Родители бросили его в раннем детстве, как только окончательно убедились, что ребенок навсегда останется инвалидом. Паралич нижней части тела сделал его узником кресла-каталки. Ребенок-инвалид категорически не вписывался в их надежды на красивую жизнь и они оставили его на попечение соседки, наврав, что заберут через месяц, как только устроятся на новом месте. Они не появились ни через месяц, ни через год и ребенок навсегда остался в доме престарелой соседки вместе с десятком ее кошек.
Мальчик ненавидел кошек, ведь они так грациозно ходили по дому, прыгали и бегали в то время, как он мог лишь с тоской наблюдать все это. Но что ему еще оставалось делать, ведь он не был хозяином своей судьбы. Он существовал только благодаря доброте души своей воспитательницы.
Бывшая учительница, подвинувшаяся умом и живущая на пенсию, не оставила мечты учить других. Ей доставляло удовольствие читать ему книжки, показывать картинки, а в более позднем возрасте причащать к науке – так она называла сложные предметы, такие как физику, химию и математику. Мальчик буквально впитывал знания и старушка постоянно называла его Гением, заменив его прежнее имя на прозвище. Да оно и к лучшему, ведь имя напоминало о родителях, а это приносило боль.
Иногда он вспоминал родителей, хотя детская память хранила лишь искорки образов, он дорожил этими искорками и в глубине души продолжал надеяться, что однажды они вернутся и объяснят, почему они не могли приехать раньше. Он искренне верил, что должно было произойти нечто ужасное, что помешало его родителям приехать за ним. Но с каждым годом эта вера становилась все слабее, а надежда все призрачнее.
Потом он надеялся на то, что доктора, которые изредка ощупывали его дряблые мышцы и кололи иголки в ничего не чувствующие ноги, найдут причину и он станет как все остальные дети бегать и прыгать. Но чуда не происходило и мир оставался равнодушным к маленькому инвалиду.
За несколько лет мальчик освоил школьную программу, в том виде, в каком ее видела воспитательница. Маленький ученик все чаще и чаще ловил себя на мысли, что он узнает многое из того, что ему читает бабушка, раньше, чем услышит это. Мальчик с нетерпением ждал следующего урока, чтобы еще и еще раз испытать это божественное ощущение предзнания, неизбежного угадывания.
Он ощущал себя Дэвидом Копперфилдом или Вольфом Мессингом, грезил о карьере иллюзиониста или медиума, представляя, как все будут восхищаться им. Но в самый сладкий момент мечтаний он неожиданно представлял, как его возят в кресле-каталке по сцене и слезы разочарования убивали мечты. Врожденное уродство, а именно так он называл свое состояние, было причиной его постоянного одиночества.
В школу он не ходил, друзей у него не было – книги и мысли заменили ему общество людей. В своих фантазиях он был бог, интеллектуал, остряк и ловелас. Придуманные девушки любовались атлетически сложенным молодым мачо, страстно желали с ним познакомиться и он снисходительно разрешал им посидеть с ним за столиком в дорогом ресторане.
Единственно, чего он не мог – доставить физическое удовольствие своим вымышленным партнершам. Во-первых, это всего лишь фантазии, а во-вторых, мальчик никогда не читал в книгах о физической стороне отношений между мужчиной и женщиной.
Верной его спутницей была бессонница – он спал мимолетно, забываясь на несколько секунд, хотя организму этого вполне хватало. Долгими ночами он лежал, размышляя о несовершенстве мира и собственных несчастьях. Гению хотелось уснуть и не просыпаться, потому что во сне он был совсем другим. Вымышленный образ становился им самим, его окружали такие же крепкие друзья и красивые девушки, они катались на дорогих и быстрых машинах, кутили в дорогих ресторанах.
Но краткий сон заканчивался и Гений вновь и снова обнаруживал себя сидящим в проклятом кресле-каталке, в тарелке остывала ненавистная, но дешевая перловка, а красивые девушки испарялись, возвращаясь в страну грез.
