1
Второй взвод ехал в учебный центр. Предстояло вождение бэтээров по полигону и стрельбы из штатного оружия бронетехники. Курсанты ликовали – буйствует лето, тёплый ветер треплет волосы и наполняет счастьем. В учебном центре ждут не забеги по полной выкладке, а серьёзная техника, оружие, которое будет подчиняться их рукам! Вдобавок – совсем скоро отпуск!
В другое время Тураев радовался бы вместе со всеми: что грузовик мчится по зелёной улице среди красивых домов, что дружно поют товарищи, что ждёт интересное дело – вождение и боевая стрельба. Но все его мысли были заняты Оксаной. Свадьба лаборантки открылась верным фактом, да и сама Оксана неделю уж как уволилась, но не желающий ускользать из памяти образ её щемил тоской и безнадежностью сердце Тураева. Она предпочла другого!
Почему так всё нелепо вывернулось? Что за несправедливость свершилась с его трепетной юношеской мечтой? Ведь мечта о высокой любви - потаённая, выношенная в томительном одиночестве, уже обрела прекрасные и созвучные сердцу земные очертания, воплотилась в дорогом девичьем облике! Но счастье его, счастье их обоих, вдруг ни с того, ни с сего разбилось вдребезги! Пошло прахом!
Тураев сидел задумчиво, отрешённо, перебирая в памяти и миг успешного знакомства, от которого тогда сладко сосало под ложечкой, и тихую весеннюю аллею, где они наслаждались уединением, и роковое появление Вероники, будто силой оттолкнувшей их друг от друга. И почему Оксана ему не поверила?
Ответы мельтешили разные, но были только догадками и никак не объясняли настоящих причин. Утешало Антона лишь одно – Савинок, ловко колотивший между ними клин, тоже пролетел с лакомым кусочком.
Руководителя занятий Дубелого, что сияющими хромачами тискал свежий песок огневого рубежа, Тураев слушал через слово. Подполковник указывал на два бэтээра, напористо и громко инструктировал - «Место стрелка пулемётной установки занимать по моей команде! Стрелять короткими очередями – по три-пять выстрелов! Жмёте на гашетку как угорелые, а Родина на вас, дармоедов, патронов не напасётся! И ладно бы в цель, а то в белый свет, как в копеечку»!
После отправки оцепления Дубелый поднялся на наблюдательный пункт – высокую, похожую на гриб будку, глазевшую стеклом на три стороны. Управлять подопечными стрелками и оцеплением надлежало оттуда - по рации. В ожидании команды взвод пялился на фанерные имитаторы вражеских бронеобъектов, что стояли за пятьсот метров и очень удачно прятались на фоне леса. Тураев разглядел высокую приметную сосну, которую на всякий случай решил держать за ориентир.
Первым в бэтээр залез Кулеша. Ствол башни опустился, замер и коротко рыкнул. Гулкие раскаты разнеслись по округе, вбивая даже сквозь кожу чувство тревожной, неукротимой мощи. Очередь, другая. Мишени повалились, сержант вылез счастливый: - Это вам не автомат!
- Солидный агрегат! – веско подтвердил Лаврентьев. – Рокочет как гром!
Тураев гашетку ухватил с нетерпением. Вглядываясь в оптический прицел, он взялся искать мишень, но перед глазами лишь стоял зелёный лес. Найти вперёд исполинскую сосну, а уж потом слева от неё засечь «бронеобъект», курсанту показалось проще.
Сосна, отечески возвышавшаяся над линией леса и с исходного рубежа казавшаяся громадной, в прицел тоже никак не хотела попадать. Антон потянулся к рычагу вращения башни - лес поплыл, но знакомого ориентира так и не наблюдалось. Тураев ещё довернул башню, ещё.
Никто во взводе сразу не понял, что произошло, но когда в наступившей тишине пулемёт почти без остановок повернулся назад, все замерли. Дубелый от направленного на него ствола прирос сиделым местом к стулу. Сейчас должна раздаться очередь! Этот Тураев с ума что-ли сошёл?!
Взмокшими руками подполковник схватил микрофон.
- Тураев, слышишь меня!? – испуганным, заискивающим тоном выдавил из себя Дубелый.
- Так точно! Слышу! – доложил курсант.
- Молодец, сынок, - осипшим голосом похвалил офицер и сглотнул слюну – явной контрреволюцией не попахивало.
- Цель видишь, сынок? – Дубелый вкрадчиво выяснял дело дальше.
- Никак нет! – отчитался Тураев, безмерно удивлённый тем, что Дубелый стал похож не на офицера, а на воспитателя детского сада.
- Всё правильно! Цели пока нет, - Дубелый ворковал в микрофон. - Ты только пальцы с гашетки убери. Стрелять пока не надо. Вот мишень найдёшь и прицелишься. А ручку поворота верти! Влево верти, влево. Градусов тридцать добрать надо.
Антон, следуя совету, вертел ручку и не понимал, куда делась панорама стрельбища.
- Вот так, Тураев! Ещё, ещё, - вновь раздался в наушниках необычно мягкий голос подполковника.
Башня бронетранспортёра, медленно описав полукруг, вернулась в исходное состояние – стволом в лес. Тут только Тураев и увидел долгожданную сосну. Едва он стал опускать пулемёт, намереваясь пальнуть, как наушники огласились хорошо знакомыми интонациями Дубелого: «Покинуть БТР»!
- Товарищ подполковник, я ни одного выстрела не сделал!
- Бегом сюда, мерзавец! Какие выстрелы! Поубивать людей хочешь!
Тураев с недоумением вылез из бэтээра. Пробегая под удивлённое молчание товарищей, он понял, что с поворотом башни натворил что-то неладное.
