Прошло совсем немного времени – две недели, – за время которых потихоньку, но неотвратимо, с Машей происходили перемены.
Маша оказалась ласковым, коммуникабельным существом,оставаться для которой равнодушной просто было невозможно. Я поняла ее бывшего хозяина: никакая нерентабельность ее содержания не заставила бы меня с ней расстаться!
Были у нас и маленькие семейные праздники: мы отпраздновали уже «Праздник первой морщинки» у Маши на голове. Настолько плотно облегала кости Машина обезвоженная кожа, что, когда я делала инъекции, раздавался характерный звук рвущейся бумаги.…
Теперь уже этого звука не было, и Маша приобретала вид, приличествующий настоящему шарпею.
Жизнь потихоньку разматывала свой клубок, все больше нас радуя – я не пожалела ни секунду, что взяла Машу.
Но что было пока неизменно – это по вечерам все так же раздавалось из клетки с Варькой ее душераздирающее «Мяу». Она протестовала против жестокого обращения с животным, непосредственно – с ней!
Кошку я всегда кормила в клетке, положив в сдвоенную (для корма и воды) мисочку, мелко нарезанные мясо или рыбу, и меняла воду.
Маша на Варьку не обращала никакого внимания. Зато Варька каждый раз, когда Маша оказывалась в пределах досягаемости, молниеносно просовывала между прутьями клетки лапу и, как бы, играя, дотрагивалась до Маши.
- Нашла себе мышку! Варька, смотри, доиграешься - откусит она тебе что-нибудь! Будешь на трех лапах скакать.- Увещевала я кошку.
Но Варьке было очень интересно. Настя была для нее пройденным этапом. Контакт с Машей был под запретом, а потому и наиболее желанным.
Я все чаще задумывалась – что предпринять?
Не может Варька жить вечно в клетке, но и до свободы дело еще не дошло!
Надо было на что-то решаться, но решение этого вопроса как-то не приходило мне в голову.
Как только я задумывалась в этом направлении, передо мной грозно вставало предупреждение бывшего хозяина Маши:
- Слопает. Рано или поздно…
И останки бедной, зазевавшейся кошки в углу…
Как бы мне не хотелось реализации этого предупреждения и повторения этой картины у меня в доме!
Занятая этими мыслями, я принялась за вечернюю кормежку животных: поставила миски с кашей перед собаками, открыла Варькину клетку и вдвинула туда мисочку с мясом…
И тут Варька, видимо посчитав, что свой срок уже «отмотала», ринулась к свободе мимо моих рук. Для нее это был прыжок, цена которому во времени была секунда. А для меня она летела из клетки, растянув свое гибкое тело, целую вечность…
Она летела мимо моих, тщетно пытающихся ее схватить, рук, мимо чавкающих собак, из кухни по коридору, в большую комнату, на свой любимый диван, ища там убежища и свободы.
Передо мной, опережая все мои последующие мысли, промелькнула картина, как в сказке про репку: Маша за кошкой, Настя за Машей и я, как замыкающая это шествие…
Но – нет…
Маша только чуть приподняла голову над миской и мирно продолжала уписывать свой ужин, придя, очевидно, к какому-то, только ей известному, выводу. Но я-то этот вывод считала: никуда Варька не денется, а каша - вполне может исчезнуть в Настиной пасти.
Я бросилась за Варькой.
Но в большой комнате на диване ее не было.…
В маленькой комнате я Варьку тоже не нашла.
Вернувшись в кухню, я остолбенела. Ожидала чего угодно, да, собственно, я ничего и не ожидала, но то, что я увидела, повергло меня в шок…
Настя спокойно ела из своей миски – она была во всем основательна…а рядом с Машей, из Машиной миски, чуть присев, тактично, около самого краешка, деликатно слизывала крошки каши моя… Варька!
Первым желанием было закричать:
- Маша, фу!
Но я вовремя спохватилась.
А, собственно, что «фу»-то?..
Собака ест кашу… признаков агрессии – ноль.…
Ну, почему «фу»?..
Вечером телевизор на моем диване мы смотрели уже все вместе: я – спокойная за жизнь Варьки, Настя с Машей и, расположившись между ними и согревая их своим пушистым и теплым мехом – сама Варька.
Когда прошло время, я при встрече с бывшим хозяином
Маши, рассказала ему о нашем совместном проживании. Он спросил, как же мне удалось примирить Машу с кошкой. Я ответила:
- Легко! Я кормила Машу сама, а не посылала ее на вольную охоту и в меню у нее не было магнитофонных пленок.