Розовый снег, фиолетовый дождь. 4. мать

Лариса Ритта
 И вдруг позвонила Ритка. Выдернула меня из опасного предынсультного состояния на Юлькином диване.
- Ты как там? – бодро спросило она. – У меня клиент не явился. Антракт. Как ты? Бельё стираешь?
 - Рита, - безжизненно сказала я, - я нашла у Юльки…
  - Наркотики под подушкой, - закончила Ритка.
Я вздрогнула, потому что имела аналогичный ход мыслей. Только Ритка шутила, а я нет.
 - Рита, не смейся, ты только послушай…
Я сгребла телефон, чуть не упала, запутавшись в шнурах, пристроила трубку к динамику магнитофона и нажала кнопку «Рlay». В какой раз сегодня я уже слышала эту гитару и эту серенаду. Но сейчас всё было по-другому: я слушала вместе с Риткой и сама была как бы немного Риткой, пропускала слова и
мелодию через призму её свежих впечатлений. Интересно, что она скажет, она обязательно оценит, всё-таки одну музыкальную школу в один год закончили…
 - Неплохая вещь, - сказала Ритка, когда я приникла к трубке. – Хороший мальчик. Кто такой?
Я быстро рассказала: где нашла, как слушала и что пережила.
 - А почему ты считаешь, что речь идёт о Юльке? – неожиданно удивилась Ритка.
 - Если у девочки по имени Юлиана находишь песню с таким именем, что ещё можно считать? Она в школе, между прочим, среди всех Юлек одна-единственная Юлиана. Сама директриса говорила.
 - Совпадение, - отвергла мои выводы Ритка. – Мало ли о ком песен… Уж женские-то имена все перебрали. Короче, ничего особенного. Понравилась песня, переписала, ну и что? Я в её возрасте собирала досье на всех Маргарит, начиная с Наваррской и кончая Тереховой.
 - А девушка в белом? Ты же знаешь, это её цвет. И я ей белое всегда покупаю. Нет, всё сходится… Дитя тумана, это же о ней, это очень точно!
- Ну, ладно, - сдалась Ритка, - но ты-то почему паникуешь? Твоей дочери посвятили песню. Гордиться должна, мамочка!
- Да ты что, не понимаешь? – закричала я, как ужаленная. – Кто посвятил, кто? КТО? Богемный мужик! Непризнанный талант! Ты понимаешь, что за этим может стоять?
- Нет, - созналась Ритка. – А что такого особенного за этим может стоять?
- Да ты что, вообще?! – совсем по-Юлькиному заорала я. – Как это что может стоять? Да ты что? Ты слова-то слышала? Ты вслушайся, ты послушай!...
   Я орала, беспомощно тыкала в кнопки, дёргала кассету вправо-влево, потом плюнула, схватила листки, забегала глазами по строчкам. Где это было?... Где-то было… И впрямь ничего особенного…
Нет, вот! Вот…
 - Слушай! - вскрикнула я торжествующе. – Вот! Стою на распутьи, окутан плющом дурмана, о, Юлиана, ты зябнешь плечом под белым плащом тумана… Поняла?
 - Да. Жуть. – коротко оценила Ритка и заговорила бархатным тоном. – Лиля, вот что, я тебя понимаю. Конечно, мы это всё обсудим. Когда придёшь. А сейчас успокойся. Я тебя уверяю, что ничего страшного нет. Я чувствую. Ты мне веришь?
 - Верю, - остывая сказала я.
 - Очень хорошо. Сейчас переключись на что-нибудь, проведи сеанс саморегуляции. Помнишь, как делать? Успокойся, подумай о приятном, вспомни юность. Уберись, делай всё с любовью, с чувством. Посмотрись в зеркало, полюби себя, почитай настрои. Потом можно погулять, поговорить с природой. Всё. Жду к семи. Чао.
