Центральная категория учения Конфуция – понятие «жэнь» (гуманность, человеколюбие). Полный смысл этого понятия конкретизируется в целом ряде связанных с ним принципов, отвечающих проявлениям «жэнь» в той или иной ситуации: «сяо» (сыновняя почтительность), «чжун» (верность государю), «и» (долг), «синь» (верность, искренность), «шу» (прощение), или в следующем принципе: «не делай другим того, чего себе не желаешь». Способом достижения человеком «жэнь» служит следование «ли» (церемония, этикет) – совокупность морально-этических принципов и традиционных правил, установленных предками, мудрыми правителями древности. Это не только правовые обычаи в современном смысле, но и обрядность, этикет и ритуал, внешние формы человеческого поведения. Как считал Конфуций, «человеку нельзя смотреть, слушать, говорить и поступать вопреки «ли».
Эти принципы должны были сплотить господствующую аристократию, упорядочить ее взаимоотношения, укрепить и усилить императорскую власть типа западных Чжоу и обосновать идеологически господство рабовладельцев под эгидой императора. Основная идея, пронизывающая конфуцианство – это идея покорности, идея непротивления эксплуатации и угнетению, запрет «посягательства на власть». Всю власть в руководстве обществом конфуцианство отдавало императору, который управлял с помощью воспитанной в конфуцианском духе особой бюрократической прослойки, занимающей руководящие посты в государственном аппарате и армии.
Уже китайский философ Сюнь-цзы (III в. до н. э.) своим учением способствовал установлению в конфуцианстве принципа авторитарности правителя, дав ему психологическое и экономическое обоснование. Он разработал такую организацию общества, при которой каждый индивид оказывался под чьим-то контролем. Личность подчиняется обществу с помощью системы авторитарной этики (ли) вводившейся сверху. Не случайно в кампании «пи Линь пи Кун» маоистская пропаганда предпринимала ряд попыток, чтобы представить Сюнь-цзы «выдающимся легистом, который боролся с конфуцианством». Ни у кого не может вызвать сомнения, что Мао многое позаимствовал и Сюнь-цзы, в частности, изречение о том, что «народ – трава под ветром правителя».
Следует особо подчеркнуть, что догматы Конфуция распространялись и утверждались в среде господствующего класса и были призваны укрепить его господство. К простому народу конфуцианство проявляло крайне презрительное отношение. Для Конфуция, как идеолога аристократии, вообще характерно презрительное отношение к простым людям, к труду. Он считал предопределенным существование низших и благородных, требуя покорности судьбе и своему правителю. Как уже отмечалось, покорность – один из основных догматов конфуцианства. Сюда относится почитание младшими братьями старших, подчинение подданных своему правителю. Аналогична направленность и другой идеи Конфуция – «выправление имен», т. е., по его мысли, каждый человек должен занимать место, определенное ему небом. К закреплению господства аристократии были направлены также призывы Конфуция к «восстановлению ритуалов», «золотой середины», «снисходительности» и т. п.
Маоистская пропаганда прибегала к голословному отрицанию конфуцианских канонов в соответствии с потребностями внутриполитической борьбы, будучи, однако, неспособной вскрыть сущность учения.
Особенность конфуцианства состоит в том, что оно обосновывает консервацию отношений господства – подчинения в условиях формирующейся бюрократической системы государственного управления. Конфуций видел залог стабильности и эффективности этого управления в перенесении на него самой патриархальной формы подчинения – по старшинству в семье. Тем самым закреплялась подчиненность, связанность индивида в своем развитии как личности. Народ, «простые люди» ассоциировались с младшими в семье, обязанными подчиняться в силу своего рождения. Как отмечал Конфуций, кто послушен в семье, редко непослушен правящим лицам.
Конфуцианское начало «человеколюбия» исходит как раз из права бесправия народа и направлено на воспитание покорности и послушании правящим. Всю надежду в обеспечении «хорошего правления» Конфуций возлагал на добрых и мудрых правителей и сановников, познавших его учение и самоограничивающих себя в отношении произвола и пренебрежения интересами народа.
Бюрократическая государственная система, приходившая на смену институтам патриархально-родового строя, вырастала на базе антидемократических традиций этого строя. Ее принципы – механическое подчинение народа и иерархическая централизация. Конфуций утверждал, что «народ можно заставить следовать должным путем, но нельзя объяснять ему, почему. Простые люди не должны рассуждать о делах государственного управления». Столь же низкого мнения был Конфуций об этических добродетелях простого народа, способности простолюдинов понять «гуманность».
