ФИЛОСОФСКИЙ РОМАН В СТА СОРОКА ДЕВЯТИ СТИХАХ
I
Предсказывать и пророчествовать нетрудно. Трудно указать точное время и место исполнения пророчества.
II
Убийство человека, если убийцей становится другой человек, дело, шитое белыми нитками. Смертельной опасности в таком случае подвергаются, по минимальному расчёту, два живых ещё покамест человека – собственно жертва и, конечно, замысливший преступление.
III
Неизвестно никому, одному только Богу, пойдёт ли она на это. Это её ребёнок. Она носит его под сердцем. Первого. Хрупкого и маленького. Четыре недели. Думать надо скорее, однако, не теряя основательности. Основательность в вопросах жизни и смерти, а, тем более, одной только смерти, смыслоопределяет. Кроме того, это наш общий сын. Или дочь. Странно. Теперь это просто плод. Странно вдвойне. Как яблоко, которое падает невдалеке от яблони.
IV
Его член как крепкий гибкий ствол расцветающей по весне вишни. Его яички подобны двум спелым сочным китайским яблочкам. Его грудь полна жизни, как нагорье возвышается она над остальным телом. Кубики его пресса будто клетки шахматной доски. Чем ниже клетка, тем доступнее король. Его руки как полноводные реки, дарящие питательной влагой бесплодную равнину. Его ноги как два столпа, на которых покоится человеческая ойкумена. Его голова как бюст Августа в пору акцийской победы. Его слова как журчание ручья, напояющее тишину светлым голосом благочестивого кокетства. Его движения как колыхание пшеничных колосьев, блистают золотом и шепчут о чём-то таинственном и сумрачном. Его глаза светятся блеском сумерек и дышат осенней прохладой. Его губы полны страсти и равнодушной святости. Он – Бог в глазах того, кто пишет эти строки. Он и больше Бога, ибо Он есть не только Любовь и Царство Небесное, но весь Мир, вся Вселенная, и даже больше, чем они.
V
Указывать на ошибки свойственно лишь слабоумным. Из сладких заблуждений и состоит то самое спасение, которое обещал нам Христос. Возлюбите всем сердцем своим, всею душою своею и всем разумением своим, и вам откроется великая тайна Бытия.
VI
Имманентно в каждом содержится частица Дьявола. Господь же трансцендентен. Его трудно ощутить, но легко помыслить. И Его не схватишь за хвост, не подкуёшь ему копыта.
VII
На закате в комнате кирпично-красно. Комната эта ни о чём. Она лишь структура в мозгу, являющимся также структурой, сотканной чем-то более изысканным и сложным. Краски разлитые в пустоте с особым замыслом, замыслом красоты и бесплодия. Это Единое не породит ничего доколе не найдёт другого Единого, мгновенно при этом становясь Многим. Ибо Помазанник принёс нам не мир, но разделение, наказание за наши грехи. Наказание, состоящее в существовании совокупности субъектов и связей. Расколотая фарфоровая ваза остаётся фарфоровым изделием, прекращая быть вазой. Такова законная плата.
VIII
Она, слагаема неброско
Из шика варварских одежд,
Из обездоленного лоска
Лоскутных платьев и надежд,
Укутав шалью грудь и плечи,
Перстами душу бередя,
Стенает пламенные речи
Над затуханием огня.
Она, одетая по моде
Пером зачёркнутых годов,
В невоскресающей природе
Находит истину отцов.
Она, бледна как на поминках,
Срывает с горла тонкий шнур,
На тускло пишущей машинке
Любви выводит абажур.
И как торшер среди угрюмых,
Смиренно плачущих свечей
Она по случаю трёх рюмок
Сверкает залпами очей.
Гневясь на приторность таланта,
На суесловие ханжи,
Она становится гарантом,
Что всё вокруг лишь миражи.
Пустою завистью и местью
Превозмогая пессимизм,
Пусть драгоценною, но лестью
Свой освящает анимизм.
И в камне Духа наблюдая,
Средь прозы жизни веря в стих,
Она, конечно, молодая...
И я, конечно, не старик.