Маленький мальчик вырос и стал подростком, а бабушка совсем постарела и с трудом передвигала ноги по дому. Скоро в доме будет два безногих инвалида, с горечью думал Гений. Он не был наивным и понимал, что однажды бабушка умрет и тогда его жизнь изменится не в лучшую сторону. Его определят в приют и жизнь превратится в монотонную серую и безликую череду дней. Окруженный больными и престарелыми, он заживо сгниет среди них, хотя достоин лучшей жизни – ведь он же Гений!
– Да, я Гений, – твердил он себе, кусая губы, чтобы не заплакать. – Отчего же никто не замечает этого? Что нужно сделать, чтобы все остальные сказали в один голос – он Гений, разве вы не видите этого?
И тогда он бы занял достойное место в жизни, решая сложные задачи, участвуя в научных открытиях, и даже, почему бы и нет, однажды он нашел бы средство вылечить самого себя. Но для этого нужен первый шаг, самый маленький шаг в принятии его обществом. В принятии не инвалидом, не кандидатом для приюта уродов, а полноценным членом общества. Маленький шаг. Как легко говорить это человеку, каждый день делающему тысячи шагов, но как сложно сделать его тому, кто никогда в жизни не чувствовал опоры под ногами, как и самих ног.
– Я сделаю это, – упрямо пообещал он однажды самому себе и попросил бабушку купить ему научные книги по самым разным видам знаний.
Бабушка, посчитав оставшиеся до пенсии деньги, сходила в книжный магазин и купила дешевеньких научно-познавательных книжек – на большее у нее просто не хватило денег. Тогда Гений в первый раз испытал гнев, он ненавидел бабушку, он желал этому миру сгореть в огне, а людям страдать всеми адскими муками, раз никто не может помочь ему стать умнее. Бабушка не узнала о его страданиях, он горел ненавистью в душе, на лице же его блуждала привычная полуулыбка, а рассеянный взгляд старался обходить бабушку стороной.
В ту пору интернета, да и компьютера в их доме не было, на это элементарно не хватало пенсии. Поэтому он не выбросил купленные бабушкой книжки, пытаясь выжать до капли все полезное, что заключалось в них. Он часами разглядывал фотографии ученых, читал их биографии, пытался представить, как они выглядят в жизни и снова возвращался к непонятным строчкам. Даже научно-познавательное чтиво требовало некоторых базовых знаний, которые нельзя было получить из школьных учебников. Да и старая учительница не могла заменить всех учителей школы – она учила Гения как могла, тому что знала сама.
Однажды Гений почувствовал странную вещь – он как обычно вглядывался в фотографию молодого ученого физика, в деталях представляя его жизнь, и в какой-то момент в мозгу произошло что-то странное. Совершенно неожиданно он почувствовал отвращение к тексту, он понял всю его пустоту и бесполезность. Он увидел этот текст с совершенно другой стороны – он видел его с высоты научного познания мира. Он понимал насколько глупо описывать мир подобным убогим образом, когда есть высшая математика, позволяющая показать истинную красоту мира. В голове Гения сами собой рождались сложные формулы и он понимал их суть и смысл.
– Но ведь это невозможно! – воскликнул мальчик от удивления.
Придя в себя после потрясения, Гений понял, что он ничего не запомнил из увиденного. Он по-прежнему не понимает ничего в написанном и уж тем более не разбирается в высшей математике. Но стоило ему вновь взглянуть на фотографию ученого, как знания тотчас же, подобно рыбкам, увидевшим корм, ринулись к нему. Он снова знал все это, он снова владел миром знаний. Гений закрыл глаза, интуитивно стараясь удержать в голове образ ученого, служивший путеводным маяком для новых знаний. И чудо свершилось – он по-прежнему ощущал в своем сознании научную логику бытия.
Гений не совсем понимал причин и природы своего знания, он благодарил Бога, в которого никогда не верил, за снизошедшее на него чудо. Но стоило ему слишком пылко обратиться к Богу, как знание начало меркнуть и мальчик, словно утопающий за спасательный круг, схватился за образ ученого. Он понял, что самое важное – держать в голове образ, тогда знание будет рядом с ним. Знания не становились его собственностью, он запоминал что-то из бесконечного объема, но познать все за краткий промежуток времени было нельзя. Ведь это только в представлении бабушки он был Гением.