Конфуцианство с его своеобразным гуманизмом идейно обезоруживало народ в борьбе за демократизацию государственного строя. Оно, естественно, превратилось в идеологическую основу развитой системы манипуляции отдельной личностью и массами в целом, некритического восприятия взглядов политического руководства. Эту традицию воспринял маоизм. Перед каждым гражданином маоизм ставил задачу «преодоления» своего «я», т. е. отказа от своей индивидуальности и полного отождествления с Мао и маоизмом. И когда во время «культурной революции» хунвэйбины на улицах кричали «нужно убить свое «я»… нужно убить свое «я», они, вероятно, и не осознавали того, что по существу утверждали старую конфуцианскую заповедь «кэ цзи фу ли» - преодолей себя, восстанови ритуал», т. е. действовали в традиционном конфуцианском духе.
Культ Мао и Конфуция объединяет общая идейная основа – догматизм и субъективизм. Взять, к примеру, одну из форм пропаганды идей Мао Цзэдуна. Это разительно напоминает средневековое конфуцианское обучение, когда наизусть заучивалось знаменитое конфуцианское «Четверокнижие». Так же, как и конфуцианство и культ Конфуция в старом Китае, догматизм Мао Цзэдуна подавлял живую мысль в Китае, превращал человека в «нержавеющий винтик председателя Мао». Как культ Конфуция и конфуцианство в старом Китае, так и обожествление «председателя Мао», поклонение его «всемогущим идеям» служило, с одной стороны, главной опорой в проведении политики одурманивания народа, политики воспитания у него верноподданнических чувств и бездумного подчинения, а с другой – оправдывало истребление миллионов людей, заподозренных в неверности властям.
Конфуцианство в течение почти двух тысяч лет являлось той философской и этической основой, которая определяла общественное сознание в Китае. Поэтому можно с уверенностью сказать, что без конфуцианства невозможно понять традиционную систему взглядов и психологии китайцев.
Заучивание конфуцианских догм из поколения в поколение, культивировавшееся феодальной верхушкой, превратилось в Китае в национальную традицию, и конфуцианские предписания воспринимаются как нечто естественное, само собой разумеющееся, как завещанные предками традиции.
Конфуцианство оказало влияние на целый ряд течений общественной мысли в Китае. Оно наложило отпечаток и на формирование идей самого Мао. «Великий кормчий» - плоть от плоти порождение отсталого, полуфеодального Китая. Он получил традиционное для своего времени старокитайское образование и воспитание, заключавшееся в зазубривании конфуцианского «Четверокнижия». Через всю свою жизнь Мао пронес преклонение перед Конфуцием, могилу которого, как подобало, посетил в 1919 году, т. е. именно в разгар «движения 4-го мая», «свергнувшего храм Конфуция». А потом пропаганда предписывала Мао Цзэдуну все заслуги в этом движении, что довольно странно.
В юности Мао Цзэдун увлекался конфуцианцами более позднего периода – Ван Чуань-шанем, Гу Янь-у, Янь Юанем. Увлечение это привело к тому, что в 1921 году он вступил в Чанша – «Общество по изучению Ван Чуан-шаня». Следует отметить, что китайская революционная демократия проявляла заметный интерес к Ван Чуань-шаню, в идеях которого она видела выражение идей раннего китайского национализма.
Очевидцы отмечали, что настольными книгами Мао Цзэдуна являлись полный набор китайских энциклопедических словарей, древние трактаты, древнекитайская художественная литература. Из них он черпал свою мудрость. Увлекшись, он часто цитировал Конфуция. В сфере духовных интересов для него существовала лишь китайская культура и китайская история, культура же старого Китая была предметом его особого почитания. В абсолютном превосходстве ее перед любой другой наукой он нисколько не сомневался.
В 1970 году «Правда», оценивая маоизм, назвала его «реакционно-утопической буржуазной концепцией, которая в теоретическом плане является эклетической смесью самых различных воззрений, включающих в себя элементы конфуцианства, анархизма, троцкизма, мелкобуржуазного национализма. От конфуцианства Мао воспринял самую консервативную сторону этой философии, в особенности проповедь духа покорности, воспевание авторитарной власти, культ верховного правителя». Нетрудно заметить, что анализ советских пропагандистов поражает непробиваемым догматизмом.
Как заметил академик А. М. Румянцев, «маоизм не мог бы восторжествовать в Китае (пусть только на время), если бы он не опирался на тысячелетние традиции покорности власти, ее бюрократическому аппарату и особенно на великоханьский шовинизм».
