ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
ЧАСТЬ II. СВАТОВСТВО МИЧЕ.
ГЛАВА 9. ПУТЬ, УКАЗАННЫЙ ЭЕЙ.
Я вернулся домой под утро, хотя всё ещё было темно. Я весь был сам не свой, я состоял из сплошного счастья, я слышал музыку и ощущал Натины руки в своих руках. И тем не менее, мой страх заставил меня покинуть дворец раньше, чем кончился бал.
Я вошёл в дом и зажёг везде свет, зачем - сам не понимаю. Походил туда и сюда и снова вышел в сад. Там в восторге надрывалась ночная птичка, а за калиткой что–то шуршало. Представьте, это оказался не ёж и не уж. Это оказался Кохи Корк. Страшно бледный, худой до невероятности. След от кованой ножки торшера - некрасивый шрам, спускался у него от уха и терялся в воротнике Петрикова костюма. Костюм был коротковат, а в ширину сильно велик, и это при том, что Чудилка и Кохи раньше были одной комплекции.
- Миче, - позвал меня Корк, встав со скамейки.
- А ты что, уже ходишь? – очень удивившись, первым делом спросил я. – Ты как себя чувствуешь? Ты сколько уже тут сидишь?
- Я нормально чувствую, - как–то неуверенно поведал Кохи. – Я из госпиталя сбежал.
- Зачем?
- Завтра собираются отпустить моего отца.
- Ну?
- Я не могу вечно жить в госпитале, а идти мне некуда.
Идти ему некуда, я бы тоже не захотел возвращаться.
- Хрот заделался моряком, чтобы хоть что-нибудь заработать, - монотонно бубнил Кохи. – Может жить на судне. Послушай, Миче, корабли, бывает, тонут, но ведь этого не случиться с Хротом?
- Я не знаю. Хочешь, чтобы я погадал?
- Наверное. Да. А я ещё не могу служить. Немного подождать надо. Чувствую себя я нормально, но слабый.
- А девочки?
- Девочки? Куда им деваться? Им придётся вернуться.
- Их заклюют и затравят, Кохи.
- Что делать? Их хоть не выгонят.
- А ты что пришёл?
- Мне некуда идти. У меня нет денег. Никто из родных не примет меня. Никто из друзей ни разу не навестил. В Някке я не найду работы. Куда бы я ни пришёл, никто не откроет мне дверь.
- Ясно. Только Миче откроет.
- Только Миче, - подтвердил Кохи.
И я открыл калитку и сказал:
- Заходи.
- Я – сын твоего врага, я так хотел быть похожим на него, - напомнил Кохи, судорожно вздохнув.
- Сын моего врага, ты мне не враг, - хмыкнул я, отступая с прохода и шутливо подтолкнув его на дорожку, ведущую к дому. Я видел, что Кохи действительно ещё очень слаб. Брёл он сутулясь и чуть подволакивая ногу. Это ж до какой степени надо ненавидеть своего ребёнка, чтоб сделать с ним такое! Я ужасался, вспоминая прежнего Кохи: красивого, сильного, стройного парня. Ну да ничего, я его откормлю. Я пошёл за Корком, от потрясения забыв закрыть калитку, и сам нарушив таким образом собственную магическую защиту. Дверь дома тоже была нараспашку. Как же это я так оплошал?
Вынырнув из–под ветвей яблони, я сказал, указывая на освещённое окно:
- Глянь–ка, в доме кто–то есть. Петрик, что ли?
Ни я, ни Кохи не успели понять, кто там мелькает в окне.
Страшной и внезапной силой была сокрушена нарушенная мною магическая защита, которой я окружил дом и двор. Я увидел яркие точки факелов, увидел силуэты всадников, перелетающих через мою ограду, въезжающих в мою калитку и топчущих мой сад. Под копытами коней погибли мои цветы, хрустнули игрушки Рики и Лалы, забытые в траве. Взвилось пламя такое, что казалось, оно спалит всё небо. Это было колдовство, и это горел мой дом. А там, ниже, где жили мои родители, я видел другое такое же пламя.
Была минута, когда я мог потушить, но мне не дали возможности. Алый клинок взвился надо мной. Потрясённый, я даже не сделал попытки защититься. Кохи толкнул меня в траву. Я упал, он – рядом, а между нами опустились на землю два лошадиных копыта. И снова – клинок, который я отразил магией. Сабля выпала из руки всадника, упала прямо на меня, повредив мой красивый костюм. Я схватил её и кинул Кохи. Потому что он не был волшебником.
