БОРИС БЕМ
Ожерелье из осколков памяти
Вместо пролога:
Почему-то в последние годы мне чаще вспоминается детство, особенно его ранний период. Как мы, пятилетние мальчишки, визжа от удовольствия, гоняли по двору деревянные обручи. Игрушки тогда не были мудреными, выбор далеко не такой широкий, как сейчас. Пластмассовые машинки разных размеров, железные миниатюрные танки, самолетики, вот , пожалуй, и все, что могло интересовать нас, послевоенных мальчишек. Еще, правда, были в ходу трехколесные велосипеды и юркие самокаты, однако, их владельцев можно было по пальцам перечесть, ибо иметь такие средства передвижения считалось большой роскошью.
И все-таки основными игрушками, без которых трудно обойтись, были деревянные самоделки-выструганные из дерева сабли, да выпиленные из фанеры автоматы. Потные и чумазые, мы бегали по задворкам и играли в войну...
Однако, мне лично, больше по сердцу были другие игрушки, малогабаритного свойства. Они были и по цене для родителей доступны, и места в ящике для игрушек занимали мало. Это были дудочки, и свистульки. Я мог целыми днями, высунув нос в открытое окно, наблюдать серый дворовый мир, огороженный стенками со всех сторон, и, раздувая шеки, извлекать из музыкальных игрушек разные беспорядочные звуки...
... Вдоль улицы, где я теперь живу, проходила праздничная карнавальная колонна. На дворе стоял февраль, однако было по весеннему тепло и солнечно. В нашем немецком городе Кельне финишировал очередной карнавал. Это, ставшее уже многовековым событием действо, в народе называют пятым временем года. Я стоял у своего подъезда, и глаза мои разбегались от обилия воздушных шаров, клоунских масок и цветного дождя из конфет. С проезжавших мимо грузовиков, одетые в пестрые одежды, клоуны, разбрасывали целыми горстями конфеты и плитки шоколада, а горожане со спортивным азартом хватали этот улов, подставляя раскрытые купола зонтиков. Мое внимание привлек один забавный мальчуган. Он нагнулся к брусчатке, чтобы поднять конфетку и неуклюже, перебирая ножками, наступил на нее. В глазах мальчика заблестели слезы. Я тут же подбежал к ребенку и сунул ему в ручки только что пойманную в руки шоколадку. Мною руководил не азарт охотника, скорее я наслаждался потрясающими красками этого театрального представления. Мальчуган перестал плакать и благодарно вылупил на меня моргающие глазки. Шоколадку он сунул в накладной карманчик куртки, а сам снял с шеи игрушку с тесемкой, изображающую гномика, сидящего на жердочке, и стал дуть в трубочку. В воздухе повисли хаотические музыкальные звуки. Мальчишка вовсю старался меня удивить и, надувая пухлые щечки, выжимал из свистульки непонятные мелодии. Ребенок увлекся своим занятием, на лбу у него заблестели бисеринки пота, а я задумавшись, уже перебрасывал мост в далекое ленинградское детство. Слишком уж теплые воспоминания навеяла эта забавная мальчуганова свистулька....
Вспомнилось далекое лето начала пятидесятых годов. Мы с мамой и старшей сестрой снимали маленькую комнату с верандой в одном из ближайших пригородных поселков, почти у городской черты, в Парголово. Хозяева дома на все лето уходили жить во времянку, отдав свое жилье дачникам. Самым ближним соседом, его от нашей комнаты отделяла лишь дощатая стенка, был бравый, щеголеватый, всегда подтянутый офицер. На его погонах блестели по четыре маленьких звездочки. Дядя Леша, так звали соседа, с самого утра уходил на службу, видимо, неподалеку находилась его воинская часть. Приходил со службы он довольно поздно, и встречаться нам с ним приходилось преимущественно в выходные дни. Иногда по субботам, а все чаще по воскресеньям. Мне привычнее было видеть бравого капитана не в гимнастерке с портупеей, а в сатиновых шароварах, майке, и тапках на босу ногу. Когда дядя Леша находился дома, для меня лично это был праздник. Интерес к соседу подогревался еще и тем, что он был фронтовиком и почти всю войну провоевал на Ленинградском фронте, вначале – солдатом, а незадолго до победы над немцами, ему вручили погоны младшего лейтенанта.
Если я скажу о том, что дядя Леша «магнитил» меня лишь своим бравым и мужественным видом, то это будет полуправда. Он был неунываемым весельчаком и мастерским рассказчиком. Я с упоением, сидя на дощатом крылечке, слушал завораживающие душу байки о войне. Очень жаль, что тогда мы о такой диковинке, как магнитофон, ничего не знали, иначе я записал бы много фронтовых историй. А запомнились, к сожалению, лишь очень немногие...
