Чем ещё уконтрапупишь
Мировую атмосферу:
Мы покажем крупный кукиш
СэШэА и эСэСэРу!
И ведь главное — знаю отлично я,
Как они произносятся,
Но чтой-то весьма неприличное
На язык ко мне просится,
Прислушайтесь: хун-вей-бины...
1966
Высоцкий В.С.
* * *
Сегодня услышал за окном изречение:
- Щас как дам по шее...
И сразу я вспомнил, хи-хи-хи, да ещё под кино "Бандитский Петербург", хи-хи, как дважды, в детстве получил по шее, и дважды очень сильно, что, чуть язык не выскочил из горла дважды.
Теперь можно продолжать.
В первом случае, это во втором классе от девушки старшеклассницы - это она в меня влюбилась, а я в неё нет.
Во втором классе я ещё не умел любить. А во втором случае, чуть не проглотил свой великий.
Это случилось уже в 6 классе средней школы, от старшеклассника, можно сказать, от дяденьки....
Это специально они так сильно били, чтобы я ничего не смог сказать вдогонку, пока они убегали...
Неожиданно, ребром, да по шее, пока как в боксе, глаз бровью прикрывал.
Я же, пацаны, как рассуждал? В глаз оно хочет – ребро, а стукнули по вые.
Драться между прочим не любил. Только разнимал. Ну, а если втянули, не остановишь.
Вот сейчас я как раз смотрю на DVD-плеере фильм Бандиты Ленинграда...
Ну что ты поделаешь? Ну не могли другого, красивого слова придумать...
Что это такое - DиVиDи? Тьфу… – Назвали бы МегаКино, или же ГигоФайл... твою же амиурикан мутер.
Да вот же вам бьютефул имя - "Терра – Россия".
А то ди-ви-ди... Какое-то, тьфу... Язык только и заплетается. В пивбаре же и не выговоришь.
То ли дело у нас, в санатории-больнице "Красная майка" названия были:
"Днипро" - это такой магнитофон, да куча виниловых пластинок на проигрыватель.
Стоял у нас в палате и телевизор, и даже, жил шарманщик один.
Шарманщиками называли радиохулиганов, а кто-то, обзывал их "алёкальщиками".
Не случайно я тут "Днипро" помянул, а может, и "Нота" была. Во всяком случае, и то и то, полнейшие дрова, а к этим дровам "пила" была - плёнка такая, "тип-6" столярный.
Головка магнитофона пилила плёнку, а плёнка в отместку, как стамеска - точила эту головку.
В то время всем работы хватало. Никто не обижался. Времени у нас было полно.
Зарядка, массаж, учёба и, перед сном - свободен, если ты не в гипсе...
Уксуса не напасёшься, клеить эту плёнку... А он же ещё и воняет. А чтобы он вонял - надо его выпросить у какой-нибудь нянечки, чтобы она из дома принесла.
Через каждый метр, полметра, сантиметр – бугорок, что плёнка, просто с катушек вываливалась.
Что пело там, на этой плёнке – было не разобрать, но мы всё равно слушали и впитывали.
Уважали мы зело Высоцкого. На всё шли ради песен Высоцкого.
Никто его творчество из нашего медперсонала не понимал. Только одни мы его вдыхали.
Мы в этом санатории ничего не видели.
Только всё больничное, и казённое-переказённое, и о другой жизни не знали и не ведали.
От Высоцкого узнавали о дружбе, если друг оказался вдруг
И не друг, и не враг, а – так...
О том, что прежде чем руки развязать - вилки надо прятать,
И бледнел я на кухне разбитым лицом,
Делал вид, что пошёл на попятную,
"Развяжите, - кричал, - да и дело с концом!"
Развязали, - но вилки попрятали.
Песенка о шизофрениках… без вареников уже и не вспомнить.
Ладно, что я тут. Складывали, сматывали, клеили и хранили.
Не то что сейчас.
Компьютеры на мусорку волокут.
А на винчестере, этих Мадонн, с голой по... плечом, проводок чтой-то оторвался.
