ранее http://www.proza.ru/2009/01/12/696
В субботу 21 июня мы долго не ложились спать, собирали и увязывали вещи - в том числе и оба складных стула, красный и жёлтый - и составляли их в сторону. Рано утром должен был приехать на грузовике дядя Алёша, отчим двоюродного брата Серёжки, чтобы забрать наши вещи и отвезти вместе со своими на общую дачу. Помню, видел сквозь сон, как папа с дядей Алёшей выносили чемоданы и прочее, рвался одеваться, чтобы, как было обещано, поехать на дачу на грузовике. Мне говорили – рано ещё вставать, полежи, мол, когда надо будет одеваться, мы скажем. И я, естественно, уснул.
Когда я проснулся, папа с мамой спали. За окном, хотя наши окна были на север, виднелось голубое небо, чувствовалось хорошее солнечное утро. Уже утро - а я не поехал на машине с вещами!... Сквозь сон папа пробормотал, что, мол, скоро дядя Алёша приедет ещё раз – будет второй рейс, тогда и поедешь, а пока ложись, поспи ещё. Но спать уже не хотелось. Я вскочил и помчался к соседке тёте Кате (её комната была за нашей стеной, в бывшей спальне царского генерала) сообщить, что мы сегодня уедем на дачу. Я влетел к тёте Кате - она тоже ещё дремала и включил её репродуктор: у нас, ведь, в комнате не было радиоточки…
…И услышал сообщение о том, что немецкие войска перешли границу, что бомбили города, что нашим войскам дан приказ… Ну, и так далее: всё это давно и всем известно!...
Тётя Катя охнула и сказала, что это – война.
-С кем?! - видимо, я выпучил глаза.
-С Гитлером, – сказала тётя Катя; она сидела на кровати в сбившейся на плечах ночной рубашке и поправляла волосы трясущимися руками.
Я выскочил из тётикатиной комнаты и с торжествующим криком ворвался в нашу:
-Ура! Война! С Гитлером!
Папа с мамой вскинулись:
-Ты что, с ума сошёл? Прекрати свои глупости!
Я сказал про радио. Неодетые, как было, они кинулись к тёте Кате, и мы все вместе дослушали, а потом ещё раз прослушали сообщение. Папа, сразу сильно посерьёзневший, сказал – надо идти в военкомат.
Возле военкомата на улице Чайковского уже стояла большая толпа, в основном, мужчины. Из парадной вышел военный с тремя "шпалами" в петлице и сказал, что он понимает, почему люди пришли сюда, но сейчас надо всем разойтись и ждать повестки. Они, мол, будут посланы, когда придёт время и тем, кому нужно.
С самых первых дней я был уверен, убеждён, что вот сейчас именно сегодня радио скажет, что эти непонятные дураки, напавшие на нас будут побеждены нашей Красной армией, разбиты в пух и прах! Что уже разбиты. Чувствовалось, что несмотря на тревогу вокруг - а тревога эта почти звучала во всём (даже в слышанных несколько раз знакомых словах из басни Крылова: "ай, Моська, знать, она сильна, что лает на слона!") - всё вокруг думают только о том, надеются, что скоро война закончится. Удачно закончится. Даже мама, когда мы на второй или на третий войны втроём заходили в ворота нашего дома, вдруг сказала те же слова про Моську. А папа вдруг почему-то непривычно резко её одёрнул.
Наверное, в эти же первые дни войны в повседневный обиход вошло слово «бронь». Равнозначное слову «броня», оно было неприятно тем, что делало людей вокруг, как бы, неравными: одни, мол, должны были идти на войну, а другие – нет. В голове стало шевелиться: эти, другие, они, что – более важные, что ли? Хотя одновременно была уверенность, хотелось, чтобы все шли на войну; как и все мальчишки я мечтал, как именно сейчас Красная Армия... Ну, и так далее..
Известный плакат «Родина-мать зовёт» появился на стенах домов очень быстро, на третий или четвёртый день войны. Если без предубеждения посмотреть – это призыв не к отпору, а просто художественно оформленная присяга. Не больше! Сегодня мне очень понятны предположения о том, что Сталин готовился начать войну первым, а Гитлер просто опередил его. Похоже, так оно и было, и столь быстрое появление плаката - лишнее подтверждение этому: как-то не верится, что за пару–другую дней можно отпечатать и распространить плакат, а до того его надо, ведь, было ещё и нарисовать, и это всё – работа не на три дня и даже не на две недели... Такой плакат вполне пригоден для сплочения народа, чтобы он вместе со своей армией пел:
…И на вражьей земле мы врага разобьём
малой кровью могучим ударом!
По радио всё время звучала музыка, в основном, марши. Из сообщений ничего нельзя было понять, и это не пересказ многих слышанных и читанных мнений, это – чёткое непонимание происходившего умом чуть ли не сразу повзрослевшего человека.
Затем возникло новое понятие и новое непонимание – "народное ополчение". Мы, мальчишки, всегда знали, что Красная армия «всех сильней», и другого мы просто не могли понять! А теперь мы каждый день слышали - пусть понимая кое-что по-своему, по-мальчишески (а которые грамотные ещё и читали) - что возле города N идут оборонительные бои, и что ефрейтор фон Шрамке или, там, Блямке, взят в плен, и заявил, мол, «Гитлер капут»... И причём тут какое-то «народное ополчение»? А что же Красная армия?…
Мама наклеила крест-накрест на стёкла окон бумажные полоски, и во всех домах тоже стёкла перекрестились этими полосками - иногда часто-часто, а некоторые совсем немножко. Мама сказала, что это для сохранения стёкол, если будут бомбить. Что ж, я давно знал, что взрослым всё виднее. Может было бы лучше даже не бумажки наклеить, а тряпочки?...
далее http://www.proza.ru/2009/01/11/448