
- Тогда пошли к нам.
- Куда?
- На лиман.
- Зачем?
- За компанию.
- А можно, я прям так? В простынке?
Димка подобрался ко мне поближе и поднял мою импровизированную юбку до колен:
- Давайте что-нибудь покороче. У вас такие ножки красивые.
Тут я поняла две вещи – во-первых, парни прилично выпили, во-вторых, есть возможность наладить контакт. Андрей со стороны понаблюдал за действиями младшего братца и бросил коротко:
- Спускайся так.
- А там еще кто-нибудь есть?
- Там много мальчиков и девочек, - ответил Димка.
- Тогда я переоденусь.
Я быстро сменила простынку на широкую юбку до щиколоток, а сверху на майку надела белую рубаху – все-таки ночь, прохладно. Хотела было разбудить Таньку, но передумала – она так сладко спит, вряд ли ей это понравится.
Я спустилась вниз и тут поняла, что калитка, открывающая доступ к лиману, закрыта на ночь. Над каменным забором появилась Димкина голова, а через несколько секунд он уже был с моей стороны.
- Полезли?
- Эй, мы так не договаривались.
Димка взгромоздился на забор и стал сверху высматривать место, где удобнее будет перелезть мне. Я уже жалела, что вообще выглянула ночью из комнаты.
- Кудой? – спросил сам себя, - А вот сюдой.
Через минуту меня уже представляли ночным гостям. Я не запомнила ни одного лица – было еще темно, и ни одного имени. Андрей притащил и включил магнитофон – что-то тяжелое, на басах. И бутылку водки, а к ней – две или три рюмочки и яблоко. Одно.
Пили и закусывали по очереди. Водку я вообще не умею употреблять и не делала этого ни разу в жизни, но тут почувствовала, что отказываться нельзя. Чокнулась с братьями и сделала крохотный глоток. Ничего, терпимо. Рюмку у меня тут же забрали – страждущих было много.
Я устала стоять и присела на бетонную приступочку у пирса. Тут же оба брата оказались рядом и уселись с двух сторон. Похоже, развлекать гостей тут не было принято, все занимались своими делами. Старший сходил, притащил откуда-то покрывало – может, увидел, что я мерзну. А может, тащил не мне, черт его знает, но укутал меня.
Мы заговорили о какой-то ерунде. Андрей спросил, почему мы приехали одни, без мужчин. Я ответила, что их сейчас нет. Тогда он спросил – была ли я замужем. Я удивилась, но сообразила – то ли выгляжу старше, то ли слишком самоуверенной. Сказала, что нам только по двадцать два. Пожаловалась, что вышла заспанная и нечесаная (это я лукавила – после сна у меня обычно симпатично припухают губы, а волосы на море я не расчесываю вообще – и они от соленой воды завиваются в шикарные кудри). Андрей почему-то промолчал, а Димка сказал, что я и так очень красивая, особенно глаза – и полез обниматься. Я рассмеялась и сняла с себя его руки.
Гости потихоньку расходились. В бутылке осталась половина, и никто не делал попыток допить все. Одну рюмку разбили. Последние парень с девушкой удалились на пирс и теперь увлеченно целовались на камнях. Я искренне им позавидовала – они живут здесь постоянно, и каждый день могут ходить целоваться к воде на камни. Я многое отдала бы за такое.
Андрей с Димкой приволокли откуда-то табличку с крупными буквами «люкс». Стащили у кого-нибудь из соседей. Жилье в Затоке сдают все. Причем имеют манеру писать просто одно слово «сдаю» и расставлять такие плакаты где угодно – прямо на дороге, на одиноких стульях, даже прибивать к деревьям. Вот такую штуку и принесли дети наших хозяев. Воткнули в песок лимана у пирса. Получалось, что наша парочка целуется в люксе.
Стало светать. Мне хотелось встретить рассвет, Димка сразу сказал, что они тоже пойдут. Однако братья были не трезвы. Я аккуратно свернула тему.
Обратно через забор меня перекидывали уже в четыре руки. Димка со стороны лимана помогал подняться, а Андрей со стороны двора ловил. Мы перелазили в том месте, где у хозяев стоял стол с раковиной. Я все смотрела, как бы в нее не наступить. Аккуратно встала рядом, Андрей протянул ко мне руки. Я сделала шаг вперед, он обхватил меня за талию и поднял. Он был, наверное, совсем пьяный, но я так отчетливо чувствовала его сильные руки, что мне было все равно. Он чуть ослабил объятья, и я съехала вниз, собирая в гармошку свою юбку и рубашку, коснулась ногами земли. Он меня отпустил.
Когда прощались, Андрей вдруг потребовал поцелуй. Я что, мне не жалко, чмокнула и его, и брата в подставленные щеки. Вернулась к Таньке в полшестого утра и моментально уснула.
Нашими ближайшими соседями были два парня и две девушки из Питера. Молодые. Семейная пара и почти семейная пара. У первых дома остался двухлетний ребенок – побоялись везти его на море. Я бы тоже боялась, но дома все равно ни за что бы не оставила.
Девицы смотрели на нас так не по-доброму, что мы даже не предпринимали попыток завязать какие-то отношения. Наше общение ограничивалось фразами типа: «Доброе утро», «Где пульт?» и «Вам не нужна эта кастрюля?» Думаю, девиц все это вполне устраивало.