Своими глазами я ещё не видел как волокут. Но, говорят, в Финляндии уже выбрасывают, а наши подбирают и снова собирают.
А кто помнит 38-ми дорожечный магнитофон? А? Был и такой магнито-монстр, "Садко", и такие гусли выдавал с одной дорожки на другую...
В общем, для этого "музыканта" никакого фарватера не напасёшься.
Это же было, по тем временам, как ещё пока не изобретённый сегодня Пентиум, ищи Семь, в будущем.
Вот это, я вам скажу – DVD СССР было...
... пардоньте, сейчас буду склеивать то, что выше обозначил.
Откуда у нас эта техника появлялась, ума не приложу.
Проснулся утром, а кто-то уже сидит на полу и клеит плёнку, а кто уже на взвешивание потопал, взвешивать свои килограммы.
Раз в месяц нас по утрам взвешивали на весах. Весы были, что картошку на базаре взвешивают.
Проверяли - сколько это мы продуктов за месяц сожрали, скушали таблеток, натощак выпили рыбьего жира, витаминов с гематогеном, и сколько нам ещё требуется.
Проверяли нас и фиксировали на упитанность.
Иных корми не корми - а всё в весе, а для других - не в коня корм.
И тощим пацанам, кто выглядел шампурно, тому диету назначали.
Этими диетами на обеде втихую менялись.
Диеты нам не от веса назначали, а кому соли почему-то много нельзя.
Один раз поменялся с одним на такую диету - больше не менялся.
Всё идентично, да только не солёное. Зато вот котлетка...
И снова, проснулся утром, а кто-то уже пластинку Янош Кооша врубил на всю катушку, а если на русский язык перевести, то, "Май Бэби Хенки Пенки" и песенку "Червона Рута", а медсестра, плавно в под вальс пошла, водой холодной нас по кругу обливать.
Под это шоу и вставали "засони".
Всё это включали и выключали пацаны, находящиеся в одной палате, в количестве множественном.
Дружили, дрались, обижали, ржали друг над другом.
А некоторые, даже плевались далеко. Это, кто был прикован к постели навсегда, что узнай про это книжка Гиннеса, обязательно бы попали туда на первую страничку по плевкам в длину. Не буду о них вещать.
Подрались как-то. Обычное дельце.
Никто не обижался, по поводу того, что вот ноги не ходят, и никогда уже не побегут. Зато, любая хохма по плечу.
Про наркоту вам ничего не скажу. Мы тогда такого слова не слышали. По телевизору нам его не показывали, и в кино не намекали.
А про гомо узнал, что на свете есть жильцы такие, это - когда СПИД- инфо изобрели.
В нашей палате было четыре Володьки. Про пятого - особо расскажу.
Два Вовы вокруг меня - справа и слева кровати, а третий – поодаль, бревном лежит, а чуть правее, в чьих-то ногах, его кровать стонала-скрипела, а четвёртый, лежал на той стороне палаты, в углу.
Пятый - в магнитофоне.
Тот, что в углу - учился виртуально в 9-10 классах. Да он вообще ничему не учился – вырос из тех лет, когда учатся, и был он не наш пацан, а попал к нам случайно, разбившись на мотоцикле. Правда, я видел возле него одну учительницу, и мне показалось, что всё-таки они чему-то учатся.
Этот Вовка, пиалушку коленную вдребезги разбил... Укокошил навсегда.
Ходил, выпрямившись на одну ногу. Одним словом, здоровый и взрослый нагрянул к нам.
Никого и он не замечал, да и нам на него было начхать.
Замечал он нас тогда, когда ему кто-нибудь пожалуется. Жаловались на нас в основном, только нянечки и медсёстры, а один раз, свой же товарищ.
Мы распилили на полоски шахматную доску – наши дубинки в хоккей оставались в спорт зале. Этими полосками было удобно играть, в так называемый, "хоккей на полу". Шашки, или фигура от шахмат, были у нас шайбами.
Этот хоккей мы устраивали по вечерам, либо в палате, либо в классе каком, между партами.
И вот же, захотел с нами поиграть один девятиклассник.
"Правая рука" Володьки.
