От нелепого до смешного… - триста метров.
Работали мы тогда от ДСУ в Копышевке на АБЗ. Возили нас на работу и обратно на автобусе от Языковского филиала УПАТО-2.Водитель пожилой, рыжеватый мужчина, предпенсионного образца обладал мрачноватым юмором.
И вот в одно прекрасное время, зимой, перед Новым годом, бросили нас на прорыв в Майнский район – сдавать дорогу. Модно тогда это было перед знаменательными датами подвиги совершать. Но поскольку амбразур поблизости не хватало, то начальству выгодно было их найти. Перед приездом из Москвы нашего знаменитейшего, в то время, земляка («Высшее Руководство – Провидец!») отличиться, то вывозили нас в дикое поле – "рихтовать" щебёночное покрытие. У нас в России чинопочитание и угодничество в высокий ранг возвели. И это с самых высочайших «верхов» исходит. От их же “САМЫХ”- обязательным! Куда - БОГОПОКЛОНЕНИЮ! Кланяться Богу – дело добровольное. А вот НАЧАЛЬСТВУ – с младых ногтей приучают, скорее – с пелёнок.
Работать нужно было, если машины придут. Хватило бы конечно двух человек с той же машиной прислать. Но двух-то автомобилей за всё время сидения не было ни одной, как и начальства. На амбразуру ложиться, даже прилюдно, не решились. Но и это не столь важно, поскольку дорогу «средь высоких увалов» обочины постоянно переметало. Главнее, – готовность к подвигу. И чтоб земляк мог домой в свою деревеньку в любой час проехать. И конкретно убедиться, как его население любит, дожидается и приветствует. А то, вдруг – оголодал, разносолов в столице ‘маловато будет” А обмёрзшее население, в виде непритязательных цитат заготавливало приветственные речёвки, постоянно тренируясь в их правильном «спряжении и наклонении». Потому как отлично знало про прямое скоростное шоссе от аэропорта до «столичного» села.
. Вьюга, света вольного не видно, морозец - постоянного движения просит. Нас, «жаждущих подвига»… нагрудят со всей области автобусов пяток и «работаем» ударно до последнего – седьмого пота… в картишки. Женщины, те, правда – больше косточки промывали; такое у них обязательство было.
«Великое сидение» продолжалось недели две и не безуспешно: карты и карманы не выдерживали нагрузки. Первые – от махов с плеча; вторые – от постоянного перетекания мелочи. Всем хорошо было (но идеал – не достижим), только в туалет далеко… Поле же кругом.
Ну, вот водителя заколебали. И так автобус непродуваем, как барокамера, и теплота – валенки мёрзнут, а тут открой, да закрой. От созерцания и глубокомыслия отвлекают.
Он один раз медленно, раздумчиво так говорит: “Чё вы всё по одному подходите, да шепотом говорите? Что естественно, то не безобразно. Я сейчас отъеду от генштаба нашей ударной стройки века. Дверь открываю не надолго, а то понимаете, жара стоит. Бензин, сами знаете, – не резиновый, до дома бы хватило. Так вы… Женщины - налево, а мужики - направо”.
Сказано – сделано. Отъехали мы, и по команде, резво так разошлись. Азартно за дело взялись. Мороз – прораб строгий. Женщины, значит, налево за автобусом, там дверей нет.
Женщины они всегда выгоду найдут. А мужики так тут, у дверей, приладились. Хорошо так, правда, ветерок подвеивает, но дело пошло.… Вот и автобус так незаметно стало сдува-а-ать, а затем веселее, сцена… приоткрылась: две шеренги друг против друга. И опять же, вот тут-то вся женская хитрость-то и… открылась…. Такого разнообразия задниц не каж-ный мужчина враз увидит. Но вот ведь конфуз – штаны вдруг промокли…
А автобус потихонечку так едет. Рванула за ним толпа, словно Зимний брать. С призывами. Лозунги. Каждый свой нёс. Попридумывали – Софоклы.... Всяк за «горлана-главаря» стал. Все – в вожди. По морозцу припустили. Если бы догнали, то, пожалуй, водителя, как Временное правительство в оборот взяли, озверели люди от такой дерзости.
Но тот « вожак», дело знает, остановился метров через триста. Сначала резко бежали, потом переглядываться начали, затем шуточки отпускать, а когда в автобус не торопясь, вваливались, смех грохотал.
Так и смеялись весь Новый год. Как сядем в автобус, друг на друга посмотрим, и смех разбирает. Подробностей… - что и не было…
Таким образом, нам стало ясно: что от «жуткого» до смешного – триста метров.
А вам сколько – ясно?
Резюме: Земляк так и не приехал Новый год на родине Ленина встречать. Но! То хорошо, что дорога-то есть, выстроена, и «особо, усердных работников строительных участков, а именно… (тоже, высокое начальство, но - местного значения) обязываю поощрить… за экономию ГСМ(?) и строительных материалов…(!)».
Нечто о фольклоре.
Было это в те прошловековые интересные года, когда люди чего-то ещё боялись. Да и надо людишек иногда чем-нибудь пугнуть.
Работал в одной строительной артели славный такой мужчина, в полном расцвете сил. Пожилой, уверенный с удивительным чувством юмора. А строительный фольклор знал…. Дока. Во, как знал! Без этого на стройке не шага. Народ доходчивые объяснения любит.
