(из книги «Осколки мечты»)
________
А ведь действительно могли!
Возвращаюсь в детство.
Вечереет.
Из соседней комнаты доносится голос деда – постаревшего разведчика-диверсанта, волкодава-«профи» времен Великой Войны – «Сережка, «Штирлиц!» И я, отложив в сторону свои игрушки (не китайские, наши!), стремглав лечу к телевизору.
Герой моего безоблачного детства – штандартенфюрер СС Макс фон Штирлиц. Кумир эпохи «застоя». «Семнадцать мгновений весны».
Собирательный образ Рихарда Зорге, Анатолия Кузнецова, десятков некогда прославленных, а ныне забытых героев «невидимого фронта».
Кто из нас не мечтал стать таким, как он?
Сыночки «партийной элиты», грезящие о высоких должностях, уютных кабинетах и услужливых (прямо до неприличия) секретарш?
Чада лощеных МИДовских работников? «Куда-куда, папуля? В Софию? Фи… А когда же в Париж?»
Детишки заведующих магазинов и продуктовых баз? «Не хочу учиться – хочу жениться! За Пашку не пойду – у него батя простой инженеришка, а маман швея. А вот у Жоры папуля – директор мясокомбината! При таком свекре… Ну и плевать, что у Жорика рожа пострашнее последствия ядерной войны. Я же не дурра, не по любви… Я умная – по расчету!»
Да еще скороспелые отроки горских народов. «Вах, дэвушка, какой у тэбя попа! Садысь, на «Волге» с вэтэрком прокачу! Пачэму цвет зеленый? Атэць пашутил, за то, что учился плохо. На кого? Нэ помню. Нада в дипломе пасматрэть.»
А мы?
Дети инженеров и учителей, агрономов и ученых, доярок и пастухов. Внуки солдат Победы. Правнуки красногвардейцев и махновцев. Потомки героев соцтруда и «врагов народа».
Нет, и среди нас, конечно, встречались дураки и подонки, карьеристы и бездельники, но…
Все это было позже. Процесс трансформации «хомо советикуса» в тварь прямоходящую, как правило, начинался в тот миг, когда юношеские грезы разбивались вдрызг о гранит реальности и взрослеющий гражданин Страны Советов, оглядываясь вокруг, начинал понимать… А ведь жизнь не кино! И не книжка о Павке Корчагине, или «…настоящем человеке». Его соседи, друзья, сокурсники – ничуть не похожи на благородных, честных, дерзких героев «Белого солнца пустыни» и «Молодой гвардии». А мелкие, шаблонно мыслящие и шаблонно живущие создания – озабоченные делами пустыми и сиюминутными, тщеславно-глупые и давно забывшие о Высоком… А может, и не грезили никогда, а лишь притворялись, следуя тенденциям моды.
«Я вот в юности космонавтом хотел стать! А (притворный вздох огорчения), видишь, как судьба распорядилась. Всего лишь второй секретарь обкома партии! (гордо)»
Да не хотел ты, урод, космонавтом быть! Хочешь? Тогда в летное училище ступай, а не на высшие партийные курсы. По состоянию здоровья не приняли? Тогда в авиационно-строительный! Умишком слаб? А на курсах как оказался? Ах, по блату… Ох уж эта вездесущая «мохнатая» лапа. Чума и холера Красной Империи. Ну, хотя бы в модели орбитальных станций, вырезки из газет и журналов об успехах наших Сыновей Неба собираешь? Мемуары летчиков-космонавтов почитываешь? Нет? Коллекционируешь денежные знаки и полистываешь Чейза?
Ну и пошел на… свой партийный шабаш. Неча по ушам тереть! Ах, в космос хотел! Ах, мечта детства!
Лжешь, сука!
Такие, как приведенный выше образец позднесоветской «элиты», безнадежны с детства. Они уже со школьной скамьи грезят образами обкомовской «Волги», ведомственных санаториев, партийных дач.
Штурм заоблачных высот, обжигающее лицо дыхание полярных ветров, романтика «строек века» (без издевки, как привыкли говорить об этом дураки-обыватели), турпоходы в горы и смертельная игра в кошки-мышки с бандитской «кодлой» среди афганских гор – не для них!
Они овцы, возомнившие себя пастухами. Им никогда не понять тех, кто мыслит иначе. И пытаться перевоспитать их глупо.
Сталин это прекрасно просек – пачками швыряя им подобных в топку войны и ставя позади ощетинившиеся стволами загранотряды.
Ни шагу назад!
Побежишь – сдохнешь!
А ведь бежали…
И летом сорок первого, отшвырнув винтовку и срывая на ходу военную форму. «Тикай, хлопцы! Немец прет!» И в сорок втором – «Лучше в плен, чем в могилу». Поэтому довольно лгать, каким сатрапом и изувером был Верховный, «стреляя своих тысячами! Сколько невинных душ загубил!»
И правильно, что стрелял!
Иначе до Байкала бы драпали и уже там – сдохли под гусеницами рвущихся к богатствам Сибири японских танков.
А что до душ…
У предателей, дезертиров и трусов их нет!
Так… жалкое подобие, разве что.
Душонки…
Мелкие и грязные.
Вот их-то и отправлял «отец народов» в ад, на перековку!
Туда им и дорога!
Но…
Все течет, все меняется.
Нет, не все еще было потеряно после смерти Красного Монарха!
В воздухе еще не развеялся пороховой дым победного сорок пятого. Молодежь взахлеб читала ранние вещи братьев Стругацких… Мир Сияющего Полдня был зрим, почти осязаем… И плыл над Землей аппарат с Юркой Гагариным на борту… Мы первыми, первыми шагнули в Космос!
О, фантастическое время «ревущих шестидесятых», где ты?