В одно из солнечных воскресений пошли мы с дядей Лешей в ближний лесок. Уже давно сосед обещал мне сработать классную рогатку и свисток. Из инструмента бывалый фронтовик захватил с собой только перочинный нож. Это был не обычный ножик –рукоятка с подвижными лезвиями, подлинное произведение прикладного искусства. Сам ножик, точнее рукоятка, была инкрустирована затейливыми узорами. В нем было несколько острых лезвий, вилка, отвертка, и даже пилка для ногтей. Наверное, этот трофей привез дядя Леша с той самой войны. Сосед выбрал на полянке подходящее деревце и, чиркнув ножиком по веткам, срезал небольшую жердочку.
– Вот, добрый материал на свистульку.
Офицер сел на примятую траву и стал ножичком «колдовать» над деревяшкой.
– А хочешь, малой, я тебе расскажу историю о том, как обычный свисток, вроде детской пищалки-свистульки, во время войны спас мне жизнь? Садись и внимательно слушай!
– Дело было весной. Вели мы тогда оборонительные бои на подступах к Ленинграду. После зимней спячки начала пробуждаться природа, уже появились первые почки на деревьях. Сквозь кроны пробивались солнечные лучи. Я вместе с двумя автоматчиками получил задание захватить «языка», простыми словами, важного фрица. Неподалеку, километрах в пяти, находился немецкий гарнизон. Шли мы по болотистым кочкам, пробивая путь суковатой жердиной. Стоял апрель. И хотя солнышко пригревало, чувствовали мы себя далеко не уютно: сапоги от влаги чавкали, да и шинели были пропитаны едкой болотной сыростью. Очень хотелось как-нибудь согреться и обсушиться. Мои напарники решили поискать сухого хвороста – костер сварганить, и слегка поотстали, а я продолжал, орудуя перед собой посохом, двигаться от кочки к кочке вперед. Обходя приземистый кустарник, я неосторожно подвернул ногу и ощутил, что сапог вязнет в болотной жиже. Пытаясь вытащить ногу, я лихорадочно искал посохом опору, жердь проваливалась. Я решил обернуться назад и сообщить об опасности товарищам, но в этот самый момент меня стало медленно засасывать в тину. О чем обычно принято думать в такие секунды? Кричать? От волнения горло осипло. И, о чудо! Я вспомнил, что в нагрудном кармане гимнастерки лежал плоский спортивный свисток. В свободные от боев часы мы разминались игрой в волейбол, и я нередко судил эти нехитрые солдатские поединки. Зелено-коричневая ткань воды уже подбиралась к груди. Я прижал к губам свисток и выпустил воздух. Свистел я не переставая. С одной стороны я давал сигнал для своих ребят, однако была и другая угроза: рядом могла оказаться и немецкая разведка, риск был велик. Тина уже подошла к подбородку, как я услышал голос моего сержанта Голубева:
– Не ссы, лягуха, сейчас придет скорая помощь!
Напарник подполз к стоящей у кочки березке и, нагнув ее тонкий ствол, спустил шапку веток надо мной, буквально, сантиметрах в тридцати. Изловчившись, я намертво ухватился за крону и подтянулся. С большим трудом вырвались из трясины увязшие сапоги...
Костер мы так и не разожгли, и языка тоже не взяли. Хотели наложить на нас дисциплинарное взыскание, да помогла болезнь: с двухсторонним воспалением легких я угодил в лазарет. А что касается, «языков», в моей фронтовой жизни было много эпизодов. На моем счету аж целых шесть фрицев...
Дядя Леша закончил колдовать над свистулькой и передал игрушку мне:
– На-ка, боец, попробуй!
Я взял в руки свистульку, пахнувшую лесом, и подул в нее. Над поляной повис беспорядочный набор низких и высоких звуков. Я с усердием раздувал щеки и был безумно счастлив.....
С тех пор прошло почти шестьдесят лет. Я сам стал дедом, и у меня уже внук-студент.. Капитана дядю Лешу я больше не встречал, хотя в этом поселке мы снимали дачу и позже. Возможно, его перевели на другое место службы.
Много раз я давал сам себе обещание научиться этому ремеслу: срабатывать ножичком из подручного дерева свистки и рогатки. Но так и не научился. Такие мастера, как бывший фронтовик, мне в жизни больше не встречались...
Ленинград-Санкт-Петербург-Кельн, Германия.
2009 г.