О славе

Цезарь Кароян
Цезарь Кароян

Киноновелла 5

О славе


Литературная основа (из книги Ц. Карояна «История одной деспотии»): Трое друзей мечтали прославиться на весь мир. Лидером трио был Мон, который писал серьезную музыку и презирал любую попсу. Но однажды Рон сам сочинил простую доходчивую мелодию, да еще и танец к ней в два притопа три прихлопа. «Ого!» - сказал Бон и они стали вместе разучивать новую вещь. Мон обиделся и ушел, хлопнув дверью, а друзья его стали вдруг ужасно знаменитыми, и весь мир запел их мелодию и затанцевал простенький танец. Даже Мон, который говорил, что так танцуют только ручные обезьяны, напевал их мотивчик за закрытой дверью.
А потом появилась другая мелодия, и весь мир забыл про них.

Средства выражения: танец, без единого слова и монтаж классической и популярной музыки, поэтому лучше всего на роль друзей подойдут студенты или выпускники балетного училища.

Основная задача: написание комплексной музыкальной пьесы, на которую будет наложен весь видеоряд фильма от первого до последнего кадра.

Действие: В обшарпанном полутемном зеркальном зальце репетируют свой балет трое молодых людей в обтягивающих трико белого, черного и цвета Арлекина. Из небольшого бум-бокса льется волшебная классическая музыка, к примеру, Чайковский, куски из «Лебединого озера». Чем больше в фильме будет узнаваемых моментов, тем лучше, ибо эта история совершенно типична. Используя балетные па трио создает нечто современное и оригинальное, в ход идет даже шест для стриптиза, на котором в классической позе повисает один из танцоров, и скейтборд. Смесь гимнастики, скорости и балета. Белое борется с черным, Арлекин мечется между ними. Все это зарождающееся действо время от времени снимается на домашнюю видеокамеру. Многие танцевальные фрагменты, вроде скольжения, стоя коленями на скейтборде, в сторону камеры с протянутыми вперед руками, очень напоминают знаменитые находки Михаила Барышникова.

Звук симфонического оркестра внезапно обрывается на полуслове и с легким стуком открывается крышка пианино. В еще звенящей послезвучием тишине слышно неуверенное фортепианное продолжение не доигранного момента. Играет Мон, пышнокудрый романтический блондинчик, которого камера «любит» больше других, подчеркивая, таким образом, его лидерство в группе. Он, естественно, в белом. Его игра постепенно обретает нужную силу и возникает впечатление, что классическая нетленка сочиняется тут же на наших глазах.

Снова пауза в звуке; слышны глухие шаги в тишине. Мон выходит на середину зала под одинокий луч прожектора и, воздев руку вверх, становится в позу великого Фредди Меркьюри. Сочиненный им только что отрывок звучит во всю мощь оркестровой аранжировки. Это финал-апофеоз. Изображение стремительно уходит назад и оказывается, что Мон, стоящий в круге света с воздетой по-меркьюревски рукой не что иное, как наклейка на лазерном диске.

Диск стоит вертикально на ребре и его одним пальчиком брезгливо придерживает сверху незнакомый человек. С виду он настоящий продюсер и сидит за большим столом в пустом полутемном зрительном зале, обратившись лицом к театральной сцене. Тут и гремит финальный аккорд.

На сцене с вздымающейся от волнения грудью, задохнувшиеся от счастливой усталости, стоят наши герои в черных и белых обтягивающих трико. По краям сцены отчужденно перешептываются посторонние люди. Узкоплечий плюгавый человечек в водолазке и огромных линзах от зрения говорит что-то на ухо продюсеру, тот, кивнув, отпускает диск (диск падает) и несколько раз небрежно бьет в ладоши. Демонстрационное выступление трио закончено, и фильм запускается в обратную сторону на ускоренной перемотке. Мелькают фрагменты нового балета, смешные прыжки задом наперед под соответствующий булькающий звук. До того момента, когда их одного за другим спиной вперед не выносит за дверь. Дверь захлопывается.

Яркий свет. Друзья, дурачась, бегут в затылок друг друга по залитой солнцем улице, страшно довольные и почему-то считающие, что теперь их дело непременно в шляпе. Лето, праздничное настроение. У них одинаковые козырьки от солнца: у блондина Мона черный, у шатена Бона черно-белый, а у Рона… а Рон забыл свой козырек в театральном зале! Он огорченно трогает голову, плавно разворачивается на ходу и в том же темпе бежит обратно.

Три грубых мужских голоса фальшиво горланят «Танец маленьких лебедей». Мало того, мужчины еще и танцуют, как положено взявшись за руки, согнув ноги в коленях и на цыпочках перемещаясь вдоль сцены. Особенно комично выглядит худосочный очкарик в водолазке, который жеманно выпростал вверх волосатую обезьянью руку с повисшей кистью. Помощники продюсера явно пародируют молодых людей. Истерично хохочет продюсер, переломившись пополам и без сил стуча ладошкой по столу, утирают слезы окружающие.