IX
Екатерина Вячеславовна, Катя, Кэтрин, Катёнок – моя подруга. Больше ничего о ней не знаю. Мне мало интересно бытие моей случайной любовницы. Я влюблен в него. Она влюблена в свой талант. Стихи. Поэмы. Рассказы. Повести. Фельетоны. Романы. В этом вся она. Романы. Сергеи. Андреи. Дмитрии. Алексеи. Николаи. В этом весь я.
X
Как нам решать словно ниоткуда возникшую проблему? Пока нет никакой определённости. Я говорю – аборт. Она говорит – смогу и одна. Я говорю – ребёнку необходим отец. Она говорит – ребёнок обойдётся без отца-педераста.
XI
Мысль материальна в том плане, что отражает свойства физического мира, предстающего перед нами в ощущениях. Вот оно: многогранное, вытянутое, стеклянное, прозрачное, с круглым дном, звенит, если постучать ногтем, безвкусное само по себе, но внутри влажно и сладко, чуть шероховатое... Отвлекаясь от рецепторов, но продолжая смотреть, устанавливаю, что это стакан. Начинаю это воспринимать. Закрываю глаза – вижу всё тот же стакан, представляю его себе. Беру второй стакан, пластиковый. Размышляю о том, что вообще есть стакан. Понимаю, что это такое. Углубляюсь дальше – осознаю, что стакан есть вещь, что вещь есть материя. Вспоминаю суждение о том, что материя вечна. Если дважды два равно пяти, то материя вечна – высказывание истинно по закону импликации. Строю теорию, основанную на этом высказывании. Выпускаю брошюру. Брошюра есть отражение того, с чего было начато – конкретный стакан. Как в зеркале. Всё так же, и в то же время всё по-другому. Манипулируя стаканом, исхожу не из субъективных представлений стакана о самом себе, но из моего понимания того, что есть стакан и как его возможно использовать, то есть из моего суждения о моих же представлениях о мире, то есть из суждения о самом себе. Странно. Даже в пустом стакане мы воспроизводим себя.
XII
Николай, мой любовник. На семь лет старше меня. Пока молодой и красивый. Не первый, но, судя по всему, последний. Рассчитывать на его любовь также бессмысленно, как удить рыбу в ванной. Приходится наслаждаться тем, что есть. Сексом. Дядя Николая – дипломат в Нидерландах. Мама – лифтёр.
XIII
В потоках бургундского вина отмирает наше детство. Кролик, который раньше казался пушистым и смешным, теперь кажется лохматым и уродливым. Безногий кролик как парадокс нашей экзистенции, как критическая точка на нашем пути из ниоткуда в чёрт знает куда. Где его вторая лапка? В параллельном мире? В небытии? Что есть бытие несуществующей кроличьей лапы? Да и можно ли звать кроликом кролика без лапы? Что есть бытие не-кролика? Что есть то, что не есть, то есть не-бытие, и есть ли оно вообще? Допустимо ли говорить о том, что не есть, что его нет, если речь о нём есть? Есть ли мысль о том, что не есть? Есть ли не-мысль о том, что не есть? Какой такой феномен обозначает изнасилованный символ «есть»? Существуют ли символы, если они символизируют то, чего быть не может? Множество вопросов, на которых нет однозначного ответа, то есть великое множество ответов не есть.
XIV
Встречи скучны как пасхальная трапеза. Она читает свои стихи. Я угадываю в них её мысли. Я комментирую её стихи сухо. Безразлично. Она угадывает в комментариях мои мысли. Она думает о том, как сохранить ребёнка, думаю я. Я думаю о том, как поскорее уйти, думает она. И продолжает поэтическую пытку. В действительности, я думаю только о нём, а она только о своём таланте. Мы оба получаем удовольствие от своих мыслей и не спешим расходиться.
XV
Полночь. Отметка на пути странника смерти. Новые сутки. Новые иллюзии. Новая водобоязнь.
XVI
Подписание важного контракта на поставку труб в Норвегию. Каждая труба – головная боль. Каждая труба – процент к окладу. Всякий день выдачи оклада – головная боль. Торговля, не имеющая значения ни для одного из контрагентов и жизненно важная для каждого из них.