Вроде нормальный, "правая рука", но порой его было не понять, за кого он.
То - наш, а то и наших же и бьёт в лицо, да ни за что. Не понять...
Играло в тот раз ребят немного. Все ушли в кино.
А привезли нам фильм военный "Сильные духом". И вот, под это "сильнейшее", кто-то и попал под руку, этому, сильнейшему, "правой руке", и тот ему в глаз слоном и замочил. Кажется, случайно...
Некоторые стали возмущаться. Это же игра, черт тебя… на ринге всякое бывает... можно и ладьёй по каске получить.
А кто-то крикнул:
- Бей его! Небога не поможет. Он сегодня за киномеханика кино крутит. За киномеханика он сегодня. На выручку прибежать не сможет. Молоти его и мочи его...
Крикнул бей, и заткнулся. Кто же его бить-то будет? Один на один никто же и не справится.
А кто крикнул, его уже и след простыл...
А я уже догадываюсь, что если коллективом всем навалимся, то измордуем же враз, и синяков на год с четвертью наставим.
Кричу: - Хватай его левую да правую клешню, а сам схватил его правый бицепс, и тащу к печке, привязать. Кто-то уже нашёл верёвку и я ею и прикрутил кисть за-к поддувалу.
А этот, наш-то, сильный, извивается, рычит, угрожает. Убью всех... если отпустите.
- Слыхали, что вякнул он? - Убьёт нас всех. Держи его крепче. Да крепче смотри держи. Сейчас и вторую клешню зафиксируем...
А фиксировать, не к чему. Печки-то, по левую руку и нет. Одни окна и парты.
Растерялись, совсем на немного ...
- Садись на парту, пока его конечность к парте буду привязывать. Трое сидят на парте, а я вожусь с левой рукой.
Привязал. Сел на него, отдышаться. Проверил узлы.
Этот, на полу, как Иисус во Христе на полу распят. Лежит... Пытается... Двигается.
– Ну, что, продолжим в хоккей?
– Продолжим... И метимся прямо в нос?
Только пацаны с парты слезли, как парта заелозила и поехала-помчалась.
Распятый рученьку напряг и потащил парту на себя.
Пришлось несколько парт сковывать рукавами от своих же рубашек. А парты, надо заметить, не то что сейчас, а были тяжёлые по весу...
Из одного дерева выстругана была школьная...
Последнюю парту привязали к другой печке. Деревянная змея получилась из школьных.
Порешили уже не играть. В темпе расходиться. Уже наигрались. Этот всё испортил.
- Пойдём в кино?
- Пойдём...
Договорились конец фильма посмотреть. Да не успели. Долго же борьбой возились.
Мы туда - а они уже оттуда.
И не поиграли, и кино не посмотрели. Только вот пошуметь да подраться.
Всегда нам времени было мало. То его полно, а как начнёшь во что-нибудь играть – тут же и заканчивается.
Вернулись из кино отдыхающие, а мы - со спортивных состязаний. И все встретились в палате.
Тут тебе хоккей, и вольная борьба случилась.
– Пацаны, кого он обижал, иди, и бей связанного. Он пока безвреден.
А уже отбой ненавистный. И проклятый сон.
Пацаны умные. Бить не стали. Пошли только посмотреть.
Возвращаются довольные. Кто-то его уже развязал и тот выходит.
Все ждут продолжения, нападения, а продолжения-то и нет. Наш хмуро из класса прошествовал искупаться.
Мы им весь пол протёрли.
Сидим уже по кроватям. Анекдоты травим. Зашёл гроза палаты, Вовка, и тот за ним семенит.
Они рядом лежали, тумбочку на двоих делили, и тот этому, на меня косо знак подаёт.
Вовка нехотя оторвался от своей тумбочки, и хромым троллейбусом двинул на меня.
Тишина и покой в палате. Подошёл, и хрясь мне по шее своими "штангами", и трактором хромым обратно.
Отомстил за него серьёзно, что, чуть вселенной не лишился и пять минут не мог я возразить.
Но, своей правой руке сказал: – В следующий раз сам пойдёшь...
На этом инцидент был исчерпан.