Лазерный диск с Моном на наклейке подскакивает при каждом ударе, все ближе и ближе оказываясь к опасному краю. Этот веселый спектакль прерывается вдруг посторонним звуком. Все одновременно умолкают и оборачиваются к дверям. В проходе между рядами кресел, бледный как мел стоит черноволосый красавчик Рон. Он берет с кресла забытый козырек и, тщетно пытаясь сохранить достоинство, выходит из зала. Его сопровождает неловкое молчание.

Потом он один сидит в родном полутемном зеркальном зальце перед пианино и пытается что-то наиграть. Внезапно у него получается нечто незатейливое, но ритмично-задорное, подо что хочется притопывать ногой и двигать в танце телом. В помощь к фортепианным звукам подключается сначала бас-бочка и бас-гитара, затем, чуть помедлив, остальная ритм-секция и вот уже вступает электрогитара и начинает плести свое звонкое хрустальное кружево перебора. Музыка отделяется от него; Рон танцует, растопырив как крылья руки, согнутые в локтях и пульсируя в такт ритму кистями рук. Танец этот не имеет никакого отношения к балету. Завороженный заводным ритмом к другу присоединяется появившийся из темноты Бон в своем черно-белом костюме Арлекина, синхронно и четко они исполняют одни и те же несложные движения и повороты… пока Мон не выключает бум-бокс.

Тотчас начинает с нарастанием звучать музыка его балета. С криком протеста к бум-боксу кидается Арлекин Бон и с силой притапливает клавишу. Четко вскидываются вверх четыре локтя-крыла, загипнотизированные ритмом. Мон снова склоняется над бум-боксом. Щелчок, пауза, упрямо нарастающий звук симфонического оркестра. Они с Боном стоят на сцене друг против друга как враги и у каждого под ногами свой бум-бокс. Необъяснимым образом «Stop» одного бум-бокса отключает «Play» другого. Мон и Бон поочередно наклоняются к своим бум-боксам; входят и выскакивают клавиши. Дело доходит и до танцевальных выпадов. Соперники ерничают и обидно передразнивают движения друг друга. И хотя Рон дипломатично молчит и не вмешивается в перепалку, перевес явно на их стороне, потому что морально их двое против одного. В конце концов, Мон в бешенстве хлопает дверью. С его уходом ритм делается еще акцентированей и уже не прерывается до конца фильма, лишь иногда приглушаясь шумовыми эффектами, типа шквала визжащих в экстазе юных поклонниц новоиспеченного дуэта.

Руки-крылья с пульсирующими кистями сгибаются в локтях, глаза становятся пустыми, словно танцоры погружаются в глубокий танцевальный транс.

В кадре на весь экран появляется свирепое лицо знакомого продюсера, который сильно толкает снимающего оператора в плечо. Изображение дергается, снимает разевающийся в немом крике рот, потом человека с микрофоном телевизионного канала, который пытается что-то сказать в камеру, но тут появляются суетливые крепкие ребята в пиджаках и начинается легкая потасовка. Камера падает, криво снимая мощенную плиткой улицу, по которой с визгом бежит приближающаяся толпа поклонниц.

Крупно мелькают мимо объектива ноги и туфельки. Ураганом налетают они на длинный черный лимузин, облепляют как мухи окна, силясь разглядеть что-нибудь внутри. Видно им плохо, зато их жадные, вожделеющие кумиров лица изнутри видно очень хорошо. В лимузине Рон и Бон на заднем сидении и продюсер возле водителя. Парни подстрижены и приглажены бриолином, перышко к перышку, волосок к волоску, отчего они кажутся неживыми и демонически высокомерными одновременно. Они не обращают внимания на полные счастья девичьи лица за окнами и смотрят на них исподлобья.

Дальше, как водится, взлетают самолеты и мчатся поезда – самолеты налево, поезда направо, – меняются страны (на экране мелькают названия стран), истерично рыдают на концертах девчонки. Бесконечные встречи на трапах, цветы, длинные шеренги полицейских на концертах. Микросекундными вспышками в нарезку незаметно вставляются куски мировых турне «Beatles». Длинные линии пивных бутылок с их лицами на этикетках ползут по конвейеру. Сцены, гримерки, репетиции, дискотеки, гостиницы, многочисленный обслуживающий персонал. Продюсер всегда с ними, он влезает во все дела, не лезет разве что только на сцену во время выступлений. Вот он недовольно орет на стилиста, который колдует над новым имиджем Рона, хватает Рона за волосы, словно тот не человек, а резиновая кукла и, зажав его волосы между пальцев, показывает, какой длины они, по его мнению, должны быть.