Как-то вечером, когда соседи уже спали, Андрей и Димка поднялись к нам наверх – в карты поиграть. Я даже пожертвовала своей «гадальной» колодой. Старший включил музыку на своем телефоне. Песня группы «БумБокс» про обои и посуду. Мне почему-то показалось, что текст на хохляцком, и я тут же спросила: «Это что, новый украинский хит?» Андрей, кажется, обиделся: «Почему украинский?» А Танька потом говорила, что именно с этого момента в наших отношениях и начались проблемы.
Страничка дневника
Так размеренно и неторопливо волны лимана плещутся о берег. Так спокойно. Дети нижних соседей наконец-то угомонились, да и сами соседи расползлись по комнатам. Такая приятная ночная тишина, только сверчок где-то над головой поет свою бесконечную песню. Так хорошо.
У меня давно не было так много времени на то, чтобы думать. Обо всем на свете. Причем все мысли спонтанные, случайно приходящие в голову. Так здорово.
Сегодня, когда уснула днем, мне впервые за все время не приснилась работа. Черт, на это понадобилось пять дней. Правда, не факт, что эта самая работа не приснится мне сегодня ночью.
Несколько раз порывалась поплакать – не выходит. Не знаю, почему. Хочется, а не могу.
Лиман шумит. Пора спать.
Затока. День пятый, полночь
Одесса
Мы собираемся в Одессу. Уже были там один раз, буквально во второй день после приезда, но тогда нахватались первых впечатлений. Теперь хочется присмотреться к городу повнимательнее.
А еще – очень хочется, чтобы Одессу мне показал кто-нибудь местный. Чтобы рассказал что-то такое, что может знать только тот, кто шел в первый класс по Дерибасовской или Ришельевской, а восемнадцатилетние отмечал в одном из старых двориков. Накануне я рассказала об этом Андрею, и он обещал взять нас с собой, когда соберется в город по делам.
Когда наш хозяин Владимир Алексеевич узнал, что мы едем с Андреем, неожиданно дал ему свою машину. «Део» белого цвета. Не бог весть что такое, наверное, но я к автомобилям отношусь проще – ездит? Выглядит прилично? Все, значит, хорошая машина.
Андрей постучал в косяк у нашей двери – днем, когда были дома, мы ее не закрывали. Я в этот момент перебирала свои наряды – оттого, поедем мы пешком или на машине, зависело, что я надену. Откинул легкую шторку:
- Готовы? Поехали.
Сам он был уже одет. Футболка, шорты, приличные туфли на носки (потом мы поняли, что по такой униформе в Одессе можно безошибочно узнавать местных мужчин, спешащих куда-то по делам) и темные очки. Раньше я их на нем не видела. Модные этим летом стекла-капли, но не такие, как выбирали у нас на Урале. На побережье это были крупные капли, и обязательно не черные, а коричневые. Потрясающие очки.
Я одела короткое по фигуре платье. Хотела поехать еще и в туфлях на каблуках, но к ним не было сумочки, и пришлось остановиться на шлепках.
Когда мы садились в машину, которую Андрей уже вывел за ворота, из дома вышли наши хозяева. С одобрением на меня посмотрели и спросили, когда мы вернемся. Я порадовалась, что вышла все-таки в тапочках. Шпильки были бы перебором.
Танька села сзади, а я – рядом с Андреем. Не пристегивалась, в этой Хохляндии пристегиваться, по-моему, вообще не принято. Что ж – я всегда терпеть не могла ремни безопасности.
Он вез нас не той дорогой, которой из Одессы ходит маршрутка. Рассказывал про поселки, через которые мы проносились. В одном месте началась отвратительная дорога. Он сказал, это потому, что здесь дача бывшего мэра Одессы. Этих мэров там два, они периодически меняются на посту и терпеть друг друга не могут. Так вот, когда делали все остальные дороги, эту действующий мэр почему-то оставил нетронутой.
В каком-то населенном пункте он остановился у магазина и вышел за сигаретами. Я вдруг ощутила, как мне нравится вся эта ситуация – я сижу в машине молодого человека, который мне все больше симпатичен, и жду, когда он купит сигареты. Я ощущала свою причастность к нему, к его жизни, и могла бы сидеть так очень долго. Он вернулся через несколько минут.
В Одессе это ощущение причастности еще раз ко мне вернулось. Андрей должен был сдать квартиру – семейный бизнес у них такой. Там было срочно – и мы сначала поехали по его делам. Благо – город небольшой, расстояния преодолеваются быстро. В одном месте к нам в машину подсела женщина лет пятидесяти, им нужно было заехать в обменный пункт. Пока Андрей был там, эта дама обратилась ко мне – «А мы, оказывается, с вами соседи. У нас в Затоке тоже дача». Я подумала – наверное, она решила, что я подруга или жена, а Танька – например, сестра. Эта одесситка говорила с нами на равных, как с местными. И как с родственницами того, с кем она ведет дела. Чертовски приятно.
Потом Андрей отвез нас на Морвокзал. Мы решили в этот день покататься на катерочке. Обменялись телефонными номерами, и он поехал куда-то по работе. Кстати, он адвокат, но подрабатывает кем-то в порту.
Когда мы выходили с катера после прогулки, телефон зазвонил. Он спросил:
- Ну, как вы? Прокатились?
- Да, все хорошо. А ты что, уже освободился? – у нас по плану была еще покупка юбки для Таньки.
- Нет. Я позвоню.
А зачем, спрашивается, звонил сейчас? Но я не в претензии, мне приятно, что он беспокоится и хочет просто спросить, как дела.
Через пару часов, когда мы с Танькой пили кофе в баре на Пушкинской, он позвонил еще раз. Спросил, куда подъехать. Я ответила – к магазину ЦУМ, он был от нас там в двух шагах. Он сказал, что через десять минут ждет нас напротив церкви.
