Стоял июнь 1991г. Он был
знойным в этот год, но это не мешало возлияниям, тем более повод был очень важный. Отряд вступил в борьбу за «будущее России», как навеял непрекращющийся уже шестой год, «ветер перемен» Будучи в командировке, Сабанеев со своим отрядом прикрепился к местному
избирательному участку. С утра, в день голосования, они купили у шинкаря много
спирта и, в перерыве между стаканами, Сабанеев сагитировал всех
голосовать за Ельцина.
«Вот чего ты хочешь?», обратился он к Сашке Пантыкину.
«Водки», озорно сказал тот, и добавил: «Без ограничений!»
«Будет. Боря обещал. Так, с тобой разобрались»
Но Пантыкин не унимался: «А закуски?»
«А это что?», показал Сабанеев на кооперативную колбасу, купленную накануне.
«Дорогая», вступил в разговор водитель Юрка Воронин, «По два двадцать бы»
«Прицепом пойдет, к водке», нашелся Сабанеев.
«По рукам!», ударил его по ладони Пантыкин. Выпили…
«А вы?», повернулся Иван к Сашке Спирину и Юрке Воронину.
Ответил Спирин, который еще не успел дойти до состояния жевания соплей
в стакане: «Воли, как у Махно!» Он произнес это с такой интонацией, словно
это был вопрос жизни или смерти.
Интересный тип был этот Спирин. Роста небольшого – метр шестьдесят, не более,
широколицый, с густой, слегка вьющейся шевелюрой цвета соломы, и такого же
цвета усами, с загибающимися вниз, как у запорожского казака, концами. Этим
сходство с запорожцем и ограничивалось. Работал он помбуром у Сашки Пантыкина
и был предан ему, как собака.
…Требование воли очень озадачило Сабанеева.
«Надо же, как глубоко копает, жилодер. Даром, что принял на грудь», подумал он
и стал крутить Спирину пуговицу на рубахе:
«Ну, какой Махно, Саня, сейчас же тебе не восемнадцатый. А, впрочем, Ельцин
обещал свободу на всю катушку»
Вопрос был улажен, но тут в разговор вклинился Юрка Воронин. Он стал на чем
свет склонять Меченного (подпольная кличка Горбачева). Говорить он старался внятно,
как пытаются пройти по прямой в медвытрезвителе при освидетельствовании, но спирт
сделал свое дело. Вместо Меченный у него выходило Леченный и окружающие
долго не могли понять, что ему надо. А когда разобрали, то Иван Сабанеев успокоил
Воронина, объяснив, что Горбачева в списках нет, а после выборов его, может, вообще
ни в каких списках не будет, чем очень обрадовал Воронина. Тот сразу согласился голосовать за Ельцина.
«Теперь краткая инструкция, товарищи электорат», сказал Иван, блеснув модным словечком. «Голосование у нас тайное и я не смогу подсказать, если у кого-то перемкнет.
Запомните три лозунга: «Ельцин – это водка и колбаса по два двадцать! Ельцин –
это свобода воли! Ельцин – это долой Горбачева! Ферштейн?» С тем и отправились на
избирательный участок.
Но Спирин, даже пьяный, оказался себе на уме. Он проголосовал за Махно. Иначе бы не был Спириным. Затем, в знак протеста против забывчивости начальства (мысль о затяжке в присвоении ему квалификации бурильщика грызла нутро), он обблевал урну для голосования и заснул в кабинке с чувством выполненного долга. Гражданского! Поднявшийся скандал уладили,
сунув председателю, литр спирта, а неудавшегося террориста, - председатель муссировал
версию, что Спирин хотел сорвать выборы дорогого Николая Ивановича Рыжкова, -
поволокли домой. Сабанеев подивился политическому предвидению местной власти.
«Надо же. Они уже знают, кого здесь изберут», думал он . Обратно возвращались шумно, таща чуть не волоком, Сашку Спирина, а, по приходе,
кинули его на постель и продолжили застолье. Конфликт на выборах несколько отрезвил, поэтому выпили, по полстакана неразведенного спирта, и затянули грустную песню, когда-то сочиненную Сабанеевым:
«Обменяли тушенку на бражку,
Молоко на дрянной самогон,
Подставляй-ка, дружище чеплашку,
Хоть разит, словно одеколон.
Променяли квартиру на стайку,
Жен на жеваных баб-вековух,
А родную надежную пайку,
На случайности местных услуг…»
Конец песни, спетой хоть нестройно, но громко и без сбоев, утонул в грохоте из соседней комнаты. На пороге ее показался Спирин, стоящий на четырех конечностях. Ни дать, ни взять – одинокий волк! Он приподнялся, тяжело дыша, и утвердился в позе Пизанской башни. «А, очухался!», обрадовался Пантыкин, «Ты нам полтора литра спирта должен»,-
заговорщицки подмигнул он Сабанееву.
«Му-у-у», промычал Спирин и попытался выпрямиться. Сабанеев укоризненно покачал головой. Выпитый спирт туманил голову, разливался в груди приятной истомой, и ему тоже захотелось помычать, но он пересилил это, внезапно появившееся желание.
«Ну что, Саша за выходки. Занял кабинку, облевался, создал очередь, как за водкой.
Тебя, между прочим, хотели в пикет свести, дело шили, будто ты хотел выборы сорвать.
Еле отстояли. Откупную пришлось дать – два литра спирта». Он намеренно увеличил взятку вдвое, чтобы Спирин оценил масштабы утраты. Все это Сабанеев произнес
с мягкой интонацией в голосе, даже с сочувствием. «Кстати, за кого ты голосовал?», спросил он. «З-з..М-м-м..о», сделал попытку ответить Спирин. «Что – з-з-з..м-м-м?» ,не
понял Сабанеев. Спирин набрал в грудь воздуха, сделал паузу и, наконец, совладал с языком: «За Махно!», не сказал, а как-то выдохнул он.
«Ну вот, испортил бюллетень», огорченно произнес Сабанеев, «Там же не было такого
кандидата. Ну ладно», - он махнул рукой, -«Что делать будем, спирт-то кончился?»
«Я осознал, мужики. Бейте, только не по башке», простонал Спирин и икнул.
Пантыкин предложил вернуться на участок и отобрать. Воронин все это время сидел и молчал с загадочной улыбкой идиота. Чтобы не усугублять положение, Сабанеев послал
его к шинкарю.
Так Иван Сабанеев сделал поворот к рынку, который должен был принести много свободы,
водки и самоутверждения.