Мальчик обращался к любимому образу по мере необходимости, пытаясь самостоятельно разобраться в хитросплетениях мыслей научно-познавательных книжек. Теперь ему не требовалось видеть фотографию ученого, он получал живительные знания, как только восстанавливал в памяти ставший привычным образ. Но однажды он испытал шок.
Вместо знаний, формул и научных образов на него обрушился поток ненависти, животной страсти, он увидел словно собственными глазами молодую женщину в разорванном платье, без сознания лежащую поперек широкой кровати. Его налитый кровью взгляд внимательно осматривал спальню в поисках необходимого, чувство извращенной радости охватило его сознание, когда он увидел торшер.
Он, или кто-то другой, чьи образы рождались в голове мальчика, вырвал шнур из торшера и связал руки женщины, остаток шнура этот некто привязал к кровати. Затем руки сорвали остатки одежды с женщины и Гений заморгал от удивления – он никогда не видел столь прекрасного тела, тем более, он никогда не видел обнаженного женского тела.
Все, что последовало далее, ранило неокрепшую душу мальчика и в то же время наполнило его новыми неизвестными чувствами. Он изнасиловал девушку, он делал с ней все, что только может придумать извращенный и замутненный алкоголем разум мужчины-зверя, а потом задушил ее и уснул рядом со своей жертвой.
Мальчику стало страшно и он выкинул из головы связующий образ, вызвавший столь ужасные картины. Гений считал их плодом воображения, хотя и не представлял, откуда он мог узнать все это. В его книжках ничего подобного не описывалось, а уж про отношения мужчины и женщины он попросту не мог ничего узнать – бабушка строго хранила эту тайну, справедливо считая, что ему об этом вообще знать не стоит. Какой из него любовник?
Несколько дней он пребывал в унынии, опасаясь обратиться к любимому образу. Но непроизвольно, в минуту сна, его мозг сам нашел знакомую дорожку и мальчику привиделся еще более страшный сон. Он видел свои руки прикованные блестящими медными защелками к металлическому креслу. От его головы куда-то вверх уходил электрический провод и что-то холодное сжимало ему лоб. Вокруг него за пределами железной клетки стояли люди, некоторые с фотоаппаратами и все с нетерпением ждали чего-то.
Мальчик хотел закричать, но это ему не удалось, он хотел проснуться, но сон не выпускал его из своих цепких лап. В клетку вошел человек в форме и громким голосом зачитал… приговор суда! Он, Джейкоб Маровски, решением суда штата Техас, приговаривается к казни на электрическом стуле за жестокое изнасилование и убийство своей жены Марии Маровски.
– Приговоренный, ваше последнее слово! – обратился к нему человек в форме.
Мальчик оцепенел от услышанного, получается, что тот сон продолжается, словно все увиденное им имело место в реальности. Один человек убивает другого и заслуживает за это казни. Но это в жизни, а во сне случаются чудеса и все меняется самым необычным образом. Всегда есть возможность повернуть сон в более выгодную для себя сторону, обязательно найдется нечто, способное разрушить путы, вернуть свободу.
– Если вам нечего сказать, прошу привести приговор в исполнение! – человек в форме махнул рукой другому человеку, держащему руку на рубильнике.
Мальчик знал, что такое рубильник – это устройство, которое подает сильный ток туда, куда прицеплены провода. Но позвольте, этого нельзя делать, ведь провода прицеплены ко мне – ужас заливал сознание мальчика, как талая вода в половодье. Ему становилось все страшнее и страшнее, но он даже не мог закричать.
И в этот момент рубильник опустился, страшная боль пронзила тело мальчика, он выгнулся дугой и свалился с кресла-каталки. Электрический ток выжигал внутренности, но мозг до последнего мгновения фиксировал губительное действие электричества на тело. Вот прервалось дыхание, вот остановилось сердце, исчезла адская боль и перед глазами появился нестерпимый свет – он не был горячим, в нем не было боли, он манил к себе, требовал открыть глаза и увидеть себя.
