Затон - это старое русло Урала. Затон полноводен и полон жизни: рыба, раки, местами заросли кувшинок. Каждое половодье он пополняется водой.
Каждый год на берегу Затона местный машиностроительный завод устраивает пионерский лагерь для детей своих сотрудников. Каждый год один пионер в Затоне тонет, и директора лагеря сажают в тюрьму. Всегда на два года.
Часть нашего отряда это дети из детдома. В лагере кормили гораздо лучше, чем в детдоме, и детдомовцы охотно шли на дружбу с заводскими ребятами.
Лидером в нашем отряде был детдомовец Иван. Он был выше и сильнее других пионеров. Детдомовцы звали его Королем.
Когда мы играли в войну (разбивались на две команды и, бросая друг в друга камни, пытались прогнать противника с территории) все старались попасть в команду Ивана. Поначалу Иван бросал камни на дальность и на прицельность. Когда ему это надоедало, он хватал в руки два крупных камня и, прикрывая голову, с криком УРА-А бросался в гущу противника. Никому не хотелось оставаться с Иваном на расстоянии прицельного броска, и противники разбегались.
Однажды мы всем отрядом собрались половить раков. Мы выпросили на кухне довольно много костей. На берегу Затона разожгли костер и положили в него кости. Когда от костей повалил удушающий запах, разложили их на берегу, слегка погрузив в воду. Согнувшись, замерли на берегу.
Довольно скоро из глубины Затона поползли раки. Много раков. Раки вперед двигаются медленно, но при опасности быстро отскакивают назад. Раки в своих панцирях напоминали немецкие танки, и нам было слегка страшно
Иван не стал дожидаться, когда рак выглянет из воды. Изящно схватив двумя пальцами рака за панцирь, он бросил его в приготовленное ведро.
Другие раки дрогнули, надолго замерли, но затем опять поползли к костям.
Мы последовали примеру Ивана, и (совсем не скоро – при каждом всплеске раки отпрыгивали вглубь Затона) набрали почти полные два ведра раков. Последних раков, которые пытались сбоку подползти к костру, мы хватали с земли. Уже ночью оба ведра отнесли на кухню. Наутро мы (всегда голодные) пошли на кухню и стали намекать, что раки должны достаться нашему отряду.
Но раков уже не было. Их за ночь съел наш директор. (Вместе с директором в лагере кормился его собутыльник).
На утренней линейке председатель отряда Иван в стандартном рапорте добавил, что с кухни пропали раки.
На вечерней линейке директор без объяснения схватил Ивана за ухо, протащил перед строем и надавив всем телом, поставил на колени. Иван смолчал.. Он был детдомовцем.
За два дня до конца смены мы пошли на дальний пляж Затона. Директор регулярно категорически запрещал нам ходить к воде, но поскольку сам он сутками спал у себя кабинете, мы не вспоминали о его запрете.
Плавать из нас почти никто не умел, но на дальнем пляже Затона плавали бревна и пиломатериалы. Мы сооружали плоты, плотики или просто плыли, толкая перед собой бревно. Иван забавлялся тем, что кидал камни в Затон на дальность. Но даже он не мог добросить до половины русла.
Иван выбрал большое, толстое бревно с толстыми сучьями посередине, взял длинный шест, вступил на сучья и оттолкнулся от берега.
Ему приходилось балансировать шестом, переходить с сучьев на дерево и обратно, упираться шестом в землю. Бревна под водой не было видно. Иван танцевал на воде.
Это было искусство. Мы понимали это и гордились нашим Королём. Мы не сомневались, что Иван доплывет до другого берега, но вдруг уже за серединой реки он как-то боком скользнул в воду.
Мы ждали долго. Мы и подумать не могли, что наш Король не умеет плавать, что он не догадается схватиться за сучья. Уж очень безропотно он расстался с жизнью.
Мы с плачем бросились в лагерь.
Были крики, ругань. В лагерь приехали какие-то невесёлые люди. Мы струсили указать то далёкое от лагеря место, где утонул Иван. Мы показали более близкое место и, конечно, там ничего не нашли. Директор ходил за комиссией и тонким голосом повторял: ”Он убежал. Он убежал из лагеря”.
Ближе к ночи все уехали. Остались дети, один вожатый – старшеклассник и две поварихи.
Было холодно и страшно. Все раньше времени залезли в постели и стали рассказывать страшные истории. Само собой, истории про утопленников. Как они, обвешанные водорослями и раками, бродят ночью около места, где утопли. Утопленники ничего не видят, но… гипнотизируют детей и утаскивают их в воду.
Кто-то сказал: ”Тише”, - и мы услышали хруст гравия, которым были посыпаны дорожки. Со стороны Затона в нашу сторону медленно шел грузный человек. Мы замерли и, потихоньку скуля, заползли под одеяла.
Кто-то подошел к двери палатки и протяжно вздохнул.
- Лошадь, - сказал мальчик, который бывал в деревне.
Мы уже не разговаривали. Кто-то всхлипывал. Всем хотелось домой. Но детские страхи не бывают долгими. Стали затихать и засыпать.
Не помню, успел я заснуть или нет, когда вдруг увидел, что в окно смотрит огромное распухшее лицо с мёртвыми, как у мраморной статуи глазами. Водоросли спадали на плечи и на грудь. И это был не Иван.
Я не один увидел это лицо. Все вдруг заорали, но громче всех заорал я и два дня после этого говорил шепотом.
Лицо исчезло. Мы поорали, поорали, потом замолчали и стали совещаться.
Решили, что утопленнику нужна кровать. Трое самых храбрых и я четвертый, не выходя из палатки, вытолкали кровать Ивана за полотняную дверь.
Помолчали, повздыхали и... заснули.
Утром долго не вставали, пока к нам не заглянула чья-то голова.
Мы сразу увидели водоросли на смятой постели. Молча оттащили кровать к лесу, почти за территорию лагеря.
Весь последний день в лагере нас хорошо кормили. По лагерю ходили чужие люди, расспрашивали нас. Мы что-то сочиняли, а они записывали.
Поварихи собирали вокруг себя детей и рассказывали, что директора уже посадили в тюрьму, что через две недели будет суд, что судья уже сказал, что ему дадут два года, и очень просили нас не ходить к реке.
И еще говорили поварихи, что никто не соглашается быть директором в нашем лагере на третью смену.
В последнюю ночь мы выглядывали, вылазили из палатки, бегали к воде, но утопленник не появился. Утром мы уехали из лагеря.
Прошло много-много лет. Меня замучила ностальгия, и я приехал в свой родной городок в устье красивой реки Орь.
Остановился в гостинице. Бродил по памятным местам.
Однажды встретил высокого, хорошо одетого человека. Все в нем выдавало высшее образование и достаток, но вот ноги, ноги… Человек слегка выворачивал ногу и бедром бросал ее вперед. Так ходят в Одессе, так ходили хулиганы в моей юности.
Наши глаза встретились. Он не захотел узнавать меня, ну а я не посмел.
На следующий день я вновь пошел на то же самое место и вновь встретил высокого, хорошо одетого человека.
- Ну что, узнал меня? - сказал он, почти не шевеля губами.
- Узнал, конечно, узнал. Я сразу тебя узнал, - я радостно улыбался, и если бы он (как прежде) протянул мне два пальца, я с восторгом пожал бы их.
Иван не протянул руки и не остановился. Он прошел мимо, и если бы я не отскочил в сторону, наверное, толкнул бы меня.