XVII
Морис, так зовут её нового героя, влюблён в деревенскую русскую девушку Генриетту. Она прожигает жизнь в ночных клубах, разыскивая его и спуская всю зарплату агронома на мужской стриптиз, кальян и мартини. Реалистично? Красиво? Конечно, дорогая, все деревенские девушки, в особенности, русские – только так и поступают. Иронизируешь? Нет, дорогая. Ты ничего не понимаешь: Это новое слово в историописании отношений, это человек, распятый меняющимся миром. Это не меняющийся мир, это наш с тобою мир – более точная дефиниция – перемирие. Шестая неделя.
XVIII
Знаешь, Антиох Эпифан был женат на родной сестре. Теперь знаю. Знаешь, Антонин Гелиогабал приказывал своим сподвижникам отыскивать для него красивых мужчин с огромными детородными органами, отдавался им со страстью блудницы, осквернив, пожалуй, все полости своего тела, и гордился тем, что к порокам прежних императоров смог добавить несколько новых. На что ты намекаешь? Ни на что. Такова история. Тени, разбросанные в пространстве и времени. Я не тень. Действительно. Ты не тень; ты – воспоминание о тени.
XIX
Чернильной залитая пудрой,
Облокотясь на секретер
И Василисою премудрой
Паря меж ширмами портьер,
Блаженна духом, скорбна мыслью,
Полуодета, чуть жива,
Вкруг тленных разума залысин
Свой хоровод водя едва,
Она, бесстрастна и строптива,
Со знаком стервы на груди
Мужчин касается игриво
И в похоть мутную глядит.
Завидев пламя новой страсти,
Бросает флирт и рвётся в бой,
В ослюневающие пасти
Плескает яд златой иглой.
От сей инъекции коварной
Не застрахован, не спасён
Он сгинет, как в дыму угарном,
Бессильно тщась предсмертный стон
Представить песней лебединой
Иль гимном павшему бойцу...
Засыпан вяжущею глиной
Его заветный путь к концу.
Другая там уже не встретит,
Другой не поцелует вскользь;
Амур напрасно в цель не метит,
Стрела пронзает точно сквозь
Остекленевшее сердечко,
Крестом случайным осенив,
В недавнем прошлом – человечка,
В ближайшем будущем – лишь миф.
XX
Всякая власть происходит от собственности на средства производства. Интересно, кому же принадлежит власть в процессе производства детей? Средства этого производства рассредоточены. Следовательно, налицо двоевластие, дуализм, дуумвират. Нет, дуумвират – это когда два мужчины. В любом случае, брак дело невыгодное. Там по определению вовсе нет никакой власти. Ни у кого. Безвластие. Анархия. Индивидуальная или корпоративная? Если у жены есть любовник, а у мужа... тоже любовник, то корпоративная. Если нет – индивидуальная. Странно. Мы с Кэт анархисты-синдикалисты. Свободные общины, конфедерация, тред-юнионы, общественные организации...
XXI
Поставка труб в Литву. Бартер. Обмен на речной песок. Переговоры заходят в тупик. В школе нас не учили литовскому. Литовец отказывается говорить на русском. Отказывается нанимать переводчика оттого, что знает русский. Не хочет посвящать в переговоры третьих лиц. Одно из ключевых условий договора – никаких третьих лиц. Писать письмо в Генеральный Секретариат ООН? Апеллировать к юристам и законности? Законно ли вывозить национализированный литовский песок? Законно ли продавать его русским? Правомерно ли называть приморский песок речным? Почему у нас, у русских, так мало моря и так много рек? Зачем России Черноморский флот??? О чём вы, наконец, думаете?! О сделке, естественно. Одна труба – тонна песка. Разорвёт ли Литовская республика дипломатические отношения с Россией, если я отступлю? Сколько стоило нашему правительству установить эти отношения? Почём фунт лиха? Отчего лихо измеряется в фунтах, а беду никто не измеряет? Лиха беда начало. Беда меньше чем лихо? А голодомор больше чем лихо? А германская оккупация? Вы ещё здесь?! Да, я тут, с Вами. Предлагаю отложить подписание нового договора на неделю. Но мы не можем договориться уже пятнадцатый год. В этом не моя вина. Пятнадцать лет назад я был ещё ребёнком и ничего не понимал. Что до меня, то в мою голову понимание вошло с молоком матери. В меня многие входили, но к пониманию я так и не пришёл. Извините. Зачем в Вашем правом ухе серьга? А зачем родители назвали вас Гедиминасом? Не знаю. Вот и я Вам не скажу, какою властью это делаю. Шутите? Я – протестант. А я – католик, что с того? Интересно, папа Римский считает себя католиком? Апостол Пётр не был католиком, но был евреем. Как католик и не-еврей может полагать себя наследником еврея-некатолика? Что есть наследник? Всякий ли сын наследник? Всякий ли отец наследодатель? Что может означать отказ от принятия наследства? Вы устали?! Нисколько. Продолжим? Нет, отложим до следующей недели. Вы положительно нездоровы. Что положительного в нездоровье? Как нездоровье наследодателя сказывается на мировоззрении наследников? Что есть смерть, если и до, и после неё, есть и недвижимость, и деньги? Деньги побеждают смерть? Существует ли такая сумма денег, которая способна помочь в избегании смерти? Возможно ли избежать неизбежное? Отчего случайное становится неизбежным? Что есть случай как не возможность стать необходимостью? В чём необходимость случая?
