А где-то там, за синим морем

Ирина Истомина
Все события и действующие лица абсолютно  реальны.


Алеша сжал голову руками. Из соседней комнаты раздавались крики. Родители воспитывали друг друга. В последние годы это происходило каждый день. Утро, вечер и даже ночь не приносили покоя. Иногда Алеше казалось, что так было всегда.

… Без глаз и без ума,
Любовь летит, не ведая сама,
Куда и как.
Она точь в точь как дети,
Легко попасть в свои же может сети.
Равно других способна обмануть.

18 лет назад они познакомились во время студенческой практики, Олег и Надя: она студентка, он шофер. На какое-то мгновение встретились их глаза, и словно искра пробежала между ними. Именно там, на колхозном поле, заросшем краснощекими томатами, и начался их роман. Он был стремительным, как горная река. Вечером после отбоя Олег высвистывал Надю из барака, и они растворялись в темноте ночи.  Красоты особой рядом не было, кругом поля да поля…. Но зато небо было одно на двоих, и звезды, что сияли в вышине. А утром Надежда едва могла собрать и полнормы: глаза слипались, и справиться со сном не было никакой возможности. В это же время молодой шофер, как только выдавалась свободная минутка, хлебал литрами крепкий кофе, чтобы ненароком не уснуть в пути.
Закончилась колхозная практика, но любовь продолжалась. Каждый выходной Олег вырывался в город к своей подруге. Настоящее любовное безумие охватило их. Надежда прогуливала лекции в институте, Олег часто опаздывал на работу. Оставаясь ночевать у своей милой, он утром не успевал на автобус, который шел до его автоколонны.
Родители увещевали Надежду, ругали, но все было напрасно. Когда молодые объявили о том, что собираются пожениться, родители невесты впали в отчаяние. Не то чтобы Олег им совсем не нравился, но рано еще было их Надюше думать о замужестве, два курса института впереди, да к тому же, жених-то – простой колхозный шофер…. Неужели других не будет – повыбирала бы. Но Надежда уперлась: «Люблю, и все тут»!
Уже перед самой свадьбой мать сказала дочери: «Не будет тебе с ним счастья, помяни мое слово»! «Благословила» вообщем.
На свадьбе, когда молодых встречали у подъезда хлебом-солью, солонка вдруг грохнулась на асфальт и разбилась на мелкие  осколки. «Ох, не к добру это все, не к добру»! – причитала Надина мать.
За пышным столом веселились все: невеста с женихом клялись в вечной любви, гости радовались счастью молодоженов, и только родители Надежды сидели, поджав губы, недобрым словом поминая «неизвестно откуда взявшегося на их головы колхозника».
Олег переехал в дом к родителям жены. А они, чтобы не злиться на «непутевого» зятя, перебрались на дачу. Появляясь в доме по выходным, мать все ворчала и ворчала на «примака».
В институте Надежда так и не доучилась. «Помешал» маленький Алешка, родившийся у молодых январским утром. Пеленки, распашонки, бессонные ночи сделали свое дело. Олег, устроившись на работу водителем-дальнобойщиком, редко бывал дома. И не только из-за своей работы. Постоянные упреки тещи, монотонно долбившей свое, отвадили его от дома. Ему на работе было лучше. Там друзья-товарищи, перемыв косточки своим тещам, наливали по стопочке за их здоровье и сразу добрели, забывая плохое.
Надежда все больше становилась похожей на мать. Она постоянно ворчала на мужа, что дома редко бывает, помощи от него как «от козла молока», что не может на квартиру заработать и много всякого-другого.
А между тем, друг за другом появились на свет Леночка и Ванюшка. Надежда и вовсе перестала следить за собой. Постоянные стирки, кастрюли, штопки превратили ее в зловредную бабешку.
Незаметно угасла любовь. Слабые языки пламени  пробивались еще сквозь дым и чад, но костер, чтобы он горел, нужно ведь поддерживать, хотя бы одному. Чувство жалости просыпалось у «Михалыча» (так звали Олега на работе), когда он видел уснувшую за столом усталую жену. Надежда пошла работать и времени ей не хватало ни на что. Мать не помогала. «Народили детей, нас не спрашивали, вот теперь сами и воспитывайте».
Когда Олег наклонялся к жене, чтобы приголубить, пожалеть, дверь в спальню могла беспардонно распахнуться, а влетевшая некстати бабушка заявляла: «Идите, там ваши щенята воют, спать не дают». Щенятами родная бабушка звала Алешку, Леночку и Ванюшу, спавших рядом в соседней комнате. Недонесенная жалость превращалась в ненависть. Олег толкал жену в плечо: «Ты чо, не слышишь что ли»? Надежда кричала на мужа, обзывала его «безруким уродом», и спешила в детскую, чтобы там прикрикнуть на детей.