Рон и Бон идут по длинному коридору. Рон уже приобрел легкую звездную походку, Бон старается идти с ним в ногу и иногда подскакивает, меняя ноги, когда это ему не удается. Отворяется тяжелая дверь, за которой мелькает квадратное лицо охранника. Они входят в офис-кабинет, где навстречу им с дивана вскакивают два незнакомых тоненьких мальчика и, заметно волнуясь, с почтением тянутся для рукопожатий. Продюсер небрежно знакомит их. На столе лежит демо диск с новыми мальчиками на обложке. Блондин и брюнет, они чем-то неуловимо схожи с давно забытыми Моном и Роном.

Репетиция. Новые делают все не так и лишь мешают творческому процессу. Бон психует и гневно бьет себя руками по ляжкам, особенно когда блондинчик начинает вдруг показывать новые движения для танца. Эти движения получаются у него значительно лучше и явно не портят танец, но в знак протеста против изменений Бон уходит со сцены и с размаху садится в кресло, закидывая ногу на ногу. Рон криво ухмыляется, но молчит, верный своей всегдашней политике невмешательства. Продюсер кричит, чтобы принесли микрофон. Сей предмет впервые появляется в кадре и Рон, пасуя, оказывается с Боном в соседнем кресле.

Рваная рокерская перчатка из кожи, пальцы скользят вверх по стойке и нежно обхватывают микрофон. Приоткрытые сочные губы приближаются к сеточке. А он далеко не так прост, этот тоненький блондинчик, как могло показаться на первый взгляд. Весь увешанный металлическими фенечками и цепями, он являет собой новый образ оболваненного попсой рока – гламурный подонок из тусовки с мрачными, щедро раскрашенными под готику глазами.

Рон сует в рот сигарету. Этот момент совпал с началом речитатива нового члена группы. Еще одно новшество в их трещащем по швам творчестве: рэп, наложенный на эксклюзивный ритм Рона. Воротник плаща элегантно приподнят, сигарета висит на губе а-ля Жан-Поль Бельмондо, на улице пасмурно, за спиной черный лимузин. Что бы там не читал в своем рэпе этот выскочка блондинчик, Рон еще не докурил своей последней сигареты. Щелкает золотая зажигалка.

Из-за угла появляется толпа фанаток и с привычным визгом несется к Рону, у которого бледнеет лицо и округляются глаза. Из всей защиты у него только зажигалка. Сейчас его разорвут на сувениры. Но вместо этого толпа проносится мимо, обтекая его как бурлящий поток и награждая по ходу болезненными тычками. Фанатки с визгом облепляют лимузин. За тонированным стеклом машины прячется новый гламурно-готический герой сцены, его соратник-брюнет и продюсер, как всегда на переднем сидении. Все происходит так быстро, что огонек зажигалки продолжает гореть, но сигарета выпадает изо рта потрясенного Рона и, подпрыгивая в замедленной съемке по мостовой, катится прочь от него, прочь, прочь, на камеру, набирая скорость, пока толпа фанаток вместе с лимузином не уходят на ее фоне в не резкость.

Мон в одиночестве репетирует балет в их прежнем полутемном зеркальном зальце. Рэп уже закончился и сменился скрипками симфонического оркестра, наложенными на задорный ритм Рона. Снова синтез стилей, то, в чем силен Мон, и на этот раз он пытается примирить движения простенького танца своих бывших друзей с элементами классического балета. Как всегда ему сопутствует творческий успех, дело спорится и он уже узанимался до седьмого пота. Жаль, что все это снова останется только в этих зеркальных стенах. С полотенцем в руках он выключает бум-бокс и делает передышку в тишине, сидя на деревянном полу сцены.

Его внимание внезапно привлекает стул в стороне, на котором стоят три бутылки пива и разложена некоторая закуска. Мон с интересом поворачивает этикетку к свету и видит на ней лицо Бона. На другой бутылке Рон, на третьей он сам. Усмехнувшись, он открывает свою бутылку прямо о спинку стула и с наслаждением делает большой глоток. Выравнивает бутылки так, чтобы их лица смотрели на него, затем чокается с ними и снова отпивает глоток. За его спиной слышатся хлопки. В темноте возле входной двери угадываются два мужских силуэта; увлеченный танцем, он не заметил, как они вошли. У Бона под ногами целая упаковка пива, у Рона пакет с закуской. Мон молча ставит свою бутылку на стул, и мы долго разглядываем лица трех друзей на этикетках, которые так же внимательно смотрят на нас. Возможно, все еще вернется и станет прежним? По крайней мере, это не исключено. А дальше – занавес.