Прадед

Сергей Лебедев 3
Светлой памяти прадедушки Дмитрия Егоровича Мишкова (1902 - 1984 гг.)

Весь острый, порывистый, как крепкий морской ветерок. Острое подвижное лицо в резких морщинах. Острые, порой резкие, но всегда экономно-точные движения. Острый, с прищуром, с искоркой взгляд.
Весь небольшой, сухой, ладный, подобранный, он напоминает такую же небольшую подвижную, ладную птицу – воробья, задорно купающегося в пыли, бойцового петуха, с вызовом вскидывающего вихрастую задиристую голову.
Характер – порох; вспыхивает и заводится мгновенно:
«Опять курва эта соседская на огород зашла, все потопчить… Ух, туды её!»
Но и так же моментально отходчив:
«Катичка (это бабушке), ды я ж не хотел…»
И с этим темпераментом самым удивительным образом уживается естественная, органичная планомерность. Каждое утро в одно и то же время он подтягивает гирьки на часах-ходиках, которые висят на почётном месте над обеденным столом, и аккуратно отрывает листочек отрывного календаря – «численника». Вещь, взятую кем-либо из своих и положенную не туда, куда надо, тут же терпеливо, но настоятельно возвращает на свое место.
Он, кажется, никогда никуда не спешит, но все время находится в темпе пульсирующего размеренного движения. Время – в мастерскую, пилить и строгать, сколачивать маленькие скамеечки для доярок колхозной фермы. Время – в правление колхоза, к председателю. Время – косить траву на меже. Варить картошку для поросёнка, колоть дрова – всему время.
Он мастер, каких называют «золотые руки». Лучший в округе плотник – артель под его руководством после войны ставила в селе большую часть домов. Столяр и слесарь, постоянно что-то подправляющий, чинящий, мастерящий либо на дворе, под открытым небом, либо в маленькой уютной мастерской в сарае.
«Вот смотри, унучек: это верстак, это тиски и это тиски. Это вот – рубанок, это – шаршебок (шерхебель), а это – фуганок».
И он не просто мастер. Он обладает поразительным, прирождённым талантом легко и незаметно учить делу – строгать, пилить, сверлить, клеить, забивать гвозди. И всё это – невероятно для такой взрывной натуры – без единого крика и резкого слова!
И – удивительный юмор. Деревенский, пахучий, ядрёный,  пересыпающийся, как звонкая монета из тяжелой натруженной ладони на твердые гладкие доски деревянного верстака:
«И кошка серя – да толькя криво кладеть».
«Копал Толик картошку – стоить, на лопате качается…»
«А ты что – не знала, кума, что у рябых свиней печёнки не бывает?»
И все это сопровождается такими жестами, интонациями и вживанием в роль, что невозможно не расхохотаться от всей души.
Но в другое время – пронзительная глубина и почти невозможная лиричность, когда вдруг начинает он петь или цитировать на память стихи:
«Звёзды мои, звёздочки пламенно горят, что-то, что-то звёздочки тихо-тихо говорят…»
О себе, о своей жизни рассказывает обычно скупо, но так, что сразу, несколькими штрихами врезает в память яркую, навсегда запоминающуюся картинку:
«Моё образование – два класса, третий колидор».
«Мы уж несколько дней сидели в окопе – без еды, без патронов. А он (немец) на танке подъехал, весёлый, хохочет, что ты ему сделаешь… Так в плен и попал».
«Нет, я не ветеран войны. Этот вон Семён Федорович – вот тот ветеран войны, а я (с гордостью) – ветеран труда».
«Был у мене Лёсик, сын, дядя твой. В войну погиб. Вот, маленький был такой, как ты – толькя белесый…»
А в иные минуты – жесткая, беспощадная социальная ирония:
«Это есть там у нас один – Митяй. Звать его так. Вроде как меня. Толькя меня Дмитрий Егорович все кличут, а его – Митяй. Понял? Так-то».
«Какой он герой? Я тебе скажу: настоящие герои – они все у зями лежать. А этот… попивоковал себе, от пуль где подалее».
Он писал письма крупным, корявым почерком, который трудно бывало разобрать, с забавными ошибками. И писал, что зимними вечерами читает бабушке вслух «Братьев Карамазовых».
И однажды на сенокосе, сметав стог, он сказал мне так неожиданно, пронзительно заглянув в глаза своими, цвета неба, глазами:
«Ну, вот поедешь ты домой, пойдёшь в школу, будешь там сочинение писать. Напишешь, как был тут у меня, помогал мне, как я тебя любил?»
Каюсь, и теперь ещё всё ищу я те слова, что смогли бы выразить эту любовь.

                2009 г.