XXII
Кофе. Кофе. Кружка за кружкой. Учащённое сердцебиение. Потеря равновесия. Побег от коллапса. Исход известен. Точно как в аптеке. Димедрол. Димедрол. Колесо за колесом. Искусственный сон. Сказки, составленные из медикаментов. Разговоры с несуществующим.
XXIII
Зачитывает отрывки из внеочередного нереалистического эссе. Нечто про Ленина с Зиновьевым в шалаше. Якобы, у них там любовь. Любовь, подрывающая храмы и отпевающая философов. Полагаешь, это будут читать? Фиолетово. Зачем писать? Пока пишется... Ты – унылый графоман. Ты – кривозубый педераст. Станем препираться? Несомненно. Прощай. Восьмая неделя.
XXIV
Коля собирается в С’Гравенхаге к дяде-посланнику. Прошу взять меня с собою. Он кладёт одну руку на моё плечо, второй через джинсы массирует мой член. Нежно кусает левое ушко. Сам понимаешь, я не могу тебя взять. Дядя – дипломат в европейской стране. Тебе известно, как к нам там относятся. Если же к русскому дипломату приезжают целыми делегациями, да без дипломатических паспортов – это подозрительно. Решат, что мы – шпионы и оставят на вечное поселение среди мельниц, плотин и тюльпанов. Я бы поехал в Амстердам. Отлично, поезжай. Но без меня, окей? Без тебя я лучше поработаю. Тем более. Как там твоя тёлка? Уже записалась на аборт? Во-первых, она не моя. Во-вторых, она – писатель, а не тёлка... Гы, а говоришь, что не твоя. Как же не твоя, когда ты главный её защитник, а?! Сильно сжимает мой возбуждённый член и целует меня в губы. Смеётся. В-третьих, она не согласна на аборт, она твёрдо намерена рожать. Плодить ублюдков, фу! Мой сын не ублюдок, понял? Твой сын? Как ты хорошо это сказал! Смеётся громче. Если ты сам определил пол спиногрыза, то, пожалуй, выбрал и имя? Как ты назовёшь его? Зуб даю, Николаем. Задыхается от хохота. Она хочет назвать его Рюриком. Нет, пидерского сынка никак невозможно звать таким достойным именем. Назови его Гостомыслом или Позвиздом. Позвизд Константинович! Гы. Ржёт до изнеможения. Ты – придурок! А ты – моя шлюшка. Живо снимай майку...
XXV
Выходной. Ещё один блокпост. По этапу с каторги в ссылку. Время, которого нет. Недостаток, компенсируемый избытком пространства. Леса. Поля. Реки. Просторы родной земли. Влажная от вечерней росы зелёная трава. Босиком по просёлку. Холм за холмом. Овраг за оврагом. Выси и дол. С двуствольным ружьём на утку. Манок, призывающий селезня к спариванию. Желанная добыча. Дробинки в жаркой ладони. Чучело на стене. Ноги, согреваемые подле скрипящего камина. Очищающий сон в кресле-качалке. Болеро дождя за распахнутым настежь окном...
