Марья Царевна, или Свет в банном окне

Петровский Валерий
На нашей улице заниматься сексом было невозможно. У всех девчонок были братья, а все мы были друзьями. Поэтому мы занимались спортом. Мы целыми днями играли летом в футбол. И девчонки тоже. Иногда. Мы их принимали в игру, так как это возбуждало. Придавало азарт. Принимали и Светку, и Марью Семеновну. Хотя ей было лет 15, кто-то первым назвал ее по имени- отчеству.

У нее была спортивная фигура. Ее фигурку мы рассмотрели в бане через ночное окошко. Мы прослышали, что наши девчонки собираются в баню и вечером засели в засаде. А потом по очереди подкрадывались к светящемуся банному окну. И у других девчонок оказалось красивое тело, но у Марьи Семеновны фигура была просто точеная. И смуглое тело, хотя мы не разу не видели, как наши девчонки загорают. Кто же в деревне загорает!

...Я смутно помню дядю Семена, ее отца. Кто-то привел меня в их дом, когда меня было года четыре. Это был совершенно иной дом – старенький, уютный и наполненный незнакомыми мне вещами. Потому что ее отец был часовым мастером. Он болел, и я его никогда не видел на улице. А вся округа его знала и уважала. Возможно, он был единственный часовой мастер в наших местах. И к нему постоянно приходили люди.
 Он был мастер по ремонту времени, но время его не пощадило. Вскоре он умер.

Тогда я не придал этому значения. Потому что в нашей деревне еще  оставались другие замечательные люди. Например, дядя Павел. У него был огромный фотоаппарат на треножнике, со стеклянными пластинами. И, кажется, он принимал и фотографировал клиентов. Хотя я не уверен. Когда он выдвигал фотокамеру,  я наблюдал за аппаратом, не за людьми. Дядя Павел никогда не прогонял нас, малышей. Может, он хотел, чтобы мы его запомнили? Потому что он тоже потом умер. Позже, когда я уже ходил в школу.

Такая вот у нас была замечательная деревня, где жили такие удивительные люди как часовой мастер дядя Семен, и фотомастер дядя Павел. А еще был связист дядя Валерьян, отец моего друга Вовки. Он ездил на единственном в деревне мотоцикле с коляской. Иногда возил нас, малышню, до околицы. А еще к нам в дом заходил друг моего отца дядя Коля Бочкарев, телефонист. Он отвечал за телефонную связь, и у него дома был свой телефонный аппарат.

...Когда я пошел в школу, я уже знал, что пришел из особенной деревни. Поэтому, если в школе проходили состязания, я болел не за свой класс, а за свою деревню. То есть за ребят и девчонок с нашей улицы. Потому что у нас была всего-навсего одна улочка. Где мы выросли и бегали одной стайкой. И мы все вместе болели в школе за Марью Семеновну, которая замечательно бегала за свой класс. Она была чуть старше меня, а еще она была девчонка. Поэтому я с ней мало общался. Не принято было. Вот если б она была помладше! Мы бы взяли ее в наши игры.

У нас была своя компания. Туда даже входили наши сестренки. А Марье Семеновне не повезло: кроме единственной подружки у нее никого не было. Может поэтому,  она долго потом не выходила замуж. Самая чудесная девушка с нашей улицы, веселая и замечательная. Она уехала после школы в город, но так и не смогла найти своего суженого. Я ее встретил однажды в городе, но не успел поговорить. Торопился. Я думаю, ее назвали Марьей Семеновной, потому что она и вправду была в юности прекрасна как Марья Царевна.

... А потом на кладбище к нам подошла подруга Марьи Семеновны. Та самая, единственная. Сказала, что Марья Царевна умерла. Совершенно неожиданно. В одиночестве. И ее здесь похоронили.

Я подумал, что если б мы тогда взяли ее в нашу команду, она бы жила совсем по-другому. Она же  пришла однажды на площадку играть с нами в футбол. В валенках, чтобы не было больно при ударе. А мы тогда посмеялись и отвернулись от нее.
Подумаешь, в валенках...