Шёл второй день пребывания московских гостей на тётисветыной даче. Весь вчерашний вечер Манюня провела в душевных терзаниях – ей было очень неудобно за своё грубое поведение перед Олегом. «Какая муха меня укусила?»- причитала она. «Небось какая-нибудь зловредная муха»,- подливала я масла в огонь. «Это ты так обзываешься или утешаешь меня?»-равзъерепенилась Маня. «А нечего было человеку грубить!»- пошла в наступление я.
После небольшого кровопролитного совещания мы всё-таки пришли к совместному решению, что Манюне надо обязательно просить прощения у Олега.
Потом мы какое-то время рыскали вокруг тётисветыного дома, всё придумывали, в какой бы форме ей извиниться, чтобы и глубину своего раскаяния показать, и не сильно ударить в грязь лицом.
-Нужно извиняться так, чтобы никто другой, кроме него, тебя не слышал,- инструктировала я,- ты просто подкрадёшься к нему и шепнёшь - простите меня пожалуйста я так больше не буду.
-Этого мало, мне нужно попросить прощения, и ещё кое-чего ему сказать, - упорствовала Маня.
-Что ты ему хочешь ещё сказать?
-Я пока сама не знаю.
-Тогда может ты брякнешь первое, что придёт тебе в голову? Можешь просто сказать какое небо голубое извините меня пожалуйста я так больше не буду!
-Давай мы ещё чуток погуляем, прорепетировать надо!- Манька умоляюще посмотрела на меня.
Ладно, гуляем дальше.
Наматываем круги, репетируем вслух извинения, мозолим глаза соседу дяде Грише, который уже с явным подозрением выглядывает из-за своего забора, беспокоясь, чего эти мы так упорно метим территорию по периметру тётисветыного дома.
Каждый раз, равняясь с ним, мы важно здороваемся.
-Здравствуйте, дядя Гриша!
-Девочки, неужели вам больше негде гулять?- после нашего третьего невозмутимого приветствия у дяди Гриши сдают нервы.
-Негде!- Маня исподлобья смотрит на дядю Гришу, - негде, а главное – незачем!
Дядя Гриша качает головой и отходит в сторону – не каждый взрослый в состоянии хладнокровно здороваться с двумя ненормальными девочками три раза подряд в течение десяти минут.
В момент, когда количество витков вокруг тётисветыного дома реально угрожает перевалить за сотню, Маня решительно останавливается напротив калитки.
-Пора!- командует уголком рта и затягивает голову в плечи. Берёт штурмом забор и боевым зигзагом, заметая следы, с короткими перебежками от одного смородинового куста к другому, продвигается к дому. Я, затаив дыхание, бесшумно следую за ней. Мы быстрые и ловкие, как сто тысяч гепардов, мы смертельно опасные, как занесённая над позвоночником косули лапа разъярённой львицы! Дай нам сейчас роту зловредных душманов – и они на своей шкуре испытают процесс радиоактивного бета - распада. Ни одна камера не зафиксирует наши слаженные передвижения - настолько убедительно мы слились с окружающим ландшафтом!!!
-Девочки,- как гром среди ясного неба раздаётся вдруг голос тёти Светы,-что это вы там делаете? Зачем топчете мою петрушку? Ну-ка, вылезайте к веранде!
Секретная операция провалена. Мы пристыжено покидаем место нашей дислокации.
Тётя Света выглядывает из окна, у тёти Светы такое недоумевающее выражение лица, словно невидимыми нитями поддели её веки и сильно потянули вверх и вниз. Ещё чуть-чуть - и её глаза вылезут из орбит.
-Наринэ, Маша, вам не стыдно? Что это вы там затеяли?
Мы виновато топчемся на месте и молчим, словно воды в рот набрали. Нам действительно очень стыдно. Тётя Света – самый лучший педиатр нашего района, она знает нас буквально с первого дня рождения, и все наши болячки помнит наизусть. Можно сказать, что мы выросли на её глазах и при самом непосредственном её участии. Поэтому ничего другого, кроме как позорно торчать живописной окаменелой кучкой посреди двора, нам не остаётся.