Отзовись!
Тишина…
А затем…
Медленное, порой незаметное сползание в рутину «застоя» и маразм «предбрежневской» эпохи: «Дорогие товарищи! Плям, плям, плям», – переговоры в Хельсинки и…
Яростная, маниакальная борьба за «мир во всем мире».
А ведь война уже шла.
Жестокая.
Беспощадная.
Кровавая.
Начавшая свой отсчет с Фултонской речи Черчилля, резко обострившаяся к шестидесятым «Карибский кризис), перешедшая в иную фазу при Рейгане («СССР – империя зла! Вперед, новые крестоносцы!»), чуть попритихшая в конце девяностых («А зачем воевать? Царь Борис и без нас справится») и вновь полыхнувшая ныне (оживает Русь медленно, болезненно, но…)
А в промежутках между речью Черчилля и нынешним днем – схватки в морских глубинах и просторах небес, изощренная игра разведок и дипломатические дуэли, орошаемые кровью джунгли Юго-Восточной Азии и пески Афгана.
Но все это не для стада, уныло жрущего варенку по два двадцать и грезящего о сорока сортах сыра.
Получили изобилие на прилавках?
Ну, и чего не жрете?
Ах, зарплату три месяца не получали?
Тогда облизывайтесь и обнюхивайте.
Вы ведь об этом мечтали?
Не совсем?
Извините.
Капитализм ныне. Общество равных (?) возможностей, а не потребностей. Охлос и при царе-батюшке пирожное с крем-брюле только сквозь стекла витрин видел, а вам в супермаркете даже потрогать можно.
Что значит «на зуб»?
Руками!
И уходила эра героев, Витязей Меча и Труда…
И старели, вопреки песне, ветераны Второй Мировой, отдавая своих детишек в экономические вузы вместо «суворовских» училищ («Я уже и за себя, и за тебя отвоевал»), а на киноэкраны, потеснив «Семерых смелых» и «Мы из Кронштадта» пришли герои нового времени: неудачники и слабаки («Ирония судьбы» и т. д.), находчивые аферисты («Джентльмены удачи»), откровенные жулики («Двенадцать стульев») и перестроечная мразь – «Маленькая Вера», интердевочки и тому подобное.
Нет, было и другое кино.
«Достояние республики» («Шпаги звон, как звон бокала, с детства мне ласкает слух»).
«Д’Артаньян и три мушкетера» («Хоть бог и запретил дуэли…»).
И луч света в темном царстве – «Гардемарины» («…едины парус и душа! Судьба и Родина едины!»).
Великолепные ленты!
Замечательные сценарии!
Бесподобная игра актеров!
А песни…!!!
Но…
Все эти фильмы о прошлом. Нашем ли, забугорном. Жанр плаща и шпаги. Впрочем, в «Достоянии…» еще и маузеров.
А ведь была и другая романтика!
Диверсионной работы и «невидимых» битв.
Суровые реалии времен «холодной войны».
В небе Кореи и джунглях Вьетнама, песках Ливии и южноафриканском буше дрались наши парни!
С кем?
С американскими асами и британскими военспецами, юарскими коммандос и израильскими ракетчиками.
Всех не перечислишь!
Война шла везде – в воздухе и на море, на земле и под ней!
Где они, тогдашние киноленты о наших рэмбо и ниндзя?
Почему так и не был снят наш «Ответ Чемберлену» в духе нашумевшей ленты «Крещение огнем» немецкой женщины-режиссера, неистовой валькирии Третьего Рейха?
Где советский вариант «Третьей мировой» – голливудского блокбастера времен Рейгана и «Вторжения в США» – бравый Чак Норрис убивает «плохих русских»? «Проклятая система скрывала от нас лица Героев», – горько констатировал Максим Калашников в «Битве за небеса».
Увы!
А ведь можно было…
Смотреть!
Восхищаться!
Брать пример!
Но…
Унылые плакаты, скучные речи, брежневский маразм. Из-за Реки в «черных тюльпанах» «опять везти на Родину героев, которым в двадцать лет могилы роем»
Тс-с-с…
Об этом шепотом.
Какая первая художественная лента о той войне?
«Афганский излом», кажется?
С итальянским актером Микеле Плачидо в главной роли…
Почему он?
Своих талантов не хватает?
Ах, известен, как же, как же – мафиозей в «Спрутах» лихо мочил!
А в реале слабо?
А в разведрейд, по тылам врага, – впадло?!
Ну что вы!
Я ведь актер!
Я только играю!
А вот наши пацаны не играли «в войну» – они в ней «попросту жили» (цитата из песни «афганского» цикла, и далее по тексту: «Я бы с Плачидо снялся в «Афганском изломе» или в «Рэмбо» сыграл за Сильвестра Сталлоне, но в кровавом угаре, в дыму, в Кандагаре я играл сам себя, лишь с удачею в паре»).
Верю!
И в «Изломе» сыграл бы.
Получше заграничной кинозвезды!
Реалистичней.
В образ вживаться не пришлось бы!
Но…
На экране телеящика повтор фильма «Служебный роман». Мы с другом на уроке НВП разбираем-собираем автомат Калашникова («Зачем? Мы же ни с кем воевать не собираемся?» – слова друга. Погиб в Грозном девяносто пятого. Да будет земля ему пухом!) И… Неизвестные герои тех лет…
«Никто не забыт, ничто не забыто»?!
Забыли, суки!
Утаили.
Замолчали.
Прикрыли глянцем.
Вот и выросли мы такими – циничными и равнодушными, жадными и приземленными, убогие душой и хилые телом.
Не все…
К счастью, не все!
А ведь…
«Мы могли бы служить в разведке и об этом снимать кино»
Но…