2 in 1, или век Мураками

Владимир Митюк




2 in 1
или
век Мураками














Санкт-Петербург
2009



Митюк, В.В.
2 in 1, или век Мураками : Роман / В.В. Митюк. — СПб. : Изд-во «ИП Никифорова»,  2009. — 108 с.

Я тут излагаю фрагменты, касаясь только основного, происходящего со мной в этот период жизни. Это не значит, что я полностью отрываюсь от ми-ра. Отнюдь нет. На меня, как и на всех, постоянно обрушивается огромный поток информации, лиц, людей, связей, семьи, бабушки с дедушкой, походов в магазин, столовую, сберкассу,  и приходится лавировать, приспосабливаясь к миру, находя в нем свое место. Но все было лишь окружающей средой, сфе-рой жизни и выживания, то есть, только фоном. Пока я не разобрался со своими, постоянно накапливающимися проблемами. Более циничный сказал бы, что я хочу и на дерево влезть, и что-то не ободрать. Но это было бы пра-вильно, только не совсем.
…
— Я тебя провожу? — спросил я, не представляя, какой из ответов хо-тел бы получить. У меня опять пропал дар речи, и, так прекрасно начавшийся день померк. И в буквальном смысле тоже — небо затянуло тучами, пошел снег, предвестник потепления.
— Проводи, — она равнодушно пожала плечами. Хорошо, что это ос-талось никем незамеченным.







ISBN 978–5–904276–16–4








1.
…— А здорово у тебя получается! Как будто всю жизнь тренировался! И все прямо в цель! ….
Я промычал что-то нечленораздельное, пардон за тавтологию, но про-цесс прекратить не мог при всем желании, ибо стремилось все неудержимо, и даже по естественным причинам не мог прерваться на середине.… А она, тем же самым, ехидным, но весьма загадочным тоном, продолжала:
— И ты, наверное, больше ничего не умеешь, да? — и так вкрадчиво и совершенно беззастенчиво.
— Попробуй, — беззлобно огрызнулся я, отряхивая неизбежные по-следние капли, — все же несколько непослушных упали на джинсы, и чувст-вуя при сем неимоверное облегчение. Однако почему и откуда она взялась здесь, и так, что я даже не заметил? 
  — Ишь, чего захотел, — продолжила она, голос стал чуть приглушен-ным, как будто она выдавливала слова через силу, но в голосе по-прежнему звучали смешинки, — разбежался.
… Был конец августа, несусветная, почти африканская жара сменилась чередой непрекращающихся, тропических дождей, когда зонтик спасал толь-ко от прямого попадания, а любые ботинки промокали мгновенно, потому что приходилось шастать по лужам.  Но вот закончились дожди — и понеслось. Продолжавшееся несколько лет безрыбье сменилось редкостным урожаем, грибница восстановилась, и поперли белые. Город наполнился невероятными слухами — мол, такого не было лет двадцать, а то и сорок, еще при социа-лизме. Древние инстинкты возобладали, и народ помчался в лес, забросив ра-боту, огороды, даже рыбалку, и начал сметать все подряд, — от едва пробив-шихся, еще мягких, не набравших плотности горькушек, до гордых, по-королевски важных, белых. Белые стояли стеной. Старики вспоминали вре-мена грибных поездов, когда трудящиеся набивались в вечернюю электричку, ни свет, ни заря вываливались из вагонов, жгли костры, а потом мчались к одним им известным местам, чтобы насладиться радостью сбора. Сейчас та-кого, конечно же, не было, грибные поезда канули в лету, и все же толпы го-рожан устремились в лес. Мои родители даже съездили под Лугу, и мы потом всю ночь перебирали, варили, замачивали, так что я был в курсе. Костик, с которым мы вместе гоняли мяч в первой лиге, вытащил меня из города. Типа съездить за грибами в небольшой компании. Никаких противопоказаний для этого не было, совсем наоборот, мне весьма пора было проветриться, и я с ра-достью принял приглашение.
Вечер на подготовку — в рюкзак легко вместились и колбаса, и хлеб, и прочее, необходимое для отметки удачной вылазки — и, встретившись на во-кзале, прорвавшись сквозь строй контролеров, мы отправились в путь. Как спортсмены, мы, конечно, брали только пиво, и рюкзак мой распирали три бутылки «Петровского», каждая по полтора литра. Что было кстати — похо-лодание сменилось настоящим бабьим летом, и легкое пиво вполне подходи-ло для утоления жажды.
Компания подобралась разношерстная — парочка знакомых Костика, Колян, наш вратарь, их знакомые девушки, да его двоюродная малолетняя се-стрица, — человек восемь, однако мы успешно взяли электричку на абордаж, и вскоре, прижатые друг к другу, неслись навстречу небывалой удаче и стоя-щим стеной белым. Кого-то из ребят я знал, кого-то видел только мельком, но мы быстро перезнакомились и подружились, и, когда вывались вместе с ор-дой на станции К., уже могли не потеряться, тем более что все, хотя бы по не-сколько раз, бывали здесь, и возвращались если не с грибами, то с весьма не-плохими впечатлениями. Главная тропа пересекала железнодорожные пути, и мы вослед за народом направились по ней, как по Невскому. С той только разницей, что все шли в одну сторону. Мы заранее договорились, что собе-ремся у поворота — там, где большой валун врос в землю до основания, и где пересекались несколько тропинок. «Налево пойдешь — коня потеряешь, на-право…». Несмотря на значительную удаленность от Питера, потеряться бы-ло совершенно невозможно — то и дело попадались коллеги из других ком-паний, все пересвистывались, перекрикивались, и посему на каждый гриб приходилось по нескольку конкурентов. А в ясный день уж для самых поте-ряшек солнце было наилучшим ориентиром. Только придерживайся направ-ления и не забредай в болото. Мало-помалу корзины наполнялись, только у меня на донышке сиротливо лежала парочка случайно попавших под ноги бо-ровичков, и все. Я помнил наставления мамы — брать только то, что можешь довезти в товарном виде, и чистить прямо на месте. И посему я решил про-биться вправо — прямо через заросли. Память подсказывала мне, что после метров двухсот зарослей снова начинается качественный  чистый и очень приятный лес. Где меж высоких сосен в папоротниках всегда найдется нечто замечательное. Я крикнул, чтобы обо мне не беспокоились, и дал резко впра-во. Что-что, а сбор грибов к коллективным действиям я не относил. Единст-венное, выехать и отметить можно вместе. А так — ну кто сможет без зависти оценить и порадоваться тому, как некто рядом найдет крепенький боровичок или целую семейку?   
Продравшись без потерь сквозь заросли ольшаника, я вышел на по-лянку, предшествующую ельнику, и обомлел — грибы уже не прятались, а как бы призывали — вот мы здесь, возьми и собери! Лес был редким и чис-тым, белые скрывались в траве, я нагибался за каждым, тщательнейшим образом числил и укладывал ровными рядами в корзинку. Голоса куда-то пропали, и я понял, что выбрался на свободный участка, который остава-лось только застолбить и освоить.  Пройдя еще метров сто вперед, я вооб-ще понял, что попал в сказку — никаких тебе зарослей, все грибы — как новенькие, и буквально прыгали в корзину. Я вспомнил — отец говорил, что, ежели в таком месте вырос один, то обязательно нужно посмотреть во-круг — во мху, в папоротниках. И не отходить в сторону, покуда не иссле-дуешь всю территорию вокруг. Стоп, — говорю себе, здесь и останусь. Нужно присесть и осмотреться. Вдруг где-то притаился близнец. Я так и сделал, и вскоре моя корзина уже не нуждалась в пополнении, как будто специально приготовленная на выставку российских фермеров….  Но яр-марка в Гавани уже закончилось…
Потом я наткнулся на черничник, и позволил себе слегка расслабиться, и с наслаждением слизнул несколько пригоршней уже перезревающих ягод. Язык мой посинел, как и ладони. И тут заметил несколько молоденьких, уп-ругих моховиков, с рыжими головками, один к одному, которые тут же по-следовали в мою почти наполненную доверху корзинку.  Посмотрел на часы — до условленного времени оставалось часа полтора, вполне успею выбрать-ся на дорогу и посидеть, благо день выдался по-настоящему теплым и сол-нечным. Для этого необходимо повернуть на юго-восток, а потом уже идти напролом пару  километров. Можно еще выйти на тропу, тогда будет немного дольше, но комфортней. Перед дорогой я решил глотнуть пивка из банки (кроме общественного, я взял про запас еще парочку), а потом уже двинуться в путь. Что и сделал. Однако пузырь напомнил о себе, и я расстегнул джинсы и принялся обстреливать ближайшую кочку — по поверью, на этом месте по-том должен вырасти необыкновенный чудо-гриб….  И получалось весьма не-плохо…. Я старался стрельнуть как модно дальше и точнее.
… — А здорово у тебя получается! Как будто всю жизнь тренировался! И все прямо в цель! ….
Я вздрогнул, но продолжал свое дело. Ну откуда она могла появиться — ведь никого в округе не было. Может,  отбилась от своих? А она спокойно стояла рядом со мной и с интересом наблюдала за происходящим действом. И подкралась неслышно так.
— Наверное, больше ничего и не умеешь, да? — голос был очень при-ятный и мягкий. Даже вкрадчивый.
—  Попробуй, — беззлобно, огрызнулся я, отряхивая неизбежные по-следние капли, — у меня скоро чемпионат мира…. Конечно же, чувствовал изрядное смущение, да и кому приятно, когда тебя застают за таким интим-ным занятием, когда этого совершенно не ожидаешь?
—  Ладно, но все-таки забавно, согласись?
—  Смотря кому, — я уже успокоился, и сумел заправить брюки, — а откуда ты взялась?
—  Как откуда? — она ничуть не удивилась вопросу, — грибы собирала. Ответ был настолько естественным и тривиальным, что я сам чуть не рассме-ялся и, наконец, решился повернуть голову вправо, где совсем рядом, прика-саясь ко мне плечом, стояла незнакомая девушка. Хотя бы посмотреть, кто посмел нарушить мое уединение.
Я машинально обнял девушку за плечи и развернул к себе. Уж лучше бы я этого не делал — стоило мне взглянуть на нее, и я понял, что пропал.… Из-под синей бейсболки выбивалась темно-каштановая челка и падала на удивительно чистый лоб. Глаза, в которых плясали золотистые чертенята, ехидно улыбались, загар не скрывал веснушек по обе стороны остренького носика. А улыбка — девушка улыбалась необыкновенно и загадочно, ну, типа — а что теперь ты скажешь? Я заглянул в ее глаза и утонул — попал безого-ворочно и окончательно. Почувствовал предательскую дрожь в коленках, будто должно случиться нечто ужасное, и мне неведомое. Еще можно было все обратить в шутку, повернуть назад — мало ли чего может случиться, в общем, ничего особенного.  Пусть на грани. Ну вот, пошутили — и все, потом вместе посмеялись над ситуацией, разбежались, в крайнем случае — обменя-лись номерами телефонов. Но я почувствовал, как растворяюсь в этих глазах, и рассудок больше не действовал, как будто все было предопределено зара-нее. Запрограммировано на единственный вариант. Я просто поцеловал ее в чудные глаза, легко, только прикоснувшись, а потом — в губы. Мелькнула мысль — как это со стороны — парень с наспех заправленными штанами, в брезентовой куртке, и прижавшаяся к нему незнакомая девушка. Но только на мгновение. Она не отвела губы. Напротив, ответила, и мы не размыкались, насколько хватило дыхания. Ее губы пахли черникой — наверняка, тоже ла-комилась по ходу, и были необычайно сладкими. Вздохнув, мы поцеловались снова, и она непроизвольно прикрыла глаза. Веки мелко дрожали. Мы еще сильнее прижались друг к другу, и я чувствовал, как синхронно стучат, выры-ваясь их грудной клетки, наши сердца. Такого еще со мной не происходило — одно лишь мгновение перевернуло все.  Перехватило дыхание, и я не слы-шал ее слов…
Мне казалось, что ощущение полета продолжалось бесконечно. Мы вме-сте парили над пространством, и приземлялись, почти достигая пика и прова-ливаясь в неизведанное пространство, хотя в действительности ничего не про-исходило. Я держал ее руку, немного дрожащую, теплую и незнакомую…
Совершенно неожиданно, но неизбежно, послышались, неумолимо приближаясь, призывные голоса:
—  Наташка, ты где? Мне казалось, что они окружают со всех сторон и безжалостно швыряют на грешную землю. — Наташка, ау!
—  Черт, — недовольно простонала девушка, — ну что это…. В кои ве-ки… и то достанут…. Обняв меня за шею, она чмокнула в щеку, не поднимая глаз:
— Ну, вот и все, я побежала…
— А как же? … — только успел сказать я, но она пожала плечами, и этот жест мог означать все что угодно, кроме того, что она вот сейчас исчез-нет, и все… Я чувствовал, что должен что-то сделать, сказать хоть слово, но впал в какой-то, до сих пор не объяснимый ступор. Она больше не смотрела на меня, подхватила  свою корзинку и скрылась меж сосен. Несколько мгно-вений я мог видеть ее удаляющуюся фигурку, и все… Действительно, чего они раскричались? Могли бы и по мобильнику позвать….
Я кинулся за ней, но было поздно. В лесу найтись или встретиться можно было только абсолютно случайно…
Я не мог понять, почему она так быстро исчезла, не сказав ни слова? Испугалась, или просто не хотела, чтобы ее могли увидеть с кем-то?  Скорей всего, именно так — когда ее окликнули, мне показалось, что женские голоса сливались с мужскими.  Ну, могла хотя бы спросить, как меня зовут, или еще что-то?  А, может, ей и незачем вовсе?
Голова у меня гудела, и я ничего не мог с собой поделать. Я заметил и подобрал оброненную девушкой бейсболку с надписью JVC. Бессмысленно покрутил ее в руках — она еще хранила ее запах, и даже парочка волосков прилипла к подкладке. И больше ничего. Все же я завернул ее пакетик и засу-нул в рюкзак как единственное напоминание о незнакомке. 
Еще не пришедший в себя, я медленно побрел к дороге. Но сбился, и снова залез в чащу. Теперь на грибы совершенно не обращал внимания. Но они опять нагло лезли и выпрыгивали из-под ног. Однако на дорогу я вышел раньше наших. Чтобы чем-то себя занять, принялся перебирать грибы — один к одному, только крепкие и ядреные, как учила мама, чтобы не заниматься этим дома. К сожалению, это занятие не отвлекало — руки делали свою рабо-ту почти механически, а с головой что поделаешь? Я тщетно надеялся, что, может быть, среди проходивших мимо грибников объявится моя сбежавшая красавица, но нет, и даже если бы появилась, то что бы я сказал? «Здравст-вуйте, Наташа. Вы меня помните? Мы только что встретились…. Давайте по-знакомимся». Представляю ее реакцию…. Какие только мысли не перлись в голову. Я злился то на себя, то на ее неведомых спутников,  и опять чувство-вал неведомую мне до сих пор дрожь, что-то сдавливало внутри…. И посто-янно  видел перед собой только ее сумасшедшие, странно меняющиеся глаза, сначала — смешливые, золотистые, потом — удивленные и растерянные, больше всяких слов говорившие о внезапном и остром желании. Почему же я не задержал ее? Увы, сейчас сожалеть об этом было поздно. Что случилось, то случилось, и невозможно обратить время. Возможно, и для нее это было случайным, спонтанным, и потом она ни за что не захочет признаться себе в этом — началось с шутки, и вот. И она захочет навсегда забыть этот эпизод как проявление слабости. Или же наоборот, только прихоть. Подумаешь, по-целовалась с незнакомым парнем. Но об этом я подумал уже потом, когда мои тщетные поиски окончательно зашли в тупик.