Вдруг открывается дверь, и на веранду выскальзывает девушка потрясающей, неземной красоты. Она невысокая и хрупкая, у неё большие миндалевидные глаза, изогнутые в полуулыбке губы, золотистая кожа и роскошный хвост каштановых волос. На ней тёмно-синие фантастические джинсы и кофта в обтяжку. Она вся какая-то светящаяся, неземная и прекрасная. Вот значит какая эта Ася! У меня больно сжимается сердце –никогда, никогда не променяет Олег такую красавицу на мою Манюню.
Ася разглядывает нас так, словно мы два вылезших на поверхность земли дождевых червя.
-Кто эти девочки, Света?- спрашивает она.
-Это Надина дочка со своей подругой, они почему-то прятались за смородиной и вытоптали мне все грядки с зеленью!
Ася изгибает бровь. Откуда-то из памяти всплывает слово «луноликая» и подпрыгивает невидимым мячиком на кончике моего языка. «Луноликая»,- украдкой шепчу я, приноравливаясь к непривычному звучанию слова.
Тем временем луноликая облокачивается на перила веранды. «Странные какие-то вы девочки, зашли без спросу, вытоптали грядки, вас сюда кто-то звал?»- фыркает она.
-Да я их сто лет знаю,- заступается за нас тётя Света, но её прерывает скрип открывающейся калитки. Тётя Света улыбается и теплеет лицом.
-Мама, тётя Света, мы видели в небе большого орла,- раздаётся за нашими спинами радостный детский голос. Мы оборачиваемся. К дому бежит маленький кудрявый мальчик в голубенькой футболке и клетчатых шортах. Следом за ним идёт Олег. Заметив нас, он останавливается, и моментально расплывается в широкой улыбке.
-Ааааааа, Зита и Гита, это снова вы? Пришли за новым букетом крапивы для занятий йогой?
-Какие ещё Зита и Гита?- обратно начинает сильно недоумевать тётя Света. У тёти Светы привычным маршрутом вылезают глаза и всячески грозятся отделиться от хозяйки и пуститься в свободное плавание.
Олег молчит и улыбается. Он прекрасен, как неженатый тронный принц в одном отдельно взятом сказочном королевстве.
-Пойдём,- Маня не выдерживает сияния, исходящего от Олега, и дёргает меня за локоть.
Она делает несколько стремительных шагов, потом вдруг останавливается как вкопанная. Я больно налетаю на неё. Манька отодвигает меня рукой и оборачивается к веранде. Застывшим Маниным лицом вполне себе можно колоть орехи или вбивать аршинные гвозди в бетонную стену. Если быстренько снять с её лица гипсовый слепок и всяко разно его раскрасить, то не исключено, что можно будет потом его выставить в нашем краеведческом музее как ритуальную маску ацтекского бога войны Вицлипуцли.
С минуту моя подруга сверлит немигающим тяжёлым взглядом дыру где-то в районе префронтальной зоны правой лобной доли Аси. Шумно выдыхает.
-Никогда!
Оборачивается далее маской Вицлипуцли к Олегу, выплёвывает по слогам,- ни-ког-да!
Улыбка застывает на лице Олега. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но Маня предостерегающе поднимает ладонь. Олег замирает. Маня обходит его брезгливой дугой и прёт танком к калитке. Я еле поспеваю за ней.
-Наринэ, вы куда?- тёте Свете всё неймётся, тёте Свете уже безразлична судьба её оттопыренных глаз,- девочки, что с вами?
Возле калитки Манюня оборачивается и выкрикивает, торжествуя:
-Никогда! И ни за что!!!
Занавес.
***
Так прошёл первый день любовного настроения моей Мани. Поздно вечером, когда мы уже лежали в постели, тётя Света с Олегом и Асей заглянули на огонёк к моим родителям. До нас долетали обрывки разговора и взрывы хохота, потом наступила внезапная тишина, кто-то забренчал на гитаре и запел низким, чуть хрипловатым голосом «Арбатского романса старинное шитьё». Манечка мигом села в постели, на фоне ночного окна смешно вырисовалась торчащими вразнобой ушками её круглая голова, она обернулась ко мне и трогательно выдохнула – это ОН!
Уснули мы с глубоким чувством выполненного долга.
