Его голова как-то безжизненно свешивалась через невысокую ограду.
Каждый, кто проходил мимо , неволно протягивал руку, чтобы потрепать густую чёлку,прячущую полуприкрытые глаза.
На ощупь чёлка была жёсткой, и, только что возникшее у человека , желание тесного контакта с ней, исчезало , оставляя ослику воспоминание о возможности внимания, дружбы и. может быть, любви.
Если бы он сосчитал сколько раз за рабочее время его зоологического сада человеческая рука тянулась к нему, то он не вздыхал бы так тяжело.
Что это я ?
Секунды внимания в животному пытаюсь измерить человеческими мерами ...
Может быть, так и надо ?
Может быть, так не надо ?
Есть ответ, нет ответа.
Что от этого измениться ?
Пустое же перебираю.
Останавливаю сама себя в этом обвинительно – защищающем монологе, невидимом и неслышимом для других людей.
Останавиливаю, потому что вижу её.
Как описать её, не обижая человека прилагательными, которые сами просятся на язык – толстая, неряшливая, с жирными, неопрятными волосами, одетая так, что « кое-как» не описывает того, что на ней то ли надето, то ли так и не было снято много дней назад.
Она молода, возраст определить невозможно – жирные складки тут и там на теле и лице прячут его от моего взгляда.
Не будешь же незнакомого человека в упор рассматиривать, даже если встретился с ним в зоологическом саду.
Не в клетке же он, вернее, она...
Да и существа в клетках не очень-то любят, чтобы на них смотрели и смотрели.
Вот их сколько попряталось по укромным уголкам клеток или просто закрыло глаза.
Она тянется к ослику, и ослик потянулся к ней, преодолевая своё равнодушно – философское отношение к миру.
Он ей рад.
Она ему рада.
Вот и всё.
История про ослика завершилась – у него нет одиночества, у него есть друг.
Разве не таких событий ждём мы, читая сказки ?
Я рассказала не сказку, а просто быль.
Я видела это своими глазами – ослик улыбался человеку, а человек улыбался ослику.