12-го марта отъезд не состоялся. Что-то не сработало в военкомате. Всех нас отпустили до 15-го. У ребят нашей седьмой появился шанс отметить мои проводы на военную службу. У меня ещё оставались деньги и часть их пустил я на застолье: вино и закуски. Субботний вечер и полдня воскресенья мы провели беззаботно.
Ребята поведали мне, как они отчитывали приходившую неугомонную Лилю. И в один голос заявили, что подобной стервозы встречать им не приходилось. От такой одержимой и неуправляемой особы можно было ожидать самого худшего. Может, я и правильно поступил, не взял грех на душу. Уходя от них, она выдала: «Я бы устроила
ему весёленькую жизнь. Сколько жил - меня бы помнил!»
В понедельник прощался с городом. В институт заходить не хотелось. Встретить там кого-либо из знакомых было выше моих сил: всё же я чувствовал себя виноватым перед ними. А вечер мы провели в воспоминания о прожитых совместно днях. Я читал
стихи, посвящённые им, институту. Ребята читали свои, обещали писать и держать меня в курсе всех событий. Утром проводили до военкомата и мы простились.
Здесь уже собралось больше сотни призванных на службу ребят. Было много провожающих: родителей и девушек. Весело заливался аккордеон и пели хором парни с девушками. Потом нас построили, сделали перекличку. Подошли автобусы и увезли всех на вокзал. Там нас ждал пассажирский с плацкартными вагонами.
Вспомнился сорок четвёртый год и теплушки с буржуйками и двухъярусными нарами по обе стороны вагона. Погрузка длилась около получаса. Что-то загружали в прицепленный товарняк, кого-то ещё подвозили из призывников и часу в двенадцатом покинули Минск.
В четвёртом вагоне, куда попал я, собралась весёлая компания из нескольких студентов разных вузов. С нами же оказался и аккордеонист с инструментом. Сразу же зазвучала песня. Потом вторая и понеслось. До сумерек не затихало пение. Появилось вино, началось всеобщее веселье, пока строгое начальство в сопровождении солдат не распорядилось: всем спать!
Возбуждённые, разогретые выпитым, угомонились не скоро. Вдруг ночью раздался крик возмущения и отчаяния: «Ребята! Нас обманули! Везут не туда! Не в Ригу! Только что мы проскочили Жлобин! Это же Киевское направление! Зовите начальство!» - последовало требование солдатам. Шум поднялся невообразимый. Кто-то недоумённо смотрел в окно. Да что там увидишь в темноте.
Появились сомнения: может, ошибся парень? Ушедший за начальством солдат не возвращался. Двери вагона с обоих концов оказались запертыми. Прижали мы хорошенько, оставшихся с нами, сержанта и двух солдат: «Откуда вы приехали? Где служите?» - и выяснилось, что они из Прикарпатского военного округа, служат в разных частях в Виннице, Проскурове, Тернополе.
Возбуждённые и злые, мы не уснули до утра. С рассветом поезд остановился на каком-то полустанке. Пришёл майор – танкист и пояснил, что несколько военкоматов Минска получили срочное указание свыше направить энное число призывников в Прикарпатский военный округ, где большой некомплект в войсках после демобилизации воевавших солдат сержантов.
- Не наша вина, что некоторые из вас хотели учиться в Рижском Военно - морском училище, едете служить к нам. Сейчас на этой остановке организован вам завтрак. Выходить будем не все сразу, а повагонно. Не вздумайте бежать или скрыться. Это будет расцениваться, как дезертирство. Все ваши документы у нас и вы с 15 марта сего года - военнослужащие Советской Армии. Слушаться своих сопровождающих – они ваши младшие командиры. Четвёртый вагон выходит первым.
Так началась моя и ещё доброго десятка студентов служба в армии. Завтрак под складскими навесами с рядами длинных столов, наскоро сколоченных из оструганных досок, был хороший. Гречневая каша с мясной тушёнкой и крепкий чай с сахаром и белым хлебом пришлись всем по душе. Кто хотел добавки, давали без ограничений. Ребята повеселели. Ведь многие и дома, и студенты не ели досыта в пятидесятом, послевоенном.
Посыпались шутки: «Если так будут кормить и в частях, то служить можно!» Невесёлой оставалась только группа из четырёх человек нашего вагона. Все они из числа обманутых студентов: Белов Валера, Вакар Гриша, Луценко Вася и я. Так вчетвером заняли мы один отсек в вагоне и начали обсуждать ситуацию. Выходило, что служить нам придётся. И только в части надо будет решать свою дальнейшую судьбу. Иного выхода мы не видели. На этом и остановились.
Перед Жмеринкой нас накормили хорошим обедом. Настроение немного поднялось. Всю дальнейшую дорогу мы постепенно продавали на остановках свою одежду. Украинские крестьяне охотно скупали наши пиджаки, куртки, ботинки и давали караваи белого душистого хлеба, толстое сало а то и туесок сметаны. Но чаще всего предлагали крепчайшую горилку, то бишь - самогон. Мы, уже один раз обжёгшись, от него отказывались, зато домашнее вино и наливки брали охотно.
Поэтому особо не тужили до самого города Проскурова, где часть нашего состава была разгружена. Недалеко от места высадки высились трёхэтажные здания из красного кирпича. Туда и повели нашу группу, человек тридцать.
В одноэтажной пристройке находилась солдатская баня. В одной из комнат трое солдат бойко орудовали машинками и за несколько минут мы лишились своих пышных шевелюр под смех шутки ждущих своей участи.
После двух суток в душном вагоне в охотку вымылись под душем. При входе в помывочную у каждого спрашивали рост и размер носимой одежды. А потом санитар совал каждому в кудрявую растительность между ног большую кисть из ведёрка с жидкостью. И от нас понесло запахом чего-то едкого, медицинского.