В 1958 году на втором пленуме ЦК КПК 8-го созыва Мао Цзэдун сказал замечательные слова об императоре Цин Ши-хуане:
«Он издал приказ, который гласил: «Кто ради древности отвергает современное, род того будет искоренен до третьего колена». Если ты привержен старине, не признаешь нового, то вырежут всю твою семью. Цинн Ши-хуан закопал живьем всего только 460 конфуцианцев. Однако ему далеко до нас. Мы во время чистки расправились с несколькими десятками тысяч человек. Мы поступили как десять Цин Ши-хуанов. Я утверждаю, что мы почище Цин Ши-хуана. Тот закопал 460 человек, а мы 46 тысяч, в десять раз больше. Ведь убить, а потом вырыть могилу, похоронить – это тоже означает закопать живьем. Нас ругают, называют циншихуанами, узурпаторами. Мы это все признаем, и считаем, что еще мало сделали в этом отношении, можно сделать еще больше».
Мао часто и безоговорочно опирался на древние китайские источники, а в первую очередь, как уже говорилось выше, на конфуцианские канонические книги. Например, в своей работе «О новой демократии» столь усиленно изучавшейся в кампании «пи Линь, пи Кун», он приводил высказывание известного конфуцианца Чжу Си о том, что «людьми надо управлять на основе общечеловеческих принципов».
Известный американский китаевед В. Голубничи подсчитал, что 22% всех цитат в четырехтомнике собрания сочинений Мао Цзэдуна приходится на Конфуция и неоконфуцианцев, тогда как на долю Маркса и Энгельса приходится всего лишь около 4%. Нужно при этом отметить, что работы классиков марксизма-ленинизма Мао Цзэдун использовал на традиционно конфуцианский манер, т. е. выхватывал утилитарно из текста отдельные слова и фразы.
Формулируя свои идеи в соответствии с канонами полученного им старокитайского воспитания и образования, Мао старался облечь их в традиционную для конфуцианства форму изречений вроде: «три надо и три не надо», «три претворения в жизнь в трех революционных движениях» и т. п.
Из конфуцианских канонов заимствована одна из основополагающих идей маоизма – о главенствующей роли идей и политики в обществе. Многое из конфуцианства присутствует и в социальных идеях Мао, например, проповедь аскетизма, самопожертвования и осуждение «эгоизма» и «экономизма» - материальных стимулов. Разумеется, не был чужд маоизму и конфуцианский культ «сильной личности», по воле которой народ, подобно мифическому Юй Гунну, «передвигает горы».
В кампании «пи Линь, пи Кун» маоисты вели широкое настыпление на жизненные интересы трудящихся. В феврале 1974 года «Жэнминь жибао2 опубликовала «революционную дацзыбао рабочих Тяньцзиньской ковровой фабрики», в которой материальное стимулирование было объявлено «ошибочным с точки зрения курса и линии председателя Мао». Отрицание принципа материальной заинтересованности в известной мере восходит к неоконфуцианской теории Чжу Си (XI в.), хотя этого философа пекинская пропаганда костила наряду с Конфуцием. Чжу Си требовал, чтобы человек обуздывал стремление к материальным выгодам. Залог успеха он видел в неукоснительном воспитании народа в конфуцианском духе. А разве не к этому призывала маоистская пропаганда, подчеркивая, что «великая культурная революция, критика Линь Бяо и Конфуция – это мощная движущая сила социалистического производства», «чтобы хорошо заниматься производством, надо в первую очередь ухватиться за борьбу двух линий». Таким образом, многое можно найти от «старикашки Конфуция», как величала его официальная пропаганда, в идеях великого Мао. Следует заметить, что Мао часто аргументировал свои идеи учением легистов, не освободившись от конфуцианских заимствований. В Китае традиционно (а это тоже идет от конфуцианства) искали аргументацию в изречениях древних философов. Но Мао Цзэдун постоянными ссылками стремился подчеркнуть близость классической китайской философии к марксизму, возвести эти источники в ранг «промарксистских». В 1974 году пропаганда таким образом поступала в отношении легизма, а ведь каких-то двадцать лет назад все было по другому. Тогда на месте легизма было конфуцианство.
