Сегодня слетал в будущие. Одни развалины и запах гари. К ноге прилип обожженный кусок серебристой ткани, где на странном языке, были написаны эти строки.
«…. Дворец! Исправит ли он, горбатого во мне? Горбатого для них, красавца на Земле! Судьбою занесённый в мир теней земных, в которых всё страшно и темно, а здесь от этого всё мерзко. Но жрать то надо! И во дворец горбатого уклада, где всё наоборот, идти придётся, чтоб с голоду не умереть. Стучу в ворота, набат на башнях, суета, а я жду ответа, и стрелы пущенной в меня не замечаю, ей не пробить бронежилета, и шлем защитный им не по зубам, клыкам огромного размера. Я не отступлю, мой АКМ от двух рожках, зеркальной оптикой зайчики пускает, и те на стенах уставившись в меня арбалетною стрелой, меня не знают, что от голода не гостеприимства не прельщу, а просто на части их разорву и кровью их сердца запью. Предстану перед ними встав на одно колено, с гранатомётом на плече, и со склонённой головою к прицелу.
Ба-ба-бах! И нет ворот, в щепу доска из инопланетной древесины, слабее это древо, нашей, трепетной осины.
А вот один из них, быкует, копытом бьёт, с копьём дуркует…. Дурак! Так получай три пули в лоб, ты не дурак, а без головы мудак, и кровь твоя черна, подобна небу в свете от костра. А я костёр и есть, и возгорится пламя над дворцом….
Проснись душа, я человек, и эти за стеной мне не во вред! Но щёку подставлять не … не надо, с подобьем божьим я погибну, и в песнях их буду я распят как враг всему живому, в желудках их огромным исчезну и превращусь в дерьмо.
И где ты сука бог, представь решенье мне, чтоб не умереть и не убить, и гордость свою не погубить! Да нет тебя! А если есть, ответа не дождаться мне, и впору мне гореть в аду! Вперёд! И нет не йоты жалости во мне, убить и постараться не быть убитым….
Рассвет как на Земле, и нет прощенья там, а здесь нет бога, есть только мщенье, за пущенную в меня стрелу….
Как волосаты и грязны их трупы, кровь стекает по клыкам, глаза пустые сморят в небо, и жрать здесь нету ничего, есть лишь только сено. Убил с десяток с пучком травы во рту и на тридцатом понял, они жрут лишь одну траву.
Я улыбаюсь, что скоро стану сыт, и перед богом буду чист, вернувшись на свою планету, ведь говядину лишь я убил и не нарушил не одного завета….».