Вскоре стали подтягиваться наши — по одному, по двое, и наконец-то компания воссоединилась. Все оказались на высоте — с таким уловом не стыдно возвращаться в город. На полянке, неподалеку от обочины, мы уст-роили пикник. Все было заготовлено заранее, оставалось только разложить снедь по одноразовым тарелочкам, раздать вилки, стаканчики и приступить к делу.
Все бурно радовались успеху, явно чувствовалось всеобщее возбужде-ние, так что народ не заметил моего подавленного состояния. По крайней ме-ре, ничего не сказали, и веселье продолжалось. По неведомому мне раскладу — вышло так, что все неминуемо разбились по парам,  женщины всегда, как им кажется, более предусмотрительны, и мне тоже заранее была предназна-чена определенная девушка (чтобы кто-то случайно не положил глаз на дру-гой объект). Я, конечно же, о том даже не подозревал. Правда, задумка эта ни к чему не привела — я ограничился вежливой передачей бутербродов, стака-нов и теми необходимыми в компании мелочами, без которых она не может органически существовать. Тем более что Марина была двоюродной сестрой — кузиной, как говаривал, Костика, и почти что своей. Костик же в настоя-щее время скорбно переживал разрыв со своей девушкой, и потому был как бы свободен. Вот только предмета вожделения не было, и, похоже, до сих пор переживал. Может, кто имел на него виды сейчас, но пока ему было не до то-го — сначала, что ни говори, необходимо обрести некоторое равновесие, ус-покоиться, а уж потом. Костик грустно улыбался всем, собирал хворост,  под-брасывал ветки в разведенный нами  костерок.  Кто-то насаживал кусочки хлеба на ветки, держал над огнем, пока не появлялась румяная корочка, — и все. Но, по любому, без костра представить себе вылазку за грибами невоз-можно. 
Через пару часов, нагруженные и разгоряченные, мы двинулись к плат-форме. И я опять вглядывался в каждую проходившую мимо девушку, пыта-ясь увидеть в ней Наташу. Но сколько электричек, и, вполне возможно, она уехала раньше, или еще не пришла к станции, или же вообще приехала на машине, которых было в лесу, как на Невском. В электричке стало заметно, как намотались девушки за день, и, спев для порядка парочку песен, боль-шинство стало клевать носом, Марина задремала, привалившись к моему плечу. Я даже слегка приобнял ее, но, при всем желании, не смог бы отно-ситься к ней иначе, потому что воспринимал только лишь как сестру своего приятеля. Это было и самовнушением, и заблуждением одновременно. К тому же она была слишком мелкой по нашим (глубоко ошибочным, как выясни-лось впоследствии) понятиям — всего-то второй курс культурной академии. Скорее всего, в то время и она относилась ко мне точно также. Хотя нет — тогда я увидел ее в первый раз, но Костя расписывал ее, как очень хорошень-кую, чуть ли не красавицу. Марина действительно показалось мне симпатич-ной, однако все мои мысли были далеко, и я, наверное, тогда просто не вру-бился…. Позже мы с ней встречались еще в различных компаниях, и кому-то это дало основание сделать некоторые выводы.  Пусть до некоторого времени они нисколько не соответствовали истине, и это было для меня даже к луч-шему.
… Вечером я вывалил на стол содержимое корзинки, и заслуженно удо-стоился похвалы матери, приготовившейся неизбежному злу — переборке — мол, придется все заново перебирать, и заодно поддевшей отца:
— Вот видишь, Саша, как нужно грибы собирать, а не швырять в кор-зинку все подряд! Ни одного рыхлого или старого. Молодец, Димочка! — так меня зовут, — все надо обрабатывать прямо на месте. Чтобы ни листочков, ни иголочек. Иногда, конечно, может попасться случайно. Но все-таки.
Отец вздохнул, взял ножик, и мы стали их чистить, мочить и резать, а потом варить в большой кастрюле.
Я же принял душ, достал из рюкзака бейсболку, и повесил на гвоздик прямо над компьютером — там, где гордо висели вымпелы и медальки, за-служенные мною в спортивных баталиях. Шутка.

2.
Сначала я решил разбить город на квадраты и прочесать вдоль и попе-рек. Вызвал на монитор план города и понял, что это дело абсолютно безна-дежное — мало того, для того чтобы встретиться, необходимо, чтобы совпало не только место, но и время. Значит, тогда мне придется не меньше, чем по паре недель колесить по каждому микрорайону, торчать на остановках, про-ехать по всем маршруткам. И того выходило не менее пары лет. А если она ездит на машине, или работает в разные смены, или учится — пары начина-ются в разное время — знаю сам, ведь только что закончил институт. Да за это время разное может произойти — Наташа может выйти замуж, переехать, сменить в конце концов работу. Мне почему-то казалось, что она не замужем, хотя оснований думать так не было. И что тогда? — Да ничего, разве что слу-чайно. Но как мне ее узнать? — Я представлял, что ее образ через некоторое время неизбежно сотрется из памяти, а нарисовать ее портрет. Ну, не умею я, как и многого другого. Полная бездарь. Мог и вообще не узнать в городской одежде. Но уж ее необыкновенная улыбка навсегда врезалась мне в память. Именно выражение глаз, улыбка, сменяющаяся на растерянность, постоянно преследовали меня. И мне представлялось жутким и невозможным то, что я не смогу узнать Наташу. Вот такие перспективы представлялись мне. Но пока еще была золотая осень, и я решил еще раз съездить в то самое место.
На сей раз я ничего не сказал никому, только родителям, что решил пробежаться по последнему слою, взял отгул и сел на электричку. Отцовская девятка была на ходу, но я все равно решил ехать на электричке. То есть ис-пользовать и такой шанс. Увы. Слой прошел, и лавина грибников спала. Я одиноко бродил по лесу, с удивлением наполняя корзину. Среди переростков попадались и молоденькие грибочки, и зрелые, нетронутые боровички. Я не стал продираться через чащу, а постарался выйти известной мне тропинкой. Иногда мне казалось, что вот, вот это самое место. Но стоило обернуться, как деревья приобретали совсем не знакомые очертания, и место казалось чужим и неуютным. Проплутав часа полтора, я, наконец, вышел на ту самую полян-ку. Мне казалось, что примятая трава до сих пор хранит наши следы,  и, стоит мне закричать, как раздвинутся ветви и появится потерянная мною девушка. Теперь я все сделаю, чтобы встретиться с нею снова, даже не представляя, что скажу при встрече. Я закрыл глаза, и так явственно представил появление На-таши, что внезапно закричал во весь голос: «Наташа! Наташенька!» Но бес-страстный лес ответил мне тишиной, и даже эхо исчезло в его недрах. Неко-торое время я стоял, как зачарованный, и ничто не могло вернуть меня в ре-альность. Конечно, я понимал, что влюбился в созданный мною же воздуш-ный образ, возможно, весьма далекий от реальности. На секунду мне показа-лось, что появилась она, что она тоже меня ищет, но фантом растаял в лесной глуши. Прошло две недели, и начало смеркаться раньше. Вздохнув, я засунул корзину в рюкзак и поплелся напрямик к станции…. Опавшие листья шурша-ли под ногами, ветви так и норовили садануть в глаз. Мне было себя до про-тивности жалко, и обидно оттого, что, однажды встретив девушку, не удер-жался, и не удержал ее. И казалось, что дальнейшая жизнь не имеет смысла…
Все же в городе я не оставил надежды. И, понимая, что дело абсолютно безнадежное, вернулся к первоначальному плану, начав с исследования линий метрополитена…. В какой раз я с тупым упорством, тупо, и последовательно, неадекватно оценивал ситуацию. Ну что из того, что случилось?  Ну, встречу. «Ах, молодой человек! Я так все ждала, что мы встретимся, и думала только о Вас! Вы произвели на меня неизгладимое впечатление…».  И прочее, не ме-нее лестное для меня. Я опять ставил себя в центр мироздания, позабыв о том, что являюсь маленькой его частичкой, ничем не примечательной. Ну, тут уж я загнул. Я — это я, какой ни есть, и посему имею право на мысли и пережи-вания. Правда, мало кому это интересно… 
Ладно, вернемся к метро. Линий и станций пропасть. Если стоять у ка-ждой, в определенное время, то не исключено, что мои поиски увенчаются успехом. Хотя бы для того, чтобы каким-то образом, чтобы поставить точку над «и», а дальше — как получится.  Поставив себе срок пару месяцев, но разве чувства имеют срок давности? я начал…. Впрочем, я попытался совмес-тить поиски — скорее, наблюдения, с неизбежными делами, возникающими в силу жизненной необходимости…. Ибо работа моя — основная, естественно, скажем так, приносила доход скорее условный, хватало только на обеды и транспорт. И посему я не расставался с мобильником. Чтобы со мною всегда можно было связаться в случае необходимости. Вот еще статья расходов.  Я почти прекратил встречаться с друзьями, только пару раз в неделю ездил на игры,  без этого я вообще превратился не знаю в кого. Дома родители пыта-лись до меня достучаться, но я отмалчивался, наскоро перекусив, уходил в свою комнату, и влезал в интернет.  Мама сказала: «Митя, у тебя вид какой-то потерянный, что случилось?» — а я не мог ничего ответить, отшучивался, и начинал рассказывать про футбол и работу…. Она слушала, кивала, а потом говорила что-то одобряющее, а в конце: «Но ты какой-то несчастный». Я смотрелся в зеркало — ничего особенного, нормальный двадцатичетырехлет-ний парень, не хуже, не лучше. Но себя-то не обманешь — у меня на самом деле был довольно-таки жалкий и растерянный вид, хотя и работал, и играл. На работе, как на работе, там большинству только до себя, с ребятами — тут команда, и подводить не имеешь права. Хотя была парочка эпизодов — как-то стою я на выходе у одной станции, и тут ко мне подваливает: «Молодой человек, не хотите ли расслабиться?» — да еще такое создание. Я так опешил, что даже не послал. Та куда-то свалила, зато через некоторое время припер-лась другая, помоложе. «Сексом не интересуетесь?» — да я ради может этого  (не только) торчал здесь. «Да, но я слишком дорого беру». Глаза у той стали квадратными, наверное, приняла меня за коллегу, посягнувшего на его терри-торию, и тоже ретировалась.
Как ни странно, именно это происшествие вывело меня из ступора. Я внимательно всмотрелся в стеклянную дверь входа в метро — ну и ну, дейст-вительно. На кого только стал похож — глаза ввалились, побрит неаккуратно, куртка… Н-да. С таким видом и остается рассчитывать на подобных особ. Или даже они подошли ко мне из жалости?  «Все, сказал я себе, начинаем но-вую жизнь!» В чем она должна была заключаться, я не знал, но бесцельные стояния и метания по поездам метро, где и вовсе до меня никому не было де-ла, прекратил.  Последний месяц я вообще избегал контактов, даже по мо-бильному телефону меня трудновато было достать. «Где ты бываешь? — спрашивали у меня, — почти все время недоступен?» — К счастью — так мне казалось, метро  почти надежно блокировало звонки, и там я мог предаваться унынию.  Даже SMS почти не читал. И не отвечал на большинство.
Вечером, наконец-таки выйдя в интернет, я получил накопившуюся за несколько дней почту.  Ничего заслуживающего внимания не было, но отвле-кало от мрачных мыслей. Я наскоро набросал ответы. Вежливый такой. Что ни говори, переписка давала возможность отстраняться и оставаться невиди-мым, скрывать эмоции. В очередной раз я подумал о Наташе. Нет, это невер-но — думать о ней я не прекращал ни на мгновение. Ну, встречу я девушку, а она сделает удивленные глаза, мол, что за тип пристает или вообще…
Я увидел лес, ту самую поляну, и внезапно материализовавшуюся де-вушку. Она смеется, и смех ее рассыпается хрустальными осколками по по-лянке, уносимый солнечным ветерком. А я, совершенно серьезно, заглядываю в ее корзинку, и вижу упорные грибочки, пересыпанные осыпавшимися игол-ками, веточками папоротника:
— Ого, сколько набрала! — Или набрали? — я не знал, можно ли пере-ходит на «ты». Нет, путь будет «ты». А потом выбираю двумя пальцами самый крепкий боровик, будто бы боюсь к нему прикоснуться:
—  Фу, это же самая настоящая поганка! Ложный белый! — и со зна-нием дела объясняю несуществующие отличия,  импровизируя, как Кио. И со-бираюсь зашвырнуть его подальше. Девушка сначала недоумевает, а потом понимает, что я ее разыгрываю, притворно возмущается, а потом мы долго о чем-то беседуем. Я держу ее руку, мы обмениваемся телефонами, понимая, что эти мгновения быстротечны…. Ее зовут, она убегает, посылая мне воз-душный поцелуй, но мы уже знакомы, и я знаю, что завтра — послезавтра непременно найду ее в Питере. Сознание мое заволакивает розовая темно-ты, я окончательно проваливаюсь в сон, и просыпаюсь просветленным и вы-здоровевшим…
Сегодня тренировка, игры нет. И я в последний, как мне кажется, раз, проезжаю выбранный маршрут. Голову уже не застит туман, я обмениваюсь взглядами со встречными, иногда получаю в ответ улыбку, и вдруг мне ка-жется, что я вижу ее…. Теперь она в синих джинсах и кожаной курточке. На голове — темная шапочка, из-под которой выбиваются темные волосы. Я не-заметно слежу за девушкой, она выходит, поднимается по эскалатору. В руке у нее кожаная сумочка, она что-то говорит по мобильному телефону. Перехо-дит улицу, и останавливается на трамвайной остановке. Я следую за ней, смешиваясь с толпой, не опасаясь быть узнанным. Теперь на мне куртка и не-большой рюкзачок с книжкой и формой. Пока все, что я думал сказать ранее, вылетело у меня из головы. Но я думаю только о том, чтобы не потерять ее. Подходит трамвай, она садится в среднюю дверь. Мне туда не попасть, я про-тискиваюсь в последнюю, и, задевая рюкзаком пассажиров, пробираюсь по-ближе к девушке. Лишь бы не пропустить, когда она выйдет!  Дрожь в ко-ленках куда-то пропала сама собой, и я уже не думаю, что и как буду гово-рить. Она выходит через три остановки, осматривается, и я по-прежнему сле-дую за ней. Девушка заходит в «Копейку», я  в соседнюю дверь, в киоск с CD-записями, и, делая вид, что рассматриваю диски, поглядывая на выход из магазина. Минут через 15 она появляется, уже с пластиковым мешочком, и поворачивает налево. Я продолжаю свое наблюдение, и иду за ней полкварта-ла, благо уже начало темнеть, а народу на улице еще достаточно, чтобы оста-ваться незамеченным.  Как Киндзуми за Симамото. Кто не читал, загляните в Мураками!  Она вдруг замедлила шаг, явно собираясь обернуться, и я поду-мал, что сейчас самое время. Обогнав ее, я, осторожно, чтобы не напугать, сказал:
—  Наташа? — и удивился, как не потерял дара речи. Определенно, это была она. Девушка удивленно вскинула брови:
—  Нет, молодой человек, Вы ошиблись.
— Да нет, точно. Вряд ли бывают настолько похожи...
—  Значит, все же бывают! — она улыбнулась, неизвестно чему, и эта улыбка окончательно рассеяла мои сомнения. К тому же меня зовут Олей.
—  Разве?
—  Ну конечно. Тем более, я Вас тоже не знаю. Хотя у меня память на лица превосходная.