***
Второй день начался Маниными ритуальными занятиями на скрипке. Занятия периодически прерывались громкими «не хочу», «надоело» и «почему я должна, а Нарка нет?»
Почему Нарка нет, потому что Нарке в кои веки повезло, и её взяли в класс фортепиано, а не флейты, например. А кто дурак перевозить фортепиано на лето из квартиры на дачу?
Пока Маня мучила скрипку, я возилась со своей младшей сестрой Сонечкой –отбывала наказание за Манюнины страдания. Мама решила, что так будет справедливее. Мы с Сонечкой, контуженые Маниной игрой, тихо перекладывали кубики и лепили пластилиновых уродцев.
Сразу после занятий, пока я убирала игрушки, Манька выскользнула за порог. Через какое-то время она заглянула обратно, пойдём, шепнула конспиративно мне.
-Куда?- напряглась мама,- снова к тёте Свете? Она рассказала нам про все ваши проделки, как вы грубили Олегу и вытоптали грядки с петрушкой. Разве можно так себя вести, девочки?
-Мы больше не будем, тётьнадь,- забегала глазами по лицу Манька и кивнула мне – пойдём что покажу!
Я выскочила за порог. Манька поволокла меня за угол и протянула таинственный свёрток.
-Вот!- сказала она торжествующе.
-Это что такое?- я с подозрением сначала пощупала, а потом принюхалась к странному свёртку – доверия своим видом он у меня не вызывал.
-Это подарок,- Манька с трудом скрывала своё ликование,- для него! Здорово я придумала?
-В смысле для него. Для кого это для него?
-Нарка, какая же ты недалёкая! Для Олега. Ну чего ждёшь, разворачивай скорее!
Я осторожно развернула мятый «Советский спорт». Под ним обнаружился свёрнутый пухлым конвертом лист лопуха. Внутри лопуха лежал камень размером в большую картофелину сорта Удача.
-Это что такое?
Манька бережно завернула картофель обратно в лопух.
-Мы же помогали твоей маме заворачивать в виноградные листья фарш на долму, помнишь?
Я помнила, конечно. Сначала мы напросились помогать маме, а потом подглядели в кухонное окно, как она выковыривает из кастрюли наши «шедевральные творения» и по новой заворачивает фарш в виноградные листья.
-Вот,- Манька посмотрела на меня торжествующе,- я уже практически хозяйка, и Олег должен об этом знать!
-И что он должен с этим камнем делать? Есть его?- я никак не могла взять в толк, зачем Мане этот свёрток.
-Глупышка,- Манька смерила меня снисходительным взглядом,- зачем его есть? Хотя,- призадумалась она,- мало ли что едят люди, которые стоят на голове, может, они камнями питаются, я же не знаю. Вот выйду за него замуж, расскажу тебе, что да как. А свёрток этот просто подарок - он полюбуется на мою искусств… искунст… исскустсую стряпню и сразу влюбится в меня.
Был замечательный летний полдень. Солнце стояло уже высоко, но, как часто бывает в высокогорье - совершенно не припекало. Воздух был звонким и чистым, и невесомым, словно пёрышко. С каждым вдохом он наполнял лёгкие газированными пузырьками счастья – хотелось взлететь и бесконечно парить над землёй.
Всё и вся вокруг радостно тянулось навстречу погожему солнечному дню. Всё и вся! Кроме Мани. Мане было не до банальных розовых соплей.
Маня вышла на тропу войны.
Когда мы уходили со двора, мама высунулась в окно:
-Куда это вы собрались, девочки? Скоро обедать.
-Мы быстренько!
Идти до тётисветыного дома было всего ничего, минут семь размеренным шагом. Труднее всего было найти способ передать подарок Олегу так, чтобы этого не видела его жена. Потому что мы не горели желанием снова расстраиваться из-за её красоты.
-Ничего, что-нибудь на месте придумаем,- подбадривала меня всю дорогу Манечка. Но скоро мы были на месте, а совместный мозговой штурм не давал результатов.
-Давай кинем подарок им во двор,- предложила я.
-Ага, а потом его найдёт эта фифа Ася и решит, что он предназначался ей! Ещё чего!