Он ждал уже через пять. Черт его знает, как умудрился так быстро. Мы сели в машину. На нем были все те же очки-капли, но майка другая – черная.
Я напомнила о своей просьбе – показать старую Одессу. Он без особого энтузиазма завел мотор.
Первый островок истории мы нашли где-то рядом с Дерибасовской. Это был дворик и одновременно общий коммунальный коридор, из тех, которые называют дворами-колодцами. Прямо на стене мелом: «Не сорить – уборщицы нет!» Когда мы зашли внутрь и задрали головы, разглядывая небывалое сооружение – с трудом верилось, что здесь живут люди – одна из дверей приоткрылась. Боком вышла женщина лет тридцати пяти с огромным тазом белья. Недружелюбно глянула на нас и пошла куда-то вглубь двора. Мы поспешили ретироваться.
В машине Андрей рассказывал нам, что именно в этом дворике, в комнате одного из верхних этажей, жила когда-то знаменитая на всю Одессу воровка. Правда, он не знал ни как ее звали, ни чем знаменита. Обидно.
Второй дворик был где-то подальше от центра. Широкий и зеленый, но все равно какой-то сумеречный и покрытый пленкой времени. Слева – закрытая на хиленький замок решетка – вход в катакомбы. В центре под деревом стояли несколько тетушек совсем не преклонного возраста. Они с интересом покосились на нас, и одна даже спросила:
- Девочки, шо вы тут ищете?
Мы потерянно молчали, но Андрей, оказывается, был за спиной.
- Деньги, мамаша.
«Мамаша» отреагировала в ту же секунду:
- Ой, да ты мне скажи, где они есть, и я пойду первая.
Мы рассмеялись и вернулись к машине.
Обратно ехали дольше. Был какой-то выходной, что ли, день, и одесситы ломанулись к морю. Это вообще удивительно – как мы ездим на выходные куда-нибудь на озеро с палатками, так они едут на море. Час на машине – и вот оно. Выбери только, где будешь жить – в палатке, или снимешь комнатку.
Мы разговаривали. Обо всем на свете. Танька почти все время молчала, а я задавала вопрос за вопросом. Впервые с начала поездки я делала это с удовольствием, не ощущая, что выполняю работу. Он называл нам неблагозвучные украинские слова, и мы хохотали как бешеные. Рассказал историю о том, как бабушка, когда ему было совсем немного лет, попросила: «Внучек, принеси мне напизник». Может, я неправильно пишу, но звучало примерно так. Такое сказать ребенку с неокрепшей психикой – сокрушался Андрей. А бабушке всего лишь нужен был фартук.
Солнце садилось. Пропустим сегодня закат – вроде бы расстроились мы. А потом решили, что закатов будет еще много. Золотистые лучи пронзали нашу машину справа, со стороны моего окна. Я сидела вполоборота к Андрею, и он рассказывал мне про своих однокурсников. В какой-то момент мы встретились глазами и на секунду так замерли. Очки, майка, машина. В этот момент я поняла, что что-то между нами будет.
Кстати, он потрясающе вел этот свой «Дэо». Лавировал на дороге, аккуратно, но стремительно перестраивался, обгонял. Помню его руки, лежащие на руле – в каких-то царапинах и краске – помогал родителям делать ремонт в очередном люксе. Помню, как в одном месте повернул не туда и сам себе сказал словами из какой-то песни: «Привет, Андрей…» У него было еще две «прихватушки»: «Шо там?» и «Ого!» с неповторимой такой интонацией. И голос у него был волшебный – низкий, плавный какой-то, чуть с хрипотцой. В общем, к тому моменту, как мы вернулись домой, я была почти влюблена.
Страничка дневника
Наконец-то все вокруг начинает обретать контуры и реальные очертания. Наконец-то мираж начинает превращаться в реальную жизнь. Мое подсознание начинает верить, что я действительно на море, под Одессой, в отпуске. Бездельничаю и валяю дурака. На это у меня ушла ровно неделя.
Кстати, сегодня ночью мне в первый раз не снилась работа. Так сладко было спать.
На дискотеку, что ли, сходить?
День седьмой
В Затоке. Продолжение
Тем вечером, после Одессы, мы ужасно устали. Ноги просто гудели, как будто проходили черт-те сколько. Танька уснула моментально. Я попыталась, но не смогла. Привыкла уже засыпать в два ночи, на мое родное время это вообще пять утра. Как буду перестраиваться назад – непонятно.
Мне стало скучно. Я выключила у спящей Таньки свет и вышла на веранду. Наши соседи – две пары – пили и смеялись. Я пошла на кухню и села у телевизора. А уже через несколько минут – вся шумная компания ввалилась следом. Захотелось прогуляться.
Я спустилась во двор и нос к носу столкнулась с хозяйкой, Аленой. К ним сегодня приехали откуда-то друзья, и хозяева жарили шашлыки. Алена позвала меня посидеть с ними, но я подумала – вдруг там будет Андрей, а я не знаю, как в этом случае себя вести. Я сказала, что пойду прогуляюсь.
Когда я была уже у ворот, Алена показала на меня своему гостю, мужчине лет сорока пяти – «Нет, ты посмотри, какая красота пропадает!» Я засмеялась и вышла.
Три дороги – направо, налево, и прямо. Первая – куда-то в глубину садов, вторая – в сторону лимана, прямо – на море, но ночью одной туда идти не хотелось. Я медленно пошла вдоль домиков и заборов, увитых виноградом и еще каким-то туземным растением. А минут через пять – повернула обратно. Темень была такая, что даже страшно.