—  У меня тоже, и я не могу ошибиться. Мы по-прежнему шли рядом, и я напряженно думал, что бы такое сказать, чтобы убедить ее. Ладно, — слу-кавил я, — тогда, может быть, зайдем попить кофе? — Я случайно увидел на углу вывеску маленькой забегаловки, на стеклянном окошке которой бегали электрические точечки, обрисовывающие контуры мороженого в вазочках. На удивление, девушка согласилась. Но неужели это не Наташа? Такого просто не могло быть!
Я заказал два кофе, которое моментально нацедили из кофеварки, и два по сто мороженого, благо мои финансовые возможности позволяли такие не-великие траты.
—  Ну, расскажите мне, какая это Наташа, как вы познакомились… Она сняла шапочку, и волосы рассыпались по плечам, точно так же, как тогда. Мель-ком взглянув на ее руку, я не заметил обручального кольца, что ж, это шанс.
Я вкратце, опустив только одну подробность, поведал ей свою историю, будучи полностью уверенным в том, что ей самой это хорошо известно, не забыв представиться. Она слушала, как будто в первый раз, иногда покачивая головой и удивленно улыбаясь.  А потом спросила:
—  Ну и что Вы собираетесь теперь делать?
—  Искать, пока не найду и встречу случайно. Я мог теперь говорить абсолютную правду, зная слушателя.
— Повезет, наверное, ей… — задумчиво произнесла она, — а я могу чем-то помочь?
—  Разве что дадите телефон, — уж это я нагло решил спросить в пер-вую очередь.…
—  Что же получается — говорит об одной девушке, а тут телефон про-сит?
Теперь я пожал плечами:
— Обстоятельства меняются. Имена — тоже.
— Хорошо, оригинальный способ знакомиться с девушками придумали, — она взглянула на часы, — а теперь мне пора.
Мы прошли еще немного, я нес ее сумку, и, не смотря ни на что, сердце выпрыгивало у меня из груди.
— Все, дальше не надо. До свидания.
Она вошла в подъезд, а я еще минут десять стоял, гадая, какое же за-жжется окно. Но теперь это было не важно.
На тренировку я неизбежно опоздал, но выложился полностью — и от-куда только взялись силы!
… После тренировки мы как всегда ехали вместе с Костей и Мариной, которая изредка  захаживала к нам и на игры. Жили они на одной со мной ли-нии, в трех-двух станциях. В этот раз я по известной причине был более чем оживлен, и Марина, ехидно посмеивалась, спросила:
— Что-то ты сегодня больно веселый. Влюбился, что ли? — почему-то, разговаривая со мной, зачастую придерживаются подобного тона, хотя, как мне кажется, повода особенного не давал.  На сей раз я нашелся.
— Лисица хитрая! — смотри лучше, как на тебя парни пялятся! — это почти всегда было правдой, несмотря на то, что она носила довольно мешко-ватую куртку, а длинные русые волосы прятала под шапочкой.  Наверное, се-годня я был достаточно естественен, потому что она, пробурчав, обернулась:
— Где? — но в вагоне было свободно, и, как назло, ни одного парня, кроме меня — Костя уже вышел.
— Обманули дурака на четыре кулака! — рассмеялся я, а она хлопнула меня сумочкой, и выскочила — двери открылись, и ей пора было выходить. Я помахал ей рукой и снова впал в состояние эйфории. Которая моментально рассеялась после прихода домой. Я принял душ, кинул форму в стирку, по-ужинал и стал думать…
… Без сомнения, Наташа меня узнала. Я был в этом совершенно уверен. Если только не ее сестра близнец. А что, интересно. Но почему ж тогда не призналась? Не хотела, чтобы знакомство продолжилось? А телефон, почему же дала свой телефон? Значит, все же не исключала возможности нашей сле-дующей встречи? Я внезапно похолодел. А что, если? Может, у нее кто-то есть? Где-то я прочитал сентенцию — если вы знакомитесь с девушкой, и да-же рассчитываете на взаимность, то будьте готовы к тому, что у нее наверня-ка кто-то есть. И, встречаясь с вами, она еще некоторое время как бы по инерции будет продолжать встречаться с Вашим предшественником. Со все-ми вытекающими последствиями. То есть, будет ходить вместе с ним к об-щим друзьям, в кино, музеи,  и, возможно, строить планы на будущее…. Вы-ходя из дома, предусматривать разные мелочи — как, например, подкрасить-ся, если свидание после работы, что надеть, если придется потом…  Сни-мать… И будет смотреть в глаза, говорить, слушать, и делать выбор, в кото-ром я неизменно окажусь проигравшим.  Если это так, то, в любом случае, мне нужно быть готовым к этому. Но я не был готов. Нечто вслепую резануло меня по сердцу, и хорошее настроение как рукой сняло. Я пал в пучину не-объяснимой ревности, неизвестно к кому — вообще ко всему, чего она могла желать и к чему прикасаться. Это состояние было ужасным. Поскольку в ее представлениях я, как личность, отсутствовал. Выстроенная мною же модель доводила белого каления. Кровь приливала к вискам, в голове стучало, и я не стал звонить Наташе — Олей я просто не мог ее назвать.
Прошло несколько дней, и, пересилив себя, я набрал запомненный мгновенно номер.
—  Привет, это я.
—  Кто — я? — она задумалась, не узнав мой голос, что не мудрено.
—  Дима.
—  А, здравствуй. Ну, как, нашел свою Наташу?
— Нет, но не теряю надежды.
—  Хорошо. Желаю удачи.
— А ты как?
— Нормально, работаю, учусь.
— Где? — мне и эти минимальные сведения были интересны, ведь я не знал о ней практически ничего.
— Да там….  — она произнесла название одного из финансовых ву-зов…..
— Ну и как?
Мы поговорили еще пару минут, а потом я спросил:
— Может, нам встретиться? —  по телефону я был гораздо смелее, и, как мне казалось, чувствовал ее расположение.
— А как же Наташа? — в любом случае, следовало ожидать этого во-проса.
— Просто посидим, поговорим, кофе попьем. Или можно куда-нибудь сходить. Она немного помедлила:
— Хорошо, только позвони дня через три, пока я все время занята. В принципе, это ее ни к чему не обязывало.
— Договорились. Я чуть ли не летел на крыльях — какая разница, как ее зовут, главное, у меня появился хоть маленький, но шанс.
Тогда я еще ничего не подозревал о законе парности событий, и, тем более, о том, что вскоре придется испытать его действие на себе.

3.
Два месяца моих бесплодных, иногда целеустремленных, иногда хаоти-ческих поисков жизнь все-таки не стояла. Святое дело — два-три раза в неде-лю футбол, изредка встречался с друзьями, работал каждый день — куда ж денешься, и по мере возможности пытался подработать.  Более того, у меня даже была девушка — по крайней мере, так могли считать знакомые по всем внешним признакам, и даже номер ее телефона был записан на моем мобиль-нике. Мы не ходили друг к другу на свидания,  хотя я несколько раз провожал ее домой, тряс тоненькие пальчики, и как-то раз шутливо поцеловал в щечку. Наверное, это было не совсем честно по отношению к девушке, но я как-то не думал об этом. С Мариной мне было просто общаться, почти как с Костей, и жизнь эта проходила в совершенно ином измерении, ибо мысли мои были со-всем далеко.
С некоторого времени Марина стала приходить к нам на игры, чтобы хоть как-то поддержать нашу, увы, слабо выступающую в этом сезоне коман-ду.   Мы играли на улице, не взирая на погоду, а немногочисленным зрителям сидеть на скамейке или прыгать около поляны — удовольствие ниже средне-го. Нам-то что — мы гоняем, а болельщики что-то кричат, подбадривают. Ма-рина же одевалась сообразно этому — толстый пуховик, шапочка, широкие джинсы и ботинки на толстой подошве. Иногда она ловко пинала вышедший из игры мяч, и ребята время от времени звали ее на поле. А после игры весьма едко комментировала наши промахи. И вообще была в курсе футбольных со-бытий. То есть, легко отличала Бэкхема от Зидана, а «МЮ» от «Барселоны». «И откуда ты все знаешь?» — спрашивал я, а она отвечала, что с дачи их с Костиком родителей находились рядом, и вообще вокруг были одни маль-чишки, и волей-неволей приходилось участвовать в играх пацанов, и ее счи-тали за свою. «Это правильно», говорил я, не зная как продолжить беседу, да того  и не требовалось — Марина выходила, и я ехал еще пару остановок. Со временем стали появляться общие темы, и недолгую дорогу мы уже могли подшучивать друг над другом, обсудить книгу или фильм.
Как-то раз в метро было жарковато, и Марина сняла шапочку. Волосы у нее были стянуты несколькими заколками, и я, чтобы пошутить, взял да и вы-тащил парочку. Длинные блестящие русые волосы рассыпались по плечам, а она недовольно пробурчала, подернув плечами: «Ты что, опять собирать на-до!» — «А так даже лучше, и ты совсем ничего, даже симпатичная», — этот неуклюжий комплимент, наверное, оказался к месту — потому что «даже» к Марине ну совсем не подходило. Если честно признаться, то Маринка была красавицей, и наверняка знала об этом. Она и сейчас…. Посему такое ее ни-как не могло обидеть.  «Нахал, — улыбнулась она, — и тут вагон качнуло. Я схватился за поручень, а Марина спиной прямо на меня, и я — шутка моя по-вторяется, но действует безотказно, шепнул ей на ухо: «Вру, конечно, хоро-шенькая, смотри, как на тебя глазеют!» — что на сей раз это было истиной правдой, поскольку я еще раньше заметил, что несколько молодых ребят примерно нашего возраста с интересом поглядывают на нее. И она также мо-ментально отреагировала: «Где?», машинально поправив выбившиеся из-под шапочки пряди — «Да все!» … Она улыбалась, и смотреть на нее было при-ятно. Наверное, у нее был какой-то парень, но и в нашей компании ей было интересно. Ну и хорошо.
Девушка вышла, а я достал последний «Спорт-Экспресс» с результата-ми предпоследнего тура, в котором практически решалась судьба медалей. В отличие от нашего чемпионата, в котором прошло всего несколько игр. Мы сегодня, наконец-таки, победили.  «Это все потому, что я пришла!» — шутила Марина после игры, а Колян, отстоявший насухо, не полез в за словом в кар-ман. «Ну, тогда  в следующий раз чтобы была группа поддержки!» — «Что, в купальниках и с колокольчиками?» — «Ага, и чтобы помпончики, ленты». — «Группа будет, а вот купальники не гарантирую. Разве что в Сочи переедете». — «Значит, пока без них». Это уже сказал Костик, удостоившийся шлепка ва-режкой. Хотя, конечно, интересно было бы посмотреть на них при плюс трех, да под мокрым снегом.
В общем, в этот период меланхолия моя сменялась редкими всплесками холерической активности, звонками по мобильнику — мои клиенты вызыва-ли, и я должен был мчаться, чтобы выполнить свои обязательства. И посему мне приходилось время от времени класть на телефон по стольнику, как по-зволял бюджет. Ну не все входили в мое положение и слали SMS. А время почему-то заканчивалось в самый неподходящий момент.
В конце октября, уже после встречи с Наташей, на следующий день по-сле того, как я решился все-таки позвонить, я ехал на очередную халтуру. За-казчик что-то говорил, я давал консультации, а электронный оператор бес-страстно списывал с моего счета цент за центом.  Телефон некоторое время проработал, а потом пропищал что-то и сдох. Лимит закончился. Я, сдержан-но чертыхнувшись, судорожно нашарил в кармане заветный стольник, и, за-метив знакомую вывеску, выскочил из троллейбуса (да, приходится пользо-ваться столь экзотическим транспортом), побежал через улицу. Только поло-вина восьмого, значит, успею, и, если повезет, минут через десять меня под-ключат снова. Да, вот и средство жизнеобеспечения…  Я открываю дверь, врываюсь и прыгаю к столику, где лежат незаполненные бланки…
… А за несколько дней до того…
Мы возвращались после игры злые, расстроенные. Хорошо, что никто не видел нашего позора — группа поддержки на этот раз была озадачена ка-кими-то курсовыми и консультациями. Да, 2:7 — это нечто. Еще один такой провал — и, прощай, кубок. Обидней всего было не выйти из полуфинальной группы, когда, казалось, мы уже набрали ход. Костя сегодня безбожно мазал, рвался вперед, но ни разу по мячу так и не попал, полузащита вообще прова-лилась. А уж Колян — тот шел, не поднимая головы. Я-то забил свою дежур-ную пару, но этого оказалось недостаточно. «Марины не было, — сокрушался Костя, тряся светлой гривой — несмотря на то, что они двоюродные, были похожи как близнецы, разве что Костя на четыре года старше, и на столько же дюймов повыше, — вот почему и проиграли». — «Точно, — подтвердил Ге-ныч, — теперь без талисмана никуда». — «У нее занятия, — извиняющимся тоном добавил Костя, — но на следующую игру будет целая группа поддерж-ки, несколько подружек приведет». — «Если так будешь мазать, ничего не поможет, — я был зол и категоричен, —  своих девушек тогда приводите». Мне было невдомек, что подобная ситуация может случиться не только со мной, или же их подруги равнодушны к футболу. Она, конечно перманентная, рано или поздно все налаживается, но на душе стало паршиво. Я задумался, и чуть не прослушал, как Костя сказал: «Ну ладно, приходите послезавтра, у меня день рождения и все такое, родители уезжают, так что можно не стес-няться». Такое предложение было явно в жилу, потому что мы давно не соби-рались вместе, только иногда пили пиво в раздевалке после игры… «И деву-шек приводите, — и, обернувшись ко мне, — тебя-то это не касается». И ос-тавил меня в некотором недоумении. Мы обсудили некоторые детали, и ра-зошлись.  «Есть такая буква, — подумал я, — расслабиться можно». Судя по всему, народ будет практически непьющий, что хорошо — уж больно плохо на меня действует зелье.
И посему в пятницу, вернувшись с работы и переодевшись, я прихватил с собой необходимое и порученное мне для застолья и попехал к метро — как я уже говорил, до Марины было две остановки, а до Костика — четыре. На-строение мое в который раз внезапно сменилось, и я думал, что мне будет сложно не портить своим кислым видом компанию.  Случайно меня посетила шальная мысль — а вдруг там случайно — ведь все бывает на свете — ока-жется Наташа, а я просижу бесцельно дома. Мысль была совершенно идиот-ская, я усмехнулся, и через несколько минут подходил к Костиному дому. Я там бывал пару раз, забегал по делам, поэтому легко нашел среди новостроек — квартал туда, половина — туда, потом налево. Стандартный вариант.
— А где твоя девушка? — спросил Геныч прямо с порога, — он пришел раньше и теперь встречал гостей.
Я не успел ответить, как из коридора донесся голос Костика:
— Да ему не надо, он у нас сегодня блатной. А твоя? — теперь вопрос задавал я, —  здесь, что ли? —  под вешалкой в прихожей уже стояли две пары сапог, и из комнаты доносились веселые голоса.
— Сейчас придет, и еще приведет, —  усмехнулся Костя, а я не понял, к кому это относится — ко мне или же к Генычу, и легонько двинул его кула-ком. Потом поставил сумку с провизией, переодел обувь, и только хотел спросить, чем мне сейчас заняться, как раздался звонок, и в квартиру ворва-лись еще три прекрасных создания. Увы, среди них, как и следовало ожидать, не было той, о которой я мечтал. Но все же подумал, что не только своими страданиями жив человек, и жизнь все же не такая плохая штука, когда есть друзья, дом и множество интересных занятий.