Пламя выло и стенало, озаряя мой сад и соседние дворы и, воя и стеная, мимо меня вдруг промчалась Чикикука. Я видел, как одним прыжком она преодолела все ступеньки крыльца и скрылась в дверях.
Зачем?
Я, было, дёрнулся за ней, но меня повалили на землю, пришлось обороняться, я оборонялся, как маг, и чувствовал очень сильное противодействие. Я думал, что знаю, кто мой противник, поэтому не жалел сил – и вот остался с ним один на один. Этот маг стоял на куче песка, в которой в моём саду копались дети, и говорил глухим голосом сквозь шерсть натянутой до шеи чёрной вязаной шапки с прорезями для глаз:
- Вот же он, чёртов Миче! Проклятый Миче Аги! Небось, невдомёк ему, кто воплотил его ужас в жизнь.
Что он прицепился к имени? Он придаёт имени какое-то значение? Мельком я отметил, что он говорил по-другому, как-то иначе, не так, как я ожидал от моего знакомца, Чёрного Мстителя, улетевшего в кастрюле. Он не сказал ключевых фраз: «знаю тебя», или «твоё имя», или "а ты не знаешь меня", но суть была именно такой. Меня его имя не волновало, меня волновало, что Кохи, только что сбежавший из госпиталя, один противостоит целой куче каких–то… Не знаю кого. На головах у всех были чёрные шапки с прорезями для глаз. У волшебника, как я уже говорил – тоже.
Я ударил не по нему – по куче песка, выбил из–под ног опору, запорошил глаза и приложил по чёрной шапке тем самым красным камнем с клумбы. Я бросился к Кохи, который что–то выкрикивал, и понял, что это не призыв помощи, а распоряжения командира. Он был уже не один. Подоспели соседи, примчались Малёк и его отец – видимо только что с бала, ехали домой и были неподалёку. Хрот тоже был здесь, он орудовал моим железным ломом. Наверное, младший из детей Корков прятался поблизости, желая узнать, приму ли я его брата. Последними в эту кучу врезались Чудила и Мадина верхом на белом Сокровище. Они вечером вернулись в город и ночевали в комнатке Петрика, а это далековато. У Чудилы была сабля, а у Мадины – ружьё. Вспрыгнув на черешню, она прицелилась… Стреляет она будь здоров!
- Петрик! Петрик! – вопил я среди этого побоища. – Петрик, Малёк–то! Вспомни гадание!
- Вспомнил! – крикнул мой друг и начал пробиваться к нашему великану.
Я ринулся к дому. Потушить было невозможно, но там же была Чикикука! Уже на крыльце меня схватили чьи–то сильные руки и удержали как раз вовремя. Прямо передо мной сверху свалилось пылающее полено. Я отшатнулся.
- Миче, куда тебя понесло? – прохрипел Тони, мой клиент и приятель, которому я напророчил каких–то ужасов. Не на эту ли ночь? Не ходит ли он на нашу улицу к девушке?
Задыхаясь от дыма, я прокричал:
- Там Чика… и Кука… и кто–то ещё… бандит… забрался…
Молодой человек не послушался меня, не отложил свою любовь на время, и вот кто–то набежал, блеснул металл, и трижды в нём отразился огонь. Я завопил заклинание – и тут сзади рухнула крыша. Я оглох, задохнулся, повалился под ноги этим троим, уронив Тони. Свистнул клинок, ещё один… И улетел в сторону. Человек в чёрной шапке заорал от боли. Большой рыжий пёс соседа Фильки бросился на него и вцепился в руку. Это дало мне возможность встать и защитить раненного Тони. А прекрасную собаку я защитить не сумел. Говорил же я её хозяину, что его ждёт утрата. Как и меня.
Кто?
Я кого–то потеряю в эту ночь. Я знал это всегда, с далёкого детства, я знал и боялся. Хорошо, хоть Ната не здесь.
- Малёк! – звал я. – Малёчек, где ты?
Ах да. Я уже потерял Чикикуку, неизвестно зачем прыгнувшую в пламя. Животные должны бояться огня.
