Прогноз погоды по радио. Который я опять не слышу. Не могу сосредоточиться на этих звуках из внешнего мира. Все, что за пределами моего организма, почти не воспринимается. Залезть бы к нему в карман и жить там расческой!
Лифт. Прислоняюсь к стенке и тупо смотрю в потолок. Надо собраться и состроить на лице хоть какое-нибудь человеческое выражение, чтобы не распугать народ на остановке. На работе столбняк пройдет. Вместо тяжелой формы отупения – всеобъемлющая апатия, равнодушие. Ко всем. Даже свои дела безразличны. Но это надо скрывать, чтобы не приняли за сумасшедшую. Трудно.
Вчера на конференции сидела перед носом у докладчика и перечитывала «Часть речи» Бродского. «Ниоткуда с любовью…» Действительно, я уже где-то «нигде». И эти жуткие ночи, когда взбиваешь «подушку мычащим «ты». По-другому просто не можешь. И «в темноте всем телом» его черты, «как безумное зеркало, повторяя», умираешь…
На остановке в толпе студентов (всем им надо в институт) замечаю знакомую парочку. Он – худенький, кривоногий, в курточке до пояса. Она – в огромной искусственной шубе и с «полотенцем» на голове. Обнимает ее, а сам смотрит на меня. Изо дня в день. Но я мертва, и мой взгляд остановился. Ты, куцый, недостоин даже рядом стоять с тем, кого я бросила. И твоя девочка – цыпленок против меня, древнеегипетской мумии.
Масса неуклюжих в своих глупых шубах студенток хлынула к троллейбусу. Они очень энергичны и молниеносны, эти медвежата. Я не выдержу их пихания и напора. В конце концов, можно дойти и пешком. Мне близко.
Мой коллега по работе – последний из могикан. В тридцать семь лет, закончив свою научную карьеру, он начал подыскивать жену. Я ему подхожу. Но он не умеет делать предложение. Даже смешно. Если бы я прямо сейчас, после его приветствия, сказала: «Да что вы все робеете передо мной, Денис Алексеевич, и ждете после работы, чтобы вместе сойти с крыльца! Ну хорошо, довезите меня сегодня до дома!» - он бы обрадовался. Но он тоже рядом не стоял с тем, кого я бросила.
Тот, кого я бросила… Он конкретен, а я абстрактна. Он нежен и открыт – я сдержанна. Он только чувствует, а я еще и анализирую… Да, да, да! Мы друг другу совсем не подходим! Мы вообще друг другу вредны! Мне для счастья достаточно взгляда, слова, я парю среди звезд – ему кажется это холодностью. Я никогда бы не предала его даже в мыслях – он этого не знает. Он верит в то, что видит. А я не могу показать свои чувства сразу, всплеском. Я загоняю его в тупик, я мучаю его. Он не понимает таких, как я. Ему плохо. Он обижается, неправильно истолковывает мои слова, поступки. Пусть он простит меня за то, что я – это я, за то, что замутила его ясную жизнь своей любовью.
Зачем нам любовь, когда у нас есть работа! Работа спасет нас! А вот в праздники нам будет тошно…
Я опять не выказываю уважения своему «главному». Он не принимает у меня отчет, потому что пьет чай. Вместо того, чтобы, заискивающе или любезно улыбнувшись, сказать: «Хорошо, я зайду попозже» - я молча разворачиваюсь и ухожу. Надоело все. Разве я не имею права быть несчастной? Я несчастна, а значит, больна. Как я болею! Как восхитительно меня знобит! Душевная и физическая гармония.
Захотела стать соавтором Бога в своей судьбе! Просила: «Не ставь точку, Господи! Давай поставим ее потом; потом, когда он поймет меня и все будет прекрасно. Много лет! И тогда давай поставим точку. Сейчас не ставь!»
Уже прошло несколько месяцев. Меня больше нет. А что? Я умерла, я скончалась от горя, когда поняла, что он – это не он. Но он, конечно, ни в чем не виноват. Прости ему все. Он немысленное дитя, мальчишка, ребенок. Не заставляй его отвечать за свои, тем более – за мои ошибки. Прости ему все!