— Здрасьте! — дружно хором произнесли вошедшие, — Тамара, Ви-ка…. Марину я уже знал, и мы принялись раздевать их, создавая толчею, пы-таясь развесить куртки и дубленки на свободные крючки.  Обувь, как и мы, девушки принесли с собой.  Я удивился, заметив, что Марина на этот раз сменила куртку на коротенькую дубленку, а бесформенные джинсы на обтя-гивающие. Волосы она распустила, и она падали почти до пояса. «Вот это да! — подумал я, раньше все посмеивался.  Что же, и сейчас. Молодец». Других девушек я не успел рассмотреть толком, потому что они сразу же побежали на кухню, что-то доделывать и дорезать. Женщины — они всегда себе работу найдут, если даже кажется, что все уже сделано. Ну, единственное — все в джинсах. Вот такой унисекс.
Через несколько минут стол был уставлен салатами, закусками, обивка-ми, бутылками, и мы, преодолев суету, расселись по местам.  Кто на стулья, кто на диван… Я сел на стул — так удобней, и ни к чему тянуться не надо. Моей соседкой слева стала Марина, как я понял, именно ее имел в виду Кос-тя, что ж, мне проще, — как бы уже при деле и спокойно могу присутство-вать, справа — девушка по имени Тамара. Полненькая, в очках, и, как вскоре выяснилось, большая любительница поговорить. Чему было вполне реальное объяснение — все девушки учились в Институте культуры, ныне называемом академией, только на два курса старше Марины. Сначала, как мне кажется, мы были несколько скованы — все же в такой компании оказались в первый раз, но через полчаса уже болтали на различные темы, ибо и круг интересов, и знания у нас был относительно общим. Почти все читали последние произве-дения Кинга, Газданов — ну кто не знает, не говоря уже Фоулзе и Мураками, особенно модного в этом году. Я-то старался больше слушать, ведь было чрезвычайно интересно, типа узнать  иное, не схожее с моим, мнение.  Но, признаюсь, иногда и поглядывал на Марину — я и не подозревал, какая она красивая. Сейчас она немножко раскраснелась, голубые глаза излучали тепло, русые волосы ниспадали на плечи.… Иногда, правда, я не упускал возможно-сти подколоть ее, или вставить шпильку — уже по привычке, да и она не от-казывала себе в этом. И, кстати, она тоже не так часто вступала в дискуссию.  Когда же я начинал нести несусветную чушь — со мной это бывает, она пиха-ла меня под столом ногой, и я по-братски отвечал тем же. А споры разгоре-лись не на шутку  Тамаре вдруг показалось, или у нее был-таки комплекс, что полных девушек никто не любит, только развлекаться. «Вот ты скажи, — она обращалась ко мне, как за поддержкой, — ведь ты тоже, да?» — «Что — да?» — «Ну, тоже любишь худеньких и стройных? Марину, например». Я не стал ее переубеждать — во-первых, это было нетактично по отношению к кузине — я так звал ее иногда, — и, во-вторых,  позволяло вести себя свободно. Ко-нечно же, я уделял внимание и Тамаре — что-то подливал — она пила, в ос-новном, «Мартини», подкладывал салат и прочее. А больше слушал — что ни говори, это было интересно.   Теперь же вынужден был отвечать: «Не важно, главное, чтобы человек был хороший» — тут я нисколько не кривил душой — мне инстинктивно нравились спокойные, уравновешенные люди, которые, к тому же, могли терпеть мои холерические проявления.  — «Ага, а хорошего человека чем больше, тем лучше. Не так ли?» — обмен этими сентенциями вызвал общее оживление. Тут же предложили выпить за толстых и красивых, что было принято с воодушевлением. После этого разговор стал еще более возбужденным, но пока еще общим — компания не распалась на кучки, и удачные шутки и тосты воспринимались с энтузиазмом. Я осмотрелся, не за-бывая перебрасываться фразами с Мариной, передавать салаты и наполнять бокалы. Третья девушка, Вика, вплотную занялась Костей, и он понемногу отходил — я знал его склонность к миниатюрным девушкам, сам же пока… Странно, но в тот момент я на какое-то время забыл о Наташе, и просто весе-лился, как и полагается в хорошей компании.
— Ну вот, скажите, — опять возникла Тамара, — ну почему нам? Одни фотомодели с длинными ногами, и им все внимание. Как будто…
— Не скажи, — вступила Марина, — у всех есть изюминка (вот как за-говорила, — отметил я, впрочем, ей-то все можно), — вот, например…
— Конечно, — промычал Геныч, дожевывая очередную порцию салата, — у нас полное равноправие, правда, Лена? — он обращался к своей девуш-ке, которая буквально повисла на нем.
Той оставалось только согласиться. И пошло-поехало.
— Вот он … как его … вообще отказался от … ну, девушки в розовом … О чем это я? — откуда тебе знать… Вернее, не смог определиться, хотя она явно намекала. Ну ты же вряд ли… Не читал Мураками…
— Однако он вспоминал, что и с полненькими женщинами ему было хорошо. Она же была слишком молоденькой для него, как это — я процити-ровал по памяти: «Когда спишь с кем-то моложе, тратишь слишком много нервов»1.
— Так ты что, читал? — Тамара посмотрела на меня, как на некий экзо-тический экземпляр, редкий вид, не то, что они, носительницы культуры.
— И не только ….  Откуда ей знать, что я иногда посещаю «Крупу»2, а «К югу от солнца…» только что вышла в русском переводе, и я проглотил ее за пару дней.
— Скажи, какие мы образованные! — я не понимал, шутит она или нет. — Значит, и с мозгами у тебя все в порядке?
— Надеюсь. — Я тоже запомнил следующую фразу, но ей ни к чему знать, что некоторый вид энергии у меня зашкаливает, — а девушка в розо-вом была пухленькой, и не до того, в тех-то обстоятельствах….
— Только больно уж мрачно, — прокомментировал кто-то, — пустота, и никакого выхода. Тупик, и только. Особенно, когда у тебя отрезают собст-венную тень.
— Хорошо, что еще не что-то более драгоценное! — встряла Вика, — а эти, подземные... жаб… жабб….
— Почему? Все одно, стопудово3, разорвут жаббервоги4. Теперь уже мне пришлось удивляться — это сказал Колян, и я подумал, что мы, хоть и общаемся, и читаем все подряд, все же мало знаем друг о друге.
— Ого! — наш интеллектуальный уровень чуть не загнал девушек в транс.
— За жаббервогов, значит! — Геныч уже подходил к известной степени.
— За жаббервогов, так за жаббервогов, и пусть их не будет в нашем метре!
Вот интересно — автор не дает описаний этих созданий тьмы, но все равно становится жутко. С ними хоть можно бороться, а с теми — системой и фабрикой, — у нас тоже своя система … которые хотят копаться в нашем мозгу. Но всего сложней бороться с самим собой, лучше всего сдаться сразу. Вот и я. И настроение сразу испортилось, и я на какое-то время я отстранился, как Киндзуми5. А, может, я просто себя накручиваю….   
Мы дружно выпили, причем  опять не до конца — очень интересно бы-ло наблюдать за своими друзьями. А потом кто-то из ребят предложил:
— А не перейти ли нам к танцам? — и это предложение было поддер-жано, поскольку все уже засиделись за столом. 
Костик поставил Мэрайю Кэри, от которой просто балдел, несмотря на явное несоответствие его же стандарту. Народ пошел танцевать, а я сидел на месте, потягивая «Пепси». Марина тоже осталась, достала сигарету и закури-ла. Культурные девушки как-то без этого не обходятся, но с сигаретой я ви-дел ее не часто. Впрочем, и вообще не более десяти раз. Что-то меня дернуло за язык:
— А ты сегодня бесподобна! — надо же сделать комплимент, обстанов-ка подходящая, и она воспримет это нормально.
— Только сегодня? — она выпустила тоненькое колечко. Я машинально отмахнулся от дыма. А она улыбалась, немного разгоряченная застольем, но спокойная, как всегда. Я же в очередной раз лукавил — такие вот складыва-лись отношения, — Марина собрала волосы в хвостик, и они падали на грудь с правой стороны, немного прикрывая ее, обтянутую серо-голубой футбол-кой, подчеркивающей идеальную форму… Иногда проступали острые соски, но не нагло, не вызывающе.  И голубые глаза с длинными ресницами…
— Всегда. 
— А что ж ты не говорил?
— И так ясно, — тон мой был таким, что это было само собой разу-меющимся.
Она кивнула головой, и стала рассказывать, что у ее брата — кризис, его девушка бросила, и она привела подружек, может, оттает постепенно. Будто бы я сам был не в курсе. А с этим был абсолютно согласен, у самого была такая же ситуация, но не успел ответить, как ее вытащили танцевать — спокойные мелодии сменила ….,
  Ребята веселились, как могли, а я собрался пойти на кухню — пора было позаботиться о продолжении, посуде и прочем. Почему-то при общем радостном подъеме настроение у меня упало. Но и меня вовлекли в общее де-ло — я почувствовал, как меня касается маленькая нежная рука, и обернулся. Ко мне подошла Тамара, и, не спрашивая моего согласия, положила руки на плечи:
— Пойдем.
Опять сменилась музыка — Костик грамотно подобрал диски, и теперь звучал ….
Тамара была существенно ниже меня, и посему я обнял ее за талию, а она прижалась ко мне, касаясь удивительно упругой грудью. Мы танцевали некоторое время молча, музыка уже заглушала любые слова, и я с трудом расслышал, как она сказала:
— А вот ты, ты мог бы пойти с полненькой девушкой? Ну, как Ш?
— Но Ш шел с ней к деду, да?
— А что думал?
— Ну, это не важно. Главное, что он старался охранить ее от этих про-клятых жаббервогов. А потом должен был выяснить, что же произошло с его мозгом, как он стал транслятором…
— Нет, не транслятором. А …. Подсознание. Ты уходишь от ответа.
— Какого? — как бы не понял я, играя роль кавалера Марины, я мог по-зволить себе такую непонятливость. Но близость девушки, обнимавшей меня, внезапно вызвала совершенно естественные эмоции, тем более, что я давно… 
— Ну, ты бы смог сделать то, что не сделал Ш?
Такой вопрос подразумевал вполне определенное, и я честно ответил:
— Сейчас — не знаю, а на месте Ш — нет, он же в два раза старше.
— А разве это имеет значение?
— Конечно, — с уверенностью сказал я, — хотя, может, когда мне бу-дет столько же. Но понимаешь, смысл похода и поисков не позволял отклю-чаться.
— А ты бы меня спас, если бы вдруг, или …
— Сомневаешься, — черт побери, девушка начинала мне нравиться, или это было вполне естественным в такой ситуации? Но тут наступила оче-редная перемена, я танцевал с другими девушками, Лелей, Леной, делал не-обязательные вполне заслуженные комплименты, и, через некоторое время, выждав момент, сел на свое место. Получилось, что я перетанцевал со всеми девушками, кроме Марины. И она спросила:
— А почему ты со мной не танцуешь?   
— Ну, потому что все, они — гости, — и внезапно подумал, что этим как бы отделяю ее от остальных девушек, чего делать не следовало, и подал ей руку. Но не успели мы встать в круг, как Костик зажег свет:
— Все, грязную посуду — на кухню, мыть и пить чай.
Возражений не было, все засуетились, стол быстро опустел — посуда переместилась в раковину. Кто-то курил, кто-то вытирал стол и носил чашки и блюдца, а я принялся мыть посуду, передавая тарелки Марине, которая вы-тирала их и складывала в сушилку. У нас получилось быстро и ладно.
Чай пили уже под громкую музыку, общий разговор закончился, перио-дически локально наливалась бокалы, а я думал, ухаживая за обеими сосед-ками, что жизнь не так уж плоха.
Через некоторое время я взглянул на часы — до закрытия метро остава-лось минут двадцать, а тратить предпоследний стольник на такси мне не хо-телось. Все, пора. Я привстал с определенным намерением, и кивнул Марине — типа, пора. Нам ехать в одну сторону. Она поняла, но качнула головой:
— Я, наверное, останусь — завтра приедет тетя, родители Костика, а сегодня уж не успеть убраться, бардак такой. Родители знают.   
Я согласно кивнул. А она продолжила:
— А ты проводи Томку, ей здесь недалеко, она живет на …. , а то од-ной, понимаешь — Марина обращалась ко мне, как к своему и надежному. Тем более та уже слегка перебрала, и сейчас выходила, умывшись из ванной.
— Домой, в пампасы! — какие памперсы в наших новостройках.
Отказаться я не мог, тем более что девушка действительно перебрала и зациклилась на определенной теме:
— Вам всем…. Моделей подавай. Толстых не любите. А мне что…. Как будто ее обидели, Ну не сейчас, а в этот момент нечто всплыло. И не толстой она была, просто пухленькой, и все такое.
— Том, Митя тебя проводит, — Марина успокаивала подругу, — возь-мете машину.…И благодарно посмотрела на меня. Чего ей? — Мить, я на те-бя рассчитываю. Вот какая правильная.
… на улице было промозгло. Мелкой крупой било по щекам, и, пока мы ловили тачку, Тамара спрятала лицо у меня на груди, а я обнял ее, чтобы нам обоим было теплее. И опять почувствовал нечто непонятное, и, когда наши губы сблизились, уже не испытывал никаких сомнений. Было удивительно хорошо, и немного стыдно — вот, искал, искал. А как девушка появилась. Оторвавшись от меня, Тамара внезапно запела:
— Я буду вместо, вместо,  вместо нее, твоя невеста, честно, честная, ё! — и, взяв меня за руку, закружила. И мне почему-то не стало холодно.
В машине мы опять целовались, не обращая внимания на водителя, куртка на ней расстегнулась, и полная, упругая грудь оказалась в моей руке. Я, позабыв обо всем, мял ее нежно и осторожно. «Убей мою подругу!» — се-годня Тамара запала на хиты. Но времени на это не было, поскольку мы под-рулили к ее дому. Совсем неподалеку от моего. Я расплатился с водителем, гордо отказавшись от помощи девушки.
Еще минут десять мы неистово целовались около подъезда, и мне не хотелось отрываться от ее губ.
— Пойдем ко мне, — прошептала она, — бабушка на даче, так что…
Я шибко засомневался, решимость моя куда-то улетучилась.
— Я буду вместо, вместо, вместо нее.  Ты что, Маринки боишься? А мы ей не рас-ска-жем, — протянула она, прижимая мою руку ниже….  В висках застучало,  и к такому повороту я не был готов, ну, чуток побаловались…. Ни на что большее я не решился. И внезапно застыл столбом.
Она же поняла это по-своему:
— Ты тоже… фоб — она ткнула меня пальцем в грудь, ну и ладно. И как-то сникла.
— Да нет, — промямлил я,  ты хорошая, мне нравишься. Но …я просто боялся, вот и все. Нет, не боялся, а как-то испугался всего, что могло про-изойти…. Мне очень не хотелось, чтобы отрезали мою тень.6
— Ну да, конечно.
Девушка скрылась в лифте, а я пробежал пару кварталов, и, стараясь не особенно шуметь, пробрался в квартиру.
Мама еще не спала, ждала меня и читала на кухне ЗОЖ. Но вроде я пришел не совсем поздно — стрелка только-только перескочила через поло-вину второго. Она спросила, как дела, где был — у Костика, на дне рождения. Ах, да, я это уже говорил. И как? — Нормально. И быстренько в душ.
Я уже почти засыпал, когда неназойливо вякнул телефон — пришла SMS. И что-то мне подсказало, что нужно посмотреть именно сейчас. И это превратилось в диалог, причем не было сказано ни слова, а только сообщения следовали одно за другим. «Проводил?» — «Доставил». — «Ты где?» — «До-ма». — «У нее?» Наверное, Марина небезосновательно была весьма невысо-кого мнения о моей моральной устойчивости, и, хотя я не слышал ее голоса, почувствовал нотки ревности. С чего бы это? — «У себя». — «А проверить?» — «А тебе это надо?» — «….» — «Тогда приезжай, убедись лично». На этом SMS прекратились. Я действительно засыпал, и посему не церемонился. А что было бы, если ….
