МОИ ИСТОРИИ
Дело было на морском побережье, где расположился палаточный лагерь. В качестве тренера я была приглашена для проведения своих тренингов. Это было первое занятие. Я знала, что буду делать, а потому объявила о начале занятия.
Но не тут то было. Все планы порушила крошечная девочка.
Ее мама хотела внимать мне, а девочка хотела, чтобы мама внимала ей. Она подняла рев, добилась своего и мама начала внимать ей.
Попытка успокоить ребенка и укачать (время дневного сна) была тщетной. Чем больше усилий затрачивалось на успокоение и укачивание, тем яростнее был плач ребенка.
Спокойно я следила за ситуацией. Смятение, суматоха в рядах слушателей, которым теперь уже не до меня. Занятие началось и завершилось одновременно.
В смирении отхожу в сторону. Теперь малышка мне не только слышна, но и видна. И о, чудо! Что же я слышу, что же я вижу? А вижу и слышу я весьма странную картину. Рот девочки издаёт душераздирающие звуки, способные довести до инфаркта особо чувствительные сердца, а глазенки с неподдельным интересом любознательного человека исследуют окружающий мир. В верхней части личика покой созерцателя, в нижней – муки Христа.
Талантливая актриса профессионально следит за зрителем и цепко удерживает все внимание на себе. Она отлично понимает, что зритель не должен видеть то, что для его глаз не запланировано. А потому в тот момент, когда окружающие заглядывают ей в лицо, глазки теряют округлость и из обеих щелочек начинают сыпаться градинки слез.
Но как только мизансцена меняется, глазенки мгновенно округляются, и вновь погружаются в созерцание, предоставляя ротику продолжать свою игру, цепко удерживая настрой зрителей на волне трагедийного жанра. Изумительная картина! Глазки сияют, а ротик плачет.
Увидев такое, я не в состоянии была сдержаться от смеха. А потому, отойдя немного от девочки, я начинаю хохотать, чем мгновенно настраиваю против себя всех присутствующих. Еще бы! Такое горе, а эта бессердечная мадам рыдает от хохота! Кто-то вслух говорит о том, что эта дама (это я) не внушаю ей доверия. Я не слишком огорчаюсь, зная, что все будет, так как нужно и продолжаю сквозь слезы смеха следить за ребенком.
Наконец мне удается, сначала маме, а позже и остальным людям продемонстрировать то, что вызвало во мне приступ смеха. Теперь все собственными глазами видят то, как крошечный человечек ловко манипулирует не только мамой, но и целой толпой взрослых людей.
Мама начинает действовать согласно моим указаниям и вскоре малышке надоедает играть на публику. Очевидно, она заметила, что зритель потерял интерес к спектаклю, который она по-началу так удачно разыграла. Вскоре она начала зевать и, наконец, сладко заснула.
Жаль, что мне сложно продемонстрировать то, как действовала девочка. Но если вы попытаться внимательно рассмотреть лапки комарика или мухи, а в это время начнете громко «плакать», можно почувствовать, что происходило на самом деле. Девочка во время своей истерики разглядывала какого-то жучка на травинке. Она лежала на матрасике, а потому и травинка, и жучок находились как раз на уровне ее глаз. Так как она была повернута лицом к кустам и спиной к окружающим ее людям, ее лицо увидеть было сложно. Для этого надо было обойти кусты, что я и сделала, когда решила на время отступить, предоставив событиям возможность течь своим чередом.
Конечно, после того, что произошло, всем стало понятно, что занятия все же состоялось. Правда ребёнок внес свои коррективы в тематику занятий, но хватило и практики, и теории, и даже экзамен состоялся.
Но когда я пошла на ручей, чтобы вымыть посуду, там произошла еще одна история.
И событие это оказалось не менее драматичным, чем то, которое недавно произошло во время занятий.
Только этот малыш чуточку старше. У этого малыша рычаги психологического воздействия по круче, чем у той, которая недавно устроила нам всем большое шоу! Во-первых, он может уже топать ногами. Девочка пока не умеет даже ходить. Во-вторых, он может уже драться и даже кусаться! В-третьих, он имеет возможность на всю округу кричать: «Ты меня не любишь! Не любишь! Не любишь!», рассчитывая вогнать мать в краску от стыда перед всем честным народом. Девочка не умеет даже говорить.
