Глава 12
Кунта проснулся на рассвете под звук барабана. Он, Сатифа и их сверстники побежал к дереву, где уже играли деревенские барабанщики. Собирающаяся толпа жителей, одетых в костюмы, вскоре стала отвечать на ритмичные звуки движениями рук, ног, тел, пока все они не начали танцевать.
Кунта поворачивался то туда, то сюда, глядя на танцующих. Под одной из страшных масок он узнал алима, под другой – своего отца. Глухие удары барабанов, казалось, звучат не только в ушах Кунты, но и во всех остальных частях тела. Сам того не замечая , он начал мало-помалу двигать руками и ногами, а вскоре уже прыгал и кричал вместе с остальными, пока не упал обессиленный на землю. Никогда о ещё не ощущал себя так странно. Как в тумане, с испугом и возбуждением он следил за другими ребятами и взрослыми, а потом снова начал танцевать. Все жители от самого маленького до самого старого, танцевали весь день, не останавливаясь ни для еды, ни для питья, а только чтобы перевести дух. Но даже когда Кунта свалился и заснул, барабаны продолжали звучать.
Второй день празднества начался после полудня парадом почётных людей. Во главе парада шли арафанг, алим, старейшины, охотники, борцы и те, кого Совет Старейшин назвал почётными за их важные дела, совершённые со времени прошлогоднего праздника. Все остальные шли позади, распевая и хлопая в ладоши, в то время как музыканты выводили процессию за пределы деревни к дереву путешественников.
Кухни всех женщин были открыты. Любому проходящему предлагались различные блюда, а молодые девочки держали в руках бамбуковые ведерки, наполненные свежими фруктами.
Наевшись досыта, ребята побежали к дереву путешественников, чтобы встретить прибывающих незнакомцев, которых теперь приходило очень много. Некоторые оставались на ночь, но большинство делало остановку только на несколько часов. Сенегальцы раскладывали рулоны различных тканей. Другие приносили мешки орехов. По реке приплывали торговцы солью; она обменивалась на шкуры, воск и мёд. Торговцы-язычники торопливо проходили мимо деревни, поскольку их товар- табак и медовое пиво – предназначался только неверным.
Каждое утро деревня засыпала и вставала под звук барабанов. И каждый день появлялись странствующие музыканты. Если им нравились подарки, то они останавливались на некоторое время, чтобы поиграть, прежде чем двинуться в следующую деревню.
Когда приходили рассказчики-гриоты, все затихали, собравшись у баобаба. А гриоты рассказывали о древних князьях и фамильных кланах, о воинах и великих сражениях. Певцы-гриоты пели бесконечные песни о древних прекрасных княжествах, а когда гриоты умолкали, кто-нибудь из деревенских жителей платил гриоту за то, чтобы он спел хвалебную песню в честь его старых родителей. Сделав доброе дело, гриот напоминал всем, что его можно вызвать барабаном в любое время, и он споёт хвалебную песню на чьей-нибудь свадьбе, похоронах или другом событии.
На шестой день в Джуффур пришло необычное барабанное послание. Услышав его обидное содержание, Кунта побежал вместе со всеми к большому баобабу. Барабан, находившийся где-то в ближайшей деревне, предупреждал о приближающихся борцах, таких сильных, что борцы в Джуффуре должны прятаться подальше. Через несколько минут их собственный барабан резко ответил, что такие храбрецы напрашиваются на то, чтобы их покалечили, если не хуже.
Теперь все бросились к месту, где происходили схватки борцов. Пока деревенские борцы переодевались и смазывались скользкой мазью, послышались крики, означавшие, что их соперники явились. Не обращая внимания на насмешки зрителей, эти крепкие чужаки сразу же пошли к месту схватки и стали смазывать друг друга своей собственной скользкой мазью.
Барабаны скомандовали: «Готовься!» И обе группы борцов разобрались по парам. «Начали!» - простучали барабаны, и схватка началась. Оба барабанщика метались среди борющихся и выстукивали имена борцов-победителей из своих деревень. Победителем считался тот, кто сможет выбить соперника из равновесия, и, подняв его, бросить на землю.