На работе как-то забываешься. И вот выходишь за порог… Первые шаги – еще вроде бы ничего. Потом враз по голове обухом – и плохо, мерзко, отвратительно…
Каждый день я жую эту тему, как сумасшедшая. Но она единственная моя драгоценность. Единственная. Других нет. Моя красивая, алмазно-жемчужно-золотая, торжественная, переливающаяся, чистая и благородная. Моя настоящая драгоценность. Любимая. Неповторимая.
Его следы… Моя клетка… С перекладинкой… Не надо говорить о нем плохо. Он не виноват. Просто снег и холод, просто мир и обычаи, деньги и сопротивление воздуха, просто свет и пространство. Цинизм мне не нужен – это слишком приземлено. Хотя, конечно, я не верю в то, что сейчас есть спасение. Я отвыкаю от человека, как от наркотика. Потому что он мне вреден и надо выздоравливать. Я скорчиваюсь на бетонном полу в своей одиночной камере. И крысы (усатые и носатые) глядят на меня из всех углов.
Милый, может, ты глубоко даже и не умеешь любить, может, тебя интересует только прикосновение? А проникнуть в душу, в сознание – это тебе безразлично? Поверхностность счастья не приносит. Нужна глубина.
Вот! Сон в руку. Снилась собака, нагло валяющаяся на моей кровати. А эта наяву – тоже наглая: увязалась за мной. Я всего лишь раза два погладила ее по морде. А теперь приходится делать крюк на рынок, покупать ей хот-дог и тут же скармливать.
Домой идти страшно. Но и на огонек к старым и чутким товарищам я заглянула зря. Николай обнимает за плечи и хватается за пиво: «Сейчас тебе станет легко и весело!» Константин состроил умное лицо и процитировал строки из «Книги Экклезиаста»: «Гони огорченье из сердца, удаляй страданье от плоти; молодость и чернота волос – пустое». А все из-за моего упоминания о Ветхом Завете тогда. Артур сидит рядом и дуется, он думает, что я его недооцениваю и сама виновата. «Подружки» как-то не обрадовались мне: я перетянула на себя все внимание. Ухожу. Не бойтесь. Позовете на свадьбу или на свадьбы.
Дома страшно. Как взять себя в руки? Как вычистить из головы это… Как?! Чтобы не помнить, совсем не помнить… Никогда в жизни больше, никогда! Всего этого непроходимого самообмана, всей этой нескончаемой боли, всего этого топящего отчаяния!!! Чтобы никогда больше, никогда!!! Как забыть?!?!
Телефонный звонок. « Ну вот оно – чудо! Он понял, он все-таки тот, кого я любила. И подмены не было. Он одумался и принял мои условия». Какой бред! Когда я избавлюсь от этого привидения?! А вдруг?.. Эти несколько секунд, пока я иду к телефону, я живу.
Но я умираю, увидев незнакомый номер на определителе. Это чужой голос. Хотя, кажется, я его уже где-то слышала. Кабанов – старый капитан милиции, полжизни в горячих точках. Возраст – лет шестьдесят. Узнал мой номер на работе (наверное, прикинувшись родным дедушкой). Да, он как-то проверял мои документы в электричке, потом разоткровенничался. Вечно молодой. Предлагает встретиться. Боже мой!
Я кладу трубку на стол и тоскливо смотрю на облака в окне. Зачем я бросила его? Вот так все паршиво… Уже несколько месяцев…
Кабанов будет орать из трубки все громче и громче. Потом я перекрою ему кислород легким нажатием пальца на рычаг. И закончу свой рассказ – о неутоленности подлинного чувства к искусственному идеалу – без неожиданных развязок и счастливых концов. Ведь все мы уважаем Судьбу, и трепещем перед ней, и не спорим с ней, и не обсуждаем ее решений. Почему же я должна быть изобретательнее судьбы? Я ее послушная ученица…