XXVI
День летнего солнцестояния. Отпуск. Её дача. Диск дневного светила сливается с копейкой лилипута-Меркурия. В голубом небе ни облака. Пять соток и хилая вишня. Дальняя окраина садового товарищества. Сосед-алкоголик, сосед-глухонемой, сёстры-хохотушки, сосед – бизнесмен, мелкая речушка, полная ондатр. Прореживаем свёклу. Я обнажён по пояс. Кэти в раздельном купальнике. Тяпка, мастерок, миниатюрная грабелька, цинковое двенадцатилитровое ведро, две пары перчаток, резиновые медицинские и тряпичные. Две рыболовецких панамы на двух головах, тяжёлой от вдохновения и отягощённой похотью. Пять часов. Сладкий чай за столом из тополя. Юбилейное печенье. Стихи вслух. Беседы о Тициане, Шостаковиче, Жан-Поле Готье, Мисиме, падении Берлинской стены. Вечер, холст, масло...
XXVII
Николай – художник. Аккуратная мастерская. Бюст Карла Маркса на лакированном дубовом столе. Дагерротип с Хайгейтского кладбища. Деревянная обувь. Чёрный берет. Шотландский килт. Гетры. Курительная трубка. Плохо обитый диван. Один высокий стул. Ты находишь мой автопортрет реалистичным, киска? Ты нарисовал Сатану. Хм, я часть той силы... Смеётся. Рисуют дети, я написал. Смеётся. Я написал себя. Проанализировал своё бессознательное на предмет присутствия там образа человеческого. Вышло видишь что. Фрейд отдыхает. Мне тоже не мешало б отдохнуть. Опять эта мерзавка? Что она выкинула на этот раз, киска? Она согласилась на аборт. Господь навстречу! Я понял... я... мне нужен этот ребёнок. Мне хочется видеть себя в другом человеке. Ты хочешь видеть в другом человеке такого же угрюмого педераста, как ты? Ты – идиот! Гений и злодейство... Ты – не гений. Но я и не купец по трубам. Смеётся. Как поживает твой нацист-литвин? Прислал сына, вроде всё идёт хорошо. Ты уже трахался с ним? С кем, с нацистом? С сыном, дурашка! Визжит от хохота. Нет. Ты же знаешь, секс мешает работе. Моей только способствует. Ты живописец. Я – мастер! Ты – кретин. Целует меня в обнажённый сосок. Конечно, я – твой кретин. А ты – моя любовница. Ошибаешься, я купец по трубам. Смеюсь.
XXVIII
Моралес-и-Сальдивар. Бородатый кубинский революционер. Видел Эрнесто Гевару. С вопросом о пролонгации контракта. Только по ценам мирового рынка. В кредит? Невозможно. Мы сами по уши в кредитах. Бартер? Мы не нуждаемся в сахарном тростнике. Наркотики? Наш бизнес всегда был законным. Сигары? Только живые деньги. Всего доброго. Тоже не хворайте, привет Фиделю.
XXIX
Просыпаюсь на седьмом хуке телефонной трубки. Третий час ночи. Я выхожу замуж. Неужели? За кого? За водителя трамвая. Двадцатый маршрут. Как этот интеллигент смотрит на твоё брюхо? Я делаю аборт. Семь футов вам под килем. Ты завидуешь? У меня нет желания выходить замуж за водителя трамвая. Он понимает моё творчество. На то он и водитель. Ирония в данном эпизоде неуместна. Это у тебя эпизоды, а у меня два сорок по Москве. Ты спал? Извини. Бог простит. Хочешь новую поэму? Нет. Почему? Трамвайное депо не уполномочило меня оценить твой дар по достоинству. Сарказм также неуместен. Быть может, я тоже неуместен? Погоди. Что? Я по-прежнему люблю тебя. И я тебя по-прежнему нет.