Когда вернулась к нашим воротам, с другой стороны к ним вразвалочку подошел Димка. Мы вместе вошли в калитку. Алена выглянула из домика:
- Я нашла вашего младшего! – сказала я ей.
- Спокойно, никто никого не находил, я пришел сам, - тут же парировал Димка и ушел в кухню. Алена, веселая после бани и шашлыка, подошла ко мне, обняла:
- Скучаешь тут?
- Нет, что вы, мне наоборот тут очень хорошо и спокойно.
- Ну я же вижу – маешься, пойти-то некуда… И Андрюшка мой уже спит… Нет, ну какая все-таки пропадает красота!
Я засмеялась. Из окна кухни высунулась Димкина голова:
- Мама! Не приставай к девушке!
- Дима, помолчи! Мама знает, шо делает!
Я снова рассмеялась и пошла спать.
Страничка дневника
Лиман третий день бурлит так, как будто кто-то варит в гигантской кастрюле рыбный суп. Помешивает ложечкой, подсаливает, пробует на вкус. Бешеные волны от половника с пеной разбиваются о берег. А на пляже – тишина и спокойствие. Легкий ветерок разогнал основную массу ежедневным загорающих, но народу все равно не мало. Море спокойное, однако прохладное. Завтра обязательно окунусь.
Затока. Девятая ночь
В Затоке. Продолжение
На следующий день после поездки мне очень хотелось сказать ему, как он понравился мне за рулем. Все не было случая. Все утро мальчишки ковырялись в своем люксе. Танька проснулась, приготовила мне свои фирменные гренки, пока я кормила чаек. Мы позавтракали и пошли на море. Состояние было какое-то лениво-расслабленное.
На пляже
- Шо, кудой?
- Пошли дальше. Может, потише будет…
- Пахлава медовая, с орешками!
- Егорушка, Егорушка! Иди к Сергею!
- Бабушка, бабушка!
- По телевизору говорят, Карпаты топит.
- Да вы шо?
- Да, сказали, трещина в дамбе.
- Бабушка, бабушка!
- Трещина в дамбе не в Карпатах, а в Молдове!
- Ой, шо вы мне рассказываете? Я только с утра слушала этот телевизор!
- Бабушка, бабушка!
- Ну чего тебе?
- Бабушка, вы взяли мячик?
- Рыба, креветки, мидии, рапаны!
- О! Рапаны пошли.
- Леша, сколько раз я тебе говорила, когда они купаются, не поворачивайся к ним спиной!
- Смотри, смотри, яхта!
- Ага! Белая!
- Девочки, далеко не заплывайте, а то будете кричать «помогите», а почуем не мы, а турки с соседнего берега.
- Рыба, креветки, мидии, рапаны!
- О, рапаны обратно пошли!
- Женщина, подожди, а пиво есть?
- Нет пива, нет, кончилось.
- Подожди, есть пиво-то?
- Да нет пива.
- Как нет пива?
- Да для тебя тем более нет!
- Егорушка, Егорушка! Пойди сюда, у нас есть свои игрушки!
- Кто взял крутое яйцо? Тут было крутое яйцо, кто взял?
- Сладкая вата! А она шо, больше тебе не звонит? Ой, и слава богу! Я уже не знал, как ей сказать! Сладкая вата!
- Где вы были? Мы чекаем вже годыну!
- Да заблукали, ходили на базар.
- Ну чудово!
- Никита! Никита, позови брата! Вы будете крутое яйцо?
- Кукуруза! Сладкая молочная кукуруза!
- Почем?
- 4 гривны.
- Егорушка, Егорушка! Не бей его так, вот твой совочек!
- Купаться, что ли? Пошли.
Затока. Море
В Затоке. Продолжение
А вечером – парни пропали. Они часто так делали. То есть, не знаю, уместно ли здесь вообще слово «пропали» – просто пошли куда-то по своим делам, не имеющим к нам никакого отношения. Не будем же мы спрашивать у родителей, куда они делись.
Тогда мы с Танькой пошли в магазин. Купить что-то к вину, что ли, не помню. В магазине к нам привязались три мужичка в возрасте – на следующий день мы встретили их на пляже с женами и внуками. Мужики были в шортах и тапках, и все звали куда-то на шашлык. Мы весело отговаривались, и в конце концов улизнули в темноту.
В нашем дворике парней по-прежнему не было. Танька пожала плечами и пошла разливать вино. А я не выдержала и написала Андрею сообщение «Мальчики, приходите в гости. Мы соскучились». Ответа не последовало.
Мы здорово посидели, поболтали. И, устав от долгого ленивого дня, легли спать.
А в третьем часу ночи на тумбочке завертелся телефон – он был в режиме вибрации. Я, не задумываясь, схватила трубку:
- Да…
- Соскучились? Так мы идем.
- Мы уже спим.
- Мы все равно идем.
Я быстро натянула джинсы и свою любимую белую рубашку. Таньку будить не стала – показалось, что выйду всего на несколько минут – отправлю их спать.
Парни, кажется, опять были выпимши. От чая отказались, конечно, и мы сели с ними на веранде с видом на лиман. Они были в майках и даже не замечали прохладного ветра, а вот меня уже через пару минут беседы стало колотить. Андрей протянул руку и легко придвинул мой стул вместе со мной к себе. Приобнял за плечи. Стало теплее.