- Курса-а-ант! - наконец-то в полную силу взревел Дубелый, освободившись от угрозы убойной очереди крупного калибра. – Вы на кого учитесь?! На офицера или на гороховое пугало! Ты что, дубина, сектора огня не видишь?! Фронт с тылом путаешь, скотина?
Тураев стоял по стойке «смирно», виновато слушал. «Чуть не натворил беды»! – ёкало у него внутри, а в доказательство этого подполковник изрыгал поток новой махровой брани.
- Вон с глаз моих! – вдоволь наоравшись, Дубелый решил заканчивать со словесным воспитанием. – Рапорт начальнику училища пойдёт!
Антон понуро покинул тесную будку – теперь наказание схлопочет от самого генерала! «Как же я башню в другую сторону развернул?!» - без устали ругал себя курсант и не мог вспомнить почему же он так переборщил с поворотом.
2
Резко попробовал наказание Тураеву смягчить. Командиром двигало не сплошь желание выгородить курсанта, Резко объективно считал проступок неумышленным и не хотел, чтобы в дисциплинарных ведомостях за ротой повисла «палка» – предпосылка к чрезвычайному происшествию.
- Жалко этого крота? – заворчал Дубелый, едва майор заикнулся о помиловании. Тураев своей ошибкой заставил Дубелого испытать чувство страха в такой сильной степени, в какой тот не испытывал ни разу в жизни. Конечно же, уговоры не помогли.
- Какой из него офицер получится?! – вопросил строгий огневик. – Ни хрена вокруг не видит! С такими мудаками и враг не нужен. Своих командиров перестреляет, ещё и солдатам команду даст, чтобы добили.
Аргументы Резко закончились, а разгневанный подполковник всё взмахивал руками, нервно барабанил пальцами по столу: - Я по его милости в ствол заглянул, и ничего хорошего там не нашёл! Майор, ты давно патрон КПВТ видел? Это не автомат! Ещё секунда и разнёс бы твой Тураев НП в клочья!
«Не специально! – передразнил он командира роты. - И получил бы пять лет тюрьмы. Нет уж, лучше он пять суток на гауптвахте отсидит, да призадумается»!
3
Противостояние соперничающих рот закончилось массовой дракой. Началась она из-за пропажи полотенца у «хлопцев» Резко, потом - слово за слово, оскорбление за оскорблением, после тычков и наскоков посыпались крепкие удары.
По всем военным правилам первыми схватились соседствующие, пограничные взвода, где и проскочила запальная искра. Затем приложить руки к «зарвавшимся козлам» поспешили самые отчаянные забияки.
От большого кровопролития личный состав спасла решительность старшины Забиулина. Он, видя нарастающий бой и безуспешность попыток остановить драку, тут же позвонил дежурному по училищу. Появление подполковника с пистолетом в руке образумило будущих офицеров. А когда по паркету грозно протопала вооружённая караульная смена, все поняли какую серьёзную кашу заварили.
Роты строгими окриками развели в стороны, по тревоге послали за офицерами батальона, срочно доложили начальнику училища.
Десять минут потасовки заняли не один час расследования и закончились суровыми выводами. Возможно, наказания были бы помягче – не смертельные синяки и шишки сошли бы с рук многим. Но в драке свершился крайне неприятный факт - падающая двухярусная кровать проломила череп Тугаеву – тому самому, с похожей на Тураева фамилией и сыну генерал-лейтенанта, и вопиющее событие в ульяновском училище теперь виделось с другой высоты.
Землемеров оставаться крайним за столкновение хотел меньше всего. Более того, как только появилась возможность учинить строгий спрос с майора Резко, полковник сделал всё, чтобы служебное дознание обличало именно командира четвёртой роты. Комбат с удовольствием извлёк на свет целую папку подколотых фактов и объяснительных записок. Очень помогли недавние рапорта Стременного про нагнетание майором Резко атмосферы недоброжелательности.
Все бумаги свидетельствовали – офицер Резко при внимательном рассмотрении не такой уж и замечательный – облеплен служебными грехами как ёж иголками. Щербаченко перед принятием решения выслушивал Землемерова – тот говорил о личной непочтительности Резко, о падении дисциплины в четвёртой роте, напоминал о надписи на трубе, о пророческом своём рапорте.
- Воспитание офицеров на таких принципах считаю невозможным, - заявил полковник. - Ходатайствую о переводе от личного состава.
- А лучшая рота?
- Лучших курсантов отобрали. С такими молодцами и торговка семечками бы роту в передовую вывела.
4
Тураев из-за гауптвахты избежал и какого бы то ни было участия в драке и последующих допросов. Но поскольку он всё равно не подхватился бы в первые ряды бесшабашных драчунов, самая главная выгода наказания заключалась в другом: проснувшись третьим днём на жёсткой, негостеприимной полке мрачного подвала, он вдруг ощутил, что имя «Оксана» каким-то чудесным образом перестало «пускать кровь» из его многострадального сердца.
Было, да прошло, как проходило много чего в его молодой жизни. Прошло, отпустило, открыло врата душевному спокойствию и новым мечтам! «Какое счастье вновь наслаждаться жизнью! - подумал Антон. – Без горечи и тоски за утерянное счастье с какой-то Оксаной! И дурацкое затмение на полигоне – только из-за неё»!
Освобождение от «кандалов» образа прекрасной лаборантки столь сильно обрадовало Тураева, что остаток срока он провёл в весьма бодром настроении. «Значит, ещё не любовь»! – утвердился в верной мысли курсант, и готовность сердца идти навстречу настоящей любви безмерно окрылила его.
Глава 34
http://www.proza.ru/2009/11/29/604