Уже было светло, хотя солнце ещё не встало. Заливались птицы, затихали звуки боя и ревущего пламени. Теперь это был обычный огонь, и я с ним справился без усилий. Здесь была стража, принявшая в свои объятия исколошмаченных соседями и друзьями бандитов. Из–за почерневших углов подбирались те, кто пытался потушить пламя. Муж маминой подруги держался за обожженную руку. Предупреждал я, что у него будут неприятности. Лёкина мама, в бальном платье, но чёрная с головы до пят и с подолом, заткнутым за пояс, отбросила ведро и метнулась к сыну.
- Малёчек! – чуть ли не ползком я поспешил к нему. – Ты ранен?
- Маленько, - морщась, доложил он. – Чёртов Чудила подвернулся. Чего его принесло? Чтоб его не угробить, я – раз, а тут – хоп, а Мадина вон как пальнёт! Ну еле уцелел.
- Дай перевяжу, - подлизывался Петрик.
- Да уйди ты!
- Ну, Лёка, я не нарочно. Это Миче нагадал.
Хорошо, когда есть на кого свалить.
- Тони, ты как?
- Ничего. Совсем немного задели. Бедной собаке благодаря.
Это что–то ужасное, на что стал похож мой сад. Повсюду раненные и тела убитых, лошади шарахаются между ними и испуганно ржут, а некоторые доедают мои ромашки. Лучше я не буду до конца описывать всё это, было действительно страшно.
На грядке, положив голову на подрастающую тыкву, лежал Кохи в обнимку с саблей. Сперва я думал, что он умер, но нет, просто смертельно устал. С двух сторон к нему подбирались Мадина с ружьём и Хрот с ломом. Лом придётся выкинуть, ужас какой!
Никто из наших сильно не пострадал, напавшим досталось во много раз больше. Нет, они никак не ожидали такого отпора. Потом я узнал, что в доме Чудилкиной хозяйки бандиты были позже и всё перевернули вверх дном, спёрли кое-какие ценности, не тронув, однако, обитателей, и не устроив пожара. На стене Петриковой комнаты гуталином написали неприличные слова и угрозы. Со двора моих родителей бандиты благополучно скрылись, увидев полыхающее здание. Ускакали с нашей улицы, встретив у ограды Мале встрёпанных вооружённых слуг и соседей, факелы, брошенные через забор, удалось потушить. А здесь поджигатели, возглавляемые магом, задержались. Обнаружили в саду меня, которого надо было убить. Накликали беду себе на головы. Их волшебник, валяющийся без надзора на песке, очнулся и сбежал незаметно. Надо же, даже не сказал на прощанье чего–нибудь типа: «До новых встреч, Миче Аги».
Здесь суетились прибежавшие из Лечебницы доктора, и я старался не встречаться глазами с семейством Шу. Я сказал молодым Коркам, что Чикикука зачем–то прыгнула в огонь. Они плакали, и за эти слёзы я навсегда забыл о том, что они Корки.
Разглядывая убитых и пленных, люди говорили:
- Одеты, как горожане. Как обычные горожане.
- Глядите: герб дома Корков.
- Я их никого не знаю, - отказался Кохи. – Это не наши.
- Это не наши, - эхом повторили Хрот и Мадина.
- А вы гляньте–ка: Коркины дети теперь на стороне Миче.
- Помирились что ли? Ну и ладно.
- Так кто же эти, если не Корки?
- Да, кто такие?
- Эй, кто вы?
- В участке скажут.
- Я думаю, это пираты. Подделывались под Корков.
- Хотели посеять смуту!
- Вызвать раздор!
- Начать резню!
- Пираты!!!
- Пиратская месть!
- Ты влип, Миче.
- Я знаю. Прорвёмся.
Я чувствовал себя странно. Словно я был горбат, и у меня распрямилась спина. Словно я страдал грудной жабой – и вот вздохнул полной грудью. Словно выкинул костыли и могу танцевать. Это прошёл мой вечный страх. Это настало освобождение. Случилось то, предчувствие чего не давало мне жить спокойно, случилось и прошло – и я больше не боялся. Я хотел бы насладиться этим чувством, но мне было жаль Чикикуку, своих раненых друзей и свой дом. Беспокойство несколько раз поднимало меня на ноги: бежать к маме и папе, но колени подламывались, и я падал на клумбу.
- Посиди, - говорил папа Малька, удерживая меня за плечи. – Уже пошли узнать.
Там, дальше, внизу, ещё поднимался дым. Сгорел дом, в котором я жил с младенчества и до недавней поры. Сгорел потому, что мама и папа, вернувшись, оставили нараспашку ворота, нарушив защиту, а маг, напавший на мой дом, сначала наведался туда.