На следующий день я отсыпался, пока мама не потянула меня за ногу, обсудил с отцом последние футбольные новости, занимался неизбежными домашними делами, созвонился с Костиком — голос у него был поживее, чем обычно — наверное, все прошло нормально,  — вместе с Мариной и остав-шейся Викой он заканчивал уборку квартиры, ожидая родителей. Я тоже на-вел порядок, но в делах, а не в мыслях — там путались и Марина, с ее непо-нятной ревностью, и Наташа, она же Оля, и Тамара, с ее мнимым комплексом и почти физическим ощущением прикосновения….  Выходило, что я пока жив и не лишился чувств. Позже я подумал, что малейшее движение в любую сторону могло изменить мою жизнь, и этим движением я не управлял, и все происходило так, как и должно.
Но было ли это единственно возможным и правильным?
Тогда я об этом как-то не задумывался, но, вероятно, вчерашние поце-луи с Тамарой подействовали на меня благоприятно, потому что мама, нако-нец, сказала:
— Ну, сейчас ты уже другой, нормальный. И ожил.
Еще бы!
Папа же ничего не комментировал, а только тихонько посмеивался. На-верное, и у него в молодости были схоже проблемы. Или сейчас. Он ничего не рассказывал, и любые скользкие разговоры сводил на тему спорта.  Или же работы, знакомых, или вообще животной природы. Я позже понял, что это есть один из способов блокировки эмоций, и делает их недоступными для ок-ружающих… В общем-то, семья у нас нормальная, но кто знает. И у папашки темперамент…
Я поймал себя на мысли, что хорошо бы позвонить Тамаре, узнать, как она. А телефона не знал. Не будешь же спрашивать у Марины, и вообще, не-известно, о чем они между собой поговорили. В этом я нисколечко не сомне-вался, и чем там еще поделились.
На следующий день была игра, на меня что-то нашло, и я носился, как зверь, наколотив больше, чем за три предыдущих матча. После душа мы си-дели в холле, лениво болтали и потягивали пиво. Мы даже не радовались по-беде, находясь в состоянии эйфории. Еще бы — разнесли в пух и прах лидера, и могли позволить себе быть снисходительными.   
Я кивнул появившейся в конце игры и видевшей наш триумф Марине, и протянул ей банку:
— Держи!
— Ты с ней целовался, да?
— С кем? — я прикинулся шлангом, хотя делать этого ни в коем случае не стоило, было вполне очевидно, и ко всему прочему расплылся в глупейшей ухмылке.
— Так, значит? — и внезапно получил увесистую оплеуху. Ручка хоть и нежная, но получилось у нее неслабо.
— Ты чего? — этого от Марины я ожидать не мог, а в гневе она была еще красивее.
— Как чего? Еще и оправдываешься? Может, ты с ней еще и, … она за-мялась, не решаясь произнести приговор, — и получил по второй щеке, не успев перехватить ее руку, — и больше ко мне не подходи. Как будто я к ней лез и все такое. Я даже и разу не прикоснулся! Но как она все расценила. Со-хранить свое лицо — теперь уже в переносном смысле, я не смог, затормозил. А она повернулась и ушла, провожая восхищенными взглядами — потеплело, и она была в коротенькой курточке, обтягивающих джинсах и сапожках на высоких каблуках с модными в этом сезоне длинными носками. Длинные рас-пущенные волосы гневно рассыпались по спине. Фотомодель, одним словом.
— Ну, Митя, ты попал! — рассмеялся Костя благодушно, — во дает се-стренка!
Я покрутил пальцем около виска, хорошо, что она этого не видела, и обратился к Костику:
— У тебя сестрица  всегда такая психованная, или только по воскре-сеньям?
— Ну, вообще-то она огонь, если достанут. А ты что, правда, с Томкой? — уж коль он присутствовал при этом, то вполне имел право задать такой не-скромный вопрос.
— Надо бы, — отшутился я, — а то бы не зазря получил…. Но почему Маринка так отреагировала?
  Мы выпили еще по паре банок, и я один поехал домой — у Костика бы-ло свидание с Викой, типа дело продвигалось, и ведь он тоже сегодня был в ударе.
Шутки шутками, а настроение было вконец испорчено. Ни за что ни про что получил по мордасам при всем честном народе. Ну, помял девушку не-много. Кому от этого плохо, и какое Марина имеет ко всему отношение? А все же кошки в душе заскребли — похоже, что наши отношения с Мариной, которым я не придавал никакого значения, подошли как раз к той границе, когда вполне возможно и увлечение, и ревность и ответственность? Причем с обеих сторон. Это было для меня внове, и тоже представляло загадку. Позво-нить ей, что ли? Ладно, негоже ссориться, пусть потерпит. Я машинально на-брал номер, но абонент был отключен. И решил оставить разборки на потом. Мне хотелось что-то выяснить. Ребята — они все поняли, девушка бунтует. Но почему?

4.
Понедельник — день тяжелый во всех отношениях. Это я в полной мере ощутил на работе. С самого утра. Ну, опоздал маленько. Взбучка от началь-ника и стопка чертежей. К обеду уже в глазах рябило, буквы и линии на де-вятнадцатидюймовом экране сливались и прыгали. В довершение ко всему для моего приложения компьютеру явно не хватало мозгов, пришлось клян-чить еще памяти. Шеф выдал 512, и на 1024 мегабайтах уже полетело. И тут дело было за мной. На обед я выскочил на улицу и пол часа бродил по Ки-рочной, аж до Таврического сада, поглощенный работой и новыми проблема-ми. Мне хотелось и помириться с Мариной, и увидеть Тамару. Поделиться же с кем своими проблемами я не мог и не хотел. И с удивлением заметил, что увлечение Наташей ушло куда-то на задний план. Неужели все так просто? И тогда я набрал номер, уже противореча себе. Поговорив с девушкой, здесь-то я мог не таиться, и договорившись встретиться через три дня, я ожил. Раздрай как-то сам собой прошел, и после во второй половине дня я еще более рьяно принялся трудиться на благо родины.
Но не тут то было — у народа, после выходных, тоже что-то разлади-лось в сети, консультации по телефону не помогли, и после работы мне пред-стояло еще заехать в пару мест. Наверно, здорово провели выходные, — зло-радно думал я, — но отказать не мог. В довершение ко всему позвонил по 088011 и сообщил, что на моем счету осталось жалких 42 цента, и вскоре ме-ня отрубят от внешнего мира. Если входящие не МТС. Продержаться до ве-чера, если справлюсь — то 500 рэ мне обеспечены. Увы, большего я не стою. Пока. Все же удалось справиться по телефону, но договорился приехать зав-тра. Дома читал справочную информацию из Интернета, книжку по сетям на английском и вроде нашел оптимальное решение. 

… Вечером следующего дня я ехал по вчерашнему вызову. Меня доста-ли прямо в дороге, клиент что-то говорил, я давал консультации, а электрон-ный оператор бесстрастно списывал с моего счета цент за центом.  Телефон некоторое время проработал, а потом пропищал что-то и сдох. Лимит закон-чился. Я, сдержанно чертыхнувшись, судорожно нашарил в кармане заветный стольник, и, заметив знакомую вывеску, выскочил из троллейбуса (да, прихо-дится пользоваться столь экзотическим транспортом), побежал через улицу. Только половина восьмого, значит, успею, и, если повезет, минут через десять меня подключат снова. Да, вот и средство жизнеобеспечения…  Я открываю дверь, врываюсь и прыгаю к столику, где лежат незаполненные бланки…
Протягиваю деньги, беру чек, машинально говорю спасибо и поднимаю глаза.
Чек чуть не вываливается из рук, ноги подкашиваются… Что происхо-дило со мной — не передать, но и девушка смотрит удивленно….
Если бы не ее глаза, и не табличка — бэйдж, приколотая булавкой к си-ней жилетке, одетой поверх ослепительно белой блузке «НАТАЛИЯ», с бук-вой и, а не с мягким знаком, я бы … Да нет… Все равно узнал бы. Тем более, видел несколько дней назад, когда она представилась Ольгой. Тогда, правда, она была спокойна и заинтересованно слушала, про себя, но как бы со сторо-ны.   
— Наташа, это ты? — я едва вымолвил ее имя.
— Да, я… — она чуть скосила глаза на бейдж с ее именем. Н отвер-тишься.
И тут все заранее заготовленные слова вылетели из головы. Несмотря на то, что мы договорились встретиться послезавтра, здесь была как бы не та девушка. Она же представилась тогда Ольгой, а не Наташей,  и могла воспри-нимать меня просто как нового знакомого. Но узнала ли она меня сейчас? То-го, что подошел к ней на улице, ведь и куртка на мне была та же, но сейчас вид растрепанный, спешащий и неожиданный. Я машинально пригладил во-лосы руками.
А она спокойно — равнодушно произнесла:
— Молодой человек, отойдите, пожалуйста, — очередь желающих по-ложить деньги на счет до закрытия пункта действительно скопилась. Ну что им приспичило одновременно всем! Мне пришлось отойти в сторону, и тут опять зазвонил мобильник. Телефонные советы помогли только временно, и я помчался к нему, благо опять подрулил бесплатный троллейбус. Справился я быстро, там user просто лопухнулся. Получив честно заработанные не пол-штуки, а целых восемьсот деревянных, я помчался назад. Но, увы, пункт был закрыт.
На иное я и не рассчитывал, но зато знал, где она работает, и номер мо-бильного телефона. Приеду завтра, буду ждать у дома, в конце концов, в чет-верг мы договорились встретиться. Но неужели и потом она открестится? Или будет играть в незнайку, ожидая, каким я окажусь на самом деле. А что, такое вполне возможно. И, если я буду в какой-то мере удовлетворять ее тре-бованиям, то, может, в конце концов она откроется, только мне не надо ни на что намекать? А как же тогда? Я ей рассказал о своей любви к Наташе, а она представилась Ольгой. Значит, ухаживая за ней,  как Ольгой, я изменяю ей, но уже Наташе. Чушь какая-то. Я вообще не умею держаться с девушками, если они не простые знакомые или подружки. Но и здесь ухитрился обидеть Марину. Позвонить бы. Сейчас я был далеко от дома, на другой стороне го-рода, но метро безо всяких жаббервогов доставит скоро. Я намеренно не упо-минаю конкретные адреса, и даже признаки, по которым их можно найти, на-верное, вот это мне удается. Линий метро всего-то четыре, а дальше — пол-ный простор для полета мысли, и можно привязать улицы, кварталы, бары, кинотеатры.
Ладно, звоню. Но что-то опять мешало. «Але, это я». — «Ну». — «Ты как?» — «Нормально».  Вполне в ее духе отвечать односложно. «Что дела-ешь, выйти можешь?» — «Зачем?» — «Посидим, кофе выпьем». — «А это надо?» — «А почему бы нет?» После некоторой паузы она смягчилась: «Хо-рошо, только не надолго. А ты что, буратиной стал?» — «Ага». И мы догово-рились встретиться. Это было уже что-то. Надо попытаться объяснить ей, то, что я и сам не знал. Но чтобы на меня не дулась. Как-то нехорошо.
У входа в бар мне пришлось подождать минут десять, и я чуть не про-зевал, как девушка стремительно вылетела из-за угла. Прямо в мои объятия. Но тут уж я отыгрался — так крепко сжал в объятиях, что она чуть не хруст-нула.
— Раздавишь… — прошептала она, отталкивая меня ручкой.
— Пошли, и я потянул ее в кафе…   
    В углу был свободный столик, и мы уселись туда, повесив куртки на стоящие рядом вешалки. Я принес кофе, мороженое ассорти и пару пирож-ных, мы расставили это на полированном столике, обмениваясь только крат-кими репликами,  что сглаживало неловкость, вполне объяснимую. И оба не хотели касаться предыдущего.
— Кофе здесь неплохой, — сказал я, чтобы начать разговор.
— Сейчас попробую. Марина сделала несколько маленьких глоточков. А я смотрел на нее. Сегодня она была в просторном бежевом свитере под горлышко, волосы завязаны резинкой, отброшены назад в длинный хвостик. Она была дивно хороша, но почему-то, глядя на нее, я не испытывал в дрожи, сердцебиение оставалось ровным и спокойным. Но девушка не смотрела на меня, а глядела прямо перед собой, и я внезапно заробел.  Потому что чувст-вовал за собой некоторую вину, не совсем объяснимую, а не потому, что пе-редо мной сидела ослепительно красивая девушка.
Молчание затягивалось. Марина постукивала пальчиками по столу, вдруг как бы случайно задевала ложкой по вазочке с мороженым.
Мне в любом случае полагалось, как мужчине и старшему, прерывать молчание первым. Но я не мог подобрать слов. Я увидел, что левая рука ее безвольно лежит на столе, и прикрыл ее своей. Рука ее была мягкой и чуть холодноватой, не спевшей согреться после улицы.
— Ты что? — она подняла глаза.
— Так. Ты красивая.
— И что? — мне показалось, что глаза ее помутнели, покрываясь непо-нятной влагой.
До меня внезапно дошло, что у нее тоже могут быть свои переживания, обиды. И она может оценивать ситуацию совершенно по-другому, не так как могло представляться.
— Здорово, — пытался бодриться я, но не знал, как продолжить. А она руки не отнимала. Всего несколько дней назад я точно также сидел напротив другой девушки, и рассказывал свою историю, видя благодарного слушателя — то есть, меня слушали с интересом. А теперь будто язык проглотил. На-верное, она ждала от меня каких-то слов, объяснений.
— Как учеба?
— Нормально.
Опять пауза. Хорошо еще, что в баре играла легкая, незамутненная му-зыка, ложащаяся ровным фоном на небольшое замкнутое пространство. Можно было прикинуться, что слушаешь музыку, а в это время подыскивать необходимые слова.  Раньше мне общаться с девушкой было просто, слова так и лились, я даже не задумывался. Хоть бы телефон зазвонил, подумал я с отчаянием, но спасение с этой стороны не приходило. И я сказал:
— Может, еще кофе?
— Нет, спасибо, а то не засну. А завтра к девяти. Потом курсовики раз-давать будут, надо приехать обязательно.
— А какая тема? — слава богу, здесь тема объявилась.
— Современная японская проза.
— Так это здорово, берешь, например, Мураками, я скачал все из Ин-тернета, что не смог купить, и могу тебе переписать. И там, по-моему, есть даже критические статьи.
— И что? Его все читают, а больше никого и нет. И будут сплошные кальки.
— Так нет, можно выбрать какое-то особое направление, и по нему пройтись. Так, тема одиночества, или исторические экскурсы. 
— Как с японского разведчика сдирали кожу? 6
— Ну уж нет. У меня самого от такого мурашки по коже бегут. Объяс-нения жестокости не найти. Хотя кто знает, если война…. Нет уж, лучше дру-гая тема.
— Почему же? Иногда так и хочется…
И я представил, как Марина, это нежное существо, ловко орудуя ножич-ком, снимает с меня скальп. А что, пожалуй, сможет, если надо. Я поежился от такой перспективы, но эта фраза предполагала и ответ, который мог разря-дить атмосферу. 
— Не хотел бы я быть на его месте. Игра продолжалась.
— Ну, уж нет, готов замолить все грехи, и мнимые тоже. Любыми спосо-бами. И сдаться на милость победителя. … Марина поняла меня правильно, или сделала вид.
— Попробуй! — и мне не оставалось ничего, как снова взять ее ручку и поднести к губам.