Наконец борьба закончилась. Команда деревни Джуффур победила с преимуществом всего лишь в один бросок. Победителей наградили копытами и рогами только что забитого вола. Большие куски мяса жарились на костре. Храбрых борцов-соперников пригласили на угощение. Незамужние девушки подвязали каждому борцу колокольчики к лодыжкам и предплечьям. И пока борцы угощались, мальчики второго кафо подмели и выровняли борцовскую площадку для последующей церемонии.
Жаркое солнце начало садиться, когда вокруг площадки для борьбы снова собрались люди, на этот раз одетые во всё лучшее. Под приглушённый бой барабанов обе команды борцов вошли в круг и начали прыгать и изгибаться в то время, как зрители восхищались их силой и грацией. Вдруг барабаны застучали громче. Теперь в круг выбежали девушки и закружили среди борцов под хлопки собравшихся. Потом барабаны зазвучали громче и быстрее, а ноги девушек плясали в такт барабанам.
Одна за одной, взмокшие и обессиленные девушки выходили из круга, бросая на землю свои яркие разноцветные головные наряды. Зрители жадно следили, не поднимет ли какой-нибудь молодой парень девичий убор, выражая тем самым своё особое восхищение танцем девушки. Это означало, что вскоре парень явится к отцу девушки, чтобы обговорить величину калыма в козах и коровах. Кунта и его приятели были ещё слишком малы, чтобы понять происходящее. Они решили, что самое интересное уже кончилось и пошли стрелять из рогаток. Но всё только началось, поскольку один из девичьих уборов был поднят борцом из другой деревни. Это было главным событием, и к тому же счастливым, но удачливая девушка станет не первой и не последней, кого замужество уведёт из родной деревни Джуффур.
Глава 13
В последнее утро праздника Кунта проснулся от громких криков. От увиденного всё внутри у него похолодело. У соседних хижин прыгали, дико кричали, потрясая копьями, с полдюжины мужчин в страшных масках и костюмах из листьев и коры. Кунта с ужасом наблюдал, как один из них вошёл в хижину и вытащил за руку дрожащего юношу третьего кафо. На голову каждого из ребят третьего кафо был надет мешок. Потом их передавали рабам, которые выводили ребят по одному за ворота деревни.
Кунта слышал, что старших ребят собирались забрать из деревни на обучение, где они станут мужчинами, но он не предполагал, что всё это будет происходить подобным образом. Уход юношей третьего кафо вместе с мужчинами, которые будут руководить их обучением, навело грусть на всю деревню. В последующие за этим событием дни Кунта и его друзья только и обсуждали подслушанные разговоры о таинственном и ужасном мужском воспитании. По утрам Кутну и его сверстников арафанг ругал за плохое изучение стихов из Корана, а по вечерам, возвращаясь с пастбища, мальчишки старались не думать о том, что в следующий раз в таких мешках поведут из деревни их самих.
Они слышали, что пройдёт полных двенадцать лун, прежде чем юноши третьего кафо вернутся в деревню уже мужчинами. Кунта говорил, что ему кто-то рассказывал, что ребят во время этого периода каждый день били. Парень по имени Карамо говорил, что юношей во время обучения посылали охотиться на диких животных, а Ситафа утверждал, что ребят третьего кафо отправляли ночью далеко вглубь леса по одному, и они должны были выбраться оттуда сами. Но самым страшным, о чём никто не упоминал, но что не давало всем покоя, было то, что во время этого обучения у каждого отрезали часть его мужской плоти.
Кунта и его сверстники теперь управлялись с козами гораздо увереннее. Они начали понимать, что самая трудная работа бывает по утрам, когда тучи гнуса не дают покоя животным и тогда приходится постоянно сгонять беспокойных коз в одно стадо. Но зато к полудню, когда солнце палит так жарко, что даже насекомые прячутся в тень, усталые козы начитают пастись по-настоящему, а ребята могут наконец-то отдохнуть и поиграть.