  Ритка – магиня. А магинь нужно слушаться. Я максимально собралась, с любовью закончила стирку. Тщательно собрала валяющуюся одежду и с большим чувством развесила её в шкафу. Потом взяла щётку в руки, подошла к зеркалу, с любовью взглянула. На меня смотрела из рамы неприбранная баба с совершенно безумными глазами и истерзанным выражением лица. Морды лица, как любит говорить моя приятельница Рая Остензайт. Из этого чучела нужно будет делать сейчас что-то путное. В частности, женщину. Я расчесала волосы. Встряхнула головой. Осанка. Поднять плечи. Опустить. Отвести назад. Опустить. Вверх, назад, вниз. Так делается «балетная» спина. Живот втянуть. Десять приседаний – живот втянут. Я сбросила халат – стало жарко. Теперь морда лица. Убрать, стереть с него страдальческое выражение. Это делается краями мокрых ладоней – сильно, ещё сильнее, раздавить эту складку между бровями… Надеть улыбку...
Я умылась ледяной водой, ещё раз причесалась, теперь можно ещё раз посмотреться. Ну, вот… Страдальческое, измученная мина исчезло, причёска лёгкая, глаза блестят, щёки розовые. Теперь можно читать настрой.
  Настроями меня снабжает Ритка. Она в них истово верит и меня приучает. Настроев должно быть много: на каждый день, на каждый случай должен быть свой. Обнаружив где-нибудь – в книге, в календаре, на своих курсах – новый настрой, она немедленно несёт мне ксерокопию. Я её немедленно теряю. Потом она обнаруживается под столом, или в туалете, или в хлебнице, или ещё где-нибудь – и именно тот текст, который на данный момент бесполезен. Выбрасывать всё это  рука не поднимается, и драгоценные настрои валяются по всему дому, их находят и уносят с собой гости. Когда листочки попадаются Юльке, она читает текст вслух, громко, с чувством, как на сцене, торжественным речитативом, словно декламируя «Илиаду» Гомера. Я вздрагиваю, услышав вдруг в тишине квартиры душераздирающее:
«Мне нравятся мои почки! Мои почки уносят то, что отравляло мой ум! Всё в моём мире совершенно.
Я люблю и ценю свои прекрасные почки!» Потом Юлька, давясь от хохота, выкатывается из своей комнаты, и мы хохочем вместе, и нам радостно, что мы вместе и что мы понимаем друг друга. В эту минуты мы бываем по-настоящему счастливы.
Воистину, настрои – великая вещь.
 Настрои нужно учить наизусть, но я ленюсь и ничего не знаю, кроме одного. Ритка сказала, что он универсален, как «Отче наш», и я читаю его на все случаи жизни. И сейчас, глядя на себя, воссозданную из развалин, я медленно, вдумчиво повторяю:
  В МОЕЙ ЖИЗНИ ВСЁ СКЛАДЫВАЕТСЯ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО. Я МОЛОДАЯ, КРАСИВАЯ И ЗДОРОВАЯ. И ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ, И ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ, И ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ ЛЕТ Я БУДУ ТАКОЙ ЖЕ МОЛОДОЙ, КРАСИВОЙ И ЗДОРОВОЙ. Я ЛЮБЛЮ И ПРИНИМАЮ ЗА БЛАГО ВСЁ, ЧТО МНЕ ДАЁТСЯ СУДЬБОЙ. Я ПРОЩАЮ ВСЕХ, КТО ОБИЖАЛ МЕНЯ, ИБО ОНИ ПОСЛАНЫ БОГОМ. Я ЛЕГКО ИДУ ПО ЖИЗНИ, И ВСЁ У МЕНЯ СКЛАДЫВАЕТСЯ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО,
  Это истинная правда. Всё в моей жизни замечательно.
Я молодая и здоровая. Мне тридцать семь лет. У меня прекрасные, вьющиеся от природы волосы, стройная фигура и красивые ноги. Врачи считали, что после операции я могу хромать всю жизнь, но я хромала чуть больше года, и сейчас, 17 лет спустя, у меня всё та же лёгкая походка, что в юности. Врачи считали, что у меня никогда больше не будет детей, но через четыре года после их приговора родилась Юлька. Итак, я удачливая, красивая и счастливая.
И я знаю, что такое розовый снег.
