Танцуй, Софи, танцуй или Сколько стоит стакан лимо

Петровский Валерий
В баню мы ходили с братом. Мать собирала нам чистое белье - для нас и для отца. Батя был уже там, в бане. Его было слышно уже на подходе. Никто так радостно не парился, как он. Кто-то хлестался с остервенением, другой – с тихим удовольствием. Батя громко стонал и кряхтел от удовольствия, а порой просто вопил во весь голос от бешеной радости жизни. Потише он не мог: ни дома, ни в бане. Мать этого не понимала, все время просила его быть потише. А нам было слышно, как батя от восторга выдает свое ого- го в парилке. Он все делал с удовольствием. От души. И вокруг него всегда все кипело. Пар в бане был с ним крепче, а мужские разговоры затем в буфете – горячей.

А дни тогда были какие-то длинные. Сколько же стоил лимонад? Мы называли его по-своему. Там на зеленой бутылке было написано «грушевый напиток». Пузыристый,  шипучий и нескончаемо вкусный. Это была самая вкусная штука на свете! Может, помимо большого арбуза, который мы  всегда покупали осенью, выкопав картошку в огороде. Но то было раз в год и осенью. Мама же всегда давала нам денежку на лимонад. Но лимонада, до краев налитого нам поровну в стаканы, всегда немножко не хватало. Зато можно было, открыв рот, слушать папу в азартных разговорах «про политику». Примерно через час папа вспоминал про нас. Говорил, мол, топайте, ребята, домой, мама ждет.

И мы топали. Сначала через вытоптанную базарную площадь, пустынную к ночи. Мимо керосиновой лавки под белой штукатуркой, куда я иногда прибегал за керосином для примуса. А потом под ясной луной шагали по темному лугу, такому зеленому днем от травы. И вечерний воздух над лугом был почти такой же влажный, как в бане. И чем выше мы поднимались на родной пригорок с липами, тем ближе был наш маленький дом и мамин чай из пачки со слоником. И когда бы  мы не приходили, чай для нас всегда был горячий. Откуда она знала, что мы уже идем? И теперь, когда мы с братом приезжаем к ней, она обязательно не забудет заварить свежий чай.

Такое вот у меня было тогда маленькое счастье -  шипящий лимонад медового цвета, лунная тропинка через луг и встречающий нас возле дома пес Мухтар.

Но радость не бывает бесконечной. Средь бела дня в синее небо повалил черный дым. И мы, бросив футбол, забыв про наш единственный кожаный мяч, побежали наперегонки смотреть пожар. Горела баня. Она стояла у самой реки, и тушить воды хватало. Приехали пожарные, раскидали шланги, взметнулись тугие струи. Привалил любопытный народ. Страха не было. Днем на пожар смотреть не страшно. Даже неинтересно. И люди почти стали расходиться, когда появилась местная сумасшедшая.

Ее звали Сонька. Просто Сонька. Всегда тихая  и печальная, она от всей этой суматохи болезненно возбудилась и радостно  подбиралась к огню. Пожарные ее оттаскивали, но больная плясала от возбуждения и чуть не прыгала в огонь. Люди смеялись. А женщине было приятно, что, наконец, ее заметили. Впервые в жизни! Она танцевала так близко от пламени, что пожарным пришлось облить ее водой. А она веселилась так, как никогда в жизни не веселилась. А люди кричали мокрой некрасивой женщине, танцуй, Софи! И она чувствовала себя почти Софи Лорен. Пожарные еще раз обдали ее струей, и артистка упала в лужу, в грязь. Народ развеселился окончательно. А Софи, поверив их бешеной радости, стала скидывать с себя мокрую грязную одежду и танцевать. Толпа завизжала от восторга.

Обычно она ходила тихо и незаметно, даже летом укутанная в одежды, с платком на голове. Теперь пряди волос налипли ей на лицо, полуголая и полубольная, она пыталась устоять под струей из шланга. Ее сносило от огня на речную кручу. Наконец она сползла к самой реке и утихла. Пожар залили, толпа расползлась. Остался почерневший остов бани и мокрые шмотки от одежды Софи. Она выбралась на берег и медленно побрела в сторону леса. Она больше была не нужна людям. И люди ей тоже стали неинтересны.
К концу лета рядом построили новую баню. А Софи осенью забрали в городскую лечебницу. Правда, на другое лето она опять появилась. И опять ковыляла по нашим окрестностям, что-то тихо бормоча себе под нос.

Брошенный кожаный мяч мы потом так и не нашли. Сбросились по двадцать копеек. А могли бы попить в бане лимонаду...