БОГиня любви и бог
«LOCUS INFERNOS»1
клипомиф
Клипомиф – это коротко об известных версиях мифологических сюжетов объединенных судьбой одного персонажа. Приглашаю читателя перенестись на стык бронзового века с железным. На смену международным «мягким» богам, богам-сожителям со смертными (Астарта, Афродита, Аполлон), приходит бог «твёрдый», бог одного народа, жестокий и кровавый Йахве. Троянская война – есть Первая Древняя Мировая, в которой богини любви-наслаждения и бог искусств терпят поражение от полигамной семьи Зевса, раздираемой ревностью.
Йахве только частично преуспел, маску он ещё не сбросил.
1Нижнего места
Всё сказанное ниже внушено автору Мной,
Астартой,
богиней Любви и Начала, ибо вначале была
Любовь,а секс развился потом. Я наградила
Женщину мускусным запахом,
чтобы Homo erectus почувствовал призыв её
издалека и подбросил сучьев в костёр
и поделился с бродягой огнём;
чтобы разделил огонь и пищу и наслаждался,
глядя на то, как она изящно ест;
чтобы он доверил ей огонь и был уверен,
что костёр будет гореть всегда,
как бы долго он ни гонялся за зверем.
И когда появится колыбель,
Мужчина прямоходящий восхитится
и потянется к устам своей Женщины.
Я была и осталась богиней Любви
и никуда не делась
несмотря на смену религий,
имён у Меня много, натура одна – любящая.
Вспомянутые эпизоды есть действительные события
из Моей земной жизни и эфирного Бытия.
Астарта.
Новейшие писатели о священных делах отбросили то,
что действительно произошло изначала,
и установили мистерии, выдумав иносказания и
мифы и сочинив родство с космическими явления -
ми; они напустили столько тьмы, что трудно рас-
познать что-либо действительно происходившее.
Для ясности дальнейшего изложения и понятно-
сти последовательных событий необходимо предуп-
редить, что наиболее древние из варваров, особенно
финикийцы и египтяне, от которых заимствовали
и прочие люди, считали величайшими богами
тех, которые изобрели что-либо необходимое для
жизни или как-нибудь облагодетельствовали наро-
ды; этим благодетелям, считая их виновниками
многих благ, финикийцы поклонялись, как богам,
а после их смерти устроили храмы, освятили по их
именам стелы и жезлы, очень их почитая, и уста-
новили весьма большие празднества в их честь.
… из явлений же природы они считали
богами только солнце, луну и прочие планеты,
а также стихии, так что
у них одни боги – смертные, другие же –
бессмертные.
Филон Библский (64 – 141) ФИНИКИЙСКАЯ ИСТОРИЯ
ПЕРСОНОСФЕРА
Я, АСТАРТА – жрица и богиня любви.
Мои возлюбленные, клиенты и покровители:
АДОНИС – сын Кинира.
ЭШМУН – целитель.
ЙАХВЕ – вождь племени евреев.
КИНИР – царь Кипра
МЕНЕЛАЙ
РАМСЕС
Мои представители и агенты:
АФРОДИТА.
АНАТ – сестра и возлюбленная Баала.
ПОЛИФЕМ – циклоп
ГАЛАТЕЯ – командир воздушного носителя.
Главные действующие лица:
БААЛ – силач Угарита и бог грозы и плодородия.
МУТУ – силач Библа и бог царства мёртвых.
ИЛИМИЛЬКУ – писец
АШАХЕБУСЕД – командир корпуса египтян
ПРИАП – мой сын
ИОФОР – шейх мадианский
МОИСЕЙ
САНХУНИАТОН – жрец, писатель
МЕМНОН – царь Эфиопии
ОДИССЕЙ
Лица, которые действуют:
ИЕХИМИЛКУ – царь Библа
АГАМЕМНОН, АХИЛЛ, АЯКСЫ ОИЛИД И ТЕЛАМОНИД, ГОМЕР, ДИОМЕД, ФИЛОКТЕТ – участники осады Трои.