И мальчик открыл глаза. Нежное белое сияние окутывало его мягкими лучиками, успокаивало, обещало безмятежность и счастье. Нужно было всего лишь сделать шаг навстречу. А как же оковы, ведь он прикован к креслу? И как он выйдет за пределы железной клетки.
– Не думай об этом, просто иди! – прозвучал невидимый голос.
Мальчик встал и шагнул вперед. Странно, но ничто не помешало ему сделать это. Он улыбнулся и обернулся назад, чтобы увидеть со стороны это ужасное кресло.
Увиденное ему не понравилось. Молодой мужчина с медной короной на голове и руками прикованными к металлическому креслу сидел мертвый с выпученными глазами и безобразно высунутым черным языком. От всего тела шел дым или пар, а под креслом натекла неприятного вида лужа.
– Значит, я умер, – подумал мальчик, – раз моя душа отделилась от тела. Но это не мое тело! Я не хочу умирать, прочь, это не моя смерть, я не пойду с тобой, – кричал мальчик, пытаясь разорвать смертельные путы.
– Милый, что с тобой, очнись, бабушка рядом, – услышал он знакомый голос и в нос ему ударил запах нашатыря.
Мальчик судорожно вздохнул, всхлипнул и туманный образ рассеялся, сменившись видом его собственной спальни и хлопочущей рядом с ним бабушки. Слава богу, он не умер, думал про себя мальчик, с ужасом вспоминая момент, когда через его… нет, через то тело пошел электрический ток.
– Бабушка, бабушка, – лопотал он бессвязно, – мне приснилось, словно меня казнили на электрическом стуле.
Его голос дрожал, слезы неудержимо лились из глаз и к запаху нашатыря примешивался запах испражнений. Получается, что он еще и обделался от страха, с ужасом думал мальчик, представляя, что подумает о нем бабушка. Взрослый детина, скоро уже шестнадцать лет и наделал в штаны, как малолетний карапуз или дебил.
– Вот я дура-то старая, – сетовала на себя бабушка, успокаивая мальчика, – видать телевизор слишком громко работал. Там как раз показывали казнь какого-то итальянца в Техасе, нужно было выключить, а я дура засмотрелась. Жалко его душегуба было, такой молодой красивый, ученый опять же и, нате вам, приревновал и задушил жену. А ты видать заснул, да звук-то и услышал, – по-своему объяснила ужасный сон мальчика бабушка.
Но мальчик твердо знал, что никакого телевизора он слышать не мог, так как дверь в его спальню была плотно закрыта. Хуже было то, что теперь он знал самое неприятное – увиденное им не было сном, точнее не было обычной выдумкой. Каким-то образом он видел и само убийство и момент казни, но в обоих случаях он видел их… глазами того человека.
– Он был физик, – не то спросил, не то констатировал мальчик.
– Ага, точно, физик, – с готовностью подтвердила бабушка и тотчас же озаботилась, – постой-ка, об этом по телевизору не говорили, ты опять читал эти дурацкие газеты? Я же запретила тебе их читать, к чему тебе эти глупости, только мозги засорять!
– Я случайно увидел, – успокоил мальчик бабушку и впал в еще большее уныние, предчувствуя, что прежние знания физики к нему больше не вернутся.
Бабушка ничего не сказала по поводу испорченных штанов, вымыла мальчика и уложила его спать, напоив молоком с медом для успокоения. Но спасительный сон не спешил к мальчику или он не хотел вернуться в сон. Сны пугали его возможностью повторения недавно увиденных сцен и он не желал увидеть это еще раз. Но дьявол любопытства тревожил его сознание.
– Только один разочек, я только попробую и сразу обратно, – уговаривал он сам себя, незаметно вызывая в памяти знакомый образ.
Он точно знал, что не спит, так как глаза оставались открытыми, но комнату словно заполнил сияющий белый свет и мальчик почувствовал Зов. Кто-то или что-то манило его шагнуть вперед и навсегда расстаться со своим уродливым телом. Манящий зов обещал ему лучшую жизнь, торопил, подзуживал, подкидывал воображению мальчика сказочно прекрасные картинки, столь похожие на его фантазии.