О чем мы тогда разговаривали – я сейчас уже не помню. Помню, что снова была ТА музыка – та, которую он уже один раз включал. И еще другая какая-то – была. А потом Димка пошел спать со словами – «Ну вы тут воркуйте без меня». «Да мы же взрослые люди – сейчас целоваться будем», - ответил ему Андрей. Я вспомнила, как в один из первых дней знакомства он жаловался, что его отношения с «клиентками» всегда плохо заканчиваются – они больше не приезжают. И даже рассказал прошлогоднюю историю про девушку откуда-то издалека, которая отдыхала с родителями. Они возвращались с какого-то сейшена, и на лимане стали целоваться. А потом – расположились на широкой приступочке к дому, и стали не только целоваться. А сверху, оказывается, за процессом наблюдали ее родители.
- Ну а мы, конечно, дали эротики, - в одесской манере, но с какой-то невеселой усмешкой добавил он. Девицу родители увезли, а у него было выяснение отношений с мамой. Между прочим, вполне справедливо. Могли бы вверх головы и поднять.
Димка ушел, а мы переместились в кухню. Я поставила чайник, а он попросил простой воды. Я налила в стакан минералки. Он вдруг увидел, что руки до локтей ухайдоканы в белой краске. Я как раз домыла кружку в раковине, он подошел и стал ожесточенно оттирать пятна. Я налила чай, отпила глоточек, поставила его на стол. Сама облокотилась рядом, обхватив себя руками за плечи – мне опять стало холодно.
- Замерзла? Да как так, на улице тепло? – он вытер руки нашим кухонным полотенцем.
- Не знаю. Морозит – не могу. Пойти одеться, что ли?
- Подожди, - он подошел со спины и обнял меня, - Теплее?
- Да.
Мне было так чертовски уютно в его руках. Я ведь знала, что это не больше, чем на несколько вечеров, пока мы здесь, что это все несерьезно. Но именно несерьезность ситуации больше всего и нравилась – я как будто окуналась в другой мир, которого совсем не знаю.
Он почему-то не пытался повернуть меня к себе лицом. Его руки скользили по мне. Я поплыла.
Потом, конечно, начали целоваться. Да как… С упоением, с погружением в сам нехитрый процесс. Господи, как давно я не целовалась.
Все-таки мы оказались лицом к лицу. Он очень серьезно и внимательно посмотрел мне в глаза, а я улыбнулась. Он прикоснулся губами к моей шее, я обвила его руками и тут же ощутила себя в невесомости. Он легко меня приподнял и посадил на стол – я едва успела сдвинуть в сторону чашку с чаем.
В какой-то момент он оторвался от моих губ и медленно произнес:
- Ты такая горячая. Я даже боюсь с тобой спать…
- Почему? – я чмокнула его в ухо.
- Ты меня съешь с потрохами.
- Ну зачем с потрохами? – я совсем не вдумывалась в смысл произносимых слов, просто нужно было что-то отвечать, - Потроха я оставлю…
- На утро? – нет, все-таки одесситы – это что-то особенное.
Не знаю, сколько времени мы провели на той кухне – пятнадцать минут или час. Но знаю, что если бы он взял меня за руку и увел в тот самый пустующий пока люкс – пошла бы не задумываясь. Но он не взял. Спросил только:
- К тебе?
- У меня подруга спит.
- Ко мне?
- У тебя Димка.
- Тогда до завтра.
Когда он ушел, я еще несколько минут стояла и смотрела на лиман – не могла поверить. Но думала, что завтра же все повторится и будет даже еще лучше, поэтому спокойно устроилась в постели. Лежала в темноте и слушала, как один за другим на пол падают ослабевшие от фумигатора в розетке комары. Легкий дробный стук как-то плавно смешался с шумом лимана и утянул в сон.
Страничка дневника
Оно такое огромное. Такое доброе, такое ласковое и такое настоящее. Оно прикасается так, как этого до сих пор не умел ни один мужчина. Оно такое вкусное – соленое и чуть горьковатое. И такое искреннее. Оно умеет говорить – нужно просто уметь слушать и понимать, это совсем не сложно. Оно такое волшебное. Ему можно нашептать свои желания, и когда-нибудь они сбудутся, обязательно. Светлое такое, прозрачное. А еще – постоянное. Оно никогда не обидит. Можно прийти к нему ночью, без предварительного звонка, и оно выслушает и утешит, размеренно накатывая волну за волной на босые ноги. И еще оно – сине-зеленое, с переливами, хотя называется почему-то Черным. Но самое главное – терпеливое. Можно оставить его на год, два или десять, а потом неожиданно вернуться, и оно призывно распахнет свои пенные объятья.
Море.
Затока. Ночь
В Затоке. Следующий день
Мне казалось, что на следующее утро он обязательно поднимется ко мне на второй этаж. Может, скажет свое замечательное «привэт», а может, даже поцелует осторожно. Обнимет. Мне так этого хотелось.
Я проснулась рано и сразу одела купальник. Вышла к лиману. Вода была спокойная и почти прозрачная. Рядом с камнями узенькой полоской мелькнул местный ужик. Как-то недавно Димка поймал его в лимане и принес нам посмотреть. На беду этого самого ужика рядом в тот момент оказалась хозяйская кошка, Юлька (в честь премьер-министра Украины Тимошенко – рыжая и хитрющая). Эта Юлька покоцала бедное животное, змей свернулся в калачик и сделал вид, что помер. Андрей, который был рядом, тогда сказал со вздохом: «Что же мы – мешаем природе…», подцепил ужика своим тапком и выбросил обратно в лиман. Видимо, змей выжил.