Они стали меткими стрелками и теперь часто охотились во время перерыва на мелких животных и птиц. Иногда ребята резвились с собаками вуоло, которых мандинго держали с незапамятных времён, поскольку эта порода собак считалась лучшей в Африке для охоты и охраны стада. Играя в охотников, Кунта и его товарищи мечтали о крупной добыче. В их богатом воображении они убивали в саванне носорогов и слонов, леопардов и могучих львов.
Глава 14
Несмотря на то, что солнце уже нещадно палило, пятимесячный засушливый сезон только-только начался. Люди теперь мокли от жары дома, почти так же как и в поле. Каждое утро Бинта следила за тем, чтобы Кунта перед уходом смазывал ноги красным пальмовым маслом, но каждый вечер он возвращался домой с пересохшими губами и потрескавшимися от раскалённой земли пятками. У некоторых ребят ноги даже кровоточили, но каждое утро они вновь уходили со стадом на пастбище, не жалуясь, как никогда не жаловались их отцы.
Когда солнце стояло в зените, ребята, собаки и козы просто ложились в тени низкорослых деревьев. Мальчишкам даже не хотелось охотиться и жарить для себя дичь. Они, в основном, просто сидели и болтали, пасти коз теперь им было не так уж интересно.
Не верилось, что ветки, которые они собирали, могут им понадобится для вечернего костра. Но как только солнце садилось, становилось так же холодно, как было жарко. И люди после ужина собирались у костров. Мужчины возраста Оморо сидели и разговаривали около одного костра, чуть подальше горел костёр старших. У третьего костра располагались женщины и незамужние девушки, а у четвёртого сидели бабушки и рассказывали истории малышам первого кафо.
Кунта с приятелями садились на корточки на некотором расстоянии от голых ребятишек первого кафо, чтобы их никто не спутал с этими шумными, хихикающими малышами, но чтобы слышать истории, которые рассказывали бабушки. Иногда до Кунты и его приятелей доносились разговоры у других костров; но там почти все обсуждали жару. Один из стариков вспоминал засуху, которая погубила урожай, и от которой погибло много людей и животных. Кунте казалось, что старики всегда помнили что-то ещё более тяжёлое и трудное, чем то, что происходило сейчас.
Потом в один из дней воздух вдруг стал горячим, как огонь, а ночью люди дрожали от холода. Утром следующего дня они опять обливались потом и не могли вдохнуть полной грудью. Это задул ветер харматтан. Он был несильным и непорывистым, что было кстати. Вместо этого он дул слабо, но постоянно; сухой и пыльный, он не прекращался ни днём ни ночью, почни пол-луны. И каждый раз бесконечный харматтан выводил из себя жителей деревни Джуффур. Матери начинали кричать на детей и наказывать их без причины. И хотя в другое время ссоры среди мандинго случались очень редко, в этот период не проходило и часа в любой день без громкой перебранки среди взрослых, особенно среди молодых пар, таких как Оморо и Бинта. Потом в дверях соседних домов собирались люди наблюдали, как в хижину вбегали матери супругов. Через мгновение шум усиливался, на улицу вылетали корзины, горшки, миски, одежда. Затем из дверей выбегали разъярённые жена с матерью, собирали вещи и уходили в хижину матери.
Спустя две луны харматтан так же внезапно прекращался. В течение следующего дня целая вереница жён возвращалась к своим мужьям, а матери молодых обменивались небольшими подарками и мирились. Но сезон засухи на этом не кончался. Это была только его середина. Хотя еды в кладовых ещё было много, матери готовили гораздо меньше, так как даже вечно голодные дети в это время не хотели есть. Люди слабели и выполняли только самую необходимую работу.
Шкура животных трескалась, и мухи откладывали в этих трещинах яйца. Тихими становились цыплята, которые обычно всегда бегали с громким писком по всей деревне. Теперь они лежали раскрыв клювы и распластав крылья. И козы, как заметил Кунта, меньше ели травы и стали тощими и беспокойными.
По какой-то причине – возможно, из-за жары, или потому, что стали взрослее, - Кунта и его товарищи, полгода проводившие каждый день вместе, теперь стали уходить каждый со своим небольшим стадом. Только спустя несколько дней Кунта понял, что никогда раньше не оставался совершенно один надолго.
