Наконец он остался один.
Сидя в своей машине на окраине города, он чувствовал облегчение.Золотой вечер стоял над землёй. В маленькой цветочной лавке, насквозь пронизанной косым солнцем, он купил три гиацинта – белый, голубой и розовый. Он положил цветы на сиденье, ощущая их лиловый вечерний аромат. Тронулся с места. Он никуда не спешил. Хотя ему как раз нужно было спешить – домой, к своей работе, в свою жизнь. Но он упрямо, медленно выезжал на загородное шоссе наперекор своим планам, наперекор здравому смыслу и внутреннему голосу, который слышал в себе и пытался заглушить.
«Ничего не знаю и не хочу знать, - отмахнулся он от своего внутреннего голоса. – Её могли убить на моих глазах. Этого достаточно, чтобы встревожиться. Чтобы приехать снова и убедиться, что всё в порядке. А цветы… Цветов достойна любая женщина. Всё.»
Он протянул руку, надавил кнопку, в салон ворвалась музыка, но и внутренний голос стал чётче и отчётливее:
Это мог быть случайный выстрел.
Дик усмехнулся. Такой случайный выстрел мог произвести разве что пьяный в стельку охотник. Он представил себе этого охотника: мутное лицо, расфокусированный взгляд, палит, не глядя, и тут же сваливается вниз лицом. Стонет и храпит.
А, может, она вовсе не невинная жертва? Может, она этого заслуживает?
Что ты знаешь о ней?
Действительно, что он знал о ней?
Почти ничего. Она красива и независима. Именно такими бывают подруги гангстеров. По крайней мере, в кино. Он задумался, вспоминая героинь гангстерских боевиков. Красивые, загорелые тела. Красивые, холодные глаза. Вульгарная речь. Жестокость. Эротика.
Он свёл брови, посмотрел на часы, прикинул время. Представил, как будет стоять, как дурак, у калитки с цветами в руках...
Глупо.
Он остановил машину. Надо выбросить цветы и вернуться домой, в свою жизнь. Нечего ему делать в чужой жизни. Он уже влезал в чужие жизни – ничего хорошего из этого не выходит.
Где-то впереди должна быть развилка, где удобно развернуться. Да, он вернётся, а гангстеры пусть разбираются сегодня без него.
Он тронулся с места. Теперь он снова слышал музыку, которую сознание словно выключило на некоторое время. Он слушал музыку и был спокоен. Он доедет до развилки и вернется к работе. Ничто так не ставит всё на свои места, как работа. А завтра, в галерее, они увидятся. И цветов он купит свежих, а эти выбросит.
Он представил, как выбрасывает из окна машины цветы, предназначенные Жанне Дюваль. Мелькнув за стеклом, они падают на дорогу, потом их подминает колесо чужого автомобиля. Свежий сок из стеблей. Лиловый беспомощный запах. Шина, размозжившая бу-кет, оставит за собой на асфальте несколько сырых отпечатков. Капли масла, словно капли крови…
Нет, это уже слишком. Надо просто выйти из машины и положить цветы в траву. Завтра он купит другие цветы, вот и всё...
Да, завтра он увидит её. Кто бы она ни была, у неё удивительные глаза – удлинённые, словно у египтянки. Свет и тень на лице. Тень под глазами цвета лаванды, тень на шее цвета золотого песка, мягкая тень под скулами и ослепительные, освещённые солнцем виски. Прямой взгляд. Жанна Дюваль…
Он вдруг увидел, как хороша была прямая, чистая автострада. Он вдруг почувствовал весну. Почувствовал молодой упругий ветер. Воздух и ветер. Внезапное ощущение жизни и силы вскипело в нём, словно вино, ударяя в голову. К чёрту мастерскую, неожиданно подумал он. Такой вечер должен принадлежать чему-то другому. Чему – он не знал. Он просто стремительно летел вперёд. Развилка осталась далеко позади, он летел по золотой вечерней дороге, охваченный могучим кровообращением расцветающей жизни, и зелень весны, и волшебство и возвышенность её трепетали и пели в нём, помноженные на скорость ветра и скорость автомобиля...
А может, прикончить собирались вовсе не её, а тебя?
Что ты знаешь о себе?