Если бы не крепкий отцовский чай, совсем было бы худо.
Почему со мной все это приключилось? За что? — как говорится.
— Ты меня слушаешь?.. Чувствую, снова начать придется. В детдоме беззубовском, говорю, куда мы с твоей матерью сразу после войны работать приехали, была у нас кладовка. Небольшая комнатка такая, с крошечным окошком, в которое, казалось, и носа не просунешь. С форточку размером. Дверь всегда была на замке. И вот однажды отпираю я дверь, вхожу в кладовку, ищу, что мне надо, и вдруг чувствую — что-то не так. Туда поглядел, сюда поглядел. Замечаю: куча тряпок в углу колышется. Откидываю тряпки, а под ними наш Булатик, маленький щуплый татарчонок. Просочился, значит, невероятным образом сквозь окошечко, а обратно вылезти то ли не успел, то ли не получилось. Сидит и подрагивает от страха. Вообразил я, как он вихляясь, в окошечко протискивается, — смех разбирает. Но я всё же брови насупил и говорю: "Ты как сюда попал?". А он видит, что я на самом деле не сержусь, облегченно улыбается и нос морщит: "Сами поразаемся, Гаврила Яковлевиц!.." Не соображу только, к чему я об этом вспомнил... Ладно, расскажи-ка лучше, как же ты во всю эту историю влип.
И представив себе то долгое невозвратное время, когда я лез, вихляясь и упорствуя, в непролазное окошечко своей ловушки, я невольно улыбаюсь и развожу руками:
— Сами поражаемся...