Я медленно входила в воду. Сначала по колено и совсем не холодно. Но вот она достает уже до бедер, и утренняя прохлада отзывается в каждой моей клеточке. Захожу по пояс и умываюсь. Это такое чудо – умыть лицо, стоя в огромном заливе. А потом – бросаю тело вперед и плыву. Быстро согреваюсь и выпрямляюсь. Я проплыла несколько десятков метров, а вода по-прежнему по пояс. Вот такой он – наш лиман.
Андрея я тем утром так и не видела. Так же, как не видела его днем и вечером. Пропал куда-то. Ближе к ночи не выдержала и набрала его номер. Мне ответили длинные гудки. Через полчаса набрала снова – и опять никто не взял трубку.
То же самое – повторилось на следующий день. Я все никак не могла взять в толк – если уехал в Одессу – мог бы позвонить и сказать два слова. Да ладно позвонить – мог бы просто ответить на мой звонок – ведь я пыталась поговорить с ним два вечера подряд. Потом плюнула, решила – сам дурак, раз так себя ведет. А еще через день – мне было ужасно любопытно, что же происходит и куда он делся.
За несколько дней до отъезда я стояла у нашей лестницы наверх и ждала, пока спустится Танька – мы куда-то собирались. Рядом скрипнула дверь душа, и как ни в чем не бывало вышел Андрей. Посмотрел на меня и спросил: «Как дела?» «Нормально», - потрясенно ответила я. И он ушел.
Этим вечером у меня лопнуло терпение. Я снова пыталась позвонить, а когда он опять не взял трубку, написала дурацкое сообщение: «Я ни черта не понимаю. Поговори со мной, пожалуйста». Ответа не дождалась и, конечно, легла спать.
В четвертом часу он позвонил. Спросил, что я там себе не понимаю. Я сказала, что ничего. Тогда он сказал, что все хорошо, это никак не связано со мной, просто он принял такое решение. Какое, спросила я. Мужское, ответил он. В темноте комнаты я в недоумении пожала плечами. Он еще несколько минут пытался мне что-то объяснять, но связь вдруг прервалась. Я, уже совсем отказываясь врубаться во что бы то ни было, снова устроилась в постели.
Еще через несколько минут он постучал в наше окно. Оглушительно громко постучал. Танька беспокойно повернулась на другой бок. Я встала, завернулась в простыню и вышла.
Ветрище был жуткий, кажется, на лимане начинался очередной шторм. Андрей стоял у моей двери в одних белых трусах, обхватив себя за плечи.
- Ты чего?
- Я не договорил.
- Я все равно ничего не понимаю.
Он еще раз повторил мне тот же бред про мужское решение и больше ничего объяснить не смог. Я догадалась, что опять выпивши, иначе бы, наверное, вообще ко мне не подошел, тем более в трусах. Говорить больше было не о чем.
- Ты можешь отвести меня во вторник в аэропорт?
- Нет.
Мы помолчали.
- Ты меня разбудил два раза. Я теперь как должна засыпать?
- А ты не засыпай. Смотри – второе окно слева. Внутри – лестница на второй этаж. Приходи ко мне.
Я смотрела на него во все глаза. То, что он только что сказал, настолько расходилось с этим принятым решением, со всем его поведением, что я просто не нашлась, что ответить. Сказала только:
- Я не приду.
- Я знаю, - ответил он. И ушел спать.
Страничка дневника
Я купила кулон – руну, которая обозначает что-то типа – прошлое – прошлому, а мне – настоящее и будущее. Кажется, я наконец-то готова все начать с чистого листа. Хотела одеть ее в Москве, когда выйду из одесского самолета, но надела здесь, в Затоке, накануне отъезда. Вчера я поняла, насколько сильно соскучилась по своим близким. Насколько неправильно, когда я так далеко.
Завтра в это же время я буду уже между Затокой и Одессой, на дороге в аэропорт. Хочу к семье.
Предпоследний день
Заточная жизнь. Финал
Когда до отъезда оставались сутки, позвонила моя мама. Встревожено сообщила, что только что звонили с моей работы и сказали, что я сегодня должна быть на съемке. Ага, - хмыкнула я.
Однако на работу все-таки позвонила. Спросила, что у них случилось. Как всегда, кто-то что-то перепутал, и я оказалась выдернута из заслуженного отпуска на два дня раньше положенного…
Домой, в работу? Что ж, так тому и быть.
Страничка дневника
Золотая дорожка на поверхности воды. Несколько лодок с умиротворяюще-спокойными рыбаками. Кругами носятся чайки, изредка пикируют и вылавливают в лимане кусочки какой-то еды. Маленькие дети в махровых полотенцах – родители уже не разрешают им купаться, но уходить с берега так не хочется. Рыбаки, которые целый день простояли по пояс в воде на своих двоих, к вечеру начинают сбиваться в стайки и, не выпуская из рук удочек, о чем-то увлеченно беседуют.
Дорожка заходящего солнца стала толще – оно уже совсем приготовилось провалиться в лиман и потеряться где-то по своим делам до следующего утра. Чайки как-то успокоились и теперь флегматично дрейфуют на волнах. В камнях, грудой накиданных на берегу, воткнута стандартная табличка «люкс». Компания парнишек совсем близко от меня неспешно покуривает после купания и с увлечением обсуждает опасности пирсинга – какой дырке может не повезти, если подраться.
Моторка тащит вдоль берега какую-то бандуру, а припозднившиеся рыбаки ругаются ей вслед. Хорошенькая девчонка с длинными белыми волосами поливает из крохотного пластмассового ведерка свои ножки. Нет, что-то не получилось, все-таки решила сполоснуть их с пирса.