АНДРОМАХА, ГЕКТОР, ГЕКУБА, ГЕЛЕН, ДИОФОБ, ЕЛЕНА, КАССАНДРА, ПРИАМ, ПОЛИ МЕСТОР, ПОЛИКСЕНА, ПАРИС, САРПЕДОН, ЭНЕЙ – участники защиты Трои.
АИД, ПЕРСЕФОНА, ПОЛИДЕВК, КАСТОР, семья ГЕРАКЛА, САНКЛИУННИННИ – обитатели подземного мира
ЗЕВС, ЭОС, АФИНА, ГЕФЕСТ – космические боги
ИИСУС НАВИН.
Эпизодические лица:
ЙАММУ – пират и бог моря
ИЛУ – глава пантеона богов
АСИРАТ – его дочь и супруга.
ХАТТУСИЛИ – полководец хеттов.
НЕФЕРТАРИ, ИСИТНОФРЕТ – жёны Рамсеса.
ПЕНТАУР – поэт.
ЖИТИЕ БОГОВ
БЕГСТВО ОТ СЕТА
(3256 лет от наших дней (примерно)
Когда Сет посватался, девственность я уже принесла в жертву богине Иштар. Кто бросал мне, жрице ложесного культа, в подол золотое кольцо или горсть серебряных, с тем и ложилась, чтобы удоволить богиню наслаждения, а храму принести доход. После уроков в храмовой школе, ждала на приступках Дома Иштар желающего возвысить сердце на алтаре богини и подолгу на ступенях не сидела, выбирали меня быстро. После божественного действа уходила домой. Другие же «невесты», менее привлекательные, томились часами, а то и днями. Сочувствуя им, смазливые уходили, чтобы дать шанс совершить жертву не столь ярким, как они. Жених не побрезговал моим внешкольным занятием. Жрицы, «возвышающие сердца», согревающие молодой плотью озябших мужей, пользовались аристократическим почётом. Он составил брачный договор с отцом, видимо понравилось ему наше ритуальное знакомство.
Оговорюсь сразу: в себе чувствую святость, божество. Я небесная и сейчас на каникулах. Плохо ли мне жилось в астрале у батюшки Ра? Но если желаешь быть известной на Земле и влиятельной, необходимо в жизнь окунуться, а чтобы возвратиться домой и применить познанные чувства, нужно умереть. Но сперва – родиться! И я выбрала Финикию, чьи города никогда не могли договориться и вступить в союз. Возможно, что подспудно желала соединить их, потому и предпочла благородное поприще жрицы любви, ведь купающихся в одном лоне называют «молочными братьями», хотела побратать финикийцев. У них в каждой крепости свой царь, и люди смеются, говоря, что с башни один правитель может видеть, чем занимается соседний. Избрала в родители купца, торговец ездит везде, много видит, а царь знает лишь то, о чем ему купцы расскажут. Житьё у земного отца обильно едой, увесисто плодами, разнообразно убранством. Но любил он меня с пользой, поэтому и выдал за ливийского вождя с выгодой для дела и, как он понимал, для меня тоже.
И вот, уже гоню жеребцов на восток, стоя на месте возничего в глубоком коробе и поминутно оглядываюсь, опасаясь погони. Позади облако дыма над фортом застлало западную границу Египта. «Мелькарт воскрес, Мелькарт воскрес! – призываю на помощь бога тирян. – Ты вырвал меня из лап Сета, как твой спутник, прекрасный Эшмун-целитель, вызволяет несчастного из рук Муту. Отец не пожалеет для тебя быка из стойла и овна из загона. А так ли? – усомнилась.– Прослезится скряга или прикажет в ярме вернуть мужу, чтобы не потерять колонию в Ливии?» По древнему закону женщины моего положения имели право на развод: «если женщина возненавидела своего мужа и сказала: “Не бери меня”, то, если она блюла себя и греха не совершила, а ее муж гулял и очень ее унижал, то эта женщина не имеет вины: она может забрать свое приданое и уйти в дом своего отца». Но в какой суд жаловаться, кого устрашится необузданный Сет? Рамсеса! Только он может достать тупого осла.