– Это не смерть, – говорил Зов, – ты просто покинешь телесную оболочку и станешь свободной душой. Откинь сомнения и сделай шаг навстречу своему счастью!
– Бабушка будет плакать, когда я умру, – мальчика манили сладостные образы, но ему было жалко бабушку, столько сделавшую для него.
– Она не вечная и скоро умрет, какое тебе дело до нее? У каждого своя судьба, ты особенный, ты нужен мне, твой дар сделает нас сильнее. Всего один шаг и ты станешь властелином мира! Разве ты не об этом мечтал? – в голосе Зова появился напор и убедительность, он уже не просил, а требовал.
– Дар?! У меня есть дар? А что это? – мальчик лихорадочно перебирал все, что знал о себе, выискивая особенности, прошедшие мимо его внимания.
Недаром бабушка называла его Гением, наверное его дар – умение быстро учиться! Но как это может сделать кого-то сильнее и уж тем более поможет стать ему властелином мира? Да и зачем ему мир, достаточно просто поставить его на ноги и он обойдет этот мир ногами – разве не в этом заключается власть над миром?
– Глупый, наивный мальчик, – голос звучал сухо, – ты обладаешь даром видеть то, о чем другие думают. Ты можешь по собственной воле проникать в любое сознание и управлять им, ты можешь держать под контролем население всей планеты, но тебе не хватает двух вещей. Первое – научиться пользоваться своим даром. Но самое главное, мы должны быть вместе – без меня ты жалкий червяк, желающий сожрать огромное яблоко. Только со мной ты получишь все, о чем могут мечтать разве что боги!
– Но зачем я тебе нужен, если ты такой сильный, – мальчик был напуган, но гордость не позволяла ему в этом признаться. К тому же он не любил, когда с ним разговаривали в таком тоне.
– Видишь ли, мальчик, – голос был явно смущен, – у меня есть некоторые недостатки. Я могу усилить чужой дар, но сам я таким даром не обладаю. Наш союз выгоден нам обоим, согласись!
– Но почему именно я? Разве на всей планете нет более достойного или более одаренного?
– Нет, – отрезал голос. – Я не выбираю цель, я следую заложенным во мне программам. Ты указан, как потенциальный кандидат на роль лидера, – в голосе прорезался металл, – ты достаточно жесток, ты умеешь ненавидеть, ты видел убийство и оно не оставило в твоем сознании следов, ты…
– Но ведь это же был всего лишь сон, – попытался оправдаться мальчик, которому не понравились слова про жестокость и ненависть. – На самом деле я совсем другой.
– На самом деле вы именно такие, какими вас показывает ваша душа, – отрезал голос. – Лидер должен искоренить в своей душе любовь, доброту, сострадание, заменив их на необходимость, важность и ценность для его целей. Ты способный мальчик, ты быстро научишься, программы никогда не ошибаются. Мы теряем время, сде…
Мальчик вытолкнул из сознания образ ученого, сияние погасло, вместе с ним на полуслове умолк голос. Но в памяти мальчика остались следы эмоции, злобного всплеска чуждого разума – будь ты проклят, глупый мальчишка, я найду другого и тогда ты умрешь первым!
Гений вытер пот со лба и тяжело вздохнул. Теперь он точно знал, в чем именно заключается его дар, но с трудом представлял, как им воспользоваться. Что нужно сделать, чтобы он мог войти в чужое сознание? Не грех ли это? Ведь это словно подглядывать в замочную скважину за ничего не подозревающим человеком.
С другой стороны, раз у него уже есть этот дар, глупо было бы им не воспользоваться. Это все равно, что умирать с голоду, сидя на берегу реки и боясь распаковать удочки, чтобы наловить рыбы. Он же не собирается извлекать из этого корысти или кому-то навредить, ему просто нужны знания, которых он лишен, будучи запертым в своей комнатушке. Дар – это компенсация за его физическое страдание, разве не так?