Ребята рядом со мной уже докурили свои сигареты, устроились на сохнущем матрасе и обсуждают, какую майку и джинсы одеть на вечеринку. Последние рыбаки начинают сдвигаться в сторону берега. В солнечной дорожке на воде пролетают одна за другой две чайки. С воплями пролетают. Что случилось – черт их знает.
Солнышко еще ниже, до заката остаются считанные минуты. Я сижу на каменной приступочке у пирса и просто глазею по сторонам. Глазею и слушаю.
Сегодня – мой последний вечер здесь, и я хочу увидеть и услышать все.
Вечер накануне отъезда
Заточная жизнь. Последнее
Я сидела на лимане и кормила чаек остатками печенья. Не везти же его домой… С балкона свесилась Танька:
- Куда кетчуп и аджику?
- Местные?
- Ага.
- Заберем.
Кетчуп с хохляцкой надписью «20 % - безкоштовно» (бесплатно, то бишь) до сих пор стоит у меня в холодильнике.
Печенье в мешочке закончилась, а я все сидела на нагретых за длинный день камнях. Слушала прибой. И ждала… Ждала, что он выйдет и скажет мне что-то важное… Что? Он мне все сказал той ночью.
К нашему берегу медленно приближалась набитая людьми лодка. Причалила. Из нее высыпали худые загорелые подростки – друзья нашего Димки – лодка, кстати, была хозяйская. Вытянули свое плавсредство и разложили на берегу сушиться. Сами, как сайры в банке, плотненько улеглись сверху.
Солнце садилось. Я поднялась с камней и переместилась на каменную приступку у домика. На ней были небрежно брошены два полотенца, темные очки и пачка сигарет. Значит, пока я сидела лицом к закату, Андрей на лиман все-таки выходил.
Я поднялась к нам в комнату и взяла свой синий блокнот и свои темные очки. Спустилась обратно. Братья вместе с пацанами сидели на той самой лодке. Я надела очки, раскрыла блокнот и стала быстро-быстро писать – все, что приходило в голову.
Андрей встал, подошел. Я не подняла головы. Он вытянул из пачки последнюю сигарету, щелкнул зажигалкой. Спросил:
- Что пишешь? Статью?
- Нет, я работаю в другой области.
- Тогда что? Рассказ?
- Ну, типа того.
Если бы он знал, как в тот момент был недалек от истины.
- Как отсюда доехать до аэропорта?
- На маршрутке. Выйдете на повороте на аэропорт – скажите водителю – они все знают. А там – километр пешком, не больше.
- Километр – с баулами?
- Или на попутке. Поднимешь руку – и тебя подберет первый же нормальный мужчина.
- На каком повороте?
- Дай, - он забрал у меня ручку и блокнот. На чистом листе нарисовал схему – что повернуть надо за знаменитым рынком Седьмой километр – а там вообще рукой подать.
Спустилась Танька – услышала сверху, что он включил этого чертова БумБокса с обоями и посудой. Попросила скинуть ей. Они вдвоем стали ковыряться в телефоне, ничего не вышло, подошел Димка и быстренько все настроил. Танька ушла.
Я снова склонилась к блокноту и тут поняла, что моя ручка осталась у него. Только подняла глаза – а он уже протягивал ее мне. Без колпачка. Колпачок подал уже следующим движением, как будто хотел задержать мгновение.
Из их разговоров я поняла, что сегодня намечается какая-то грандиозная вечеринка. Значит, вечером его не будет. Тем лучше. Наверное…
Когда стемнело, мы с Танькой пошли прогуляться. Решили, что сделаем то, что нам захочется. В итоге – купили шаурму. Ну, бывает… В холодильнике у нас было две бутылки пива.
Когда возвращались обратно, с той стороны, где кипела ночная жизнь Затоки, навстречу нам попался Андрей.
- Что, уже нагулялись? – спросил он.
- Ага, - ответила я. Это был наш последний разговор.
Страничка дневника
Все последнее видится всегда в каком-то приглушенном, нежном, корректирующем даже свете. Все последнее видится в таинственной дымке, в тумане перемен – ведь даже не знаешь, что здесь будет в следующее мгновение, когда ты оставишь это место.
Последнее утро. Свежее, чистое, размеренное. Через десять часов самолет. А пока лиман все еще плещется, намывая на берегу груды водорослей. Теплый, наверное. Искупаться бы – все-таки последний раз, но не хочется. Не буду. Хорошо бы это вошло в привычку – даже когда речь идет о последнем разе – выбирать.
Последнее утро
Перед самолетом
Мы только что в последний раз занырнули в лиман. Теперь Танька сворачивает мокрющий купальник, а я прикидываю, выбросить или нет майку, в которой я окунулась. Она старенькая и порядком надоела. Не выжимая, я бросила ее в мусорное ведро на кухне.
Мы утрамбовали сумки и расставили по местам в комнате все то, что переместилось за время нашего пребывания. Последним взглядом окинули помещение, которое на целых две недели заменило нам дом. Выволокли сумки на улицу, и я повернула в двери ключ на два оборота.
У ворот попрощались с хозяйкой Аленой. Из дома вышел Димка и легко подхватил оба наших тяжеленных баула. Пока шли до трассы – смеялись:
- Димка, может, ты с нами до аэропорта поедешь?
- А может, сразу до дома?
