Анекдот, если уточнить у французов, то это окажется "неизданное". Честно сказать, этого в 1966 году осенью я не знал, но знал анекдотов столько, что мог их рассказывать часами. Мы сдали экзамены, я и Алференко Гена, с которым мы приехали поступать в университет, поступили, Мездрич Борис, с которым меня познакомил Гена, который также был из Омских краев, провалил. Они оба уехали. Я решил остаться. Пошел в хозяйственную часть и предложил свои услуги в качестве специалиста по ремонту крыш. Естественно, что предварительно я выяснил, что такая проблема есть. Высоты я не боялся, заливать смолой поверхности умел. На приеме у проректора по хозяйственной части я подробно по его просьбе рассказывал, как пользоваться страховочными поясами, как разогревать смолу и т.д. Проректор удивлялся тому, откуда я так хорошо знаю технологию этого дела. А вот это я объснял не так уверенно. Почему? Все, что я рассказывал, я не знал, но предварительно прочел в книжке, которую в библиотеке взял мой земляк - работник одного НИИ в Академгородке. У него я и иногда ночевал. Жена его не так давно родила, я помогал ей, занимаясь с ребенком.
Мне доверили крышу главного университетского здания. Дали в помощники молодого рабочего. Как ни странно, работа пошла споро и с положительными результатами. Зам.проректора был в восторге, но на крышу забирался только раза два. Естественно, страховочными поясами мы не пользовались. Они мешали. Сами пояса были на нас, но пеньковые веревки лежали компактно у труб вытяжной вентиляции. В перерывы мы спускались вниз. Я бродил по помещениям и изучал университет в вывесках. Заходил я и в комитет ВЛКСМ. Так как был без комплексов и словоохотлив, то меня даже терпели. Однажды я застал в комитете старика с бородкой, в летних брюках, сандалиях, в рубашке с короткими рукавами. Мы зацепились анекдотами. Секретарь комитета уже начал делать мне каки-то знаки. А анекдоты пошли на грани приличия. Как-то так незаметно мы вышли из здания университета и пошли в напраВлении зданий многочисленных НИИ, где внушительтнее всех смотрелось здание ИЯФ. Я вспомнил, что мне ж надо на крышу. Сказал об этом старику. Он остановился и расспросил об обстоятельствах моего бытия. Я рассказал и не придал этому значения.
Распрощавшись, решил зайти в комитет, чтобы узнать, что за знаки делал мне секретарь.
- Ты знаешь, кому похабные анекдоты рассказывал?
- Какому-то старикашке.
- Идиот, это академик Александров, секретарь парткома университета (вот это он может быть соврал, Александров мог быть за секретаря в летние отпуска).
- Ну и что?
- Ты... даешь...
Удачным знакомством я решил воспользоваться. Узнал, где живет академик (для них были выстроены котеджи. Улица называлась Золотодолинской (видимо, в честь Золотой долины в Крыму)), как точно можно пройти. Оставалось разработать версию посещения. Основная же моя цель была - это прописка в академгородке. Чтобы учиться, мне нужны были деньги. Деньги я мог только заработать. Поступив на дневное отделение, я имел в виду вариант перевода на вечернее. После некоторых размышлений я решил честно академику все рассказать.
Подкараулил его у здания университета на таком расстоянии, чтобы успеть. Акт встречи с опознанием состоялся. Только поздоровался я по имени и отчеству. Слово за слово и мы пошли к проректору. Так у меня повился штамп а паспорте с пропиской по "7-му проезду"? Нет, "По зеленому"? Вот точно не помню.
Это был мой первый академик, с которым мы сошлись характерами (оба любили слушать и рассказывать анекдоты). Жена звала его Сашей. Кабинет его находился на втором этаже котеджа, куда вела лестница.
- Саша! К тебе пришли, - на голове женщины было большое махровое полотенце. Естественно, пришел я не вовремя, без предупреждения, нагло и бесцеремонно. Но я же не знал, что так нельзя. Именно это меня и спасало. Я вел себя с ними так, как-будто мы равны. Заходил я и к Беляеву С.Т., к Косыгину (член.-корр. СО АН СССР), к Марчуку... И получил я кличку "академик". Тем более, что Анатолий Иванович Мальцев был тоже академиком. Фамилии-то одинаковые.
Они меня интересовали с познавательной точки зрения. Ведь изучать приехал я не науку, а людей науки, ученых. И цель у меня была такая, что говорить кому бы то ни было было нельзя. Об этом я даже друзьям не говорил. Потому и оказался в психушке тогда, когда сам рещил там побывать. Проболтайся я тогда и все. Вся жизнь бы там и прошла, в психушках.