…Розовый снег бывает в январе, в небольшой мороз, в шестнадцать лет. Нужно идти по улице с коньками через плечо. Под ногами должно хрустеть. За спиной должно садиться солнце. Улица длинная и уз-кая, я иду мимо заснеженных деревьев, пылая, не чувствуя мороза, с бьющимся сердцем, думая только об одном: ровно без десяти четыре он выйдет из своего подъезда мне навстречу. Я не иду – лечу, я уже слышу музыку, доносящуюся с катка, я вижу его дом, и вот распахивается дверь парадного, и он сбегает по ступенькам и останавливается под молодым тополем, в распахнутой куртке, со сверкающими норвежскими «ножами» на груди. Я подходила к нему, замирая, и в этот момент он крепко ударял кулаком в перчатке по стволу тополя. Мгновенно тополь обрушивал на нас облако снежной пыли. Садящееся солнце подцвечивало его розовыми лучами. Мы шли дальше, рядом, осыпанные розовым снегом, охва-ченные наплывающей музыкой. Розовый снег. Потрясающе и пронзительно. Как хорал.
  Я тепло одеваюсь. Ритка велела идти общаться с природой. Вот и пойду. А вдруг увижу розовый снег?
  Телефонный звонок застал меня уже на пороге. В пальто, сапогах я кинулась обратно, схватила трубку, нервно «алёкнула» и услышала знакомый ленивый, низкий голос Раи Остензайт.
 - Мать, у тебя есть знакомый металлик «Ламборджини»?
 - Что? – мне показалось, что Рая произнесла фразу на иностранном языке.
 - «Ламборджини-дьябло», цвет серый металлик, - отчётливо расшифровала Рая, и я поняла, что речь идёт о марке автомобиля.
  - Первый раз слышу. А зачем тебе?
  - А Юлька твоя где7
  - Юлька… – я похолодела, – гуляет… а что?
  - А то, что гуляет в иномарке, - безжалостно оповестила Рая. - Имей в виду.
  - Подожди, - я медленно осела на стул. – Ты можешь толком?..
  - Могу и толком, - охотно откликнулась Рая. – Я ехала мимо. Они стояли. Всё. Я обратила внимание на машину: редкая. Потом узнала Юльку.
  - Где это было?! – крикнула я не своим голосом.
  - Возле выезда на окружную. Там парковка по скверику большая, знаешь?
  - Черт-те где… - в ужасе пробормотала я. - Нет, этого не может быть, что ей там делать?... Ты ошиблась!
  - Мать, не надо, у меня зрение хорошее, я бы иначе машину не водила. В твоём белом шарфе.
  - Рая, отвези меня туда, пожалуйста, - взмолилась я.
  - Здрассьте, так они тебя там и дожидаются, - отрезвила меня Рая.
  - Они? Она что не одна там была?
  - Мамаша, ты голову на место поставь, - посоветовала Рая и, судя по звуку, закурила. – Естественно не одна. Или ты думаешь, что твоя дочь угнала чужой лимузин и на нём разруливает по городу самостоятельно в гордом одиночестве?
  - Рая, я тебя прошу, не шути… мы поругались, я дико волнуюсь… Кто был за рулем?!
  - Представь себе никого.
  - Как это никого?
  - А вот так никого. Шеф отсутствовал.
  - Не может быть! – крикнула я.
  - Ну всё, крыша съехала, -  Рая вздохнула. - Ну не было шефа! В туалет пошёл... А сзади сидел кто-то, не то парень, не то девка. Скорее, всё-таки, девка, воротник пушистый, вроде…
  - Рая, надо в милицию!
  - Да ладно тебе. Выдерешь хорошенько, когда явится, вот и вся милиция.
  - Ну, как ты так рассуждаешь спокойно! Господи! Это же криминал! Затащили девчонок в машину, ты что, не знаешь, как это происходит?! Я немедленно звоню в милицию!
  - Ты дурочек из них не делай. Они десять раз могли удрать на стоянке. Это свои кто-то. Они мило беседовали. Ты только выдрать не забудь…
  - Рая, всё, я звоню.
  - Звони, - смилостивилась Рая. - Но учти: тебя пошлют.
  - Это почему?
  - Потому. Что ты собираешься говорить? Товарищ майор, моя дочь сидела в иномарке, номера которой я не разглядела в панике. Догоните эту ужасную машину и арестуйте этого гадкого шефа. На всякий случай. Вдруг он преступник. Так, да? У тебя даже заявление никто не возьмёт.
  - Естественно, я скажу, что на моих глазах её затащили в машину.
  - Опять не выйдет. Нужны свидетели.
  - Замечательно! Ты и будешь свидетельницей.
  - Я!?
  - Всё, я звоню. Как эта машина называется, ты сказала?..

    http://www.proza.ru/2009/11/28/1191