Не спутайте моего Сета с Сетом-богом, он с ним и рядом не сидел. Сет, сын Геба, убийца Осириса, имеет в Египте параллельные имена Сетх и Сутех, его злой норов как нельзя лучше подходит для моего мужа.
Чтобы унять страх и придать бесшабашности, запела так громко и визгливо, что кони прижали уши и даже усилили бег.
Кто был жив вчера, умирает сегодня.
Кто вчера дрожал, сегодня весел.
Одно мгновенье он поёт и ликует.
Оно прошло – он горько рыдает.1
Объемлющий трехцветный мир был ясен и чист, золотой глаз египетского Гора уже налился жаром и осветил лазурь бабушки своей Нут2, оливковый бескрайний морской ном3 и столь же бесконечные пески, словно шерстяные ковры, выстланные на просушку после окраски багрянками. Три парасанга4 простучали копыта. Сет уже спохватился колесницы. Тесный двор крепости не введёт его в заблуждение, что возница переставил её в другое место, и найдутся глазастые, которые укажут направление бегства его финикиянки, и верховые уже посланы вдогонку. Я даже не смогу натянуть тяжёлый лук Сета, что вложен в закреплённый на борту чехол. Оглянулась – три тёмных точки на горизонте – погоня!
Теперь спасёт только случайный разъезд египтян или вестовой гонец с охраной к начальнику форта. «О, звездохитонный Мелькарт, в пустынной Ливии ты был в моём сердце, воззри на невесту твою, ибо не от мужа бегу, а от дикаря, не умеющего читать и писать, а только пить и грабить. Ему даже о женах некогда вспомнить. Я-то надеялась, что с ним так, как в храме, будет всегда. Тогда семь раз ездила в забытьё, а до Сета никто дальше одной жертвы меня не доводил. Долго задерживаться на алтаре любви нам не позволяли, чтобы не создавать очередь, и мужчина совершал только одну езду. Сет сразу, как только возлегла, погнал коня.
Три точки, выросшие во всадников, вдруг замерли. Я вгляделась вперёд и увидела чернокожих. Очевидно, преследователи знали, что здесь мостят дорогу рабы, и должна быть вооруженная команда. Когда колесница остановилась, не только невольники, но и стража пали перед нею ниц. Предположила, что египтяне преклонились перед изображением осла на колеснице, священного животного бога пустыни Сутеха, и сказала: – Встаньте и послушайте.
Так как люди оставались преклонёнными, уткнувшись лбами в песок, потребовала, чтобы встал начальник. Рослый нубиец поднялся, но в лицо мне не смотрел. Тогда сказала: – Умм Рахм захватили адиршахиды1. За мной погоня! Чего попадали, словно перед Бент-Анат2?
– У тебя урий на лбу,– ответил десятник и подал команду страже, после которой рабы построились, и легким бегом под присмотром двух копейщиков двинулись на восток. – Через пять парасангов будет оазис. Скажешь номарху, что Небсехт честь свою сохранил3.
Это два часа легкого бега лошадей, но Гор уже подрастает и скоро превратится в Ра4, а когда царствует Ра, ничто в Египте, кроме Нила, двигаться не может.
Всё короче тень от лошадей, и ресницы Ра уже распахнулись во всю ширь, открыв огнедышащую змею Уто5.
С удил капала пена и, не долетев до каменистой дороги, превращалась в пыль, спины лошадей лоснились от пота. Я остановила их, взяла кожаный бурдюк, с непременным запасом воды, развязала угол и поднесла по очереди каждому коню, напилась и сама, потом выпрягла лошадей и повела к оливковому морю. Искупав животных, вскочила на мокрую спину, прихватив с собой тощий бурдюк. Освежённые лошадки пошли хорошей рысью, а великолепная колесница с бронзовыми обручами на колёсах осталась, как доказательство нарушения границы.