И вот: «Дзинь – дзинь!» - вскрикнул колокольчик. Я прямо отсюда, сквозь то место, где раньше была веранда, увидел маму, папу, Лалу, всех наших слуг, Натину семью и её саму. Лала Паг устремилась к своим Коркам и упала в их протянутые руки. Ната опустилась рядом со мной прямо в жёлтом тонком платье, в котором была на балу. Мама и папа ощупывали меня и целовали, вскрикивая от ужаса при виде убитых.
- А Рики? Где Рики? – спрашивали они.
- С вами, - тупо ответил я. И позвал громко: - Рики!
- Его с нами нет, - медленно, дрожащим голосом произнесла мама. – Его не было в гостевом домике уже тогда, когда мы вернулись с бала.
- Но… Как это так?
Мой приятель, лавочник Филька, потерявший собаку, размазывая слёзы по чёрному от сажи лицу, сказал:
- Я видел Рики. Уже довольно поздно. Я спросил: «Чего по улице шляешься?» Говорит: «Миче переклинил дома все двери и окна, в гостевом доме спать невозможно, садовник храпит так, что крыша трясётся. Буду, - говорит, - спать у Миче».
И тут Филька уставился на меня полными ужаса глазами: до него дошло, что он сказал. А я осознал, отчего Чикикука бросилась в горящий дом. Я, старший брат, не почувствовал, не понял, не сообразил, что непослушный Рики мог явиться ночью ко мне домой и, проснувшись от моего хождения и от света, встать и отправиться в мою комнату, спросить, как дела и не помирился ли я Натой. Отважная преданная Чикикука хотела его спасти.
Моего Рики кинулись искать, но я знал, что не найдут, он просто не мог успеть выскочить, когда вспыхнул колдовской огонь. Нашли его почерневшие от копоти сандалики, которые он оставил у крыльца, входя в дом. И когда мне показали их, я понял, что моя жизнь кончилась.
* * *
Я не помню, что со мной было, где я был и кто был со мной, и как долго это продолжалось. Я должен был поддержать родителей, лишившихся младшего сына, но вы знаете эту мою странность: я считал Рики своим собственным мальчиком, и будто бы только я в ответе за него.
Я не помню почти совсем ничего из тех нескольких дней. Я знал, что не живу, не могу жить, если нет Рики. Я не понимал, отчего светлая Эя никак не позволит мне встретить моё сокровище на путях и в садах страны По Ту Сторону жизни. Я бродил в дыму и тумане, я звал Рики, я плакал, думая о том, что ему ведь было страшно и больно. Когда я смогу прижать его к себе и утешить? Иногда я слышал его зов, спешил сквозь туман, но не находил своего мальчика. Как же так? Ведь Эя добра, но не помогает нам встретиться. Я то просил её о встрече, то укорял в несправедливости. И снова плакал о судьбе моего маленького Рики, которого так любил, за которого так боялся, но не смог защитить. Я виноват, я жалок и недостоин высокого звания мага и предсказателя. Поняв, что люблю Нату, я стал думать, что опасность грозит ей, я разнервничался, я нахлебался микстуры для успокоения, я заслужил эту утрату. Но Рики, Рики! Ему же было больно и страшно, моему очень младшему брату, свету моей души, а теперь, когда я умер от горя, никак не встречу его.
Плохо, очень плохо. У меня болела каждая клеточка, а страдания души были просто нестерпимы.
Но вдруг я увидел себя словно со стороны. Растрёпанный, страшный, я метался по комнате, то хватаясь за голову, то раздирая рубашку на груди, то прижимаясь к стенам. Глядя со стороны, я ощутил безмерное отчаяние человека, не находящего себе места от тоски, слабость и боль, когда он… когда я повалился на пол и замер там, тихо поскуливая. Я понял, что не умер, но это не обрадовало меня. Я отказался от жизни.
А кто-то нежно и жалостно причитал рядом, поглаживал волосы и руки – и чёрный провал потом.