Последняя карта в игре этого ребёнка уже даже не козырь, а джокер! И хоть он маленький, он уже знает о том. что родители обязаны любить своих детей, и вот теперь он сообщает окружающим, что это далеко не так!
Я подхожу вплотную к мальчику, которого не трогают оправдательные аргументы мамы по поводу ее любви к нему, и, нахмурившись, строго говорю: - «А как можно любить такого страшного от злости и капризного мальчика?! Как можно любить хулигана, который не только дерется, но даже кусается?!» Несколько секунд ребенок, не мигая, смотрит на меня, и издает истошный вопль, где с трудом, но все же можно разобрать: - «Плохая! Плохая! Не любишь меня!» - это он маме. В меня он, топая ногой в ручье, брызгает водой.
Я начинаю очень тихо, чтобы сложно было разобрать, проговаривать набор бессмысленных фраз, типа « зайчик скачет, солнышко плачет….». В попытке понять то, что я ему говорю, он немного стихает, а я громко и внятно произношу: - «Мама не дерется, не кусается, защищает тебя от твоих же глупых поступков, которые приносят вред, прежде всего тебе! И я своими глазами вижу, что твоя мама воспитанный, хороший человек, а ты бандит!». Не дав ему опомниться, забираю посуду и ухожу. За спиной слышу: - «Врешь! Я хороший!». Оглядываюсь и бросаю через плечо: - «Пока не вижу». Сворачиваю на тропу, и кусты скрывают меня от взора мальчика. Приостанавливаюсь, прислушиваюсь. Мама что-то спокойно говорит мальчику, и по отдельным фразам я понимаю, как она говорит ему о том, что тётя правильно отметила его безобразное поведение.
Больше я не слышу ни рева, ни угроз. Кажется, между ними начался нормальный диалог.
Правда я так и не узнала, удалось ли малышу добиться своей цели, или он все же уступил матери.
Обратите внимание, какими средствами добиваются дети своей цели. И ведь их средства срабатывают! Один ребенок создает у взрослых иллюзию того, что ему плохо. Другой уже знает, что родители больше всего боятся обвинения в том, что не любят своих детей. У малыша даже не возникает мысли о том, что он эту самую любовь должен заслужить. Другими словами, дети говорят взрослым, если вы нас позвали в свой мир – значит, вы обязаны нас любить, а если любите, должны быть готовы к выполнению любой нашей прихоти. Но вы этого не делаете, значит, нас вы не любите, за это вам должно быть стыдно. Откуда в детях такое представление? Не потому ли, что взрослые также часто говорят, если любишь, сделай для меня так. А если не делаешь, так как хочу я, значит, не любишь. Так самое священное чувство превращается в средство достижения сугубо собственных целей.
С самых малых лет человек привыкает к тому, что его любят не за то, что он есть и за кем интересно наблюдать, или с кем интересно участвовать в жизненной игре. А за то, насколько успешно он сумеет решить проблемы того, кто его «любит», и где он сам должен как можно меньше обременять того, кому обязан своей жизнью.
Вольно или невольно, но дети прекрасно чувствуют, что взрослые их пытаются втянуть в какую-то аферу. Ведь мир взрослых очень сложный, соткан из каких-то странных условностей. И сколько бы взрослые не говорили о любви, радости и счастье, дети не могут не заметить, что в мире взрослых пока только трудности да обязанности.
А ведь, если вдуматься, все малыши, будь то человеческие или домашних животных, хищников, любых существ, являясь на свет, упорно зовут своих взрослых играть и веселиться, радоваться жизни! И никак не могут понять, почему взрослые постоянно ускользают от этой затеи. Взрослые вроде бы обещают и радость, и счастье, но…. Как несчастный может научить радоваться жизни и быть счастливым? Ведь неграмотный человек не может научить другого человека грамоте. Дети могут научить взрослого человека радоваться, но, увы, взрослому человеку не до этого. Мало того, когда взрослые начинают обучать детей, как им стать ловкими, сильными, умелыми, а значит счастливыми, то делают это настолько серьезно, что детям, чаще всего, уже не до радости.