Обмундирование подбирали тщательно, не наспех. Каково же было наше общее удивление, когда, одевшись в военную форму, мы не узнавали друг друга. Снова смех и шутки, сравнения, кто и на кого похож. Новая форма, какое-то новое ощущение, другая атмосфера, обстановка вселяли в каждого из нас надежду, что всё не так уж плохо.
Строем отвели в столовую. Завтрак здесь всем понравился. Спрашивали у старшины: « Это всегда так нас кормить будут или только в честь приезда, как гостей ?
Старшина, отшучиваясь, пробасил: «Не пугайтесь, студенты! Наголодались дома, а тут отъедаться будете! Кому добавки? Нечего стесняться!»
Вскоре подошли две крытые машины и увезли нас в ближний военный городок. При подъезде увидели навесы с танками, складские помещений трёхэтажные казармы из белого кирпича. На широком плацу нас встретил усатый полковник в окружении офицеров. Бодро оглядев нас, поздравил с прибытием на службу в прославленный, боевой танковый полк. Высказал надежду, что мы, молодые воины, не посрамим чести полка, будем достойны памяти погибших, а хорошей учебой и службой не посрамим звание танкиста.
При распределении по подразделениям наша четвёрка и ещё двое ребят были направлены в роту связи. Высокий капитан, собрав наши документы, повел среднюю казарму на второй этаж. Всех казарм в городке было четыре и двухэтажное штабное помещение. Клуб и библиотека, как оказалось позже, занимали весь нижний этаж первой казармы.
Принял нас ротный старшина, фронтовик, разведчик Соколов, мордвин по национальности, высокий здоровяк. В его подчинении находились бойцы роты связи, взвода разведки и комендантского взвода. Этот личный состав и занимал всю правую половину второго этажа казармы.
В первый же день проверили нашу шестёрку в ленинской комнате, как у нас с музыкальным слухом? Оказалось, что только Миша Чертович и я по слуху подошли для обучения на радиотелеграфиста. Остальных определили во взвод телефонистов этой же роты. Так мы с Мишей попали в экипаж радиостанции РСБФ к старшине Федоришину. Боевому радисту экстра класса, прошедшему с полком в танковой дивизии всю войну. Старшим радистом был ефрейтор Серебряков, служивший уже третий год и имевший первый класс.
Миша Чертович, минчанин, младше меня на два года, был призван в армию с третьего курса строительного техникума. Дома, как и у меня, осталась мать и младшая сестрёнка. Отец погиб на фронте в 43-м году.
С Мишей нас и положили рядом внизу на двухъярусных нарах. Вся рота связи почему-то спала на этих нарах. А разведчики и солдаты комендантского взвода комфортно занимали кровати, тоже двухъярусные.
С утра следующего дня начались занятия. Первыми оказались практические тренировки и правила работы на телеграфном ключе. Потом изучение уставов и материальной части оружия. В Войска в тот год впервые поступили на вооружение новые СКС - самозарядный карабин Симонова. Автоматов АК и АКМ тогда ещё не было. Но и эта новинка в танковых войсках, частях связи были восприняты с радостью.
Учёба у нас ладилась. Мы быстро догнали солдат, призванных осенью и начали набирать скорость в приёме телеграфной азбуки Морзе. У Миши вначале не совсем ладилось со стрельбой. А у танкистов было принято за правило: кто получал двойку по учебной программе, вечером должен мыть полы под нарами. И процедура эта в шутку называлась ими: «вождение танка с закрытыми люками».
Мише на первых порах пришлось пару раз «поводить танк» в такой закрытой обстановке. Потом я взял над ним шефство, показывая и рассказывая, как наводить оружие в цель, прицеливаться и, затаив дыхание, плавно нажать на спусковой крючок.
Уже на очередных стрельбах он показал неплохой результат. А потом старшина прикрепил ко мне ещё двух неумёх. Пришлось научить и их.
Командир роты, узнав, что я окончил педучилище и не понаслышке знаю, что такое расписание занятий, усадил меня в канцелярии с уставами и наставлениями да с чистым бланком для составления недельного расписания занятий роты. Так за мной и закрепилась обязанность - в конце недели выдавать новое расписание. А ротный не переставал нахваливать за хорошую работу. У него часто случалась путаница в силу его непоседливости и занятости.
К майским праздникам наша рота приготовила концерт художественной самодеятельности. Оказывается, Валера Белов у себя в институте руководил самодеяте- льностью факультета. Гриша Вакар был прирождённый хохмач и отличный конферансье. Я сочинил несколько мизансцен, написал пару стихотворений. Нашлись и не плохие «актёры» из числа солдат и сержантов роты. Создали свой небольшой ансамбль и хор. А когда полковой дирижёр узнал о нашей подготовке и прослушал наш репертуар, то с удовольствием взялся нам помогать.
Ему понравился мой голос, как он назвал - лирический тенор, и он попросил меня порепетировать с духовым оркестром. Выбрали несколько песен: «Где же вы, друзья, однополчане», «В городском саду играет…» и «Смуглянку». Без привычки я иногда сбивался с ритма, не успевал со вступлением за оркестром. Но потом привык и перестал волноваться. Сразу всё наладилось.
Первомайский концерт силами самодеятельности роты связи произвел фурор.
Офицеры с семьями всего военного городка Раково, очевидно, не ожидали такого слаженного и хорошо поставленного действа. Командир полка по окончании поблагодарил нас от имени всех присутствующих и зал, стоя, аплодировал нам. Мы
были смущены и довольны. Служба продолжалась. Июль 2008 г.