В Шебеке, столице фаюмского нома, меня допросил сам номарх и затруднился, как со мной поступить: толи придать мне статус заложницы и лишить свободы, толи эмигрантки, ищущей у него покровительства. Решил он, конечно, мудро, совместив два статута, подумав, что Рамсесу понравится иметь в заложницах жену Сета и быть покровителем дочери тирского купца. Номарх отправил меня на барке в Дом Рамсеса на седьмой рукав дельты Нила.
На что уж островной Тир великолепен забралом крепостным, но сравнительно с Пер-Рамсесом – просто каменный мешок. Здесь люди живут, а там томятся и не понимают того. А возможно прекрасно сознают, если занялись строительством городов и храмов по островам и берегам Моря Заката. Даже в древней столице Нижнего Египта Мемфисе арендовали землю, возвели Финикийский квартал и храмы богам. Будут жить в шалашах, а в первую очередь устроят дом богу, потому что боги дали нам всё: города, корабли, письмо, праздники. Евреи клевещут на нас от зависти, у них того нет, и не скоро появится. Живите в шатрах и режьте баранов, кликушествуют их пророки. Дикари.
Резиденция царя будто с небес опустилась. Окружённая естественным рукавом Нила, каналами и озером, она была недоступна для змей, скорпионов и крыс, хотя одна порода заняла воображение царя и была привилегированна – это ондатра.
Не дураки древние мужики, мясо ондатры – сильное средство от невставихи, а Рамсесу ставилось в заслугу частое посещение гарема.
Моё внимание захватили верфи, причалы с погрузочными рычагами и множественные склады. Можно подумать, что в них хранилось все имущество Египта.
– Ну не все, – пояснил кормчий, – а снаряжение и продовольствие для восточной армии и населения города, еще для Мемфиса и Фив. Почти вся навигация, с тех пор как построен Дом Рамсеса, проходит через Пелусийский рукав.
– А что же другие рукава не судоходны?– удивилась.
– Понимать нужно, – кормчий указал пальцем в небо, кто питает столицы – царь!
Я рассмеялась, и это было глупо, кормчий примет меня за дурочку, хотя и знает, кого везёт.
– Дядюшка Геб, – ласково к нему, – а долго ли строили столицу?
– А долго ли ты росла?
– Шестнадцать лет.
– А Возлюбленный Амоном, можно считать, родился и вырос сразу.
Вдоль берега строгим порядком расположились барачного типа длинные дома, казалось им нет края.
– Военный городок, – опередил мой вопрос кормчий. – Для солдат здесь магазины и столовые, плацы для занятий, храмы, театры, к воинам приезжают хейрономии1 из Мемфиса и Фив.-- Кормчий, воздев руки, патетически произнес: – Пребывай, будь счастлив, ходи, не покидай ее, о Усермаатра Сетепенра2, Монту Египта, Рамсес, Возлюбленный Амоном, бог!
Барка подходила к площади перед царским дворцом. Меня встречали Великие супруги фараона Нефертари и Иситнофрет, всё же я царица, хоть и беглая. Первой жене-красавице, краса которой спорит с красотой Нефертити, была посвящена на фасаде надпись:«Рамсес, он воздвиг храм, высеченный в горе навечно, ради Великой супруги царской Нефертари, Возлюбленной Мут3, в Нубии, в вечности и бесконечности... для Нефертари, удоволившей богов, той, ради которой светит солнце».
Я преклонилась, но царственные особы, уведомлённые о моей судьбе, подхватили меня под локти и повели во дворец.
Убранство жен говорило о любви царя, о той власти и почёте, которыми они пользуются. Белые одежды изо льна, которым так славен Египет; подвязаны под грудью красным поясом в виде амулета тет – узла Исиды. На плечах Нефертари богатое ожерелье усех. Парадный убор шути венчал голову и состоял из темно-синего парика, украшенного золотыми крыльями коршуна богини Мут, подставки, золотого солнечного диска и двух страусовых перьев.
