В августе 1957 года я находился в Харькове – сдавал вступительные экзамены в политехнический институт. Получил все положительные оценки и собрался возвратиться домой. Но вот проблема – не на что ехать. Зарплата у меня была маленькой, накоплений я не делал, потому что никуда не планировал выезжать. Я только что окончил среднюю школу рабочей молодёжи. А тут вышел указ генсека Хрущёва о приоритетном принятии в ВУЗы рабочей молодёжи. Как не воспользоваться! Поэтому поездка моя получилась спонтанной: я собрал денег чуть-чуть, потратил на дорогу туда, остальное расходовал на питание в период экзаменов (даже не хватило). На обратную дорогу не осталось ни копейки. Абитуриенты, жившие со мной в общежитии института, рассказывали, что можно доехать грузотоварными поездами. Но я впервые в жизни уехал от дома на такое большое расстояние, не знал ни направления движения, ни названий городов (станций) по пути следования. Я боялся, что могу уехать не в ту сторону. Я знал только один поезд «Феодосия – Москва», на котором приехал сюда и «Москва – Феодосия», который должен увезти меня обратно.
Мой поезд по расписанию подходит в вечернее время, но я пришёл на вокзал заранее, чтобы сориентироваться в обстановке. У перрона стоял поезд «Москва – Симферополь». Я вдруг сообразил, что этот поезд может довести меня до Джанкоя, а там до Феодосии найду, как добраться. Я подходил к проводникам, рассказывал о своём безвыходном положении, просил пустить в вагон. В награду обещал три яблока. Яблоки я сорвал в частном дворе по дороге на вокзал. Они были очень крупными, идеальной формы, без единого дефекта на поверхности и с красным бочком. Но никто не внял моим просьбам и не позарился на яблоки.
Поезд тронулся. Я в отчаянии уцепился за поручень вагона, умоляюще глядя на проводницу. Я обратил на неё внимание, когда бегал от одного проводника к другому: все они переговаривались, шутили, а эта стояла почти неподвижно с грустным взглядом. На вид ей было около сорока лет. У неё была классическая фигура: красивое, чуть продолговатое лицо; распущенные волосы собраны у правого уха красивой заколкой; неширокая грудная часть с покатыми плечами и крупно выделяющимся бюстом; узкая талия (у женщин такого возраста – редкость); тазовая часть с плавными обводами; стройные ноги в туфлях на невысоком каблучке. Её форма была ладно подогнана, хорошо подчёркивала привлекательность её фигуры.
Женщина не кричала на меня, не пыталась спихнуть с подножки, а посмотрела секунды две, потом налево и направо по перрону и сделала знак рукой, мол, поднимайся. Я вскочил в тамбур. Проводница сказала, чтобы я прошёл в конец вагона и залез на третью полку. Вагон был плацкартный, народу было немного (в конце августа люди стремились не на юг, а с юга). Я утомился от всех передряг и скоро уснул.
Проснулся я от грубых толчков. Уже стемнело. Внизу стоял мужчина в форме проводника и трудно ворочающимся языком приказывал слезть. Я подчинился. Начались расспросы: кто ты, где билет, как сюда попал. Услышав мою историю, он заматерился (много вас тут таких), грубо взял под руку и поволок к выходу (вот сдам тебя милиции). Поезд как раз останавливался. Проводник хотел меня куда-то тащить, но на перроне я вырвался и убежал.
Поезд стоял несколько минут, втечение которых я нервничал, не знал, что предпринять. Поезд тронулся, и мне ничего не оставалось, как бежать вдогонку. Я вскочил на подножку хвостового вагона. Тамбур оказался запертым. Но проводница, довольно толстая тётка, услышала крики людей, наблюдавших за моей погоней, и, посмотрев в хвост поезда, увидела повисшего там человека. Пока она прошла через вагон, поезд уже набрал ход. Поэтому она с криками и руганью всё-таки разрешила мне влезть, затем схватила за руку и поволокла, угрожая сдать бригадиру. Когда дошли до следующего вагона, я взмолился:
- Тётенька, отпустите меня, я уйду с вашего вагона.
Тётенька оказалась не кровожадной. Втолкнув меня в следующий вагон, она повернула обратно.
Следующим был тот самый вагон, из которого меня выдворил мужчина. «Что же случилось с той женщиной, которая раньше впустила меня в этот вагон?» Вагон был пуст. Ночью вообще выходящих и входящих людей было мало. Те редкие пассажиры, что на перроне ждали поезд, стремились расположиться вначале и середине состава. К концу поезда никто не подходил.