* * *
В палате было две двери...
Вход в неё и выход на веранду. Веранда была классной комнатой.
Проснулся снова, и уже в школе.
В ней мы на задницах играли в хоккей, сейчас - следж-хоккей, со всеми силовыми приёмами. Кирпичные стены трещали и штукатурка сыпалась отменно.
Орехи кололи о гипс, у кого сидел на ноге ли, на пояснице.
Полы после нас можно было не мыть.
Опереточной была - пластинки на проигрывателе мы там гоняли, и там же стоял магнитофон.
Да где он только не стоял. Даже в МВД стоял.
Курительной комнатой служила и лабораторией - для нашего шарманщика, радиохулигана.
Когда Вовка в ней сидел со своей шарманкой, вход посторонним был воспрещён.
А посторонние были все, кроме "правой и левой руки".
"Левой рукой" был Андрюха. Старшеклассник.
Первейшим хулиганом у нас был Вова-шарманщик. Нет, он круче нас. Он был радиохулиган, а мы просто хулиганьё.
Вова, жил у нас в санатории, как в доме отдыха.
Доотдыхался раз.
Чуть не загремел под фанфары. Однажды, за ним оркестр приехал...
Опять же, когда он успел собрать эту шарманку? Впрочем, там и делать-то нечего. Лампа, и несколько фиговин.
Для нужд своих он отнял наш проигрыватель для своей конструкции, и рад. Взял, и присвоил.
Вскоре, его всего лишили и, чуть воли не лишили.
Вот только статус помешал.
Печать красномайского на нём сидела, и все врачи, на пару с главврачом, ноту ментам и предъявили.
Вроде: Что вы с ребёнка хотите... Он же у нас не знал что нельзя... Живём-то, в глуши. Вокруг них только поля и орешины. Как на необитаемом острове же живём. Вокруг же нас одна хлопковая страда.
Сплошная больница и таблетки в шкафу. И вообще, он самый больной, и ему надо ногу лечить...
Похоже, медицина уголовный розыск убедила, если Вова вернулся к нам тише воды, и ниже травы ставшим, на короткое время.
А до этого курьёза, сидел падишахом в нашем классе - и не заходи, а то вот сейчас в лоб получишь.
По ночам он говорил? - Аллё, аллё, приём-приём, кто на связи. Прём, прям, брям.
Мы от его позывных устали. За дверью, а слышно хорошо.
Мы, в палате, только и ржём над его "приём". Мы должны спать, а он не спит, и нам вроде как мешает.
Слово "отбой" у нас очень ненужное слово было.
Чем бы взрослое дитя не тешилось, лишь бы нас не трогало. Мы так считали. Пусть развлекается.
А многие вообще не понимали, с кем он там балагурит. И что это за устройство такое.
Когда Володька усвоил, и понял, что без хорошей антенны ему "радисткой Кэт" не стать, то он нашёл провод, и попросил кого-то из наших шустряков ему на дереве закрепить.
На самом высоком тополе. Мне тогда казалось, что у нас самые высокие на свете деревья росли. Не каждый воробей мог до верхушки долететь.
Под каким логином он выходил, не помню, но он с кем-то связался, и громко здоровался.
У одного из наших был радиоприёмник "Сокол". По нему мы слушали "шарманщиков".
Их глушили как рыбу, а им - всё нипочём.
И как-то, до нас Володька снизошёл. Похвастался, что наконец-то он вышел в космос и с кем-то дружит там:
- Найдите меня в транзисторе, - говорит. - Там меня послушать можете.
Ну да, здесь нам надоел, так тебя ещё в приёмнике слушай. Совсем оборзел.
Всё-таки волну мы покрутили, и точно - и там сидит. Вот только из-за двери было тоже слышно.
Недолго он радовался успеху. Вскоре, на следующий день, под вечер...
Стою напротив отделения. Думаю, в какую бы мне сторону пойти. Где мне не скучно будет.
На павлинов посмотреть - может удастся перо у них выпросить, или пойти проверить: не выросла ли смородина, как вижу, тревожно, да аллюром скачет Андрюха.
