Розовый снег, фиолетовый дождь. 11. мать

Лариса Ритта
 - С кем вы живёте? – внезапно спросила я.
 - С близким человеком, - подумав, ответил он.
С подружкой, уточнила я про себя. Хотя нет, не похоже, чтоб с подружкой. Явно женской руки не хватает. И дело вовсе не в плафоне. Нет характерных мелочей, говорящих о присутствии молодой женщины – всяких шпилечек, заколочек, платочков, мелкой косметики, конфеток, которые современные подружки рассеивают вокруг себя в местах обитания.
 Я незаметно огляделась: простая посуда, отсутствие бытовой техники. Простой крашеный пол, старинные часы и неожиданная в кухне полка с книгами. Я сощурилась и профессионально быстро просканировала корешки: Рерих, Индра Деви, Мандельштам, Блок, Булгаков, «Роза мира», ещё Блок, раритетный, с буквой «ъ», Библия, даже две – старинная и новая и опять Рерих. Круг замкнулся. Нет, не похоже, что с подружкой. Значит, с другом. Что ж, теперь всего можно ожидать. В особенности от творческой интеллигенции. Впрочем, это не моё дело.  Юльки здесь нет. Это главное.
 - А что случилось с вашей дочерью? – Стинг вдруг сел, оказавшись со мной совсем рядом. И как бы стал понятнее мне, проще.
 - Она убежала из дома и пропала, - горестно сказала я.
 - Я могу вам помочь? Она давно пропала?
 - С двух часов дня.
  Сейчас он засмеётся. Наверное, это смешно – устраивать панику из-за нескольких часов. Но ведь все розыски начинаются словами: «ушёл и не вернулся».
 Стинг не засмеялся.
 - Хорошо, - сказал он. – Хотя это не в моих правилах, я никогда об этом не рассказываю, но вы – мать… хорошо, - он помолчал. – Здесь ничего особенного. Просто впечатление: вошла незнакомая девочка, в белом. Была так непохожа на всех. Была такой возвышенной, сидела прямо. Понимаете, там такая публика, тинейджеры, у них своя культура, они так не сидят, они разваливаются, горбятся, шмыгают носами… Такой кич… Она была другая. Словно окружённая туманом. Блондинка, в ореоле тумана, восторженные глаза, вся в ожидании, вся в предчувствии… Я спросил, кто это. Там же все друг друга знают… Мне сказали: Юлиана. Вот и всё. Я написал слова, музыку. Получилась композиция…
 Он смотрел мимо меня и, хотя сидел рядом, его отделило от меня, от этой кухни, воспоминание о вдохновении, и он снова оказался далёк, а в глазах его словно шёл снег. Волшебный снег – розовый, голубой, сиреневый… И в этом ирреальном снегу стояла, словно Снегурочка, девочка, о которой он ничего не знал, кроме имени…
 Я молчала. Что тут можно было сказать? Моя Юлька сидела прямо, как струнка, не крючилась, не возила ногами. Была особенной, была возвышенной. Он увидел её такой, какой я мечтала её видеть, но не видела никогда. Значит, не разглядела. А, может, не заслужила. А он – заслужил. И для него она светилась всем своим существом. Что ж, это можно понять. Поэт, музыкант. Отрешён, загадочен. Пока существуют такие Стинги, девочки будут светиться от любви…
- А что у неё случилось? – спросил Стинг, возвращаясь из своего снегопада. – Почему она ушла из дома?
  И я всё рассказала. Неожиданно для себя. Я уже хотела вставать и уходить, но вместо этого разворошила на шее душный шарф и всё выложила. Вот этому незнакомому и непонятному мальчику взяла и выложила всё: как вначале всё было хорошо, как Юлька занималась, а я стряпала, как я её окликнула раз и другой, а она не отозвалась, потому что слушала музыку. Как я влетела к ней, вырубила магнитофон и напомнила, что у неё из-за музыки и так одни сплошные проблемы в школе.
  - А какие проблемы? – заинтересовался Стинг.
  Мне не хотелось вспоминать унизительный разговор в кабинете завуча, и я решила отделаться общими фразами:
 - Юльке попеняли за то, что она слишком много увлекается музыкальными пародиями.
  - Она поёт? – удивился Стинг.
  - Нет, она не поёт. Она изображает. Ей включают фонограммы, и она копирует манеры. Всякие шлягеры. «Розовый снег, фиолетовый дождь», «Бессонница» и тому подобное.
  - Интересно, - задумчиво сказал Стинг. – Способная девочка.
 Я промолчала насчёт способностей. Урок физики был тогда фактически сорван. «Это тебе не по сцене скакать, - сказала ядовито физичка мнущейся у доски Юльке. – Кристина Орбакайте нашлась». Дальше всё разыгрывалось по отработанному долгими незабываемыми школьными годами сценарию: Юлька вспылила и надерзила, учительница вспылила и потребовала, чтобы Юлька покинула класс. Юлька не пошла. «С какой стати я должна уходить из класса? – сказала она якобы. – Я учиться пришла» «Ужас! - рассказывали мне  наперебой девчонки. – Она села за парту, сама вся белая, думали, в обморок упадёт…» Короче, простая история. И вот теперь…
  - Я отняла у вас время, извините, - сказала я вставая и нахлобучивая капюшон.
  - Что вы, - учтиво сказал Стинг и тоже встал. – Так жаль, что у меня рука… Я бы поиграл вам. Мне кажется, вы понимаете музыку.
  - Я закончила музыкальную школу, - глупо сказала я. Глупо это прозвучало здесь, рядом с ним. Он был намного выше меня, и я смотрела на него снизу вверх.
  - Это не то, - мягко возразил он. – Школа – это формальность. В вас есть струна. Это не от школы…
  Наверное, это было смешно, но мне неожиданно стало приятно. Да, смешно и глупо. И неожиданно.В общем, Бог знает что. В общем, давно было пора уходить, а не сидеть и не дожидаться всяких лестных замечаний от двадцатилетних мальчиков, пусть даже трижды Стингов. Да и вовсе не надо было приходить, совершенно незачем, а сейчас надо уйти побыстрее – рукой я всё время держалась за ручку входной двери, и когда она вдруг дёрнулась и подалась под моей ладонью, я обмерла. Сразу в голове мелькнуло недавнее: притон, наркотики, криминал… Я даже не ожидала, что так испугаюсь. Оказывается, нервы у меня были на последнем пределе…
 А в квартиру между тем входила маленькая пожилая седая дама в тёплом стёганом пальто и с нагруженными сумками.
 - У нас гости? – доброжелательно вопросила она.
 - Бабушка! Давай сумки! – кинулся к ней Стинг, а я, вякнув что-то извинительно-прощальное, вышмыгнула за дверь.