Она сверкнула голубыми очами. А я, ободренный ее согласием, продол-жил:
— Помнишь, Киндзуми, при всей своей внешней успешности, никак не мог найти себя, и постоянно бредил оставшейся в далеком прошлом девуш-кой. И не мог поделиться ни с кем, хотя у него, несомненно, были и друзья, и талантливые сотрудники…И …….. заводная птица, искавшая неведомо ко-го…
— Ну, ты прямо начал эссе. А сам-то, есть ли у тебя воспоминания, пусть из детства, которые ты хотел бы возвратить и вернуть?
— Нет, — я качнул головой, нет. Понимаю, что ты имеешь в виду. У ме-ня был один интерес — кожаный мячик, футбол или волейбол, потом появил-ся компьютер…. А девочки… Нет… Про Наташу, естественно, я не заикнулся — мне надо было прежде всего восстановить мир с Мариной. Вне зависимо-сти оттого, что за этим последует.   
  — И теперь ты хочешь наверстать, да?
— Соврать? — сказал я, не знаю. Кто-то проскакивает определенную фа-зу, кто-то на ней застревает…
— И ты хочешь сказать, что живешь в виртуальном мире…
— Почему? Вот ты, например, совсем реальная.
— И не только я. Она не упускала возможности подколоть меня, и по-этому приходилось быть настороже.
— Но ты ведь одна. Это звучало, почти как признание.
— Хитрый… Прощение, что ли? — Ну, пошли, уже первый час.
Скромное заведение работало до часу, и служило, в основном, приютом молодых парочек, компаний в дневное время. Бармен откровенно скучал, стремясь поскорее выпроводить нас за дверь.
— Пойдем, — я взял девушку за руку, и мы, поднявшись на несколько ступенек, вышли на затихшую и сонную осеннюю улицу. Было зябко, и я об-нял Марину. В принципе, в этом не было ничего такого, просто пытался со-греть, но в контексте произошедшего разговора….  И мне стало удивительно хорошо, да и со стороны — идти и обнимать красивую, умную, и явно симпа-тизирующую тебе девушку. И черт меня угораздил влюбиться в Наташу. Или в ее образ? Почему я не вижу того, кто рядом, а гонюсь за фантомом? Вру. Об этом я подумал позже, дома, проводив Маринку. А пока мы шли рядом, ино-гда поворачиваясь друг к другу, и читая в глазах вопрос — а что?   
Возле дома я привычно хотел чмокнуть ее в подставленную щечку и распрощаться, но почему-то случайно промахнулся, или она повернулась, и наши губы нашли друг друга. А потом… признаюсь, оторваться от Маринки у меня не было ни сил, ни желания. Я гладил ее волосы, шептал на ушко, ка-кая она красивая и хорошая, целовал дрожащие веки…  трудом я не дал волю рукам, но чувствовал каждую клеточку прижавшейся ко мне девушки. Из-вестно, чем бы это закончилось, если бы…
Но и во второй раз я не поднялся в дом, однако мчался домой, как на крыльях, как будто обрел нечто неповторимое. Не было ни признаний, ни ласковых слов, ибо все только начиналось…
Если бы так…. Уже много позже я понял, что жестокость моя не имеет предела…
Я не имел никакого права морочить голову Марине, пусть даже заблу-ждаясь, и пользоваться ее всепрощением и доверчивостью ко мне. 
А, может, и последнее тоже является заблуждением…
Ибо если не я, то кто-то, и велика вероятность, что это будет отмщени-ем, или естественным возрастным желанием. И будет ли это лучшим выбором для нее?
Ответ я узнал, когда было слишком поздно… Если бы я имел возмож-ность поделиться с кем-нибудь! Но в нашей мужской компании разговоры о девушках были табу, и все приходилось решать свои заморочки в индивиду-альном порядке…
А их было немало.
5.
На следующий день — я уже привык начинать так — работа ладилась, я как-то подобрал общую схему, написал несколько макросов, и данные ложи-лись в них, как в готовую форму.  Наверное, количество естественным обра-зом перешло в качество, и результат не заставил себя ждать. Правда, я с тру-дом отвлекался от мыслей о девушках. Друзей пока что на работе не завел, ограничиваясь разговорами на общие темы. Но продвинутых ни в спорте, ни в литературе не наблюдалось. Возможно, и к лучшему.
По крайней мере, отпросившись на час после обеда — я сделал гораздо больше, чем планировалось, я был избавлен от необходимости кому-то что-либо объяснять. До того места, где работала Наташа, можно было доехать на прямой маршрутке всего за чирик. Она выходила на Кирочную, потом — че-рез мост и на Охту — вот я и проговорился.  В половине первого я с замира-нием сердца вошел в уже знакомую дверь, и увидел сидевшую за конторкой Наташу. Сегодня, кроме меня и двух пацанов, откровенно скучавших — они продавали и регистрировали мобильники, в помещении никого не было. Я опять заплатил стольник — завтра аванс, и у меня еще кое-что оставалось, и обратился к девушке. Совершенно наглым образом забыв о Марине.   
— Наташа, вы меня узнаете? — и наткнулся как бы на стену.
— Наверное, вы же наш клиент, и есть в базе. На квитанции были ясно пропечатаны и мое имя, и номер телефона.
— Нет, я совсем о другом. Мне бы хотелось с Вами встретиться.
— Молодой человек — тон ее был не резок, а абсолютно безразличен, — у нас каждый день сотни клиентов, и если с каждым встречаться…
— Но я не каждый, я все время искал Вас.
— Найдете другую девушку, что из этого. Она была на работе, и сде-лать что-либо, я не мог. Хотя все более убеждался, что Наташа, и девушка, представившаяся мне как Оля, одно  и то же лицо. Правда, прическа чуть из-менена, более строгая, и выражение глаз — доброжелательно — безразлич-ное, как и подобает работникам подобных офисов. То есть, никакое.  Я в этом убедился, разъезжая по мелким конторам, устанавливая и обслуживая сети и интернет.
— Но я все же могу с Вами встретиться?
— Зачем? В этом нет никакой необходимости.
Опять набежали люди, и мне пришлось ретироваться.
Маршрутки не было, и я подсел на трамвай, и с удивлением заметил, что она как раз проехал мимо того дома, до которого я провожал Олю — На-ташу… Ничего себе пироги! Вот так, она, значит, работает недалеко от до-ма… А завтра мы встретимся, и что тогда? Во мне взыграл азарт. Я во что бы то ни стало должен был разрешить загадку.… Подождать ее вечером, когда она пойдет с работы? Нет, у меня сегодня — халтура, и у нее, наверное, заня-тия в своем финансовом институте.
Вечером, успешно завершив дела, я заехал к Косте — не хотелось быть одному, и поговорить нужно было. Тот сидел вместе с Викой, немного рас-слабленный, и они мирно попивали пиво. Не нужно говорить, что и у меня с собой было пара бутылок «Туборга». Я присоединился к ним, и мы прекрасно посидели часок. Провожая меня, Костя, как бы невзначай, спросил:
— С Маринкой-то помирились? А то она была совсем не своя. Он весь-ма ревниво относился к своей кузине. В том смысле, не дай бог, кто обидит.
— Конечно, вчера кофе вместе пили.
— Ладно, ты смотри, она хоть и вспыльчивая, но хорошая. И я за нее…
— Ладно, все будет в порядке. В пятницу на тренировку придешь?
— Да, все соберемся, надо поднажать, если хотим выйти из группы.
Дома я позвонил Марине, мы поговорили, и она сказала, что взяла тему о преодолении одиночества. Видишь, не все безнадежно. И я представил, как она ходит с трубкой по комнате, прижимает ее к ушку, и улыбается. И мне так захотелось быть рядом….  Подумав об этом, я понял, что процесс излече-ния моего идет успешно, или же болезненная любовь к Наташе загнана внутрь? И пожирает меня именно оттуда. Да, ничего себе.
  На следующий день мне предстояло свидание с Наташей, (Олей, будь они неладны), и посему я воспользовался контрамаркой, чтобы сводить ее в клуб. Так, посидеть, поболтать в приватной обстановке. По дороге я купил розочку, одну, чтобы не показаться наглым, и одновременно показать свое внимание. Как, интересно, она отреагирует. Ладно, буду звать ее Олей, пока не расколется.
Так и получилось. Мы встретились возле метро, того самого, от которо-го я проследовал за ней, и тем же транспортом добрались до клуба. Розочка моя была принята благосклонно. На Оле была та же курточка, джинсы, сви-тер, который она сняла и небрежно бросила на свободный стул, оставшись в легком топике, вполне подходящем для окружающей обстановки. Ди-джей ставил музыку, вращался шар, отбрасывающий отблески по наполняющемуся народом залу, а мы сидели в уголке и мирно беседовали. И опять я видел в ее глазах неподдельный интерес, они ожили, передо мной была совсем другая девушка, нежели в офисе.  Я решил продолжить игру, и стал рассказывать, как встретил случайно встретил Наташу, как спешил на работу, как приходил еще и безо всякого результата. Со мной не пожелали даже поговорить. Она сочувственно выслушивала мои признания, и в такт кивала головой. Потом мы пошли танцевать, каждый почти сам по себе, критикуя и одобряя музыку и стиль исполнения, и по-прежнему продолжая никому не понятную игру. Все были заняты собой, но я заметил, как на нее посматривают. Правда, в Оле — пусть пока так, было нечто необыкновенное, то, что отсутствовало и в Ма-рине, и Тамаре, простите меня за сравнение. Притягательность и обаяние. На-верное, потому что она была постарше их,  и уже приобрела неповторимый шарм. Объявили медленный танец, и я протянул ей руку. На какое-то мгнове-ние она задумалась, а потом все же поднялась, и положила руки мне на плечи. Мы, наконец, соприкоснулись, и повторилось то, что было в осеннем лесу — мы замерли, и не смогли сдвинуться с места. Казалось, жар поглощал нас. И лицо ее осветила та же улыбка, и также подрагивали веки и …. Сколько вре-мени продолжался полет, мне было неведомо. Но на место мы сели, полно-стью растерянные и опустошенные. Я принес пару пива, и мы выпили его молча, пытаясь остудить жар. Повторить ощущения невозможно, ибо они фиксируются на подсознательном уровне. Девушка первой пришла в себя:
— Ну, ты что, уже….  Ну… после первого свидания (а, она признала, что это свидание, а не просто поход в клуб) с другой (танец мы просидели, не решившись еще раз прикоснуться друг к другу,  а только обсуждали интерь-ер) девушкой уже готов изменить. Нет, я не права — она почти задыхалась,  — у вас ничего не было…
— Разве что с ней самой. Я тоже отвел глаза. Созданный мною образ обретал реальность, и казался не таким недоступным.
— Посмотрим. И она не стала уточнять…
Следующий медленный, танцующие пары. Заметив знакомых ребят, я кивнул им, мы перебросились несколькими фразами, и я пояснил, что с неко-торыми учился вместе, а теперь, если и встречаемся, то редко…
Мы не стали засиживаться, ведь завтра обоим рано на работу, я поймал маршрутку и довез девушку до дома. Договорились встретиться, созвониться, и … Голова у меня шла кругом. Казалось, ничто не могло помешать быть нам вместе. Но Наташа не призналась, что именно она была в офисе, а я и не на-стаивал — пусть все идет своим чередом.
Мама, увидев меня, как-то странно улыбнулась, и сказала:
— Ну, загулял, загулял. А я подхватил:
— Мальчонка молодой.
— В красной рубашеночке (это подключился папа, оторвавшись от фут-бола, шедшего по Евроспорту),  хорошенький такой! Последнюю фразу мы спели тутти. Родители обнялись, а я смотрел на них, и думал, какая нас хоро-шая и дружная семья.
6.
Хорошо, что пятница была не числом тринадцатым. Я не шибко верю в магические силы и приметы, но в этот день принес мне массу неприятностей, которые я и оценить как следует не мог. Одно следует за другим. Слишком уж хорошо было накануне, чтобы так продолжаться.
Во-первых, кто-то из наших, когда я выходил в другой отдел, диким об-разом стер шаблон. Копия-то у меня была, но, дело в том, что как минимум часа полтора нужно вводить параметры вручную.  Я-то их помнил, даже за-писал на всякий случай. И теперь, как папа Карло, шлепал по клавишам, ста-раясь не сделать ошибки. Все усугублялось тем, что мне хотелось закончить с работой именно сегодня, чтобы с понедельника опробовать свою методику на задаче большего объема. Наконец-таки я начал получать вкус от работы и на тебе. Пришлось завести пароль, дабы никто не смог в мое отсутствие испога-нить мои труды, сделать несколько резервных копий. И остаться после рабо-ты, потому что в обед я помчался к Наташе.
Но если бы там меня ждали! Она показалась мне еще более отстранен-ной, какой-то чужой (а что ты хотел), букет мой полетел в урну под одобри-тельный хохот собравшихся в офисе недомерков. И я был совершенно беспо-мощен, как…. Даже сравнения не найти.  Посмотрим, какой Олей она будет в субботу  — мы опять договорились встретиться. Униженные и оскорбленный, я вернулся к себе в фирму, наделал кучу ошибок — голова-то занята другим, и, когда трудящиеся бодро направлялись домой, готовиться к проведению уик-энда, я завис над компом, надев наушники и отгородившись от мира. Ча-сам к шести я мог подвести итоги, и, схватив сумку с формой, помчаться на тренировку. Голодный, но с чувством выполненного долга. По дороге запих-нул в себя хотового дога, схваченного прямо у метро. Ладно, это можно пе-режить.
Сегодня собрались все. Как будто послезавтра предстоял матч за выход в финал лиги чемпионов, и отрабатывали по полной программе. Играть пред-стояло на искусственном газоне, на улице, и посему Геныч привез десять пар шиповок, чтобы на скользить, правда, качество было не очень, но обещал вскоре достать получше. Вообще он нас спонсировал — сейчас без такой по-мощи вообще не обойтись. Он с компаньонами держал несколько баров, и, в случае успеха, обещал прямо с игры отвести нас в «Плюшевого мишку»,   элитный, с запредельными для нас ценами. Правда, большого урона мы на-нести не могли — почти абстиненты, желающие добиться в спорте хоть не-многого, если не выйти в высшую городскую лигу, то надежно держаться в первой.  Соответственно и тренировка перенесена на открытое поле. Мы го-няли мяч, отрабатывали удары, а я с тревогой ожидал, подойдет ли Марина — я опять чувствовал себя виноватым. Хотя с ней было легко, как с ребятами. Вот оно что! Я воспринимал девушку больше как товарища, и не задумывал-ся, что может быть иначе. А вот как поворачивалось. Сказать, типа, давай, ос-танемся друзьями, было уже поздно, так что делать? Она не пришла, и у меня появился так необходимый для приведения мыслей….  Как себя вести и ре-шить извечный вопрос — «Что делать?».   
А вот Костяна встретила Вика. Она взялись за руки и поехали куда-то, Геныч на своей девятке подбросил меня поближе к дому, и в половине один-надцатого я уже сидел в интернете. Так и есть — с утра придется ехать в два места, я подобрал несколько сетевых карт, сделал несколько кабелей, которые клиенты часто ухитряются выдирать с мясом, но запасного хаба не было. Придется заскочить в «Кей». Уже в двенадцать я позвонил Марине. Она мо-ментально взяла трубку, как будто ждала звонка.
— Привет, чем занимаешься?
— Сплю.
— Ага, и говоришь во сне, так, грезишь, и меня нету на другом конце провода.
Она рассмеялась:
— Нет, конечно, читаю, готовлю курсовик, но глаза слипаются.
— Все на ту же тему?
— Да, но я как-то не могу вжиться в образ, а так получается какое-то школярство, вроде статьи в желтой прессе. Туфта, в общем.