Андрюха – это "левая рука" босса.
Что это он так несётся? - гадаю. Хех, несись не несись, а больше семисот метров в час, всё равно же не разгонишься, как вижу, а за ним плетётся милицейская машина, и не обгоняет.
Он вширь так скакал, что своими костылями всю аллею загородил, в надежде, что может его в окошко Вова увидит, как он скачет немножко и успеет спрятать "Незаконно".
На колёсах, любая черепаха наших обгонит, а тут - менты, и чой-то не торопятся совсем.
Когда Андрюха подскочил к окну и выдохнул: -"Вован, атас! Менты! Прячь скорей! - те уже здоровались с врачом.
– Добрый вечер! Вот-с, ваших запеленговали...
Ну, всё! Теперь Небоге конец, - подумалось, и мне его чегой-то жалко стало...
А когда я усёк, что бравые опера за арестованным шарманщиком нежно выносили всю нашу аппаратуру, то мне его и не жалко стало...
Погрузили наш скарб в свой воронок. Пока писали расписку об изъятии из нашего окружения преступника, посадили охранять аппаратуру нашего же, Вовку, да и левую руку с собой чуть не забрали. За соучастие
Они плелись за ним по аллее, а он им мешал его обогнать.
Эх, Вова! Не того ты на стрёму послал к воротам больницы.
Не скороход Ан-тихоход наш оказался.
Да и не знали мы, где пропадал тихоход. А он, оказывается, стоял у ворот санатория и смотрел на дорогу, которая, шла вдоль шеренги тополей.
Один милиционер нашёл конец антенны, и стянул её с дерева.
Шарманку, в печке нашли, в золе. Печки уже не топились и могли ему спасти "шарманку".
На другой день по палате пронёсся слух, что проигрыватель и магнитофон менты вернули, а вот вернутся ли они к нам в палату, не известно.
Похоже, милиция с медициной были государственные структуры и на этом основании, они и решили, что казённое имущество - это казённое имущество и - сказали точка. Немедленно верните.
Вернули. И там же, у них же, Володька, выпросил у начальника уголовного поиска одну песню переписать.
Ходят - бродят хунвейбины,
И старинные картины
Ищут - рыщут хунвейбины...
Услышал я впервые эту песню, "Возле города Пекина", возлежа на топчане.
Лежу на пузе - спиной в потолок, как гляжу, а Вовка уже по палате разгуливает. Вижу его ортопедический штиблет, и он сладко басит: минуточку внимания. Дайте мне минуточку внимания! - просит не нас, а медсестёр.
Лежим мы на лечебном массаже. Три топчана в ряд. Трут наши спины и хвосты, тьфу, наши ноги и хвосты, тьфу, наше младое тело медсестрички, а чтобы не вертелся – ладошкой по заду тюкают.
А нам что делать? Только музыку и слушать, да из личного немного. Мы знали всё. Что у каждой медсестры в дому творится, что у них завтра на ужин, чем пахнет у соседей. И что у них будет завтра на ужин. А в воскресенье - в гости.
- Ну, давай, не томи, - просят девушки.
Володька включил магнитофон. Все прислушались. Вдруг, мне показалось, что что-то весьма неприличное на язык ко мне просится, а дальше, совсем не понять – как вроде… ку-вей-бины...
А кто-то уже закрепил в памяти, и повторяет.
Кто в это время находился в палате, тот ржал до потери смеха, а наши девочки, чуть сознание не потеряли от такого-т, наглого и бесстыдного обращения к себе.
– Вовка, сволочь, скотина, выключи скорей. У нас уже уши покраснели от твоей новой. – Охальник ты эдакий. - Ты чего это нам поставил?
– Как это чего? Да это же сам Высоцкий. Вы его что, не узнали? - и стал им объяснять, что означает это слово.
– Всё равно выключи! – вопили они.
Потом мы слышали, как в тихий час они слушали…
Включал им Вовка по заявкам, каждой медсестре, каждой врачихе.
Хохотали. Не краснели.
... а сейчас, этих Мадонн развелось, Мадонн с голой по...
Чтой-то проводок оторвалси...