Я осторожно подошёл к купе проводника, откуда слышались нечленораздельные выкрики того, который вытолкал меня в ночь. А потом я услышал и знакомый голос женщины: «Господи! Да когда же ты достаточно зальёшь свою глотку?» Я очень осторожно, только на долю секунды, заглянул в их купе. Мужчина с обрюзгшим лицом опрокидывал в горло очередной стакан водки. Левой рукой он крепко держал женщину за волосы на затылке. Я ушёл обратно в конец вагона, залез на третью полку и долго лежал без сна, переваривая пережитое.
Вдруг хлопнула дверь со стороны головы поезда, послышались мужские голоса. Это был госконтроль. Поговорив с проводницей и узнав, что вагон пуст, они бодрым шагом пошли в следующий. Но один вдруг заметил меня. Я был рослым парнем, и, как ни старался вжаться в полку, мои «костыли» были видны. Последовал приказ слезать, позвали проводницу. Та широко открыла глаза от удивления – она знала, что её напарник меня высадил. После тщательного допроса, узнав мою историю и поняв, что оштрафовать невозможно, они решили сдать меня в милицию. Поезд подошёл к следующей станции. Когда меня вывели на перрон, я взмолился: «Дяденьки, отпустите меня, пожалуйста. Я дальше поеду на грузовых поездах». И дяденьки сжалились. «Брысь!» - сказали они, и я не заставил повторять приказ.
На этот раз я прошёл вперёд по ходу поезда и приготовился ухватиться за какой-нибудь поручень. Поезд тронулся. И вдруг я увидел, что моя знакомая проводница не закрыла дверь, и внимательно высматривает кого-то. Я выскочил из укрытия и побежал к вагону. «Тётя!» Её лицо вдруг посветлело. «Быстрей, быстрей!», - она сделала рукой приглашающий жест. Я влетел в вагон. Она прикрыла собой вход в своё купе, а мне сделала знак тихонько пройти дальше. Проходя, я успел заметить: мужчина полулежал с полуоткрытым ртом и полузакрытыми глазами. Перед ним на столике стояла бутылка и стакан с недопитой водкой. Когда появилась женщина, мужчина заворочался, опять началась пьяная брань, звон разбитого стекла, удары о стенки купе (по-видимому, между ними была физическая борьба). Я боялся вмешиваться, хотя мне было жаль эту женщину, и тихо сидел за столиком в конце вагона.
После некоторого буйства в купе проводников всё стихло, а ещё через некоторое время женщина подошла ко мне и тихо присела рядом. К щеке она прикладывала платочек, а на форменной рубашке отсутствовала одна пуговица. С минуту мы посидели тихо, потом я не выдержал.
- Кто для вас этот мужчина?
- Муж.
Дальше я пытался выяснить, почему он так ведёт себя, почему она терпит такое отношение, но женщина не раскрылась. Я почувствовал, что она начала вздрагивать всем телом, и понял, что она беззвучно плачет. Правой рукой я прислонил её голову к себе. Она не отодвинулась и сильнее разрыдалась. Я успокаивал её, поглаживая рукой по волосам, и приговаривал, как это делала мама: «Поплачь, поплачь. Вместе со слезами вытечет и горе. Ты ещё увидишь солнечный денёк…» Женщина действительно понемногу успокоилась и стала засыпать. Она постепенно наваливалась на меня, и мне пришлось отодвинуться, чтобы её голова удобно расположилась на моих коленях. Мне было приятно, что удалось успокоить женщину и дать ей кратковременный отдых.
Женщина спала около получаса. Я уже чувствовал омертвение в некоторых местах моего тела от неудобной позы, но не шевелился, чтобы не спугнуть её сон. Проснулась она от рывка поезда, приподняла голову и посмотрела мне в лицо, потом села рядом, поцеловала меня в щеку, и мы долго сидели, обнявшись.
Поезд спокойно катился в ночи, её муж храпел в своём купе (мы это слышали). Мне удалось этим поездом приехать в Джанкой, где наши пути расходились. Выходя из вагона, я спросил:
- Как тебя зовут, тётя?
- Просто – тётя, - ответила она и улыбнулась первый раз за всю дорогу.
Уже поезд отходил, когда я вспомнил про яблоки.
- Тётя! Там на третьей полке лежат три яблока. Я обещал их той, которая довезёт меня до Джанкоя. Они – твои! – прокричал я, мчась по перрону вдогонку.
Она поняла, засмеялась и долго махала мне рукой.