Маня была абсолютно права – нельзя допускать, чтобы символ её бесспорного кулинарного таланта достался врагу. Кидать нужно было метко, и желательно именно в Олега. Осталось дождаться, чтобы он вышел во двор и какое-то время побывал недвижной мишенью. Тогда мы успели бы прицелиться и метко запулить в него драгоценным свёртком.
В томительном ожидании прошла вечность. Мы, затаив дыхание, ждали, когда же выйдет Олег. Из дома раздавались негромкие голоса, слышался перезвон посуды.
-Обедают,- протянула я, в животе предательски заурчало.
-Ага,- Манька громко сглотнула,- страсть как кушать хочется!
Мы прождали вторую вечность. Вторая вечность тянулась ещё дольше, чем первая. Живот от голодного урчания ходил ходуном.
-Давай сосчитаем до ста, если к тому времени Олег не выйдет во двор, то мы сбегаем домой, поедим, а потом вернёмся дожидаться его по новой,- не выдержала я.
-Давай,- согласилась Маня,- только, чур, не мухлевать!
Через минуту мы чуть не подрались – Маня говорила, что я считаю очень быстро и специально заглатываю окончания слов, и это нечестно, а я отвечала, что она чересчур медленно считает и растягивает слоги.
-Дура,- ругалась Маня,- что же ты так частишь, не двцтьдв, а двааад-цать два!
-Сама ты дура,- громкое урчание в животе заглушало мой злой шёпот,- какая разница как я называю цифры, главное, что я не сбиваюсь со счёта!
Ещё немного, и мы бы, наверное, покалечили друг друга муляжом долмы, но вдруг с той стороны забора раздался тоненький голосок:
-А я тоже умею считать!
Мы притихли и глянули в щель между досками забора. За нами с тётисветыного двора следил большой голубой глаз. Потом глаз исчез, а в щель просунулся толстенький пальчик:
-Это раз!
Пальчик исчез и через секунду в щель высунулись два пальца – это два!
-Подожди!- мы с Маней переглянулись,- тебя как зовут?
-Меня зовут Ардён, и мне скоро будет пять лет,- с готовностью отрапортовал голубой глаз.
-Как-как тебя зовут?
-Ардён!
Мы крепко задумались.
-Может, аккордеон?- нерешительно предположила Маня.
-Ты скажи ещё гобой,- рассердилась я,- мальчик, выговори чётко своё имя.
-Ар-дён,- рассердился глаз,- меня зовут Ар-дён. Потом глаз исчез, и из щели между досками вылезла пухлая ладошка с растопыренными пальцами,- а это пять, мне скоро будет столько лет,- миролюбиво продолжил он.
Меня осенило:
-Мань, а давай мы Ард… ему вручим подарок и скажем, чтобы он отнёс его Олегу. Просто скажем, что это подарок для его папы.
-Это выход,- обрадовалась Маня и позвала мальчика,- эй, мальчик, Ардён!
-Меня зовут не Ардён, а Ардён!- обиделся мальчик.
-Ну я же говорю Ардён,- изумилась Маня.
-Это неважно!- рассердилась я,- мальчик, а давай мы тебе передадим подарок для твоего папы?
-Давайте,- обрадовался мальчик.
-Только ты ему не говори, что подарок тебе две девочки передали, ладно?
-Ладно!
-Точно не скажешь?
-Точно. Давайте подарок!
Маня протянула руку поверх забора и передала Ардёну драгоценный свёрток. Тот взял его, ого, тяжёленький, выговорил, и побежал к дому.
-Папаааааааааааа,- заорал он что есть мочи,- тут две девочки тебе подарок передалиииииии!!!
-Какие девочки, что это у тебя в руках, Артёмка!- раздался голос Олега.
-Бежим,- выпучилась Манька и рывком стартовала с места. Дорогу до нашего дома мы преодолели за считанные секунды, и окажись каким-то чудом на финишной прямой рефери с секундомером, он бы зафиксировал новый мировой рекорд по бегу на короткие дистанции!
-Артём!- с трудом отдышалась я, заскочив одним прыжком на веранду нашего дома, - его зовут Артём!
-Предатель, а не Артём,- хваталась за бок Маня,- теперь Олег догадался, что это мы ему подарок передали!
-Ну так это же хорошо!- осенило меня,- он ведь должен знать, кто так здорово умеет заворачивать долму.