… Когда  явился ты на Божий свет,
Ты плакал,
Но другие ликовали;
Живи же так,
Чтоб уходя из мира,
Другие плакали,
А ты спокоен был…

Алеша всегда жалел мать. Она казалась ему такой несчастной, вечно всклокоченная, не выспавшаяся. Он подходил к ней и молча обнимал за шею, прижимаясь к ней всем  телом. Ведь когда-то было все не так. Он помнил, как они всей семьей ходили на речку, и отец своими сильными руками опускал его в воду, а потом высоко подбрасывал. Алешка визжал от радости, хлопая по воде ладошками, поднимая в воздух миллионы сверкающих брызг. А потом мама кормила его и отца с ложечки. И все смеялись, потому что мама нарочно мазала чем-нибудь щеки отца, и он радовался, как ребенок.
А еще Алеша помнил, как они ходили с папой в театр на Новый год. Всю ночь мама мастерила ему костюм мушкетера. Рассказав деду Морозу стихотворение и, помахав у него перед носом шпагой, Алеша ждал подарка. Но мушкетер почему-то не понравился деду Морозу, и старик, небрежно похвалив малыша, переключился на других детей. Алеша чувствовал, как что-то защипало в носу, а из глаз потекли слезы. Он не хотел плакать, знал, что папа не любит плакс, и не раз говорил ему: «Мы, сынок, с тобой мужчины»! – но слезы сами собой катились и катились…
Отец внимательно посмотрел на  деда Мороза, на сына, а потом сказал: «Ну-ка, подожди немного, а я скоро вернусь». Опустив голову, Алеша водил с ребятами хороводы и грустным голосом пел: «»Ах, какой хороший, добрый дед Мороз»! Отец успел за это время  сбегать в магазин и купить мальчугану подарок. Что уж он сказал деду Морозу, неизвестно, только тот вдруг подозвал к себе печального мушкетера и на глазах у всех вручил ему огромный подарок.
Это уже потом, намного позже Алеша понял, откуда взялся тот подарок, но тогда счастью его не было предела. Он кинулся к деду и целовал его в белую синтетическую бороду.
А на день рождения отец подарил ему новенькие гуашевые краски и толстый альбом. «Ну, сынок, рисуй дальние страны, может, удастся тебе побывать там»!
И Алеша рисовал: небо в  белых облаках, мигающие звезды, каналы на Марсе, но чаще всего он рисовал море: спокойную синюю гладь и корабль, покачивающийся на волнах. Корабль мечты часто появлялся в крепких мальчишеских снах и уносил его в неведомые дали.

