- Пойдём-ко спать, дитятко милое, - большая тёплая и узловатая рука Нянечки коснулась моей головы.
- Нянечка, я уже большая! – как в детстве возмутилась я, уклонившись от ласкового прикосновения.
- Большая – большая, эвон, невестушка совсем выросла. Вскоре от женихов отбою не будем знать! Понаедут на батюшкин царский широкий двор, только распрягать успевай, - улыбнулась Нянечка. – Пойдём, дитятко, в опочиваленку, я тебе песню спою и сказку сказывать на ночь стану. Косоньку росплетём, штоб сны были ровные и в вихрах не путались по дороге в головушку…
- Нянечка, спой мне про любовь. Спой мне про суженого. Был ли у тебя суженый?
- Конешно был, дитятко, как не бывать. Вон, какою я была, в девках, интересною! – улыбнулась Нянечка, и лучики морщинок, мигом прорезав её светлое лицо, спрятались под тенью ресниц, густых и чёрных, словно не было всех трудных лет в жизни моей Нянечки.
Свеча у изголовья резной кровати горела ровным пламенем без треска, выхватывая из темноты то, что прячется ясным днём, делаясь обычным. Проходя сквозь огонь свечи, любая вещь или человек наделяются особыми волшебными свойствами, совсем как обычное стекло, проходя сквозь пламя горелки, становится чудесным украшением…
Нянечка гладила мои волосы и тихонько пела старинную северную песню:
Был у меня соколонько Весел да ясноглаз.
Там, где иному – полынья, Этому – мост и наст.
Там, где иному – горюшко, Этому – трын-трава...
Был у меня соколушко – Светлая голова.
Вольному ему, резвому Сети я не сплела,
Крылышек не подрезала, В клетку не заперла,
Чула ночесь – из гнездышка Встал на рассвете, да
В кою махнул сторонушку – Не поприметила.
Голову вслед не вызняла – Вот ведь, голубушки!
Что потеряю сизаря – Не было думушки…
На пригорке возле берёзовой рощицы ютилась деревенька. Узорчатыми окнами смотрели бревенчатые избушки на воды тёмной северной речки. Старики сказывали, что вода в той речке особенною была – всего в одну ночь в году становилась она живою. Если знать, когда, да набрать той речной воды, то исцелить ею можно любую рану, поднять даже тяжелобольного человека ли, зверя ли. Все знали секрет этой речки, но никто не отваживался угадать тот волшебный момент превращения обычной воды в живую, потому как за чудо своё просила речка подарок особенный – любовь земную – то, с чем так тяжело расстаться любому человеку.
Жила в той деревне девка. Вроде, ничего особенного в ей не было, девка как девка, хороводы водила, сквозь костры прыгала, песни пела, венки пускала по речке да берёзку завивала. Только был в той девке изъян. Кочевал как-то табор цыган через деревеньку, заприметила одна цыганка, как девка в речке купается, да подивилась на её тело белое, лепное, на волосы густые, струившиеся по плечам и по груди до самого пояса. Подошла цыганка к девке, да и говорит:
- Красивая ты, словно кукла, так и будь ею! Все тобою будут любоваться, но найти того, кто оживит куклу, будет ой как не просто!
С той поры девка, как прокажённая стала. Деревенские парни любовались ею издали, но подойти никто не решался. Из соседней деревни парня сватали, но тот, прознав про цыганское проклятие, женился на другой.
Вот и стала девка к речке ходить. «Смилуйся, - говорит, - Тёмная Северная Речка, возьми, что хочешь, верни мне мою живую душу, что проклятием отнята была!» Слёзы крупные, как горошины, падали в речку и уносились вниз по течению. Совсем иссохла девка, людей строниться стала, красота её девичья, расцветая с каждым днём, уже не радовала, как прежде.
Однажды на другом берегу речки приметила девка парня. Он стоял махал ей рукой и кричал:
- Эй, что стоишь без дела, помогай, видишь, не справляюсь один, рыбу поймал большую, одному никак не вытянуть! Плыви сюда, держи её, а я тянуть буду!
Неведомая сила подтолкнула девку. Вошла та в тёмную воду, не зная броду, ухватила рыбу и тянет её к берегу, помогая парню. Страшно девке – дна не чует, течение стремительное, берег чужой, обрывистый, каменистый, рыба скользкая, непонятная, но помочь хочется… Так вместе они рыбу на берег вытянули. Стоят парень с девкой, любуются друг другом. Она – настоящая естественная красота. Он – иноверец, неизвестно откуда взявшийся в этих краях – чёрные, как смоль, кудри, и глаза – цвета тёмной северной речки. Шибко парень тот девке полюбился. Глядит, не бежит он от неё, стоит, за руку держит, никуда от себя не отпускает, не боится быть рядом с нею. Полюбились девке кудри его чёрные, голос тихий, ласковый, руки сильные, губы тёплые, мягкие. Весь день, всю ночь и следующий день проговорили они. Рассказала девка про печаль свою и про печать, что на душу положена. Потемнели глаза парня от слов таких, словно воды речки в непогоду.
- Не печалься, девица, знаю я, как горю твоему помочь, - парень достал из-под рубахи кувшинчик зелёного стекла, зачерпнул им речную воду и умыл девку водой той с руки, приговаривая, - Силу веры своей обращаю я против тех, кто сотворил с тобой такое зло. Отныне и до веку, пока с тобой моя живая вода из этой северной речки, никакое зло тебя не коснётся!
Сказал и растворился в утреннем речном тумане, вернув девке душу и подарив любовь земную, самую настоящую.
Много ли мало ли времени прошло с тех пор, много воды утекло, только девка ждала того парня на речном берегу, звала его, но всё напрасно…
Что потеряла на веки – Лучше не сказывай!
В лес, на озера, на реки Кинусь искать и звать...
Но на мое ауканье Только и есть в ответ.
Совы проводят руганью, Сыч захохочет вслед.
Я к соколихе-матушке: «Не был ли?» – «Не бывал!
Хлебова-то не хлебывал, Пива-то не пивал!»
Я – к соколам-брательникам: «С вами ли?» – «Не у нас!» –
«Так неужели, подстреленный, Пал – и никто не спас?»
Был у меня соколонько Весел да ясноглаз.
Там, где иному – полынья, Этому – мост и наст.
Там, где иному – горюшко, Этому – трын-трава...
Был у меня соколушко – Светлая голова.
Вольному ему, резвому Сети я не сплела,
Крылышек не подрезала, В клетку не заперла,
Чула ночесь – из гнездышка Встал на рассвете, да
В кою махнул сторонушку – Не поприметила…
- Грустная у тебя сказка, Нянечка. Неужели так и не свиделась девка со своим суженым?
- А-то сказке этой не конец вовсе, дитятко. Дай-ко умою я твоё личико водицей, чтоб никакие узороки и призороки тебя не коснулись, - молвила Нянечка, доставая из-за пазухи чудесный кувшинчик из зелёного стекла, наполненный живой водой тёмной северной речки.