Легизм явился первой в мировой истории изощренной теорией деспотизма, основанного на жестокости, насилии, слежке и невежестве масс, милитаризме и войне. Политическая теория легизма делала императора абсолютным властелином, максимально контролирующим как общество в целом, так и отдельную личность, превращенную в слепое орудие. Свое название легизм получил благодаря тому, что в социальном регулировании он отводил главное место закону (фа), который рассматривался им как залог порядка в обществе и процветании государства. Однако наряду с законом легизм разработал другую систему норм регулирования поведения человека, известное как искусство управления людьми (шу), причем шу играло у легистов даже более важную роль, чем законы. С помощью шу правитель укреплял свою власть прежде всего в государственном аппарате. Детально разработанное легистами (Хань Фэйцзы) искусство управления людьми исходило из предпосылки, что все люди злы и дурны, поэтому правила этого «искусства» предписывали крепко держаться за власть и не уступать ее другим, быть не разборчивым в средствах, скрытным, не считаться ни с какими моральными нормами, рассматривать людей лишь как средство для достижения своих целей, заставлять их следить друг за другом и доносить друг на друга, строго наказывать и умеренно награждать, поощрять одурманивание народа, вести борьбу со свободомыслием и т. д. Наконец, третьим важным компонентом легизма помимо фа и шу был принцип ши – политика силы или авторитет. Легизм преклоняется перед насилием как во внутренней политике государства, так и за его пределами. «Государство сильно, когда оно постоянно нападает на другие народы»; «Если государство сможет заставить народ полюбить войну, когда оно сможет завоевать всю Поднебесную», поэтому «народ должен смотреть на войну, как голодный волк на мясо» - таких высказываний в сочинениях легистов много.
Особенность учения легистов состояла в том, что оно на первое место выдвигало идею сильного государства и подчиняло этой идее все общество. Те, кто так или иначе отказывался служить главной цели государства легистов – созданию богатого и могущественного государства строго наказывались. Легизм во всем на первое место ставил интересы государства, не останавливаясь перед тем, чтобы пожертвовать интересами народа ради этого.
Легисты неизбежно исследовали причины, в результате которых государство ослабевает и гибнет. Хань Фэй-цзы считал, что существует 47 причин, способных погубить государство. Среди этих причин легисты упоминали, в частности, миролюбие. Легисты исходили из того, что главное средство управления государством, народом и народами – насилие. Закон, рассматриваемый легистами как важнейшее средство политического господства, был для них выражением насилия. Одновременно легисты отрицали всякую мораль, т. е. их закон был аморален. Для того, чтобы государство было сильным, утверждали они, оно должно опираться на темный, невежественный народ, не знающий ничего, кроме своих повседневных будничных дел, не знакомый с тем, как живут другие народы и какие изменения происходят в мире, т. е. отгороженный от всего нового. Легизм противопоставлял государство и армию народу.
Государство, согласно взглядам Шан Яна, тогда сильно, когда народ слаб, темен, угнетен. Следует подробнее остановиться на его учении.
Его теоретические построения изложены в «Книге правителя области Шан» в середине IV в. до н. э.
Две силы, определяют, согласно автору, жизнь общества. Одну из них он называет государь или государство, весь трактат имеет целью указать наилучшие пути для наиболее полного достижения тех целей к которым эта сила стремится. Цель же ее сводится к увеличению своего влияния, власти, как внутри страны, так и вне ее, и как идеал – владычество в Поднебесной. Другая сила – народ. Автор описывает отношение власти к народу как ремесленника к сырью, народ сравнивается с глиной в руках гончара. Более, того, согласно ученому, они враги, один усиливается лишь за счет другого:
«…мог одолеть врага лишь тот, кто прежде всего победил свой собственный народ… Когда народ слаб – государство сильное, когда государство сильное – народ слаб. Поэтому государство, идущее истинным путем, стремиться ослабить народ», -
пишет мыслитель в разделе, который так и называется: «Как ослабить народ».
В отношениях с народом необходимо отказаться от человеколюбия, справедливости, любви к народу – все это автор выделяет в понятие добродетель. Так же и в народе не следует опираться на эти качества – им следует управлять как коллективом потенциальных преступников, апеллируя лишь к страху и выгоде.
«Если государством управляют при помощи добродетельных методов, в нем непременно появится масса преступников».
«В государстве, где порочными управляют словно добродетельными, возможна смута. В государстве, где добродетельными управляют словно порочными, воцарится порядок, и оно непременно станет сильным».
В основу жизненного уклада кладется Закон, через посредство страха и (в меньшей степени) выгоды правящий людьми:
«Справедливым называют такое положение, когда сановники преданны, когда сыновья почтительны с родителями, когда младшие соблюдают ли в отношении старших, когда установлено различие между мужчинами и женщинами; все это достигается не путем справедливости, а путем неизменных законов; и тогда даже голодный не будет тянуться к еде, точно так же, как обреченный на смерть не будет цепляться за жизнь. Совершенномудрый не ценит справедливость, но ценит законы».
