Кулёмин стоял у окна и пристально смотрел в небо. Смеркалось. Но даже если бы смеркнулось совсем -- звёзд Кулёмин всё равно не увидил бы. Разве что иногда и чуть-чуть... Вечная гнойная пелена висела над городом. Это назойливо отражались от низких облаков и пластов смога тысячи горящих окон, за которыми прели в своих конурках нелюбопытные во всех смыслах земляне...
-- Гоша, друг мой! -- томным от величия обуревающих его мыслей и видений воззвал Кулёмин. -- Слышишь ли ты меня?
-- Не глухой! -- приветливо откликнулся Гоша и хрустнул сухариком...
-- Посмотри на это небо взглядом, бля... пристальным , -- чуть не сбился на пошлость Кулёмин, -- Не потрясает ли тебя бесконечность звёздного неба и это самое... внутри меня... тебя... ну, вобщем, что-то там нравственное? Короче -- есть ли жизнь на Марсе?
-- Несомненно! -- в вопросах астрономии, космогонии, аэронавтики и внеземных цивилизаций Гоша был несомненный авторитет : его генная память хранила множество случаев посещения Земли всякими разными, но как-то не отложилось в ней случаев контактов никаких степеней. Это Кулёмин выяснил давно, и противоречия его угнетали.
-- Так почему же? Почему? Ни тебе сигналов, ни тебе помочь с уборочной, или там технологию выгонки питьевого самогона из водки "Кристалл", ни просто побазарить за жизнь и мир во всей вселенной? Почему? Почему не летят, не интересуются, манкируют?
-- печалился Кулёмин, машинально выстукивая сигнал "SOS" ногтём по оконной раме. -- Я бы мог занять у них немного дармового на их планете золота, эквивалентно нашим пятистам рублям, нам бы с тобой хватило до гонорара...
-- Потому и не летят, чуют грозящую им потраву..., -- пошутил Гоша. -- А если серьёзно, Кулёмин, то скажи -- насколько тебя интересуют дела и проблемы таймырского оленеводческого стойбища?
-- Что-что? -- вопрос Кулёмина не то что озадачил : он его потряс! -- Ты хочешь сказать..?
-- Именно, друг мой, именно! Может быть, гостепреимные оленеводы на просторах морошки и жгут костры из развесистого ягеля и пряных грибов, тщетно призывая огнями Кулёмина с плодами цивилизации и супермаркета "Перекрёсток",бьют шаманы в бубны, камлают во всю ивановскую, все мухоморы извели для расширения сознания и усиления зрения, мол, где там Кулёмин с благами наук и культур?
Но нет, не видать им Кулёмина, как Мальчишу-Кибальчишу заблудившуюся с бодуна Красную Армию... Ибо про радио они и не знают, а про телевидение и не догадываются, так что напрасно бы ты долбил азбукой Морзе им своё " Люблю.Целую. Не жди."...
Да и вообще -- облокотился ты на это стойбище, ничего там для тебя интересного нет, и никогда ты там не будешь, и делать тебе там нечего, и нечего с него взять, и нечем там поживиться, а билетик до той тундры стоит -- мама, не горюй... Ну, и какого ландыша тебе до той вечной мерзлоты?
-- Аналогия мне ясна... -- задумчиво сказал Кулёмин.
Постигнув ещё одну тайну Вселенной, он пригласил Гошу разделить вечернюю трапезу.
Они сидели, пили кефир с пряниками и слушали песни в исполнении Трошина, "На пыльных тропинках", ах...
... А вечные и , несомненно, густонаселённые звёзды загадочно мерцали над кровельным железом...
***
Кулёмин стоял у окна в позе капитана Блада, выискивающего на горизонте долгожданные берега Ямайки. К глазу Кулёмин подносил большую подзорную трубу, тусклая латунь которой свидетельствовала о раритетности изделия. Кулёмин покряхтывал, постанывал, похохатывал и похныкивал. Что-то невероятно интересное творилось там, по ту сторону оптики, где-то далеко...
Наконец жажда поделиться стала нестерпимой и Кулёмин возопил :
-- Гоша! Гоша, друг мой, ты должен это видеть!
Стремительный, как "Феррари" , по подоконнику пронёсся Гоша. Он замер у оконного стекла и зацарапал всеми лапами одновременно:
-- Что там? Что?
-- Смотри и наблюдай!
Кулёмин положил трубу на подоконник, тщательно нацелив её на бульвар, широко и вольно теснившийся под окном.
Всеми своими фасетками Гоша прильнул к окуляру, вцепившись лапами в латунь... Он живо напомнил Кулёмину капитана Немо, наблюдающего через иллюминатор "Наутилуса" за подводным миром и его обитателями.
-- Итак, что ты видишь, друг мой? Молчи, я скажу сам... Ты видишь бульвар, ты видишь играющих на нём детей... Но это только на первый взгляд они играют. На самом деле они заняты чрезвычайно важным, по их детскому разумению, делом -- они создают клады! Ты уже заметил, как их много? Я считал их с позавчерашнего утра, сбивался не раз, потом просто сделал расчёт по площади, исходя из шести детей на квадратный метр. Цифра потрясла меня!
