К доброму слову надобно иметь привычку.
Без привычки оно горчит как бы.
Иногда скажешь так…
Не подумавши, не сообразивши…
Что-нибудь доброе…
Кому-нибудь.
И потом мучаешься, а то ли ты сказал? К месту ли?
Не обидел ли ближнего искренностью, наивностью
и прочим своим изыском?
Иду как-то…
В сердце радость воробьем нахохлилась, так хочется…
Ну хочется жизнерадостно чихнуть
от предчувствия скорого осеннего хронического насморка.
Хотя еще солнце, еще ничего, тепло вроде.
А уже пожухло, облетело…
И улетело, покружась…
Даже пернатые, словом, смылись за границу…
Даже они!
А я ничего, не унываю, иду.
Инстинкт перелетный у меня ослаблен
в виду индустриализации спальных районов.
Даже в форточку дыхнуть – угарно.
Напрочь угораю от нашего агрегатного завода,
да и от других так же, с таким же успехом.
В общем, закопченность клапанов дает о себе знать.
Но нисколько не унываю, иду.
По аллее, по тротуарчику, по колдобинам разным порхаю.
Новостройка какая-то завершилась.
Будь она хороша во веки веков.
Пешеходные тропинки не везде еще.
Поэтому спотыкаюсь.
А тут они, мужики-то…
Тоже хороши!
Копают, вернее, закапывают саженцы елочек.
Глубинно орудуют лопатами, солидно и наверняка.
Мужское дело, да!
Наконец-то, думаю, женщины займутся прямыми обязанностями.
Кастрюлями, пеленками…
Если их не выберут опять же в Госдуму.
Хотя там тоже, наверное, их профиль.
По крайней мере, близко, очень близко.
Так мне…
Томительно, конечно, было,
а тут еще лучше стало прямо.
- Спасибо, - говорю, - мужики!
За работу незаметную, кропотливую, благородную.
Не пропадет, стало быть, во глубине задаром ваш труд…
Ну, прямо голос осекся у меня,
чувства одни наружу.
Морда чуть, значит, не плачет.
От умиления.
- Что тебе надо? – встревожился один флорист-озеленитель.
- Хотел вам сказать…
- Добавить еще что-то хочешь? – дерзит другой
с лопатой наперевес. – Прокурор, мобыть, разрази тебя гром?
- Нет, прохожий…
- Так и проходи, пока голова цела.
- Вы меня не так поняли… Я от чистого сердца:
«Спасибо, братцы, что вы есть на свете…
Что просто видеть, как вы дружно копаете,
трогательно. До слез. Так дружно, рядками…»
- Геш, он над нами издевается, стерва, - говорит первый тому,
что поближе стоит ко мне. – Заедь ему
лопастью по кумполу,
чтобы у него шестеренки заработали.
Нет, Митроха! – отвечает эколог, который Геша. –
У меня контракт завтра кончается.
Я, чо ли, сам себе фраер поганый!?
- Куда ж вам отсюда? – продолжаю, слегка насторожившись.
– Контракт продлить можно всяко-разно.
Это же так благородно, чинно.
На свежем воздухе.
Озеленять окружающее,
очищать атмосферу насаждениями.
Эх, я бы и сам так мог.
- Ты у нас еще и не такое смог бы, -
поддержал дискуссию о благоустройстве города милиционер,
на которого я раньше не обратил внимания. –
Попади только к нам…
И пошел я, действительно, дальше,
и солнце светило мне вслед.
Правда, тускло,
совсем практически по-зимнему, висело,
как чудом уцелевшее яблоко
на ветке серой, тяжелой, снеговой тучи.
И долго потом сам себя изводил догадкой,
а тех ли я благодарил за усердие?