Незначительные впечатления, приходящие извне, из-за границ страдания: голоса, спор, плач… Яркий свет, скрип, цокот, меня тормошат, везут куда-то. Снова провал, потому что впечатления жизни – это теперь не для меня. Но громкие вскрики, звуки скандала, звон разбитого стекла терзают меня, и нет возможности спрятаться. Мне говорят то, чего я не понимаю, снова везут, снова боль, снова свет… Яркий солнечный луч, прорвавшийся то ли сквозь тучи на небе, то ли сквозь мрак моего сознания, упал на сорную траву, на камни дороги, где каждый бугорок знаком мне с самого раннего детства. И я шепчу вдруг:
- Пожалуйста, домой. Домой…
Голос мой жалок, я вообще не понял, как хватило сил на то, чтобы еле слышно прошелестеть несколько слов. Просто домой – это очень важно. Эя, наконец, показала мне путь, по которому идти, чтобы встретить Рики.
Эта дорога была Верхнезадвиженской улицей.
- Да-да, - говорит кто-то - кто? – смутно знакомым голосом. – Сейчас домой, к маме, к папе, баиньки.
- Нет. Домой.
- Зачем, Миче, не надо. Не надо ТУДА. Потом.
То ли стон, то ли плач рядом. Слова утешения, которые говорят не мне.
- Пожалуйста…
Отчаянная, нелепая просьба. Мне не смогли отказать, привезли вынули из экипажа, посадили на садовое креслице, уцелевшее чудом. «Жди и слушай», - шепнула Эя голосом изувеченных черешен моего сада.
Надо сделать усилие. Слова, звучащие вокруг меня, не затрагивают сознания…
…Сначала я просто начал узнавать голоса моих друзей. Затем стал улавливать смысл.
Первое, что дошло до меня, это фраза Кохи:
- Плохо тебе, Петрик? Присядь вот сюда…
Петрику плохо, тоже плохо. Как быть? Как помочь, если я так слаб? Если так тяжело? Надо слушать…
Я помню: раньше колокольчик дзинькал только когда открывали калитку, когда Рики бегал туда и сюда, а теперь её трогать некому, а колокольчик звенит, звенит и звенит.
- Оставьте Миче в покое, - нервно говорит Кохи. – Ну пожалуйста, придёте потом.
- Да вот видите, какое дело, мальчики, мы задолжали ему.
- И вы?
- Ну да. Как–то вот тоже. Возьмите, сохраните для Миче.
- Я должна четыре цагрика, - вякает Лала Паг. – На, Петрик. С тех пор я уже восемь накопила. Держи.
- Лала, нет.
- Ты их оставь для Миче, ладно?
Дзинь-дзинь!
- Ну, хотелось бы помочь ему маленько. Как не помочь человеку – он город спас, да не единожды.
- Подождите, как вас зовут?
- Неважно. Какая разница?
Аня говорит:
- Я была должна Миче двадцать цагриков, но его советы перевернули мою жизнь. Считаю, что мой долг намного больше.
- Аня, ну…
- Прекрати. Вот, возьми для Миче. Ему отстраивать дом.
- Я должен Миче. Дай, думаю, долг отдам. В такой–то момент как раз пригодится. Я пить перестал – всё Миче благодаря. Жена, слышь, вернулась, а тёшша удобрилась. Ты Петрик? Ну и бери, значит, для Миче.
- Сколько наш мальчик оболтусу моему амулетов переделал, а мы всё не сподобимся заплатить. Дружба дружбой, а злоупотреблять нельзя. Придёт же он в себя, Чудилка? Ты пока денежки припрячь, потом ему отдашь. И имён не спрашивай, и не отказывайся. Люди ж от всего сердца помочь хотят. Ох, Петрик, горе–то какое!
- Не надо, не трогайте Петрика, - говорит Кохи.
Дзинь – дзинь!
- Вы Петрик Тихо? Мы пришли долг отдать.
- Да поверьте же…
- Да уж, никто не поверит. Сколько мы по колдунам ходили, сколько денег перевели, не получалось у нас детей завести. А Миче с нас денег не взял, сказал, за что брать–то? Просто врача посоветовал. Теперь мы беременны. Ждём ребёночка. Помочь хотим Миче хоть так. Хотя, как тут поможешь? Представить страшно.
Дзинь – дзинь!
- Хочу долг отдать.
- Да как–то так вышло, что еле – еле концы с концами сводили, а сходила к Миче – и что? Как–то вот завёлся достаток. Ты вот возьми для него.
Дзинь – дзинь!
- Надо бы долг отдать…
- И всё – то теперь устроилось…
- Всем хорошо, а Миче горе… И ты ведь Рики любил, Чудилка.