И все они заняты одним -- сокровищами! Ты не был человеческим детёнышем, друг мой Гоша, ты не знаешь, что в определённом возрасте человек обязан пройти эту стадию -- подземных секретов! Что это такое, спросишь ты? А вот что! И это сейчас происходит у тебя на глазах! Смотри же, смотри!
Берётся какая-нибудь страшно драгоценная вещь : конфетный фантик, дохлый жук, оловянный солдатик с отломанной головой, красивая бабочка, убитая молотком -- и всё это великолепие закапывается в ямку, прикрывается сверху стёклышком, желательно цветным, маскируется, а место тщательно запоминается.
И потом, когда восторг обладания подобным сокровищем становится вовсе невыносимым -- на это место приводится друг или подруга, мусор со стёклышка сгребается, и взору удостоенного предстаёт Великое Чудо -- дохлая мышь или обёртка от презерватива с голозадой красоткой, а то и сам презик, любовно свёрнутый бантиком...
Друг или подруга взвизгивают от восторга и дают ответку -- в знак особого доверия ведут к своему уголку бульвара , разгребают кучку -- вот вам тутанхомонство! Окурок нерусской сигареты с угольным фильтром, положенный в русскую спичечную коробочку, как в гробик, и прикрытый обрезком пластика от спрайтовской бутыли! Уй-а! Йо-хо! Вау! Ну и так далее...
И ты смотри, как эти невинные крошки, трогательные в своей непосредственности и чужой наивности, упоенно и взаимно расхваливают эти погребения! Как кочуют эти дети от ямки к ямке! Различно их поведение, но только по степени экзальтации и катарсиса... Есть такие, которые желчно завидуют чужому кладу, стоит хозяину отвернуться -- тут же растопчут и убегут...А потом ещё и рассказывают встречным, как славно хрустели эти стёклышки у того, придурка со жвачными бумажками под линзой от очков...Вон, вон, видишь? Слюни летят, уши шевелятся -- счастье!... Некоторые смотрят подолгу, молчат, а потом тихо отходят, наверное -- так и не поняв, что они, собственно, увидели...
А вон ещё странные дети, в очках и с умными глазами за этими очками... Нет, это я довоображаю, что с умными... На самом деле -- с наглыми, судя по тому, с каким энтузиазмом они показывают всем , что именно надо зарывать и на какую глубину, вишь -- ковыряют? Кто-то что-то не по их правилам зарыл... Эксгумируют, весело так, по-детски... Да, такие они разные, и такие они одинаковые в своём наисерьёзнейшем отношении к процессу закапывания огрызков и пробочек от кока-колы....
Но ты обрати внимание, Гоша, на вон ту группу, я насчитал детишек двадцать, которые что-то прячут, потом громко созывают всех, до кого доорутся, принимают восторги и знаки неприкрытой зависти, а когда толпа разбегается, чтобы учудить что-либо подобное только что увиденному -- весело хихикают в кулачки , показывают пальцем вслед озадаченным и крутят потом этим пальчиком возле уха... Странная жестикуляция, но у детей своя система знаком, прочно забытая взрослыми...
Да, Гоша, а вон там в углу самая загадочная компания -- они серьёзны, они никого не подзывают, а приблизившихся отгоняют пинками и хоккейными клюшками... Что-то у них в ямках такое, что и чужому глазу видеть не надо бы... Да... Любопытно... Что будет с ними через год, через тридцать лет? Почему-то мне кажется, Гоша, что они всегда будут хвастаться друг перед другом фантиками...
А как тебе глянулась вон та компания, на перилах беседки и внутри последней? Да-да, те, которые пьют пиво, едят чипсы, курят сигареты и разворачивают упаковочки с презиками, прежде чем уединиться в тени беседки... Это ведь продукты и отходы их досуга так быстро растаскиваются и погребаются под осколками стёклышек в переудобренную местными шавками почву бульвара... Ах, ведь кажется -- только вчера и я в той беседочке был, водку с пивом пил, по батнику текло, но мало, потому что основное количество всё ж по назначению попадало... Как вчера, как вчера... Ну да ладно...
Какое разнообразие лиц, какое однообразие действий...
Что скажешь, друг мой?
-- Я скажу, что только что я видел жизнь.
-- Нет, друг мой, это иллюзия... Всё это отличается от жизни так же, как театр от анатомического театра... Ровно на один вздох, всего на один удар сердца... Всего.. И на целый удар, на целый вздох... Ах, не сужу, да не судим...
-- Да, мы вместе видели это.... когда-нибудь, когда умолкнут все песни, мы скажем - мы видели живой ресурс...
...Потом они пили зелёный чай и слушали песни Пахмутовой. Но и комсомольские песни на слова Добронравова не могли полностью заглушить топот, шорох, гогот и взвизги бульвара...
(продолжение следует)