Иситнофрет украшал трехчастный парик, покрытый локонами, окрашенными в синий цвет, стянутый на лбу двумя золотыми лентами с уреями, символизирующими Верхний и Нижний Египет. На парике возвышался модиус – диадема из ряда уреев с солнечными дисками на змеиных головах. Плечи царицы покрыты лазуритным ожерельем усех из иероглифических знаков нефер – “красота”.
На мне же, кроме голубого урея, никаких драгоценностей не было.
Нефертари, как старшая жена, любезно поясняла мне, никчемной, что дворец, задуманный, как летняя резиденция отцом Рамсеса, был расширен и роскошно украшен его сыном. И действительно, приемные залы блестели разноцветной фаянсовой плиткой: традиционной голубой, желтой, коричневой, и красной и черной. О, Мелькарт, какое изящество! У царского трона нельзя не задержаться. На ступенях и помосте фигуры поверженных врагов, лежащих на цоколе, выполненном в виде зелено-голубых зарослей тростника; статуи царских львов, терзающих врагов, покрытые зелено-голубой глазурью, украшали с двух сторон последнюю ступеньку помоста. Я к роскоши привыкла, цари Тира плавили глыбы золота на статуи богам, но перед моими глазами не просто шик, а тонкое искусство, которое дороже золота. Меня, недостойную, провели на балконы, обрамленными цветными триумфальными сценами, с титулатурами Рамсеса, выполненными объемными голубыми иероглифами на белом фоне. И даже такое интимное место, как царские покои, где царицы возлегали на супружеское ложе, от меня не скрыли. И здесь на стенах уникальные росписи птиц и животных в зарослях папируса. Портреты дам из женского дома царя, хранитель домашнего очага – бог-карлик Бес, отгоняющий звуком бубна злые силы.
Не знала, что сказать и как выразить благородным женщинам восхищение тем великолепием, что они мне показали, и задала не корректный вопрос: – А где же хозяин дворца?
– Хети протянули руки к Амурру, – державным тоном ответила Нефертари, – так наш повелитель, Возлюбленный Амоном, Великий Победами, да продлит Амон-Ра его дни вечно, сейчас их укорачивает.
– Тир встретил его величество весьма достойно.– Сказала Иситнофрет, возможно, чтобы подчеркнуть мой славный город,– Правитель Тира высоко отозвался о миссии египтян в Азии и подарил его величеству золотое руно.
– Золотое руно? Разве волна бывает золотой?
– Это тайна тирских мастеров. Они научились протягивать из золота тончайшие нити и добавлять их в волну овнов.
Об этом я не знала. Многие приёмы мастерства содержатся в секрете, поэтому возможно, что и тайные ремёсла тоже существуют.
– Сестра, – обратилась Нефертари, чем восхитила меня, – сейчас мы принесем жертву богу пустыни Сутеху за твоё счастливое освобождение из дикарских лап ливийцев.
Для этого нас в портшезах перенесли в северную окраину города, где рядом со старым Аварисом, бывшей столицей гиксосов, находился Дом Сутеха. Не думала, что в Египте почитают азиатского бога, да ещё чтят его супругу Анат. Ещё более удивило имя принцессы – Бент-Анат, наконец, её бабушка, мать Рамсеса, тоже носила имя беритской богини. Вот ведь, великодержавное заносчивое семя, а чужеземных имён не чурается.
Храм Сутеха остался от оккупантов, седые века покрыли его старческими пятнами. Да и в пилонах, колонах и стелах, во фризе, карнизе в особенности, кочевой народ был не горазд, египтяне своим богам возводят куда более обширные покои, так как балка между колонами делается сейчас длиннее.
В хлевах, ждали заклания тучные от обильного ячменя тельцы. Вывели трёхлеток, накинули петли на морды, чтоб не ревели, и вздёрнули так, что тельцы заплясали на задних копытах. Нам дали освящённый ячмень в решётах. По примеру цариц осыпала зерном спину быка и вместе с ними запела благодарственный гимн: – О, грозный Сутех, сын Геба и Нут, ураган пустыни, песчаный самум, как солнцеокого Ра от змея Апопа, так спас ты меня от варвара Сета. Прими мою жертву, владыка бескрайней пустыни, сих чистых тельцов, телиц не познавших. Да будешь во веки царить ты над сонмом бессмертных и смертных!