Однажды я стала невольным свидетелем урока танцев для малышей. Я была в шоке. На уроке не хватало только хлопков хлыста.
Возможно, я не права, а возможно я плохой педагог.
Только, что касается моих уроков, на них мы столько смеемся, что одна из моих взрослых учениц однажды заметила, что ей в течение года порой не удается столько смеяться и радоваться, сколько это происходит на наших репетициях, тренировках и занятиях. Конечно, бывает, что я проявляю особую строгость, а порой даже и жесткость. Но это бывает очень редко и только в особых, экстремальных ситуациях, если необходимо или испытать моего ученика, или вывести его из какого-то нежелательного состояния. Как только положение выравнивается, мы сообща разбираем причины того, что произошло, а потом вновь все от души смеемся.
Я абсолютно не понимаю педагогов, которые постоянно унижают своих учеников или режиссеров, которые проводят репетиции в ключе грубого хамства. Конечно, если актер обязан быть звездой, а ученик гением, драконовских методов не избежать. Но если актер или ученик занят любимым делом, даже под руководством своего педагога или режиссера, наслаждаясь постоянным проявлением в себе таланта и новизной творческих открытий, его не приходится ни подгонять, ни призывать к совести. Он будет работать над собой и без понукания, и он невольно окажется и звездой, и народным любимцем, и гением. Достаточно того, что такой человек сам, как правило, устанавливает себе планку уровня достижений, критерий своих возможностей и путь к достижению цели. А если даже так и не случается, я не могу сказать, что не дала им такого шанса.
Самое святое слово у нас, у людей, «любовь»! Но именно это чувство, увы, превратилось в самое мощное средство манипуляции и самое мощное средство для достижения… сугубо собственных целей.
И все, словно сговорились в общем мнении, что любовь обязательно необходимо доказывать. Но если я люблю пение птиц, разве эту любовь я должна кому-то доказывать (тем же птицам к примеру). Но именно любовь толкает меня невольно подсыпать птицам больше крошек, подобрать и выходить кошку, собаку, если оказалась раненой или потерялась.
Меня не надо к этим поступкам ни призывать, ни обязывать. Их свершение естественно, как желание попить воды в момент жажды. Но и цель, чтобы нас любили, не менее, странная. Я думаю, что доказывают любовь лишь те, кто не умеет любить и или просто не любят, но кому очень важно чего-нибудь добиться у того, кому они клянутся в своей любви.
Детки, хоть и малые существа, быстро сообразили, какими средствами можно добиваться своих целей и применяют их вполне успешно.
И если продолжить разговор о детях, я хочу предложить еще один пример того, какими средствами они добиваются своих целей в последние годы.
То, что раньше этого не было, факт, который доподлинно известен каждому, кому чуть больше сорока лет.
Меня позвали поработать в школе. Я не отказалась от удовольствия расширить диапазон собственного опыта. И я его получила по полной программе.
Обласканная любовью своих актеров, учеников и зрителей, я была вынуждена познать отношения другого плана.
Так однажды дети требовали от меня хороших оценок за уроки, которые прогуляли. Я в свою очередь сказала им, что поставлю то, что каждый заслужил и им вряд ли удастся оказать на меня давление.
Тогда ребята дерзко заявили, что если я не выполню их требования, они всем классом напишут заявление в администрацию города, позовут адвоката, покажут свои синяки и ссадины и меня посадят в тюрьму за рукоприкладство и насилие над ними, то бишь, детьми.
Я с удивлением спросила их, откуда же у них синяки, если я и пальцем никого не тронула? Класс, за исключением нескольких ребят, закатился в истерическом и нездоровом хохоте. По их победоносному настрою было видно, что они знают, что делают, и то, что они делают – беспроигрышный вариант давно отработанной тактики изощренной формы шантажа.
Один из них, явно лидер, подошел вплотную ко мне и, задрав рукав футболки, показал синие пятна на своих цыплячьих бицепсах. Потом, оголив спину, где было пару небольших ссадин и, сделав из жевательной резинки губами большой шар, проговорил: «А вот теперь попробуйте доказать кому-нибудь, что это дело не ваших рук?»
