Именно он – системный и анализ. Им и займусь, чтобы не мучить себя вопросами о конце концов и о начале начал. Системный анализ – построю завершённую модель, ну, не модель – модельку, такую малюсенькую моделиночку , - ничего, что она только для меня – завершённая, надо же остановить время в пространстве собственных впечатлений.
Построю и начну анализировать её и с помощью её , а почему бы и нет. Её я могу анализировать, - раскладывать как карты - так и эдак , и сикось- накось, и поперёк и... как хочу. Придумаю кривогиналь , буду анализировать по кривогинали. Потом возьму её – модельку – моделюшечку ,- да и начну с её помощью анализировать и так и этак, и по любой траектроии мысли ... что-то или кого-то ...Вот тут –то и загвоздка.
Модельку-то я как-нибудь осилю, а вот этот кто-то или что-то так спрятан в пространстве и времени, что измерение ему – вечность и беконечность. Как я к ним модельку-то применю, как буду её прикладывать, пристраивать, если и вечность , и бесконечность сами от себя ускользают...Такая вот жизненная коллизия, а умещается она вся в тарелке. Обычной , плоской тарелке, даже не суповой, а той, что для вторых блюд, для сырников, например, или бифштекса.
Заметьте, что тарелка – моделька завершённая в своём главном назначении,- это я всё про те же сырники с бифштексом , а то, что с её помощью можно ещё и морду набить, это уже кривогиналь мышления. Однако, можно сразу начинать дискуссию о том, какое и когда назначение тарелки становится, является и может явиться главным.
Через возможность такого обсужджения вечность и бесконечность напоминают о себе как о факте , как о том, что было есть и будет, пока человек может думать.
Смотрюсь на всякий случай в зеркало- я – человек, я думаю, что я думаю, поэтому пишу про тарелку, на которой должен лежать сырник, и не один – много сырников. Семья-то большая и пачки творога, который ей по талонам уже дали ( пачка в руки ) . не хватит на всю семью. Она стоит у прилавка и униженно просит продавщицу, возвышающуюся над ней всё возрастающим величием облачённой властью, продать ещё одну пачку – 200 граммов творога, обезжиренного творога. Конец 20 века, провинциальный город бывшей республики СССР. Я – единственный случайный свидетель этой сцены в пустом магазинчике. Они не видит меня, я вижу и её, и продавщицу. У меня в кармане билет, я уезжаю завтра, с надеждой и без сожаления. Я запомню рыженькую, нежную женщину и её просительный голос : « Пожалуйста, ещё одну пачку...» , я запомню фигуру и надменно – пустеющий взгляд продавщицы, её властное движение , отталкивающее положенный , уже оплаченный, пакетик творога.
Запомню, чтобы с поразительной чёткостью узнать их в другом месте и в других обстоятельствах – в неврологическом отделении госпиталя провинциального европейского города.
Санитарка должна была обслужить больных – беспомощных , с трясущимися руками и ногами, теряющими балланс в любых обстоятельствах пространства. Санитарка должна была наполнить тарелки ( вот она – моя модель, моделечка, моделенька ! ) по желанию больных и поставить эти тарелки на стол, где уже – кто как смог – примостились больные.
Она выполнила желания, и тарелки уже нашли своё место рядом со всеми больными, кроме одной – той, единственной, которая говорит с акцентом, которая не может сама стоять и – это очевидно - , не может успокоить дрожжащие руки. Я слышу её нежный голос, -нет, не просящий, требующий:
- Я хочу самый большой бифштекс, я платила налоги и имею право есть и болеть в вашей стране.
Тарелка была подана ей знакомым жестом продавщицы – той, величаво властвующей.
Неловкая тишина повисла в маленьком помещении госпитальной столовой.
- Спасибо. Было вкусно. – эти слова были произнесены в этой тишине нежным, но сильным голосом человека, уважающим самого себя и прощающим людям их чванство и невежество. Не ведают, что творят или всё-таки ведают..
Системный анализ закончен. Сейчас я пойду на кухню. Ужин будет домашним, я люблю мои тарелки – они керамические, красивого коричневго цвета, на них неяркий, но очень выразительный узор. Это – подарок друга.