- Не трогайте Петрика. Не нужно. Потом. – Снова голос Кохи, странный, звенящий и прерывающийся.
- Получается, как же я спать–то буду, ежели Миче жилья лишился. Пусть строит…
- Хочу отблагодарить…
- И нынче поделиться хочу…
- Рики–то не вернёшь, но жить–то надо. Ты возьми это, Петрик, может, он оклемается.
Дзинь – дзинь!
- Петрик, ты тут? Ну да, где ж тебе быть сейчас, как не здесь. Здравствуй, Кохи.
- Здравствуйте, сударыня.
- Вот, значит как… Петрик, ты можешь принять помощь для Миче Аги? Он мне услугу оказал.
- Да вот, Чудилка только этим и занимается, - сказал Кохи.
- Вы возьмите, мальчики, ему пригодиться.
Дзинь – дзинь!
- Кохи, привет. Соболезную, Петрик. Такое вот дело… Я двух мальчишечек усыновил. Двойняшек. Малышек. Жена такая довольная. Потом она навестит твоего дружка. Кхм… И вот, возьми для него деньги. Хотя бы так… А что делать? Скажи, мальчишечек мы так и назвали: Миче и Рики.
Дзинь – дзинь!
Смутное ощущение присутствия множества людей... Голоса, голоса… Нервный голос Чудилы:
- Ну прошу вас, идите домой! Человек болен, оставьте его, пожалуйста. Спасибо вам, но ему плохо.
- А ты что его теперь, в сумасшедший дом? Обратно, да?
- Нет. Я его забрал оттуда, зачем же обратно? Я его к себе повезу.
- Зачем сюда привёз? Тяжело ведь. Нельзя ему давать на пожарище смотреть.
- Попросил он. О, чёрт! Я и не знал, что Миче в сумасшедшем доме! Стоило отлучиться - и готово! Ну и бегом…
- Миче, тебе получше? Ты меня узнаёшь?
Пятна вместо лиц. Кто такие, понять невозможно.
Дзинь – дзинь!
- Где тут пожертвования принимают?..
Дзинь – дзинь!
- Миче, ты тут! Послушайте, не отдавайте его обратно. Миче не сумасшедший.
- Родители с горя и со страху за него учудили. Думали, так лучше будет. А ты глянь, ничего не лучше. Ничего не понимает.
- Понимаю, - выдавил я.
- О! Понимает!!!
- Ну ещё бы. Небось, с обеда этим пойлом не поили.
- Холодно.
- Я укрою тебя, Миче. Встаём и едем к Петрику. Чудик, ну поедем уже. Вот платочек. Мадинка сама вышивала. Давай, вытри глазки, да уведём его отсюда.
Это Кохи. Явилось воспоминание: это он скандалил и бил стекло.
- Мамочка... – вспомнил я ещё.
- Нет! – рявкнул Кохи Корк. – Пусть дома думают, что ты ещё в сумасшедшем доме. Великая Эя! Как я–то, дурак, позволил тебя этой дрянью поить? Петрик, может, увезём Миче из города?
- Мальчики, давайте ко мне.
- Ко мне.
- К нам.
- Давай увезём из города, - всхлипнул Петрик.
- Нет, - упёрся я.
Вокруг зашептались. Наверное, всё равно увезут. Я попытался встать. Не вышло. Кто–то крепко ухватил меня и поставил на ноги, и поддерживал, чтобы я не упал. Кто–то во что–то меня завернул.
- Подождите, - шепнул я, а потом сказал, вглядываясь в серые пятна вокруг:
- Я слышал. Спасибо вам, – и попытался упасть.
- Сейчас – сейчас, - засуетились все.
- Подождите, – я оперся о Чудилу. Всё стихло. Ноги у меня подкашивались. – Спасибо вам, - повторил я. – Только вы заберите всё. Мне не надо уже.
- Не обижай нас, Миче, - попросили меня. – К тому же там не разберёшь, кто чего и сколько. Отстроишь дом. Мы будем к тебе приходить.
- Спасибо вам, - однообразно твердил я. – Можно я поделюсь с Кохи?
- Ты что? – испугался юный Корк. – Не надо.
Но мне казалось, что надо.
- Кохи остался без дома. Пожалуйста.
- Да конечно, Миче, о чём речь! Поступай, как знаешь.
- Пусть у них… у Кохи… будет дом… и покой.
- Пусть будет, Миче.