-Ты думаешь?- Маня посмотрела на меня с благодарностью,- Нарка, ты прямо ГЕНИЙ, как я об этом раньше не догадалась!
После обеда мы вышли прогуляться. Позавчерашний обильный и тёплый дождь не прошёл даром, и склоны нашего холма покрыл ковёр из огромных, алых высокогорных маков. Мы нарвали большой букет, и с чувством исполненного долга принесли его маме. Ах, какая прелесть, всплеснула она руками, какая красота! Мама была в длинном светлом сарафане, по плечам её рассыпались пышные русые локоны, она держала в руках большой букет алых маков и улыбалась нам.
Мы невольно залюбовались ею.
-Тётьнадь,- выдохнула Маня,- я ведь когда вырасту, буду на вас похожа, да?
-Ты будешь лучше,- мама погладила её по щёчке,- ты будешь настоящей красавицей!
-Да?- Маня вспотела от радости.
-Конечно! – засмеялась мама и пошла ставить цветы в вазу.
-А он-то знает, что я буду красавицей?- задумчиво протянула моя подруга.
Я пожала плечами. Откуда мне было знать, о чём думает Олег!
-Пойдём, что ли?- предложила я,- посмотрим, что там у них во дворе происходит.
-Пойдём,- Маня благодарно глянула на меня,- хорошо, что ты сама это сказала, а то мне уже неловко было предлагать.
-Почему было неловко?- удивилась я.
-Да не знаю, что-то в последнее время я стала особенно стеснительной,- вздохнула Маня,- аж сама себя не узнаю!
Уже в трёхстах метрах от тётисветыного дома мы заметили красный флажок, торчащий из щели между досками забора. Топтались какое-то время на расстоянии, потом подошли взглянуть поближе. Это был совершенно обычный первомайский флажок на тоненьком деревянном древке. Мы в задумчивости постояли какое-то время над ним, потом ткнули пальцем. Флажок выпал наружу, и мы увидели завёрнутую в тугой рулончик бумажку, прикреплённую к его древку. Конечно же, первым делом подрались за право прочесть записку. Победила Маня, которая с душераздирающим криком – я его первая полюбила, вырвала у меня флажок. Она с замиранием сердца развернула бумажку.
«Зита и Гита!- гласила записка крупным размашистым почерком,- подойдите к калитке и заберите то, что лежит под большим камнем слева. И не безобразничайте, всё равно никто этого не оценит, потому что все ушли жарить шашлыки на природе».
Мы подошли к калитке, быстро вычислили камень и поддели его древком флажка– в стане врага нужно быть очень осторожным и не прикасаться к чему попало руками. Под камнем лежал маленький пакетик. Мы с замиранием сердца развернули его. В пакетике оказались четыре конфеты «Мишка на севере»!
-Видишь, какай он хороший,- с трудом вымолвила Маня, набив рот вкуснючим шоколадом.
-Угум! Ему явно понравился твой подарок!
-А давай мы ещё чего ему подарим!- загорелась Маня.
-Давай,- обрадовалась я. Если за муляж долмы полагались по две шоколадные конфеты на одну девочку, то при продуманном подходе к делу нам могли отсыпать целый мешок шоколадных конфет!
И мы стали прикидывать, чем ещё можно удивить Олега.
За короткий промежуток времени мы приволокли к заветному камню букет маков, десяток червивых желудей, горсть малины, большую, насквозь просохшую коровью лепёшку, дырявое пластмассовое пятилитровое ведро, пустую пачку из-под вонючих сигарет «Арин-Берд». После недолгих раздумий к живописной куче подарков мы присовокупили какую-то ржавую железяку, предназначение которой так и не смогли установить, дырявый резиновый мяч, большой полукруг чаги, выдранный с мясом со ствола бука, килограмм разнокалиберных камушков и целое семейство ядрёных, вытянувшихся на радостях от дождя в полный рост мухоморов.
Возвращались мы домой в твёрдой уверенности, что при виде таких щедрых даров сердце Олега дрогнет, и горькая участь Аси будет решена!
Так закончился второй день любовного настроения моей Манюни.
Впереди был самый трудный и местами действительно печальный, последний день.