Когда прощались, я первая обняла его и чмокнула в щеку. По его взгляду почувствовала, что Димка все знает, и что понимает в этой ситуации гораздо больше своего старшего брата. Будь он на месте Андрея, все бы у нас, наверное, получилось. Я подождала, пока он обнимет Таньку, и сказала:
- А брату своему передай, что он – лошара. Ладно?
Димка ничего не ответил, сделал нам ручкой и пошел в сторону дома.
Самолет
Мы сели не на ту маршрутку. План, который рисовал Андрей в моем блокноте, не пригодился по определению. Водитель поехал другой дорогой и привез нас к железнодорожному вокзалу в Одессе. Благо, выехали мы заранее и теперь могли не переживать.
Я оставила Таньку стеречь сумки, а сама пошла к стоянке такси. Выбрала взглядом разбитую копейку – у нас оставалось всего сто пятьдесят гривен.
- Сколько? – спросила водителя.
- Сотня.
- Поехали, - я облегченно вздохнула. Честно говоря, ехать там было минут сорок, но мне почему-то казалось, что у меня обязательно не хватит денег. Теперь думаю, я переплатила.
Когда выезжали за город, по радио вдруг заиграла наша песня. Та самая. Песня, которая теперь всегда, наверное, будет у меня ассоциироваться с тем летом и тем местом. Одесса, как будто знала, проводила нас именно этой песней.
Аэропорт там вообще ни на что не похожий. Обычно бывает – зал вылета и зал прилета. А тут – одна-единственная дверь. И все надписи, конечно, на хохляцком. Поди-разберись.
Тем вечером улетали всего два самолета. Один наш, на Москву, а второй – в какой-то неблагозвучный турецкий город, забыла. Аэропорт буквально кишел смуглыми поджарыми мужчинами с сумками, которые превышали объем наших по крайней мере в несколько раз. Когда стояли в очереди на регистрацию, прямо за нами получился толстый лоснящийся турок с мешком… кукурузных палочек. Может, у них там кукуруза не растет?
После того, как два хохла с шутками обмотали наши сумки полиэтиленом и скотчем, у нас осталось четырнадцать гривен. Очень хотелось выпить – я почему-то боялась лететь в украинском самолете, но наших денег в дорогущем дьюти-фри не хватило бы даже, наверно, на бутылку минералки.
В конце концов, мы расположились в самолете. Мое место – между Танькой и мужиком в костюме и с кейсом. Двигатели загудели, и в проходе замерла стюардесса – приготовилась демонстрировать технику безопасности. Из динамиков полилась хохляцкая речь:
- Ласково просимо на борт …! Вас привэтствует командир литака…
Танька заволновалась:
- Чего он говорит?
- Говорит – ремень пристегни.
Мы стали набирать высоту, и в иллюминаторе сразу появился уголок моря. Насыщенно-голубого и такого бескрайнего. А потом это море полностью заполнило окошечко и не оставило места уже ни городу, ни низким облачкам. Если бы мы упали в тот момент, это было бы очень красиво. Хотя и неприятно, наверно…
Пока летели, Танька слушала плеер, а я читала ее книжку – «Гарри Поттера» все на том же украинском. «Ты шо, Гарри, бляха-муха, с дуба впав?» - прям вот так, в детской книжке, клянусь. Отвлекает очень здорово.
Над Москвой нам пришлось сделать несколько кругов – все посадочные полосы были заняты. Потом одна освободилась и мы сели. Я больше не боюсь летать с хохлами.
Между этим и вторым, до Челябинска, самолетом, было почти два часа. Я надеялась выскочить хотя бы на несколько минут из пугающе-огромного Домодедова и вдохнуть московский воздух. Но даже нескольких минут – не было. Пока получили багаж, пока снова сдали… Эти перелеты с пересадками, видимо, не дурак планирует.
Челябинск
Первое, что я сделала, когда вернулась домой – записалась на курсы вождения. И первую часть денег заплатила сразу – чтобы не было пути назад. А ведь так долго тянула с этим … Я научусь виртуозно вписываться в повороты, я научусь уверено держать руль. Зачем? А просто так, для себя.
Началась обычная жизнь. Суматошная и привычная. Я рано вставала, уходила на работу и приходила затемно. По вечерам хотелось позвонить ему, но я даже не прикасалась к телефону. Он отказался от меня. Но один звонок… Зачем?
Потом решила, что это нужно мне. Позвоню – для самой себя. Загадала – завтра вечером. Вечер завтра наступил, а я так и не смогла набрать номер. И послезавтра, и послепослезавтра… В конце концов я решила, что позвоню ему, когда выпадет снег.
Как-то утром мне не нужно было рано на работу. К часу или к двум. Я ехала в маршрутке и думала о том, что у него сейчас совсем рано – восемь или девять утра. Неожиданно для себя вышла на остановку раньше нужной и зашла в огромные торговые ряды. Не Седьмой километр, конечно, но все же.
Когда входила внутрь, я еще сама не знала, что мне нужно. Спокойно шла вдоль витрин… Я люблю иногда ходить вот так бесцельно по магазинам – когда нет необходимости в какой-то обязательной покупке, это дает свободу действий.
Остановилась возле витрины с темными очками. Присмотрелась. Одна пара показалась мне очень знакомой. Я попросила померить.
Те, первые очки мне не подошли. Зато подошли похожие – почти такие же, но чуть другой формы. Я их купила. Зачем? А черт его знает, просто для себя.
Может быть, когда-нибудь я ему все-таки позвоню… А может, и нет. Зачем?
А вчера я удалила со своего компьютера ту самую мелодию – про обои и посуду.
август 2008, Одесса-Челябинск
Ксения Черникова