Куда все делось? Куда ушла безумная любовь родителей? За каким поворотом осталось счастье? Ни Надежда, ни Олег не знали ответа  на эти вопросы. Они не протянули друг другу руки, не остановились вовремя, когда это еще было возможно. Именно они сами приблизили тот страшный час трагедии, час расплаты за холодность и нежелание понять свою «половинку».
Алеша закрыл глаза. Родители опять выясняли отношения. Он пытался их мирить, разговаривал с обоими вместе и с каждым  отдельно, взывал к родительскому разуму и сердцу. На короткое время мир восстанавливался. Но он был таким хрупким и непрочным, что разбивался от любого случайного слова или взгляда. И мальчик перестал любить свой дом. Он часто уходил на берег Волги, захватив с собой альбом и краски, а там, подолгу всматриваясь в речные дали, пытался поймать момент своей будущей картины, понятный лишь художнику.
Очередной Новый год родители встретили, как всегда, в ссоре. Мать продолжала кричать на отца, обвиняя его в том, что он ей всю жизнь «испоганил», что все было бы иначе, если бы она послушала свою мать и не вышла бы за него замуж, была бы сейчас уважаемым человеком. Олег молчал, лишь крепче сжимал кулаки и опрокидывал рюмку за рюмкой. Тут подоспела и бабушка. Она трясла перед зятем своим тощим кулаком и причитала: «Когда же ты тока зажрешься своей водкой?! Навязался на нашу голову, черт колхозный, сидел бы счас у себя в селе, жижу грязную хлебал, не было бы у тебя ни жены, ни квартиры»!
Олег перехватил щуплую руку: «Ты же, мать, от злости и яда своего совсем отощала»! На какое-то мгновенье стало тихо. Ни жена, ни теща не ожидали, что зять может еще какой-никакой дать ответ. А потом ругательства посыпались с новой силой.
Алеша вышел на улицу. Холодный воздух обнял его тело. Сердце сжалось в каком-то страшном предчувствии. Вернувшись домой, он начал рисовать свою любимую тему. Впервые за все время это был совсем другой пейзаж. Да, там снова было море. Но неспокойное, бушующее. Серые волны разбивались о скалы. Корабль, как малую песчинку, море безжалостно втягивало в свою пучину. И только там, далеко, в правом углу рисунок остался незавершенным.
Стремительной чайкой белел уголок альбома. Лишь легкий мазок светло-голубой краски кричал о том, что хозяин не успел дорисовать то, чего хотел. А хотел Алеша одного, - показать, как рассеиваются черные тучи и за ледяными порывами ветра, покажется солнце, робкое и несмелое, уложит гребни бешеных  волн и спасет корабль…
Третьего января Алеша задержался на улице у подъезда с другом. Они болтали о разных пустяках, смеялись.  На какое-то время Алеша забыл, что творится дома, что отец беспробудно пьет уже третьи сутки, а мама с бабушкой постоянно ругаются.
Сестра Лена, спустившись из квартиры на улицу, загадочно сообщила брату: « Алешка, а там папа маму бьет»! – и с веселым криком унеслась к подругам. Алеша торопливо поднялся по лестнице. К нему подбежала бабушка и визгливым голосом загомонила: «Алешка, гляди, гляди, как отец твой мать избил, до смерти»! Алеша посмотрел на мать. Та сидела живая и невредимая на кровати, держась рукой за щеку, на которой проступала большая красная пятерня отца. Она не кричала, не плакала, лишь смотрела куда-то невидимым взглядом, словно просыпаясь от страшного сна.
Алексей шагнул к отцу: «Ты что себе позволяешь»?  Тот мутными глазами смотрел на сына: «Не встревай»!  «Ой-ой, батюшки, убивают, господи, убивают ведь мать-то, Алешка»! – стонала бабушка. «Это все он, он, отец твой, всю жизнь нам  загубил, жрал да пил больше всех»!
Алеша чувствовал, как подрагивают его руки. Опять щемящее чувство тоски охватило его с такой силой, что хотелось повернуться и бежать из этого дома неизвестно куда. Отец нетвердым шагом подошел к теще, сгреб в охапку и приподнял ее над полом. Та от ужаса и страха лишь тоненько сипела, тыча костлявым пальцем в плечо зятя. Сын потянул отца за рукав: «Не смей»!
В это время Надежда, словно почувствовав опасность, исходящую от мужа, рванулась с кровати к ним обоим. «Сынок, - успела крикнуть она, - отец не виноват»! Надежда вытолкнула сына в прихожую и закрыла дверь. Олег  неуловимым движением схватил со стола нож, оттолкнул жену, открыл дверь и … ударил ножом в сердце своего сына со  словами: «Никогда не лезь в семейные дела»!
А сам упал, как подкошенный, провалился в пьяное беспамятство. Алеша растерянно смотрел на отца, теряя сознание, но еще слыша страшный крик матери: «НЕ-Е-Е-ЕТ»!
Он умер сразу. До своего совершеннолетия Алеша не дожил всего два дня.
6 января, в день рождения, застывшие комья земли застучали по крышке гроба.
Время расставило все по своим местам. Отца посадили на 12 лет, назначив ему принудительное лечение от алкоголизма.
Ребенку так хотелось мира и покоя в доме. И он, наконец, воцарился, этот покой, правда, страшной ценой, ценой мальчишеской жизни.
Мать, постарев на 20 лет, ушла в себя, забыв, что  у нее осталось еще двое детей. Поставила у своей кровати на столике две фотографии – мужа и сына, и все время смотрела на них, переводя безумный взгляд от одного к другому,  таких родных и очень похожих друг на друга…
Бабушка раз в неделю ходит на кладбище, выбирая перед входом цветы подешевле, и жалуется Алешеньке на окаянного отца-убивца, на свою горемычную жизнь и немилость родной дочери. Сбивая сухонькой ладошкой пыль с Алешиного памятника, клянется ему в вечной любви. «Одного тебя любила, одного тебя»! – шепчет она, забыв, как звала внучат щенятами.
А Лена с Ванюшкой прикрепили кнопками к стене у себя в комнате последнюю Алешину картину: шипящее гневом  и злобой море с сине-голубой полоской рассвета, который так и не наступил. Не наступил, потому что Алеша просто не успел дорисовать его.

… Пали надежда
Одна за одной,
А сердце все ждать
    Продолжает;
Так скалы –
Преграды стихии морской,
Но бурю они не смиряют.


Долгое время у меня лежали Алешины рисунки. Недавно я отдала их его сестре Лене.

Приведены стихотворения В. Шекспира, Ф. Шиллера, Ф. Рюккерта.