Мамочку выписали! Первая же фраза задает настрой, рисует обстоятельства, предопределяет. О чем еще можно говорить, когда возвращается домой самый главный, самый любимый человек? Нужно готовиться и ждать - все просто. Так было во все времена. Так же рассуждает бабушка, Антонина Егоровна.
Настеньку выставляют на улицу. В доме начинают происходить удивительные вещи, под названием генеральная уборка. Отправляются на балкон подушки и одеяла, подстилки и коврики, покрывала и половички - перетрусить, избавить от пыли, насытить свежим уличным кислородом. Затем наступает черед плиты и кухонной раковины. Никаких новомодных пенок, гелей или жидкостей - сода и хозяйственное мыло! Два источника, две составные части исконной русской чистоты. Усталый линолеум, - слоистый, дырчатый, изукрашенный многочисленными шляпками гвоздей, - доведен до казарменного блеска. Крошечная ванная благоухает тонкими ароматами хлора и щавелевой кислоты, - лепота….
На скамеечке, близ плохо струганного грибка, хмуро дремлют Витя и Митя - соседские оболтусы-тинэйджеры. Зеленоватые лица и большущая коробка с алюминиевым джин-тоником безошибочно свидетельствуют о романтических сложностях минувшей ночи.
- Ленка, сучонка, всю спину когтями исцарапала, - притворно жалуется Митя, попирая ногами скособоченный краюшек детской песочницы. – До сих пор не врубаюсь, брат, то ли она меня трахнула, то ли это я сподобился на старости лет, прикинь….
Митя откидывает голову назад, делает приличный глоток; за сутулыми плечами эффектно колышется путаная грива милированных волос.
- Все они нынче хотят доминировать, стопудово, - стонет Витя, изрыгая на землю тягучие потоки похмельной слюны. – Использовать, типа. Такая затащит в койку, сама же отымеет, сама как гандон на помойку выбросит, а после в ЖЖ об этом напишет. Мол, женщины России настолько прекрасны и совершенны, что все мужланы России абсолютно их глубочайшему внутреннему миру не соответствуют, гы-гы-гы….
Над жухлыми проплешинами болотистого разнотравья стелется густой турецкий пар. Из-за бетонного строительного забора выглядывает робкий смайлик по-осеннему неуверенного солнышка. Настенька приседает на корточки, превратившись в одно большое любопытствующее ухо. Интересный разговор продолжается.
- Херово мне, Митяй, ох, как херово, - продолжает любитель интимных блогов. – М-м-м мажор манил м-меня m-mischievous, а мысли множил - лишь минор…
- Ага, сбой по теме? – Витя с хрустом комкает банку. – Опять у тебя, амиго, «л» проскочила - лакает, лижет, лжет лукаво, цибуля, цикля, цуцик, цыц….
- Да? Случайно, брат. Я, блин горелый, могу излагать подобное часами. См-мотри: м-метет м-метель, морозно, мрачно, морская м-мгла м-мутузит мачты. М-мазни молочный мельхиор м-манерно м-мажет м-мокрый м-мор. М-молчи, могильное мгновенье. М-меняй мозги, мужик-мужлан. Мечты мятежный м-муравейник, М-малевич, М-моцарт, М-мопассан. М-музЫка, море, месяц март, мадонна минского музея, мимозы м-мелкий м-мармелад - и м-мир мужской мажорно млеет…
Импровизатор умиротворенно откидывается на скамейку, цвиркает сквозь зубы и продолжает: – Эх, Витёк, кабы за это еще и деньги платили, так я б и пить бросил, и в Москву переехал. А еще – выучился на стоматолога…
- Дядя Митя! Дядя Витя! Вам не в Москву, вам в писатели надо, - не выдерживает Настенька. – Точно говорю. Вы так умно рассуждаете, такие стихи сочиняете. Вас обоих наверняка сразу же оценят и полюбят. Нужно только написать рассказ про котенка, несчастную старушку, или про воина-афганца.
- А ты, малявка, откуда здесь? – спохватывается Витя. Черты его лица самопроизвольно искажает болезненная гримаса. – Чего подслушиваешь, спрашиваю? На изнасилование нарываешься?
- Изнасилование не актуально, - терпеливо растолковывает Настенька. – И потом, какое может быть изнасилование, когда светло и у меня здесь бабушка? В-о-он за тем окошком? Про изнасилование пишут тетеньки. Вам лучше про женскую измену. Только все должно быть очень благородно, пронзительно и с теплом. Например, она пронзительно влюбляется и уходит к другому. Потом пронзительно залетает и рожает ребенка, а вы её благородно прощаете и с теплом принимаете обратно.
- Ишь, шустрая какая, - одобрительно ухмыляется просветленный Митя. – И откуда только такие берутся. Не актуально, говоришь? А ежели я тебя сейчас попросту зарежу?
- Тогда это будет никому не интересно…
Настенька вздыхает и отворачивается. Обида жжет, разрывает на части.
– Зря вы так грубите. Я только посоветовать хотела, подсказать. Не слушаете и не надо!
Она срывается с места; розовый шарф крупной вязки охаживает её тяжелыми мохнатыми бумбонами.
- Ну, и зачем ты так? - Витя извлекает на свет божий очередную запотевшую банку; хлопает скрипучее колечко. - Смешная девчонка, между прочим, славная. Егоровны племянница.
- Не племянница, внучка, - зевая во весь рот, уточняет Митя. – Да пошутил я, по-шу-тил, понимаешь?
- Угу. Только вот шутки у тебя, как бы это сказать, не детские, - Витя замолкает; тонкая струйка пенистой жидкости изливается прямиком в широко распахнутый рот, порождая легкое газированное шипенье. – Не, в натуре, Митяй. С чего ты на ребенка вызверился?
- Подумаешь, то же мне, блин, промоутер. И вообще: нечего ей уши греть около взрослых. Мало ли чего мы здесь наплетем по пьяни! Хорошо еще, что я стал на буковку «м» рассказывать. А пробило бы меня на «в»? Как прошлый раз? Помнишь? Вот возвращается веселость и ваты валик в волосне…
- О! Супер! - загорается Витя. – Конечно помню, брат. Ворчит визгливо верзополость, вновь в-вагинит, в-внутри и в-вне…
- … влюбленный всадник вертит важно волшебный верный валидол, а в ванной – выпендреж вальяжный: валетом, вдоль веревок влажных, Венере всунул Вельзевул…
Митя профессионально завершает слэм.
- Только представь, если бы она ЭТО услышала!