Сидит он в конторе своей, поутрянке, и смотрит со второго этажа, озирая соколиным глазом окрестности. А перед входом в здание куча песка, почти до половины высоты входную дверь загораживает. Около кучи бульдозер стоит, а около механизма знаменитый, незаменимый Евграф Петрович пузцо чешет, может от раздумий, аль какой иностранной болезни, под своей блестящей одеждой. Крутится, в общем, человек, при исполнении. Не шибко так, то в носу ковырнет, то гусеницу ногой потыкает. Не спустила ли? Мало чего…
Смотрит начальник, ба-а… - комиссия идет. Оттуда, с самого верха. Заворготделом с агромадной “папулей”, в своей шляпе, и при… галстуке; больше при нём ничего вроде более заметного – не заметно. Шляпа, галстук и папка. А за ним - две симпатичные женщины. И тоже оттуда… - из поднебесья.
Красавицы всегда – дело известное; заметнее - ближе к небесам.
Видит такую картину хозяин и дивится: срочное дело – если через кучу песка полезли. Свои-то ничего, привыкли, не по асфальту же им ходить.
Заходит такая, страшно сказать, представительная комиссия, в дверь. Шляпа и две симпатулечки. Сразу же «быка за рога». А надо предварить, что в артели этой работало семь женщин – пятеро в конторе (как обычно), одна – завскладом и ещё одна на бетонном узле (куда ещё наших, дорогих?).
-Ну вот, дорогой наш, Олег свет, Алексеевич, - дверь плотненько так прикрыли.- Будем добровольно признаваться…в содеянном. Жалобка тут по нашим каналам на вас. Анонимная! Не интеллигентно вы с женщинами обращаетесь, антигуманно. Фольклором архаично-былинным увлекаетесь, что и не понятен многим, и отрицательно сказывается на производительности комтруда…. Давай ответ держи!
У нашего начальника глаза на лоб: “ Как? Когда? Кого?” И культурненько так:
- Заблуждаетесь, дорогие братья и сёстры. Не был. Не участвовал! Не делал!!
Отбояривается – оборону крепко держит. Да не на тех напал. Главное, день обаятельный, летний, солнечный с ленцой. Отдыхательно-купательный день хочет представительной комиссии испортить. Не на тех напал!
Вышли в бухгалтерию. Там все в один голос:
-Что вы? Нет, никогда, всегда самое лучшее обращение. Образное, доходчивое, хоть в толковый, его же начальственного имени, словарь записывай.
А начальник нет, нет: и в окно, в форточку выглянет, наверное, на Евграфа Петровича любуется. На его умственно-благородную работу и блестящий костюм а-ля Франсе – русфуфайка. Уставился, потому что сейчас высокой комиссии апартамент покидать: на склад, и на бетонный узел маршрутить. И говорит свет-начальник в форточку ласково:
- Евграф Петрович, будьте любезны, заведите бульдозер и разровняйте, пожалуйста, песочек при входе.
Бульдозерист аж присел и на небо озирается; откуда, мол, такая ангельская речь истекает.
Но опомнился, виду не подал, рукой отмахнулся, затылок почесал и опять траки пихать начал.
Выходит высокая комиссия, с подозреваемым. Куча лежит, трактор стоит, тракторист, в блестящей одежде, в глубокой задумчивости пребывает, в носу ковыряет. Начальник к нему:
- Петрович, заведи бульдозер, разровняй, пожалуйста, песок.
Бульдозерист резво обошёл трактор, энергично пнул гусеницу и… задумался: больно уж смутило его слово волшебное, – пожалуйста. Подумать надо што к чево. Подозрительно всё это.
Перелезли проверяющие, и пошли дела свои высокоумственные исполнять: проверку учинять. Судить, чинить и царствовать. Сделали, возвращаются.
Трактор стоит, куча лежит, Евграф Петрович лоб дорасчёсывает. Хозяин сквозь зубы:
- Заведи трактор – поравняй кучу.… Хо…дить неприятно…
Зачем шеф последние слова сказал? Тракторист в кабину заглянул и затылок чесать стал. Дума его берёт. Почему – неприятно. Давно привыкли все, а привычка, как сказывают – вторая натура.
Комиссия тем же порядком в кабинет «переехала». Песочек повытряхивали, и сам председатель, что в «галсту-хе и при порх-фелях» с ехидцей так говорит:
- Извиняемся, дорогой наш, Олег Алексеевич. Запишем – сигнал неверный. Речь культурная, правильная. Можем судить, товарищи, по обращению с трактористом. Литературно, без излишеств.
Начальник опять в окно выглянул, на лице лучезарная улыбка появилась: все-таки приятно слышать…. приятное. Подписали бумагу о проверке. Ревизия в дверь, а начальник к форточке.
-Ты, "ёкорный бабай", если не столкнёшь е… нту г…ромадную кучу,- орёт незаменимому и уважаемому «Ев-Графу», - матку выверну к е… дрене Фене! С блестящей твоей кур… ткой вы… кину…!!!
Высокая комиссия присела и гусиный шаг вспомнила. Страх напал. Столь силён приказ и грозен
А за окном - ф-р-р-р … - трактор заработал. Он, Ев-граф, наконец, ясный-понятный приказ уловил. Миг - бульдозера-то… нема. Кучу, как «корова языком…». Пылюка стоит. Песочек ровненько так блестит. Лепота, да и только. Подумаешь – затруднительное дело нашли. Главное, своевременно и ясно-понятный приказ начальства получить.
- Ну, вот, - говорит начальник,- Проходите и ещё приходите, гости дорогие. Всегда, пожалуйста – навещайте. А то, что мы на стройке загибаем, так этого у нас нет. Это старорежимный пережиток – и не былина даже, а сказание. У нас, как в Армии, речь конкретна и коротка, иногда одними междометиями пользуемся. Народ наш строгий – разговоротворец, лишь настоящую - новейшую речь, понимает. Более того, – с полуслова.