Вытирая со лба пот, Кунта подумал, что люди всегда испытывают какие-нибудь трудности. Ему пришли на ум жаркие дни и холодные ночи, а потом он подумал о дождях, которые придут и превратят деревню в грязную лужу. Людям нужны и солнце, и дождь, но их почему-то всегда не бывает в меру. Даже когда козы были упитанными, а деревья сгибались под тяжестью спелых плодов, Кунта знал, что всё равно придёт время, когда запасы кончатся, и тогда наступит голодный сезон, когда люди будут мучиться и даже умирать, как его дорогая бабушка Йейса.
Теперь каждый вечер деревенский алим посылал Аллаху просьбы о дожде. А потом в деревню пришла радость, когда лёгкие ветры стали поднимать пыль – это означало, что скоро придут дожди. Утром люди собрались в поле, где земледельцы зажгли большие кучи сорняков. Жара была почти невыносимой, но взмокшие люди танцевали и радовались, а ребятишки первого кафо бегали и пытались поймать большие, как перья, хлопья пепла.
На следующий день ветер начал разносить золу по полям, удобряя землю для нового посева. Земледельцы начали обрабатывать участки мотыгами. Для Кунты это был седьмой посевной сезон в жизни.
Глава 15
Прошло два дождя, и живот у Бинты опять вырос, а сама она стала совсем раздражительной. Она постоянно шлёпала обеих сыновей, так что Кунта был рад, когда уходил с козами. А возвращаясь обратно, он не мог без жалости смотреть на Ламина, который был уже достаточно взрослым, чтобы попадаться под горячую руку, но недостаточно взрослым, чтобы уходить из дома одному. И вот однажды, когда Кунта вернулся с пастбища и застал младшего брата в слезах, он спросил Бинту, нельзя ли Ламину пойти вместе с ним. Бинта выпалила: «Можно!» Голый маленький Ламин едва сдерживал радость от столь удивительного доброго поступка. Но Кунте стало настолько противно от своего порыва, что он пнул своего брата, едва они отошли подальше. Ламин отстал, а потом пошёл за братом, как щенок.
После этого каждый вечер Ламин выжидающе смотрел на Кунту, надеясь, что брат снова возьмёт его на улицу. И Кунта брал его почти каждый день, но не потому, что ему этого хотелось. Просто Бинта так явно показывала радость от того, что могла отдохнуть от обоих сыновей, что Кунта боялся получить трёпку, если не возьмёт Ламина с собой. Но вскоре Кунта заметил, что некоторые из его сверстников тоже стали брать с собой младший братьев. Хотя малыши играли где-нибудь в стороне, они никогда не упускали из виду старших братьев. Иногда старшие резко убегали и следили, как малыши старались их догнать. Когда Кунта и его приятели лазали на деревья, их младшие братья, пытаясь их догнать, тоже лезли на дерево, го обычно падали на землю, и тогда старшие громко смеялись. Брать малышей с собой становилось интересным.
Оставаясь с Ламином один, что иногда случалось, Кунта уделял брату несколько больше внимания. Оторвав маленький плод, он объяснял, что громадное дерево вырастает из такого маленького плода. У пчелы он показывал жало и объяснял, как она собирает сладкий сок из цветов и делает из него мёд в своём доме на самых высоких деревьях. А Ламин начал задавать Кунте множество вопросов, на которые тот терпеливо отвечал. От этого Кунта чувствовал себя старше своих восьми дождей. Вопреки самому себе, он уже не смотрел на младшего брата, как на помеху.
Кунта никоим образом, разумеется, этого не показывал, но возвращаясь домой он уже предвкушал радость встречи с любопытным Ламином. Однажды ему даже показалось, что Бинта улыбнулась, когда он с Ламином выходил из дома. И действительно, Бинта часто говорила младшему сыну: «Учись вести себя у брата!» А через минуту она могла шлёпнуть Кунту за что-нибудь, хотя теперь она делала это гораздо реже. Кроме того, Бинта частенько говорила Ламину, что если он не будет вести себя как следует, то не пойдёт с Кунтой И тогда весь оставшийся день Ламин вёл себя безупречно.