Едва закончили молитву, как жрецы осыпали солью быков и закололи гарпунами, затем надрезали им выи, собрали кровь в медные чаши, вывалили внутренности и содрали кожу. От дымящейся туши отсекли секирами бёдра и, покрыв внутренним жиром, трезубцами на длинных черенках положили на огонь. Зашипела жертва, брызгая горящим туком, радовались служители храма вместе с нами. Печень, почки и сердца, предварительно омыв в каменной чаше и нарезав кусками, нанизали на вертел. Жертвенного мяса руками не касались.
Ещё до конца не прожарив утробу, на золотом тареле нас обнесли горячей убоиной. Вкусивши жертвы вместе с богом, мы сели за пиршественный стол.
Когда уготовились бёдра, острыми обсидиановыми ножами жрецы настрогали тонко, как стружку, пропеченное мясо и подали, кудрявое, на стол, посыпав специями. Возлив богу, нам наполнили ритуальные ритоны. Настоятель храма Сутех и коллегия жрецов в составе всего четырёх членов, разделила с нами божественную трапезу, которая показалась мне очень скромной. Слава Мелькарту! А почему не ему мы принесли жертву? И сразу же созрело желание отправиться в Мемфис,где был Финикийский квартал и храм воскресающего бога.
– Мои величества! – заразительно воскликнула.– Не сочтите чрезмерной просьбу. Хочу в Мемфис! Принести благодарственную жертву Мелькарту.
Нефертари и Иситнофрет переглянулись, и старшая смутилась: – К сожалению, мы не можем покинуть столицу во время отсутствия царя. А ты… мы с Иситнофрет подумаем, с кем отправить тебя в Мемфис. Тебе полагается свита. Правильно, Исит?
Иситнофрет вместо ответа продекламировала отрывок из «Тоски по Мемфису»
Видишь, сердце мое убежало тайком
И помчалось к знакомому месту.
Заспешило на юг, чтоб увидеть Мемфис.
О, когда бы хватило мне силы сидеть,
Дожидаясь его возвращенья, чтоб сердце
Рассказало, что слышно у Белой стены!
Глаза её при чтении стиха были закрыты, а рыдающий голос выражал то, что творилось на сердце царицы: горечь разлуки с родным городом. Нефертари положила ладонь на руку Иситнофрет.
– Я тебя понимаю, но сопровождать Астарту… тебе не положено по статусу.
– От чего же? Если ты разрешишь…
– Но я не могу… повеление на твоё путешествие должен дать наш супруг.
Иситнофрет снова ответила стихом:
Целый день мое сердце в мечтанье,
А в груди моей нет больше сердца.
– Сестра,– простонала Нефертари,– эти строки рвут моё ка1. Пошлём гонца к его величеству.
– Гонец вернётся через месяц.
Лицо Нефертари стало жестким, печаль и сочувствие к Иситнофрет исчезли из её глаз.
– Отечество в опасности, царица, не время хныкать, подумаем о раненых воинах, ждущих помощи. Сет открыл второй фронт, эфиопы не заставят ждать, акайвашские1 паруса дерзко вторгаются в прибрежные воды. Враги испытывают Египет на прочность. Высокую миссию Египта – просвещать окружающих нас варваров – дикие народы не понимают из-за своего младенческого возраста. Они тянут руки к свету, чтобы потушить его. Я могу отпустить тебя в Мемфис только для формирования корпуса добровольцев, так как твой род там известен. Поезжай, сестра, потряси храмы, извлеки из сундуков сокровища, примани ими рекрутов. Прояви себя Великой Супругой, Повелительницей Обоих Земель, и тоска твоя сгинет.