В управлении народом безусловное преимущество отдается наказаниям, и лишь наказания порождают мораль. Автор предпочитает наказания не столь широко применяемые, но особенно суровые, рассматривая в этом признак любви правителя к народу:
«Если наказания суровы и награды малочисленны, это значит, что правитель любит народ и народ готов отдать жизнь за правителя. Ежели награды значительны и наказания мягки, правитель не любит народ, и народ не станет жертвовать жизнью ради него».
Наказания дополняются системой взаимных доносов, правитель «должен издать закон о взаимной слежке: должен издать указ о том, чтобы все исправляли друг друга».
Донос дополняется круговой порукой. Во всей этой системе автор видит проявление более глубоко понятой гуманности, путь к отмиранию наказаний, казней и доносов, почти отмирание государство – через всемерное усиление:
«Ежели сделать суровыми наказания, установить систему взаимной ответственности за преступления, то люди не решатся испытывать на себе силу закона, а когда люди станут бояться подобных испытаний, исчезнет потребность и в самих наказаниях».
Шан Ян выделяет два дела, которым должны быть подчинены все остальные человеческие интересы: земледелие и война, и только эти занятия должны поощряться государством. Причем, в военной деятельности нет места моральным соображениям, как по отношению к противнику, так и со стороны полководца по отношению к воинам. Воинами рекомендуется также управлять по большей части наказаниями.
«Необходимо довести народ до такого состояния, чтобы он страдал оттого, что не занимается земледелием, и пребывал в страхе от того, что не воюет».
Занятия торговлей и ремеслом ученый не одобрял, отрицательно относился к наемному труду. Все должны быть прикреплены к земле.
Несовместимы с «Единым» музыка, добродетель, почитание старых предков, человеколюбие, красноречие, бескорыстие, острый ум и т. д.
«Если знания поощряются и не пресекаются, они увеличиваются, но когда они увеличатся, невозможно будет управлять страной».
«Если ценятся красноречивые и умные, если на государственную службу привлекаются странствующие ученые, если человек становится известным благодаря учености и личной славе, - это и значит, что в стране открыты пути для несправедливых людей. Если этим трем категориям людей не преграждать путь, то народ невозможно будет вовлечь в войну».
«…Искусство хорошего управления страной заключается как раз в умении удалять одаренных и умных».
«Когда народ глуп, им легко управлять».
Поэтому государство в своих действиях должно идти против желаний народа. Главная же цель легизма – создать такое богатое и сильное в военном отношении государство, которое сможет стать самым могущественным в Поднебесной. Легисты утверждали, что если государство следует их теории, то оно станет самым могущественным в мире.
Но в то же время религиозный вектор мироощущения народа приводил к противостоянию. Две великие китайские системы – конфуцианство и даосизм – различны в плане идейных предпосылок: примат рационализма и общественного у Конфуция и опора на индивида и его интуитивно – чувственное иррациональное начало у Лао-цзы, проповедника Дао. Эти две важнейшие национальные «закваски» в разной степени присутствуют в каждом китайце. В кризисные моменты истории вторая нейтрализует первую, и самые обездоленные и растерявшиеся бросаются на носителей конфуцианского начала – просвещенную интеллектуальную элиту («пирамиду грамотных»), то есть государство.
Движущая сила восстаний в Китае одинакова, в ней сливаются даосизм и народный буддизм под знаменем Будды грядущего, Майтрейи, чье лучезарное и спасительное пришествие состоится ценой великого потрясения «старого мира», а верноподданные – государственная элита – должны способствовать исполнению этого пророчества и в ожидания свершения прославлять его. Прервутся старые связи, в том числе семейные. Как свидетельствует хроника династии Вэй 515 года, «и отец не узнавал больше сына, а брат брата».
Каковы же итоги «духовного переворота»? «Закручены гайки», в основу отношений общества и государства положено насилие, реализуемое последним. Ликвидировано полностью чужеземное влияние, как со стороны мира капитализма, так и со стороны СССР. Вся оппозиция в партии уничтожена.
Кроме того, стихийное выступление молодежи было возглавлено Мао, усилено и направлено на разгром идеологического противника – операция, которую не смог провести ни один из лидеров мировых держав. Речь здесь идет о том, что в конце 1960-х г. г. по миру прокатились мощные студенческие волнения, вызвавшие беспокойство даже такого кремня, как де Голль. Таким образом, председатель Мао сумел ценой многих жертв достигнуть целей, актуальных на тот момент. Можно сказать, что Китай был сжат, как пружина в кулаке его руководителя. Когда кулак разжался – в связи со смертью Мао – пружина разогнулась и страна ринулась к «10 тысячам лет счастья». Это было четыре десятка лет назад...