Мальчик нашел еще сотню причин, чтобы воспользоваться даром, но не нашел ни одного способа, как это сделать. Смутно он чувствовал некую связь с его длительными размышлениями над портретом ученого и последующим входом в его сознание. Но, пытаясь проделать нечто подобное с другими учеными, получал в ответ лишь головную боль. Не хватало чего-то важного, маленького мостика над пропастью незнания.
– Поешь, внучек, – бабушка как обычно без стука вошла в его комнату и, шаркая тапками по полу, донесла до его стола тарелку с перловкой и кружку горячего молока. – Что-то кости ноют к ночи, видать завтра дождь будет, – пожаловалась она, держась за поясницу. – Да ты кушай, внучек, я тут посижу, чтобы два раза не бегать. Уставать стала, старость не радость.
Гений отвернулся от бабушки и застучал ложкой по тарелке, спеша остаться в одиночестве. Старуха не отстанет от него, пока он не доест, будет зудеть о своем, мешая ему сосредоточиться на важном. Бабушка замолчала, терпеливо дожидаясь, пока внучек поест. Она не торопила его и сама никуда не спешила, в голове ее бродили печальные мысли, которые она предпочитала держать при себе. Ни к чему расстраивать мальчонку, глядишь, она пару годков еще протянет, а там он и сам станет взрослым, как-нибудь определится в жизни. Господь он добрый, не оставит калеку без милости своей!
– Я не калека, – обидчиво отозвался мальчик, – я инвалид, но не калека. Не смей меня так называть! И ты не умрешь, я не хочу, чтобы ты умирала! – в голосе мальчика звучало раздражение, смешанное с жалостью.
– Что же это такое, никак я вслух рассуждала, дура старая? – спохватилась бабушка. – Молчала вроде, а на самом деле бормотала себе под нос, – винилась она перед внуком. – Отродясь такого не было, видать совсем из ума выжила, – переживала старушка, утирая выступившие слезы платочком.
Вот ведь незадача какая вышла, не хотела, а проболталась. Правильно говорят, что в старости нападает слабость на человека – кто под себя ходит, а кто языка за зубами удержать не может. И что хуже из этого?
Мальчик бросил ложку, крутанул колеса кресла-каталки и подъехал к бабушке, сгорбившейся на стуле.
– Ты не умрешь, ты будешь жить долго, я знаю это, бабушка, – он плакал, не скрывая слез, гладил бабушку по седым волосам, а та в ответ успокаивала его, поглаживая по ничего не чувствующей коленке.
Совершенно неожиданно для себя, сквозь слезы и печаль, мальчик понял одну очень важную вещь – бабушка действительно ничего не говорила вслух. Ее ровное дыхание ни разу не прервалось, пока в его голове звучал ее голос. И голос зазвучал в тот момент, когда он, отвернувшись от бабушки, мысленно представлял ее, сидящую на стуле. Это не составляло для него большого труда, ведь этот образ он знал много лет. Но только сейчас он думал о бабушке, как о единственном дорогом для него человеке и перебирал в памяти милые черты ее, вспоминал ее голос и смех, думал о том, как она старается всякий раз нарядиться для него по-новому, создавая уют в доме. Именно в этот момент он почувствовал знакомое изменение в сознании. И в голове его, да-да, именно в голове прозвучали ее слова про смерть.
Он не стал разубеждать ее, чтобы не пугать своим новым знанием, но он отчетливо знал, что смерть не стоит у нее за спиной и не торопится на встречу с ней. А если смерть придет, он будет готов дать отпор, ведь у него есть дар и есть время, чтобы превратить его в реальную силу. Если он сможет спасти хотя бы одного человека на всей Земле, то лучшего применения дару и не нужно.
– Не плачь, бабушка, мы с тобой еще долго проживем!
Она взглянула в его глаза и улыбнулась – в его глазах сияло счастье, вера и надежда, все то, что она так давно не видела в этих глазах.
– Поживем, внучек, бог даст, поживем! – согласилась она.
В эту ночь Гений уснул долгим крепким сном и ему совершенно ничего не снилось. Он спал со счастливой улыбкой на губах и лишь подергивающаяся во сне нога, выдавала бушующую в душе ребенка бурю чувств. И никто не видел этого маленького чуда – подрагивающая нога парализованного мальчика.