Я смотрела на царицу во все глаза. Та милая и любезная женщина, показывавшая мне красоты дворца, из неё вышла и вошла богиня Хатхор, небесная корова, родившая солнце.
– Святой отец,– обратилась Нефертари к настоятелю,– проследи, чтобы мясо жертвенных быков отдели от костей, поместили в канопы, залили туком, потушили и отправили в действующую армию.
– Будет исполнено, госпожа, – с глубоким поклоном ответил настоятель.
Теперь, когда я на небе уже более трёх тысяч лет, причину распри между хеттами и Египтом, знаю лучше царицы, но решила поместить в свою меморию официальную ложь так, как понимали события древние. Когда в покоях Нефертари зажгли светильники, и мы сидели за красным пивом, царица рассказала следующее:
– Когда Тутанхамон, сын Эхнатона от Кайи, упал с колесницы и страшно разбился, то молодой вдове Анхесенпе, зазорно стало брать в цари Египта своего подданного (раб на троне!) Она же дочь заносчивого реформатора, будь он проклят, и еще более чванливой царицы Нефертити! Анхесенпа с Тутанхамоном одно-мошоночные дети. Прекрасные тити. Прикинь, шесть дочерей родила фараону и ни одного сына, за что и охладел к ней царь.
Нефертари злорадствует, не титьками наполнено имя опальной царицы,а "преисполнено красотами», и не изумительной красоты женщина виновата в женском потомстве, а мужчина. Её отчаявшийся муж женился на своей дочери и сделал 13 попыток извлечь из лона супруги мальчика, но бесполезно. Тринадцатые роды для матери и плода закончились трагически: мертворожденная девочка и усопшая мать. Династия от длительного кровосмешения вырождалась, древний Амон мстил царю за свою отставку. Выручил бог солнечного диска Атон. Приглашённая ещё родителями Эхнатона с целью политической стабильности митаннийская принцесса Кайа, из заложницы превратилась в первую леди Египта и выполнила заказ мужа, родила двух сынов, один из которых, Тутанхатон, и стал владыкой двух царств.
– Судя из того, что случилось,– продолжала Нефертари, – Анхесенпа оказалась коварнее, чем мать прекрасная. Она отправила гонца с письмом к Великому царю хети. «Мой муж умер. Сына у меня нет. А у тебя, говорят, много сыновей. Если бы ты мне дал одного из них, он стал бы моим мужем. Никогда я не возьму своего подданного и не сделаю его своим мужем! Я боюсь такого позора!»
Кто в подобном здравом суждении может заподозрить коварство? Великий же царь послал к нам своего постельничего разобраться на месте, есть ли наследник, или свято место на троне действительно пусто. По весне постельничий вернулся из Египта с послом царицы. У посла с собой была табличка с ответом: «Почему ты так говоришь: "Они-де меня обманывают?" Ты мне не поверил и даже сказал об этом! Тот, кто был моим мужем, умер. Сына у меня нет. Я не писала ни в какую другую страну, только тебе написала (вот где смысл, где собака зарыта, ей нужен был принц из великой державы). Говорят, у тебя много сыновей. Так дай мне одного твоего сына! В Египте он будет царем».
«Отец мой, пишет в Анналах его сын, был милостив, поэтому он внял словам женщины и начал приготовление к женитьбе…»
Но без примеси политики междинастические браки совершиться не могли. Суппилулиума дотошно желал выяснить причины неслыханного доселе в его краях брака, отбросив дипломатическую деликатность, сказал послу, что потому вы так настаиваете на женитьбе моего сына на вашей царице, что завоёвана Амка и взят Кархемиш, не царем будет мой сын в Египте, а заложником.
Посол растелился перед Суппилулиумой: «О, мой господин! Это унижение нашей страны! Если бы у нас был сын нашего царя, разве пошли бы в чужую страну, разве стали бы мы просить господина прийти к нам править нами?»
И этот Великий Хет, покоривший Митанни, Угарит, Амку, повелел принести табличку, и ему прочли, что Бог Грозы заключил договор между Богом Египта, и они постоянно были дружны. И решил не нарушать согласия между великими богами.