Дзинь – дзинь!!!
- Спасибо вам.
И тут я всё–таки упал обратно на креслице, потому что хватка дружеских рук, держащих меня, вдруг ослабла. Вскрик Петрика, такой, будто его ранили, заставил меня сделать над собой усилие и захотеть узнать – что ещё за беда такая с ним, с моим другом, которому тоже плохо?
В глазах у меня немного прояснилось, и я увидел Рики, идущего ко мне по дорожке. Я видел словно сквозь туман, но разглядел Чикикуку на плече моего сокровища и не по сезону тёплые и высокие сапоги на ногах, куртку и шапочку с мехом.
- Родненький! – взвыл Рики и схватил меня в объятия. Его тоже схватили, схватили и Чикикуку, потому что они были не призраками, а действительно живы.
* * *
Я был слаб, а от неожиданно свалившегося на меня счастья вообще обессилел. Я всё время держался за мой нежданный – негаданный подарок судьбы и даже не очень вникал в то, что он рассказывает. Мне было достаточно только знать, что мой Рики вернулся ко мне по дороге, указанной Эей.
Оказывается, когда внезапно загорелся дом, мой очень младший брат сначала чуть с ума не сошёл со страху. Потом он взял себя в руки и попытался противостоять огню, но пламя было волшебным, и маленький Рики сразу понял, что не справится. Огонь окружил его со всех сторон, отрезал от окна и от двери, от дыма Рики уже задыхался – и тут на него прыгнула Чикикука. Он упал среди огня, а вскочил на ноги… в сугробе снега. Естественно, Рики завизжал, как дикий: это что ж такое–то: в трусах на снегу, а вокруг голые ветки и зелёные ёлки.
Потребовалось время, прежде чем Рики чуть–чуть успокоился и, дрожа от холода, начал оглядываться. Он стоял под крутым берегом ещё не замёрзшей речки. Да–да, там, куда он попал, стояла глубокая осень, уже почти зима, как на севере. Чикикука крутилась рядом. Она скакала по берегу и по Рики и даже усами выражала свою радость по поводу спасения мальчишки. Ещё моему братцу показалось, что она знает эти места. Стуча зубами, он поднялся за зверушкой на обрыв и обнаружил там деревню. Всё как положено: дома, сараи, заборы, стога и коровы. Ну, это он их так называет. На самом деле коровы там ходят высоко задрав толстые попы, потому что передние ноги у них сильно короче задних. Иногда они передвигаются внаклонку на двух ногах, цвет у них ярко-рыжий, а рог один – на носу. Тем не менее, они исправно дают молоко.
- Чикикук там – видимо – невидимо! – надрывался Рики. – Есть побольше, поменьше и разных цветов. Они дома сторожат и коров пасут. Ещё на охоту ходят.
- Собаки, что ли?
Рики с сомнением глянул на нашу зверушку, припавшую к моей груди и обвившую лапками шею.
- Выходит, что собаки, - кивнул он. – Только они яйца несут и из них яичницу делают.
Чикикука привела моё сокровище к самому большому дому, и он, совсем окоченев, привалился к забору. Вереща, наш зверёк кинулся к людям, копошащимся на дворе. Они обернулись, увидели Рики в одних трусах, подбежали и залопотали непонятно что. Они сбросили свою одежду, укутали мальчишку и утащили его в дом. А он тащил с собой Чикикуку. Рики напоили чаем с чем–то, напоминающим мёд, и вообще, все эти дни кормили очень вкусно. Ему нашли одежду, и он ходил везде, где вздумается, помогал накрывать на стол, задавать корм коровам и собирать яйца чикикук. В семье было три девочки, мама, папа и дедушка. К Рики они относились прекрасно, и всё хотели узнать, откуда он. Мой братец пытался объяснить. Общались они по-разному, бывало даже, что жестами и рисунками, хотя Рики понимал язык хозяев, а они - его. Так бывает, если встречаются люди родственных народов из разных стран. Понимать, более-менее понимают, а говорить – никак. В конце концов, дедушка показал на звёзды и сказал: «Кырмыртырбырфыр!» - или что–то вроде того. Он объяснил Рики, что тот с неба свалился. Это оказалось действительно так, хоть это странно до невозможности.
- Навина, - сообщил дедушка, обводя рукой окрестности.