— А ты подумай о девочке, которая запирала заводную птицу в колод-це, и ожидала, что с ним будет…7
— Но она тоже была одинокой, иначе почему тогда убежала на фабри-ку…
— Где тоже пыталась разобраться в себе. Но, может, она и не испыты-вала одиночества, а хотела выстроить свой, гармоничный мир.
— Такого не бывает. — Я услышал, как девушка вздохнула, — потому что такие построения не бывают устойчивыми. Я это знаю. 
А что знал я? Рисовал себе образ, мечтал о встрече, нашел, и что? — Передо мной оказались сразу две, совершенно разные девушки в одной. Захо-тят ли они, и смогут ли слиться в одну, или же так будет продолжаться вечно. А девушка с трубкой в руке ждала моих слов, сочувствия, ободрения?
— А ты все же попробуй, поищи то единственное, что не удавалось ни-кому, выброси все не относящееся к ней…. И.…
— Наверное, это нужно испытать. Вот я бы не смогла, убежать так. — Я понял, что теперь она имела в виду жену заводной птицы…. Я хотел сказать, чтобы она не зарекалась…
— Ну ладно, я подумаю. Не сегодня. Уже зеваю…. Я представил, как она это делает, потягиваясь в прозрачной ночной сорочке, отбрасывает одея-ло и погружается в сон, и распрощался, сказав, что целую ее на ночь. Она, думаю, в сомнении покачала головой, но я этого не видел.  Договариваться о встрече не было необходимости — она обязательно придет на игру, и мы должны не подвести своих болельщиков. Тем более, что и спонсоры, наконец, решили посмотреть, а за что они таки платят. Имеют право.
Почему-то разговоры с Мариной действовали на меня благотворно. Приносили какое-то умиротворение, и, сложись по-другому, а, что гово-рить….  Я, кажется, опять повторяюсь, но так оно и есть.  Бросить все, и про-сто гулять с ней. Говорить ласковые слова, и быть счастливым. Но я чувство-вал, что мне будет не хватать той нервотрепки, мучений, поисков. Бесплодно-го ожидания Наташи, ее образа, который будет меня преследовать, пока не спадет пелена с глаз, и пройдет все лечащее время. Но вся беда в том, что ждать я не хотел, и бросался в неизведанную пучину, заранее ощущая, что ничем хорошим это не закончится.
Я тут излагаю фрагменты, касаясь только основного, происходящего со мной в этот период жизни. Это не значит, что я полностью отрываюсь от ми-ра. Отнюдь нет. На меня, как и на всех, постоянно обрушивается огромный поток информации, лиц, людей, связей, семьи, бабушки с дедушкой, походов в магазин, столовую, сберкассу,  и приходится лавировать, приспосабливаясь к миру, находя в нем свое место. Но все было лишь окружающей средой, сфе-рой жизни и выживания, то есть, только фоном. Пока я не разобрался со своими, постоянно накапливающимися проблемами. Более циничный сказал бы, что я хочу и на дерево влезть, и ж… не ободрать. Но это было бы пра-вильно, только не совсем.
 Утром мне удалось заработать 40 баксов, кинуть особенного клиента еще на двадцатку, и посему к встрече с Олей — ладно, пусть будет так, как она хочет, я был во всеоружии, финансово подкован. Относительно, конечно. Я позвонил ей, планы не изменились, и в условленное время в условленном месте — вот какой конспиратор, я ждал ее точно с таким же букетом, кото-рый давеча последовал в урну. Она ничуть не удивилась, более того, чмокну-ла меня в щеку и взяла под руку. Однако. А что, если я действительно оши-баюсь? И, действительно, все является, так сказать, плодом моего больного воображения?
Ну почему она тогда благосклонно принимает мои ухаживания, когда я рассказываю ей о своих чувствах к другой девушке? В этом-то у меня сомне-ния не было, даже наоборот.  Мы не пошли в кафе или клуб, а ограничились посещением концерта. В БКЗ практически всегда есть билеты,  и мы, забрав-шись на галерку, — не совсем, первый ряд балкона, с удовольствием посмот-рели одноактные балеты, в перерыве полакомились мороженым, после чего я проводил девушку, договорившись в субботу на очередное свидание. Опять у меня выросли крылья, но что будет в понедельник? И чем, собственно говоря, Оля (Наташа?) будет заниматься в субботу, с кем встречаться… Она ничего о себе не рассказывала, как я — не та стадия знакомства, наверное. Мы лишь обсудили спектакль, и она так, невзначай, спросила, а как там дела с Наташей, будто не знала. Я предпочел не углубляться, сказав лишь, что ничего хороше-го. У меня так и вертелось на языке — а зачем, когда есть ты? Но вовремя сдержался. Какую игру она ведет, или чувствует, что у меня нет еще внутрен-него стержня и уверенности. Возможно, пока ей нравится проводить со мной время, одновременно держа на расстоянии, используя пугалом образ Наташи? Или же, искушение искушением? Мол, смотри, как бывает. На это я не под-дамся.  Мне было достаточно кратких мгновений соприкосновений, ее непо-вторимого взгляда — ну не бывает совпадений, Мелькнула шальная мысль — а не проследить ли за Наташей, когда она выходит с работы, а потом вдруг возникнуть, и сказать: «Оля, блин, не ожидал тебя встретить здесь?» Что она скажет?
Нет, хватит построений. Я проводил Наташу (Олю) до того же дома, мы распрощались. Ни объятий, ни приглашений подняться не последовало. И, как ни странно, именно это обстоятельство обнадеживало. Я впал в обычное русло, мог наслаждаться жизнью и тоже принять участие в игре с неведомой мне целью, зная, что в субботу мы снова встретимся. Этого было вполне дос-таточно.… Но мы оба добросовестно играли в самими выдуманную игру, и вряд ли завтра, когда я в очередной раз припрусь к ней в офис, она сменит гнев на милость. Хотя посмотрим.
Воскресенье же принесло очередной сюрприз — на игру пришли не только Марина с Викой, но и Тамара. Как я понял, они с Викой были более дружны, и посему ей не доставило труда узнать, когда и где будет проходить встреча. Кроме того, появились обещанные спонсоры на трех «Вольво», как будто они брали их с одного прицепа, со своими длинноногими и не очень, красотками. Крепкие ребята уселись на трибуны для зрителей, — было про-хладно, но сухо. Девушки же стали в сторонке, перебрасываясь фразами и комментируя происходящее на поле, причем я заметил, что между собой Та-мара и Марина почти не разговаривали. Ну и дела. Вскоре начался матч, и мне было уже не до их взаимоотношений. Я опять носился по полю, получая удовольствие от игры. И это дало результаты. К концу первого тайма мы вели 4:1, и имели неплохие перспективы довести игру до победы, что выводило нас на крепкое второе место и давало возможность продолжать выступления в сильнейшей подгруппе. Я несколько раз крепко получил по ногам, но это меня не останавливало. Мы здорово организовали систему замен, вместо ус-тавшего выходил отдохнувший игрок и результат — 9:1. Соперник был оша-рашен, девушки кричали, срывая голоса, а спонсоры начали прикладываться к виски, не ожидаясь окончания игры…
Теперь, когда я протянул ритуальную банку Марине, я получил не по физиономии, а благодарный, ободряющий взгляд….
После банкета, доминантой которого было восхваление наших заслуг и ухаживание за девушками,  мы с Мариной поймали такси, оставив большую часть компании веселиться, и поехали домой. Девушка расслабилась, я обнял ее, и она мирно дремала почти всю дорогу.
Стыдно признаться, что не обошлось без поцелуев, и мне это нравилось. Марина была раскована, и мы даже поднялись к ней. Родители ее (примерно возраста моих), были дома, она представила меня им, как Костиного друга, но, полагаю, те все поняли. И оттого мне стало неловко. Хорошо, что было еще детское время, и мы могли, не вызывая неприятия и не мешая людям со-браться на работу, посидеть до десяти. В комнате ее, чуть большей, нежели моя, царил творческий беспорядок. Стопочки отпечатанных листов, подколо-тых разноцветными скрепочками,  разорванная пачка бумаги, и листочки, торчащие из принтера. Несколько книг, на русском и английским языках, с закладочками, просто открытые на нужных страницах — видно, что хозяйка готовилась основательно. Я аккуратно разгреб завал на диванчике, — узень-кий, на два места, он не выполнял роли спального места, и уселся, взяв в руки первую попавшуюся сцепку. Как я и предполагал — это были материалы к курсовой работе. Я собрался пролистать их, но тут в комнату вернулась Ма-рина и сказала, что пока не надо, еще не готово, даст посмотреть потом, когда соберется с мыслями и все окучит. 
— Смотрю, ты продвигаешься.
— Да, но в некоторые элементы не могу въехать, пока делаю пометки, набрасываю мысли.  — Листочки были испещрены карандашными пометка-ми, некоторые строки выделены маркером…. Вот видишь? Она взяла меня за руку, а потом поцеловала. Быстро, осторожно, но ласково. 
… Возвращаясь домой, я в очередной раз подумал, что эта девушка мо-жет составить, как говорили раньше, счастье достойному человеку. Я же — да совершенно не знаю ни себя, ни того, что, в конце концов, мне надо. Это про меня написать эссе, чтоб другим неповадно было. А мог бы девушке цве-точек принести.
Я подробно описываю день за днем, ибо они предшествуют событиям, растянутым во времени, но логически вытекающими из произошедшими именно сейчас.

Понедельник не стал черным. Я был готов ко всему, на удивление, соб-ран. На мобильный счет положил деньги в другом пункте, так что пользо-ваться профессиональными качествами Наташи не собирался. Просто повто-рю, что говорил раньше. Интересно, как она среагирует? И, конечно, никаких цветов, и никакой реакции на усмешки мелкотравчатых пацанов. Нарядились в черные пиджаки — менеджеры квадратного стола, и думают, что не про-стые клерки, а важные особы.  Тьфу на них! Я надел и другую куртку, чтобы немного отличаться от того Мити, который встречался с Олей.
В маршрутке я еще раз продумал план, и остался им доволен. И теперь строго-неприступный вид Наташи меня не ввел в заблуждение. Тот же жиле-тик, белая блузка, которая чрезвычайно шла ей. И прическа гораздо более строгая, нежели в субботу. Она сказала:
— Молодой человек, платите, и уходите. — Мелкие сделали стойку — вдруг сейчас что будет — все интересней, обсудить да посмеяться. И жалели, что не могут всего слышать — как раз одна толстенькая продвинутая дама придирчиво выбирала телефон, и тем самым, раздражала и отвлекала их.
— А я не платить пришел, — я держался уверенно, — а за Вами.
— Хватит наглеть, вот люди смотрят.
— А почему Вы не хотите поговорить?
— Не хочу, и все. Если женщина говорит «нет», то иногда это действи-тельно нет, поняли?
— Нет, я тупой. Буду здесь и устраивать стоячую забастовку.
— Ну и стойте, изображая соляной столб.
Мне это ничего не стоило, так как я готовился именно к такому разви-тию событий. И стал стоять. Минуту, десять двадцать, не разглядывая теле-фоны, а неотрывно смотря на нее. А двое придурков в черных костюмах — на меня. Через полчаса такое обостренное внимание ее стало раздражать, и вскоре я услышал:
— Молодой человек, чек возьмите.
Сохраняя невозмутимое выражение лица, я сделал шаг и взял протяну-тый мне листок. На обороте обычной квитанции было написано:
«Достал. Ладно, жди через пятнадцать минут в кафе у перекрестка». И шло название улиц.
Хм, это было не то кафе, в котором я изливал ей душу, а то забавно бы получилось, но я, когда провожал ее в качестве Оли, приметил несколько то-чек. Я не отличаюсь наблюдательностью, но сделал это так, на всякий случай. А то, что она согласилась со мной встретиться, говорило только о том, что у меня появился шанс. Если ты уж совсем неинтересен, то и говорить с тобой не будут, и не помогут никакие уговоры и доводы. Этого я не знал, но как-то почувствовал инстинктивно. Конечно, меня так и подмывало сказать: «По-слушай, милая, давай бросим пудрить друг другу мозги. Ведь мы с тобой и так встречаемся, я все рассказал, и ты слушала, и знаешь. И на самом деле ты другая. Так как же?» Но что-то меня останавливало. Мы приняли правила иг-ры, которых следовало придерживаться, и никто не хотел нарушать равнове-сия. Я так понимал.
В кафе оказалось не только кофе с мороженым, но и более существен-ное. Это было весьма кстати, потому что у меня уже начинало журчать и ор-ганизм требовал свое. Я заказал два антрекота, кофе, пирожные, и стал ждать. Наташу и заказ. На удивление, девушка появилась даже чуть раньше,  почти синхронно с официантом, скинула дубленку (я едва успел подхватить) — на свидания со мной она приходила в курточке, повесила на спинку кресла су-мочку — точно таким же жестом, но и сумочка чуть отличалась — была по-больше, но в том же тоне. Села напротив, подперла подбородок кулачками с наманикюренными ногтями, — и маникюр был другого цвета, а ручка — та же, я помнил:
— Ну? — типа, зачем позвал, а я спокойно — ведь шаг сделан, сказал вместо ответа:
— Давайте поедим сначала. — Мне нужно было сохранять уверенность, но давалось это с трудом. — А то остынет.
— Что, кто девушку ужинает, тот ее и танцует, да?
— Это уж как получится. А сейчас просто есть хочется. Действительно, антрекоты с жареной картошкой, зеленым горошком, посыпанной укропом, свеженькие и горячие, так и просились в голодный желудок.
— Резонно, — хмыкнула девушка, и отрезала ножом небольшой кусо-чек.
Несколько минут мы молча поглощали пищу, я передавал хлеб, соль.… И ничего не говорил.
Кофе еще не принесли, Наташа закурила, и спросила, женщины все же любопытны. И в качестве Наташи ей, наверное, было интересно мое поведе-ние. Ведь полностью она не могла отрешиться от самой себя, хотя роль игра-ла превосходно...
—  Так и будем молчать?
— Почему же? Я давно искал Вас, и только случай мне помог. — Все же сейчас я не мог говорить так гладко и откровенно, как тогда, когда она представилась Олей. Но это к лучшему, ведь она видела мое волнение. — И я надеюсь, что и Вы тоже меня помните. Меня потрясли Ваша необыкновенная улыбка, глаза, меняющиеся и странные, то моментальное состояние, которое удалось пережить.
— Что-то я такого не помню. — Лицо девушки оставалось непроницае-мыми, а глаза — пустыми и далекими. В смысле ощущений.
— Конечно, то были мои ощущения, и, возможно, Вы не испытали того, что довелось мне. Но дайте, по крайней мере, мне шанс.
— Зачем? Вы меня и так достали, люди уже пальцем показывают.
— Что, эти два недомерка?
— Нет, и клиенты, посетители. Я не могу спокойно работать.
— И не сможете дальше, потому что я не оставлю Вас в покое… Не смотря ни на что.
Она не успела ответить, потому что принесли кофе и пирожные. А ко-гда собралась, я уже знал, что ответить. Итак, она сказала:
— А если у меня есть молодой человек, два любовника, и вообще, отку-да Вы взялись и присвоили мне право вмешиваться в мою жизнь. И потом, я скоро выхожу замуж.
Она могла приводить хоть какие аргументы, но это меня не останавли-вало:
— За меня, да? — Наглеть, так наглеть.
— Вот привязался. Ну не хочу я, не хочу. И сам, небось, девушек не пропускаешь. А я… — она замялась, обдумывая нетривиальный ответ. — Ну что сделать, чтобы ты отстал?
— Обратись в милицию, скажи, что тебя маньяк преследует….
— А что, идея.
— Нет, — я покачал головой, — не выйдет. У меня хорошие характери-стики и справка о здоровье.
— Но с головой явно не в порядке.