А через время из Египта принесли слово: «Циннанцас умер!», и Суппилулиума обратился к богам: «О боги! Я не совершал зла, но люди Египта его совершили».
И две тысячи колесниц и тридцать тысяч пехоты подняли пыль над Палестиной и нанесли удары по Египту, и привели сто тысяч пленников на арканах, продетых через нижние челюсти несчастных, лишь чума, нахлынувшая на страну Хатти, остановила войну.
– Суппилулиума – дед нынешнего царя хети, его внук Муваталли прислал нашему повелителю на серебряной табличке оскорбительное письмо: «Привет тебе, нильский гиппопотам. Не успел вылезть из нижнего места, как поднимаешь уд свой на Великого царя. Уже забыл, как земляк наш Апопа; заставил замолчать нильских бегемотов.
Пошёл в болото, отвечаем тебе! Чего глаза на чужие земли вылупил? Если тебе не хватает земли, приходи – накормим, только пусть каждый твой воин захватит с собой лопату. Да живешь ты долго, пока не наешься земли нашей. Мы устроили тебе гробницу у города Кадеш, приходи на примерку».
– Сердце какого правителя может снести такую наглость? И Рамсес принял вызов.
Теперь-то мне известно, что Анхесенпа не заманивала Циннанцаса, он пал на пути в Египет от рук наёмников, а заказчики находились в Фивах. Эхнатон перенёс трон из Фив в Ахет-Атон, чтобы в другие сундуки потекли сокровища, даже отстранил верховного бога Амона, и посадил на его место бога-Солнце Атона. По глубине вспашки экономических, религиозных и культурных полей – это была смена уклада, государственный плуг оказался в руках «сирот», свободных, но не знатных служилых людей.
Следующий день окунул меня в дворцовые будни. Царицы с утра собрались обойти раненых, и я попросилась с ними. Госпиталь был оборудован в гипостильном зале храма Амона. Между рядами колон на деревянных лежаках излечивались те, кто не попал в глиняный горшок, и останется инвалидом или снова вернётся в свою часть. Всех раненных царицы ободрить не в силах, здесь их тысячи, но тут ассистенты цариц показали мне волшебных помощников, необычные аппараты. Воинам давали в руки искусной работы металлические цилиндры. Сжимая их положенное время, раненые солдаты оживлялись на глазах. Разумеется, меня разбирало любопытство: что же это такое?
– Действие этого прибора досконально знает его конструктор, но он уже многие века отдыхает на полях Осириса, – пояснила Нефертари. – Его изобретение есть бесценное достояние Египта. Имя и род великого учённого мы содержим в строжайшей тайне. Аппарат помогает врачам справляться со многими болезнями.
Но есть и живые помощники. По примеру цариц, жёны вельмож и многочисленных чиновников активно включились в милосердную практику.
За Нефертари носили табурет, и где царица считала нужно, она присаживалась и говорила раненому ласковые слова.
– Ты откуда, герой? – Спросила, положив руку на плечо уже не молодого ветерана с забинтованной грудью.
– С Заячьего нома, госпожа, да живёшь ты вечно, – ответил вояка и робко поцеловал пальцы царицы.
– Много ли у тебя земли и рабов?
– Спасибо, милосердная. Благодаря Господину нашему, да продлит Амон его дни вечно, семья моя всем довольна.
Затем Нефертари повела меня в фармакологическую лабораторию. Десятки старух каменными пестами растирали в каменных же чашах сушёные травы, просевали травяную муку и смешивали её с маслами.
– Сотни молодых женщин занимаются собирательством трав и кореньев в горных долинах, защищённых от песчаных бурь, – пояснила Нефертари. – Почти у всех родственники служат, поэтому стараются они на совесть.
Чтобы сохранить хронологическую нить, завяжу узелок на память и приведу выдержки из походных записей Пентаура, жреца и поэта, и другого писца из лагеря хеттов Илимильку.