Безусловно, для мальчишек, с их постоянными потасовками и брейками, фристайлом и роликами, синяки и ссадины. скорее всего, норма, чем отклонение. Поэтому представить их тела без всего этого набора, абсолютно здоровыми, честно говоря, сложно. А это означает, что улики у них всегда при себе: и на лице, и на других частях тела. При таком раскладе выявить истинную причину их боевых ран нелегко, как и доказать, что это дело не твоих рук.
Надо было принимать какое-то решение. И я его приняла.
Посмотрев прямо в глаза пареньку, я спокойно и громко сказала: «Сейчас я тебя вот этими самыми руками (а они у меня, надо признаться, очень миниатюрные), разукрашу так, что ни одна душа не поверит ни тебе, ни им (показала я на класс), что ты изувечен пенсионеркой, которая в жизни не занималась ни самбо, ни прайдом, ни даже спортивной гимнастикой в школьном кружке. Но и ни одна душа, исключая, конечно же, всех вас, ни на секунду не усомнится в том, что это сделал один из твоих, сомнительного свойства, наставников. Можешь заранее позвать своего адвоката».
Потом я взяла боковую часть разломанного стула из-за шкафа, положила один его конец на подоконник, другой – на стол и ударила ребром ладони по центру. Половинки того, что было недавно половинкой стула, упали на пол. Даже звука разлома не было слышно.
После паузы абсолютной тишины, грянул гомерический хохот. И по этому смеху мне было абсолютно ясно, что они одобрили и мои слова, и мой поступок, и мою неуязвимость. С последних парт кто-то прокричал: «А руку покажите!». Я показала, что она не только цела и невредима, но и то, что она даже не дрожит. Теперь мне легко было продолжать урок. И как помню, тогда я сказала, что им бы не за руку мою переживать, а за души свои. И вот теперь, уже до самого окончания урока, я говорила им о том, что есть настоящая смелость, сила, и о том, что именно их агрессивность указывает на то, как они пока слабы и трусливы. Вот поэтому и сбиваются в стаи, и поэтому избирают действия из-за угла, а средства их борьбы за ложную независимость, увы, подлые и мерзкие. По этой причине они жмутся к "авторитетам", которые сами с усами лишь тогда, когда в стае, когда подкрадываются из-за спины и когда за пазухой не только камень.
Когда дети спросили меня о том, как это мне удалось так ловко разломать крепкую ножку стула, я ответила им, что моей целью было остановить их безобразное поведение. Так как они не реагировали на человеческое к ним отношение, мне пришлось остановить их тем, чего они бояться больше всего - силой. Поэтому я вынуждена была продемонстрировать им силу. Однако я не стала применять эту силу по отношению к ним. Это не в моих правилах. Мне достаточно и того, что я могу эту силу продемонстрировать. А потом пояснила следующее. По своей природе я человек слабый, но когда я абсолютно права, а ситуация требует остановить злое деяние, во мне рождаются и смелость, и сила, и знание того, как поступить. Сейчас они своими глазами увидели, как это происходит. Мало того, зло на этом уроке действительно отступило, потому что все целы, живы, здоровы, и если пострадал стул, то тот, который отжил свой век.
После этого инцидента, ни у одного из ребят больше не возникало желания издеваться или насмехаться надо мной. И именно с этого урока мы начали общаться как нормальные, уважающие друг друга, люди.
После этого урока, который и для меня стал настоящим уроком, все уроки в проблемных классах первые месяцы я проводила только с диктофоном, о котором на ту пору, не знали ни дети, ни взрослые. О его наличии знали только мои самые близкие друзья, которым я иногда давала прослушать записи.
А на уроках немало было и интересного, и занимательного, и поучительного, и грустного, и смешного.
Детям тогда я – таки поставила объективные оценки. Уже на том занятии мы договорились, что я повторю некоторые темы уроков еще раз, а они дома по ним сделают письменные работы. Что и было сделано.
Вот так.
ТАК-ТАК