Однажды приятель Кунты, играя, натолкнулся на Ламина и сбил его с ног. Кунта тут же подскочил и, оттолкнув дружка, гневно воскликнул: «Это мой брат!» Тот завозмущался, и они уже готовы были сцепиться, когда другие ребята разняли их. Кунта рывком поднял плачущего Ламина и потащил его за руку. Он был удивлён и озадачен своим поступком в отношении приятеля, тем более из-за хныкающего братца. Но после того дня Ламин стал открыто копировать всё, что делал его старший брат, даже иногда в присутствии Бинты и Оморо. Хотя Кунта делал вид, что ему это не нравится, он чувствовал гордость.
Когда Ламин упал как-то раз с невысокого дерева, Кунта показал ему, как надо правильно взбираться. Время от времени он учил брата бороться, свистеть на пальцах и показывал ему листья ягоды, из которых их мать любила заваривать чай. Он предупредил Ламина о навозных жуках, которых нельзя было убивать. А касаться петушиных шпор было ещё большим несчастьем. Но он никак не мог объяснить брату, как узнавать время дня по солнцу. «Ты просто ещё слишком маленький. Но ты всё потом поймёшь». Однако Кунта иногда кричал на Ламина, если тот слишком долго не мог запомнить что-то простое или шлёпал его, если тот ему очень надоедал. Но после этого ему было так нехорошо, что он готов был отдать Ламину поносить немного свою рубашку.
Сблизившись с братом, Кунта уже не так остро ощущал разницу между собой и взрослыми мужчинами деревни. И всё же не проходило и дня, чтобы он не вспомнил о своём возрасте – он всё ещё спал в хижине своей матери. Старшие ребята смеялись над ним и его сверстниками. Мужчины их просто не замечали. А что до матерей, то Кунта частенько злился и думал, что как только станет мужчиной, то сразу же поставит Бинту на место, хотя он и будет проявлять доброту и снисходительность, ведь она всё-таки его мать.
Но больше всего Кунту и его приятелей злили девчонки второго кафо, с которыми они вместе росли. Они теперь никогда не забывали показать, что готовятся стать жёнами. Его бесило, что девчонки выходили замуж в возрасте четырнадцати и даже меньше дождей, в то время как парни женились только когда им исполнялось 30 или более дождей.
Каждый раз, когда Кунта и его брат гуляли где-нибудь одни, Кунта представлял, что он взял брата в путешествие, как иногда отцы брали в путешествие своих сыновей. Теперь Кунта чувствовал особую ответственность, потому что для Ламина он стал источником знаний. Шагая рядом, Ламин засыпал брата вопросами.
- А мир большой?
-Никто ещё так далеко не путешествовал, - отвечал Кунта. – И никто не знает об этом.
- А чему вас учит арафанг?
Кунта читал ему первые суры из Корана по-арабски, а потом говорил:
- А теперь попробуй сам
Ламин пытался повторить, но, разумеется, сбивался, и Кунта по-отечески замечал:
- На это нужно время.
- А почему никто не трогает сов?
- Потому что в них души наших предков.
- А что это за птица на дереве?
- Ястреб.
- А чем он питается?
- Мышами, птицами.
- А-а.
Кунта и не подозревал, что так много знает, хотя время от времени Ламин спрашивал его о чём-нибудь, чего Кунта совершенно не знал.
«А солнце горит?» или «Почему отец не спит с нами?»
В такие минуты Кунта обычно ворчал, а потом замолкал, как это делал Оморо, когда уставал от расспросов Кунты. Тогда Ламин больше не произносил ни слова, потому что дома мандинго учили никогда не разговаривать с тем, кто не хочет говорить. Иногда Кунта делал вид, что погрузился в свои собственные мысли. А иногда он просто менял тему разговора.
И всегда при удобном случае, когда он оставался один, Кунта спрашивал Оморо или Бинту о том, что хотел знать Ламин.
- Почему шкура вола в хижине отца красного цвета? Вол не бывает красным.
- Я покрасила её, - отвечала Бинта.
- Где живёт Аллах?
- Аллах живёт там, откуда приходит солнце, - отвечал Оморо.
Продолжение на
http://www.proza.ru/2009/11/20/1610