XXX
Благотворительный ужин для детей-сирот в нашей кирхе. Перманентно мрачный пастор грустнее обычного. Прихожане с сытыми постными лицами лицезреют трапезу детишек. Миллер, советник пастора по вопросам сношений с другими конфессиями, поднимает бокал красного вина за успех в деле помощи больным и обездоленным. Троекратный заупокойный аминь со всех сторон. Шепчусь с советником пастора по вопросам вероучения Георгием Карловичем. Я знаю, идея с помощью оборванцам и безотцовщинам – плод богобоязненных фантазий педантичного немца, бывшего химика-органика и диссидента. Престарелый политкаторжанин, то и дело протирая голубым носовым платочком с изображением белого голубя своё многократно репрессированное и реабилитированное пенсне, разъясняет мне смысл данной пародии на умножение хлебов. Вы ещё не отреклись от своего греха, юный друг мой? Предаюсь ему и скорблю о том, что предан буду геенне огненной. Никакой геенны нет, молодой человек. Это я вам не как князь церкви, а как человек с университетским образованием говорю. Вы, несомненно, исполняете волю Божью. Сожалею, однако, что куратором в Вашем спасении Господом назначен сам архистратиг Тьмы. Полагаете? Как, кстати сказать, протекает Ваша служба? Потихоньку, вчера подписал контракт на поставку труб в Польшу. Эх, помню я в сорок четвёртом... Извините, мне пора. Не хотите слушать стариковские сплетни? Улыбаясь, протирает пенсне. Извините, у меня правда неотложная встреча. Снова с мужчиной? Так точно, господин подполковник госбезопасности. Ухмыляется, снимает пенсне. Господа все в... Я – товарищ, по ленинскому призыву вступил в партию. Партия Вам ничего не дала. Ошибаетесь, молодой человек, партия дала мне время, достаточно времени, чтобы работать, и, свыше всяких мер, чтобы думать. Глаза советника слезятся, добрая старческая улыбка не сходит с лица. Прощайте. Господь Вам в помощь, молодой человек.
XXXI
Меж ярких звёзд и тусклых лун
Бродя побитою собакой,
Её жестокий острый ум
Всегда находит виноватых.
Всегда одна в пустом дому,
Там, у проталины кровавой
В снегу израненном кому
Она грозит посмертной славой?
Бесславен путь семи грехов
И водки, с жалостию питой,
В полупохмелии стихов,
В полубреду полузабытой.
Полузабыто под столом
Письмо засаленное друга,
Кинжал таится за ковром,
И бесов лики полукругом.
Полукружась, едва дыша,
В сознанье сон свой погружая,
Дела Всевышнего верша,
Она без смысла убивает.
Закурит. Кофе. И навзрыд
Стихи выносит до рассвета,
Терпя позор и страх, и стыд
Маниакального поэта.
Поэт скрипит своим пером
Из гуся, что назавтра сварен.
Поэт – ценитель, скопидом
Судилищ, казней и пытален.
Пытаясь скрыть в могиле труп
Ещё живого человека,
Чернильный след, скрипуч и груб,
Один бредёт от века к веку.
XXXII
Не помню, как познакомился с данным субъектом. Филипп... забыл отчество... если оно вообще существовало. Всякую среду и пятницу ночные визиты. Разговоры до рассвета. Кагор и чёрный хлеб. Зачем он передал в мои руки эту рукопись? Средневековый купец, бренные останки которого сотню раз успели истлеть в сырой земле. «Я, Шимон, генуэзский меркатор, в крещении Пётр, рождённый в лето восьмое предстательства святейшего папы римского Климента в законном браке рабов Божиих Переца и Рахили, в крещении Павла и Марии, завещаю тебе, потомок, книгу первую и вторую воспоминаний своих о времени, в коем суждено мне было...».
XXXIII
Полночный звонок. Она разошлась с водителем. Собирается рожать. Отлично. Чего ты хочешь от меня? Ничего. Прощай? Постой, я видела сон. Будто я умерла. Представляешь, смерть такая нестрашная, добрая весёлая старушка... совсем без косы... и одета в светлое. Всё? Ты не находишь это странным? Я в принципе нахожу тебя странной... Двенадцатая неделя.
XXXIV
В офисе занимаюсь с рукописью. Входит начальник. Прячу рукопись в стол. Поздравляю, мы-таки уломали этих прибалтов. Не стоит благодарностей. Я выписал тебе внеочередную премию. Спасибо. Начальник удаляется. «В лето пятнадцатое понтификата святейшего папы Иоанна, отрицавшего ад, отец мой, Павел отправил меня ко двору папскому в Авиньон – гордость и творение его святейшества Иоанна, с некоторым коммерческим поручением, о чём по нынешним временам судить не интересно. Святой отец всех добрых католиков встретил меня с великой радостию...».