Рики, потрясённый тем, что до такой степени далеко от дома, но совсем не тем, что на второй из планет-сестёр есть жизнь – это же всем известно, еле-еле нашёл в себе силы вякнуть, показав в космос:
- Винэя.
- А! Ну тогда всё ясно! – обрадовались члены семьи на своём наречии.
Потом его спрашивали о чём–то непонятном: «Инара Чикикука» - всё твердили члены семьи, но Рики знал только Чикикуку обыкновенную. Он тыкал в неё пальцем, но его не понимали. Хозяева дома имели в виду девочку, может, четвёртую, вот такую маленькую, которая у них потерялась когда-то давно. Мама девочек плакала, папа вздыхал.
А вот наша зверушка, наверное, знала людей, давших моему очень младшему брату приют. Она на них так смотрела, обнюхивала и трогала лапкой…
- Очень трогательно трогала, - сказал Рики.
Сразу после того, как он отогрелся, Чикикука захотела отправить его домой. Мой братец понял это очень хорошо. Зверушка прямо – таки требовала, чтобы он шёл за ней на улицу, но Рики увлёкся вкусной булочкой. В это время хозяева дома заметили на шее животного цепочку с ключиком. Глава семейства схватил Чикикуку, схватил кусачки и – чик! – перерезал удавку, и резким рывком сдёрнул её со зверька, а ключик отдал Рики, он и сейчас у него.
Тёмные люди! Думая, что делают добро, они причинили Чикикуке вред. Резко освободившаяся от цепочки зверушка упала, захрипела, закашлялась, на повреждённой кожице показалась кровь… Короче, ей было плохо все эти дни, так же, как и мне. Так вот далось нам наше освобождение.
Рики тоже было плохо. Помогая приветливым хозяевам и дивясь местным чудесам, моё сокровище думало обо мне и родителях. Отчего вспыхнул огонь? Не пострадал ли Миче? Он думает, что потерял своего очень младшего брата. Это же ужас! А мама и папа? А вся родня и друзья?! Он плакал, но так, чтоб никто не видел, иначе его сразу начинали жалеть и закармливать конфетами. Мой мальчик тревожился за Чикикуку и заботился о ней, обрабатывая ранки на шее и кормя жидкой кашкой. Но потом зверушка ожила и вывела Рики к тому месту, где они появились в этих краях. Чикикука кусила братца за штанину – и вот они тут.
Соседи, друзья, просто любопытные слушали младшего Аги с раскрытыми ртами.
- Ой, Рики, ты как скажешь! А люди там не трёхногие?
- Нет. Но все они чикикуки.
- Яйца несут?
- Нет. Просто инопланетные иностранцы. Говорят, вроде, нашими почти словами, но всё равно не по-нашему. И ударения в словах не там, и согласных больше, чем нужно. Зверушек чикикук они называют другим словом. А как себя называют – так этого я вам выговорить не могу. Высокие. Нет, они не страшные, наоборот, симпатичные, особенно те три девочки. Волосы такие сизые, как пёрышки у голубей. Глазки тёмные.
- Рики, ты побывал у инопланетян.
- Ну и приключение у тебя вышло!
- Да здравствует Чикикука!
- Инопланетян не бывает.
- Ты дикий совсем? Те, что с Навины – Это Красивые Горные Люди. Мы их так называли. Безобиднее птичек они.
- Сказки. Рики просто спрятался с перепугу.
- Нет, с перепугу он в другой мир попал. Гляньте на его одежду.
- Если бы спрятался, уже давно нашёлся бы, причём в трусах.
- Никто не будет прятаться столько дней, когда его родители убиваются. Что он ел по-вашему?
- Да мы все знаем, что Чикикука за ним в огонь прыгнула, а не куда – нибудь.
- Рики – он же будущий волшебник, а вы видели, что они творят с перепугу. Миче с перепугу нас от «Чёрного Мстителя» спас. Вполне мог и Рики в другой мир смотаться и вернуться.
- Счастье–то какое!
- Скорее сказать родителям!
- Уже побежали.
- Пожалуйста, - влез я, - заберите деньги.
- Заткнись, Миче, балбес, никто ничего не заберёт. Строй дом.
- Ты строй, а хочешь, пусть и Кохи строит.
Полный благодарности, я решил, что временно снижу расценки на амулеты и гадание.
Дзинь – дзинь!
- Вот они, вот!
- Вот он, ваш Рики!
Продолжение: http://www.proza.ru/2009/12/03/614