XXXV
Я болен и лежу один в пустом доме, единственное утешение находя в одинокой холодной постели. Ни единого звонка. Ни одного визита. Даже с работы. Нет сил на перевод рукописи. Возможно, меня убивает латынь? Или я сам, специалист по классической филологии, похоронил себя под штабелями труб, контрактов и бухгалтерских отчётностей? Филипп завёл обычай ходить по воскресеньям. Я болен с ночи вторника. Завтра, следует полагать, он будет здесь.
XXXVI
Филипп явился мне среди света...
XXXVII
Ты должен завершить перевод, ибо близится Пасха. В конце августа? Где Сын Мой, там и Свет. Внемли, человек, ибо в Свете нет ничего, опричь Меня, но во Тьме есть всякое. Прельстившись многим и накопляя тщету богатств, ты умножаешь скорбь, но там, где нет деления, нет и множества. Что значат твои слова? «Имена, которые даны вещам земным, заключают великое заблуждение, ибо они отвлекают сердце от того, что прочно, к тому, что не прочно, и тот, кто слышит слово «Бог», не постигает того, что прочно, но постигает то, что не прочно. Также подобным образом в словах «Отец», и «Сын», и «Дух святой», и «жизнь», и «свет», и «воскресение», и «церковь», и во всех остальных не постигают того, что прочно, но постигают, что не прочно, разве только познали то, что прочно. Имена, которые были услышаны, существуют в мире для обмана. Если бы они были в эоне, их и день не называли бы в мире и не полагали бы среди вещей земных. Они имеют конец в эоне... Единственное имя не произносится в мире – имя, которое Отец дал Сыну. Оно превыше всего. Это имя Отца. Ибо Сын не стал бы Отцом, если бы он не облачился во имя Отца. Те, кто обладает этим именем, постигают его, но не произносят его. Те же, кто не обладает им, не постигают его. Но истина породила имена в мире из-за того, что нельзя познать ее без имен. Истина едина, она является множеством, и так ради нас, чтобы научить нас этому единству посредством любви через множество... Архонты пожелали обмануть человека, ибо увидели, что он одного происхождения с воистину хорошими вещами. Они взяли имя хороших и дали его дурным, дабы путем имен обмануть его и привязать их к дурным вещам. И после этого, если они делают им милость, они заставляют их отделиться от дурных и помещают их среди хороших, тех, которых они знают. Ибо они желали взять свободного и сделать его своим рабом навеки...». О чём эти речи, Филипп? Откуда? Не спрашивай откуда пришло, но ищи где нашло пристанище – и обретёшь. Обрету что? Я на пороге смерти, Филипп. Ибо всё, что делимо и умножаемо, всё, что сочетаемо и расторжимо, ступает по стезе неизбежного. Слушай же, человек, ибо тебе сказано. Владеющий словом, да овладеет Смыслом его. Грядёт Пасха твоя. Собери врагов своих и прости им, и да простят они тебе. Числом же их двенадцать, да семьдесят, да тьмы тем, а ты – тринадцатый, неисчислим. И от прозревших о тебе, примешь ты смерть на шестой день. И отрекутся от тебя дети твои, и проклянёт тебя жена твоя, и останется дом твой пуст.
XXXVIII
Здоров. Не по себе. Сложные чувства. Кофе. Крепкий табак. Не могу уснуть. Телефонный звонок. Она. Я заеду? Сейчас? Да. Приезжай. Поднимаюсь, наскоро нарезаю летний салат. Ставлю чайник на газ. Звонок. Николай. Мне необходимо срочно увидеться с тобою. Сейчас? Да. Хорошо, приезжай. Ставлю на газ борщ. Нарезаю хлеб. Звонок. Пастор. Есть неотложный вопрос, решить который возможно только сейчас. Я не могу явиться в церковь – жду гостей. Хорошо, я сам навещу Вас. Давайте. Достаю из холодильника сырокопчёную колбасу и банку маринованных огурцов. Звонок. Начальник. У нас возникла крупная проблема, мой мальчик. Компания на грани краха. По слухам, вина твоя. Встретимся, обсудим? Приезжайте ко мне. Сейчас? Да. Звонок в дверь. Она...