— Согласен, потому что постоянно думаю только о тебе. — Это было правдой пару недель назад, но сейчас ситуация изменилась. Я был благодарен и вернувшей меня к жизни Тамаре, с которой, к своему стыду, так и не встре-тился больше, а о Марине… О ней я думал с еще большим теплом. Не скажу, что мной двигал только интерес — я по-прежнему, как мне казалось, был влюблен в Наташу. Но если она не Оля? Тогда все становится еще более за-путанным. А вариант — может, это у Наташи — Оли крыша поехала, или же она представляется, как в …., и у нее самой раздвоенное сознание? 
 
— Не думаю, что это так. Девушка оставалась строгой и непреклонной. Как же она умеет играть? Но и я был ей подстать. И посему молчал, предос-тавить очередь говорить ей.
— Ну, а если я тебе дам, ты отстанешь? — да, это метод шоковой тера-пии. Но, повторяю, я был основательно подготовлен. И спокоен, как зомби.
— И как ты это себе представляешь?
— Пойдем ко мне домой, ты сделаешь свое дело и навсегда исчезнешь из моей жизни.
— Думаешь, откажусь?
— Это твое дело.
— А когда? — хоть завтра, в это же время.
— Ты сюда придешь?
— Пусть сюда. Только у меня будет два часа, так что поторопись.
— Обедать будем? — Мы говорили так, будто обсуждали сделки или деловое предложение. ….
Я подал ей дубленку, оделся сам и вышли на улицу.
— За мной не ходи. — А не было необходимо переварить сказанное ею, и ждать звонка — но теперь уже от нее — Ольги, и сообразить, что сказать ей — задачка не для слабонервных. А сейчас у меня с этим было все в порядке.   
Я засиделся на работе, потому что не хотел бросать процесс, и, естест-венно, около шести последовал звонок.
— Привет, это я.
— Здравствуй, Оленька! — я впервые назвал ее так, чтобы и здесь игра была продолжена.
— Ну, как дела? — под делами она понимала все, что касалось Наташи, то есть ее, но с другим имиджем. Я представил, как она стоит в предбаннике, или маленьком кабинетике офиса, отгороженном от посетителей, курит и го-ворит в мобильник:
— Кошмар!
— А что такое? — она, видно, была заинтригована, и ждала, скажу я или нет, о том, какое предложение получил. Сейчас!
— Практически никаких шансов. Согласилась поговорить, но послала куда подальше. 
— Так ты что, сдался, и не будешь бороться?
— Не знаю. Я в полной растерянности. — Ага, теперь я сам прикиды-вался. — А ты как?
— Завал, работы полно, и учебу подзапустила, компьютер дома сломал-ся.
— Может, помочь?
— До выходных не получится.
— А в субботу увидимся, приду к тебе в гости, и все настрою.
— Сможешь? — засомневалась она, забыв, что сама уже позвала меня на завтра.
— Спрашиваешь. Это же мой хлеб.
— Ну ладно, побежала работать.
— До встречи. Я еще позвоню.
Все. Можно идти домой. Я выключил компьютер, закрыл помещение и потопал к метро, закрываясь от ветра. И тут — новый звонок. Костя. Он ска-зал, что получил несколько пар кед, щитков и сейчас уже едет ко мне вместе с Мариной. Я сказал, чтобы он подождал немного, потому что я сейчас в пути, а мама, наверное, дома — она работала институте, и, читала лекции по эко-номике, и, по моим расчетам, должна уже быть дома. Я вздохнул облегченно — общение с ребятами всегда поднимало мой тонус, а завтра — что ж, буду действовать по обстановке, но уж никак не воспользуюсь предложением На-таши — это, как я догадался, тест не вшивость. То есть, какой я есть, собст-венно….   А почему Марина? Это что, ответный визит, да так поздно?  Зато с братом.
По дороге я заскочил в магазинчик, купил мороженого — кофе у нас за-ведовал папа, и покупал, и заваривал. Или же сам я. Правда, мама указывала, какой сорт купить и как делать. Так уж повелось. Все же я приехал домой раньше друзей, успел переодеться и навести относительный порядок в комна-те. У нас их три, и одна — полностью в моем распоряжении. Папа сидел в своей за Notebook’ом — ему надоело, наверное, что компьютер, которым мы пользовались на паях,  постоянно занят, и прикупил себе модемную карту, теперь мог подключаться и выходить в интернет. Мама возилась на кухне, дабы не оставить своих вечно голодных мужчин без ужина, завтрака и обеда, и на столике уже вырастала пирамидка горячих и ужасно аппетитных котле-ток.  Я насадил одну на вилку, и, обжигаясь, отправил в рот, а потом стал мыть руки.
— Поешь нормально! — маме не нравилось, что мы с папой таскаем поштучно, а не садимся и едим вместе, как люди.
— Некогда, сейчас Костя с Мариной придут.
— Какая Марина? — она проявила заинтересованность, как всегда, и спросила сразу.
И я сегодня пообедал плотно.
Мама почувствовало мое возбуждение, а я пошел поздороваться с от-цом — утром мы так и не пересеклись, потому что я побежал на работу ни свет, ни заря.
— Да он с сестрой, кеды принесет, новые. Мерить надо. Представля-ешь, спонсоры, наконец-то, расщедрились.
— А что так поздно?
— Несколько пар, надо выбрать. И проверить, как будут на ноге, на тре-нировке.
— Что, в воскресенье опять решающая игра?
— Да, старт мы провалили, значит, надо наверстывать…далее беседа продолжалась в том же духе, и между делом  мне удалось выпросить ключи от машины на вечер, пока мама не позвала его ужинать, и почти сразу раздал-ся звонок. На пороге стояли Костик с Мариной. Я, как всегда, опоздал, и дверь открыла мама.
— Здрастьте, — по очереди сказали Костя с Мариной.  И тут выскочил я, помог раздеться Марине (куртка,  толстые джинсы, свитер — конечно же, она сняла свою безразмерную куртку). Они раскраснелись и, видимо, про-дрогли.
— Холодно? — участливо спросила мама.
— Дубак, — согласился Костя. А я сказал:
— Это Марина. Костика она знала прекрасно.
— Александра Владимировна, — если я не сказал раньше, так зовут мою маму, проходите, ребята.
Костя повесил куртку на привычное место, подхватил безразмерную сумку, и мы проследовали в мою комнату. Где он вывалил ее содержимое прямо на только что убранную тахту. Пар двадцать. И как он только дота-щил?
— Выбирай, каждому по две пары. Остальные получат на тренировке.
Марина уселась на вертящееся кресло у компьютера и стала наблюдать за нашим священнодействием.
Давно мне не приходилось видеть такого богатства. Блин, настоящий «Адидас», с бирками,  шипами, удобным подъемом, фиксирующим. Но упру-гим задником. Я даже обалдел от такого чуда.
Но не преминул подколоть девушку, что было обычным в наших не-простых отношениях:
— А твоего размера, случайно, нет?
— Увы, у меня только тридцать девятый, а здесь… — она мнимо при-скорбно всплеснула руками — (я забыл сказать, что Марина — весьма не ма-ленькая девушка, уж сто семьдесят с дюймом, а тот и с двумя в ней наберет-ся), — отрастили лапти.
Действительно, вся обувь начиналась с самого ходового, сорок второго. Мой 43-й тоже присутствовал в ассортименте, и пришелся как раз впору. Я отложил одну пару, и начал присматриваться к другой, как вошла мама и по-звала:
— Ребята, давайте ужинать…
— Спасибо, я перед выходом дома поел. Мама знала, что голодный Костя особенно не стесняется,  и, если отказывается, то, значит, действитель-но сыт. Но Марина…
— А я, пожалуй, что-нибудь съем. Не успела после занятий. И подня-лась с кресла.
— Ну и правильно. Пойдем. Пока они тут священнодействуют.
— А нам потом кофе, хорошо? Я принес две пачки мороженого.
Минут десять мы перекладывали и сортировали пары, я подобрал себе еще одну, завязал шнурки пошел показывать папе.
— Смотри, как сидят!
— Да, теперь только выигрывать. Папа одобрил, а я протянул руку:
— Ключи дай, пожалуйста…
Позвякивая связкой, я вернулся к себе. И мы закончили рассовывать от-сортированные кеды по мешкам, и засовывать обратно в сумку. Тут верну-лась Марина, уже с подносом, на котором дымились три чашечки, и столько же вазочек с вареньем.
— А зря вы отказались, — сказала она, — очень вкусно. Мы посмотре-ли на нее с совершенно одинаковыми взглядами — мол, не понимаешь, чем мужчины занимаются? А потом принялись пить кофе, разместившись на сво-бодной площади.
В половине двенадцатого ребята стали прощаться, и я оделся:
— Мам, я провожу!
Она тоже вышла попрощаться.
— До свидания, заходите еще. — Марина ей явно понравилась…
— На метро успеем? — с сомнением сказал Костя.
— Успеем, папа ключи дал! — это было моим сюрпризом.
Мы сели в удивительно быстро заведшуюся девятку, и выехали по Лен-совета на Московский.
— Я сначала тебя заброшу, а потом Марину отвезу, — сказал я, разго-няясь по зеленой волне, так разворачиваться не надо.
Минут через 5 мы уже тормозили возле его дома, я помог вытащить сумку, а потом развернулся, и по Благодатной выехал на…, допустим, Ново-измайловский.  Впрочем, неважно, я и так почти раскрываю координаты.
Конечно же, я чуть-чуть пижонил, желая пофорсить перед девушкой, однако все же осторожничал — улицы были хоть и пустынными, однако пе-репад с плюса на минус способствовал появлению гололеда, и необходимо быть осторожным. Особенно с такой пассажиркой. Все-таки на одном пово-роте я еле вписался в поворот, и Марина вцепилась в мой рукав, но все обош-лось.
— Осторожней, не то …
— С тобой? — я обернулся к ней, — да никогда, с таким драгоценным грузом.
— Да уж… — мне показалось, что она с сомнением покачала головой.
  Наконец, мы приехали. 
— А у тебя хорошая мама, так меня приняла, и поговорила …
— Так она преподает в … , конечно, … — о чем, интересно, они там го-ворили? — но гвоздик ерзал во мне… — а я? — ну никак не обойтись без ер-ниченья!
— Ох, не знаю. Еще надо посмотреть.  И тон вполне соответствовал сказанному. — Как она права! Я и сам не решился бы положительно ответить на этот вопрос. — А что нужно сделать?
  — Не знаю, — откровенно сказала она, и сердце у меня опустилось. Так вот что, значит! Мне хотелось быть искренним с ней, я понял, что огорчил девушку, и я понимал, что Марина чувствует мою неопределенность,  даже наигранность, хотя до сих пор не показывала этого. Увы, ответить мне было нечего, я вышел из машины, открыл ей дверцу, подал руку и проводил до подъезда. Решимости поцеловать ее у меня не хватило. Хотя в этот момент мне хотелось именно этого, хоть на мгновение почувствовать ее в своих объ-ятиях. 
— Спокойной ночи.
— Пока.
Я подождал, пока она не войдет в лифт, сел в машину и поехал домой в расстроенных чувствах. О том, что мне предстояло завтра, я старался не ду-мать…
Мама еще не ложилась спать, ждала меня, пила кофе и читала какую-то наукообразную брошюру. Наверное, всей своей образованности, она находи-ла в этом некую отдушину. Папа посмеивался, изначально отвергая все наме-ки на мистику и знахарство. Но не мешал. При моем появлении она отложила книжку и поставила кофе.
— Проводил?
— Да. Только начался гололед, а мы с папой не успели поменять рези-ну.
— Ничего, в выходные успеете.
— Конечно, — это было моей обязанностью, к тому же я рассчитывал, что папа еще даст мне ключи. Увы, такая прагматика. А сейчас же я думал. О чем же они говорили с Мариной? Но расспрашивать не стал. И мама обош-лась без комментариев, сказав только, что Марина интересная и умная девоч-ка, и с ней очень приятно разговаривать. Я был с ней полностью согласен, и лишь добавил, что она Костина двоюродная сестра, о чем мама, конечно же, уже была осведомлена. Такие они, тетки. О чем говорят, что думают — пол-ная загадка. И обидеться могут на такой пустяк, на который мы просто не об-ратим внимания. Но что же тогда случилось?
Засыпая, я в очередной раз задавал себе этот вопрос, совершенно не ду-мая о том, как  завтра буду выпутываться из ситуации, в которую сам себя за-гнал. Впрочем, утро вечера мудренее,  и лучше не думать ни о чем, а действо-вать по интуиции.
Мне снились обе — и Наташа и Оля. То они были одной. Манящей и недоступной,  то раздваивались, и получалось, что я прохожу между ними, пытаясь дотянуться и дотронуться, но проваливаюсь в бездну, потом взлетаю, и вижу одну девушку, прозрачную и бесплотную. Внезапно та принимает об-лик Марины, я беру ее за руку, и нас уносит нежданно налетевший вихрь. Мне становится страшно, я боюсь, что не смогу удержать девушку, и нас раз-бросает в разные стороны, и я навсегда потеряю ее. Я покрываюсь мелкими капельками пота, натягиваю одеяло на голову. Подушка падает на пол, я про-тягиваю руку и натыкаюсь на нагло дребезжащий будильник. Потом звенит телефон, понуждая к пробуждению. Семь. Я решил встать пораньше, чтобы поскорее добраться до работы, сесть за компьютер, и до обеда отключиться и не мучить себя излишними вопросами. Вот такая харакири — Мураками….  Забраться в колодец, сидеть и размышлять. И ждать, когда случай приоткроет крышку, забрезжит солнечный свет, и к моим ногам упадет спасательная ве-ревка.
Да, в колодце-то я очутился, но что-то маленькой японки, способной и желающей открыть крышку и бросить веревку, не наблюдается.
  Наверное, я такой же раздвоенный, как и Наташа. Она же — Оля….

7.
Ровно в 12-20, за 10 минут до предполагаемого прихода Наташи, я си-дел в том же кафе, и делал заказ, мало чем отличающийся от предыдущего — только заменили лангеты, с минимальным количеством гарнира. Я не боль-шой знаток в части разнообразия меню, но это съедобно всегда. Сегодня я сел так. Чтобы было видно входящих, и удерживал себя от того, чтобы лишний раз не бросить взгляд на часы. Минут через пять меня посетила шальная мысль — а не позвонить ли Оле? Как она отреагирует? На месте, или куда идет? Или у нее два мобильника, каждый сообразно случаю, и тот будет вре-менно отключен? Нет, сначала надо дождаться. Сама позвонит вечером, уз-нать, что произошло сегодня. Если она знает, как Наташа, то наверняка знает и как Оля. Если они общаются. Вот какой лангет. Еще через пять минут я по-чувствовал, как сильнее стало биться сердце, и кровь начала приливать к вис-кам. Придет или нет? В крайнем случае, могу сам съесть два лангета. Не про-падать же добру! Я вспомнил рассказ Зощенко, в котором некая сволочь до-кушивала надкушенное дамой пирожное, и невольно рассмеялся, едва успев принять серьезное выражение лица, как ровно в половине первого появилась Наташа.
Я встал навстречу, принял у нее пальто и повесил на вешалку.
— Привет, — я намеренно позволил себе принять чуть более свобод-ный тон, — уж если мы собираемся сделать то, о чем она говорила при про-шлой встрече, то почему бы?
— Здравствуй, — ответила она машинально и села напротив. Лангеты принесли минуты через три, и я, чтобы не сидеть молча — а о чем говорить, я как бы не знал, спросил, как работается, и она односложно отвечала. И я за-метил, что на лице ее, бесстрастном, как и в тот раз, не выражалось каких-либо эмоций. Просто знакомые пришли пообедать. А почему бы нет?
Пообедали. Выпили кофе. Она встала, и сказала абсолютно ровным то-ном:
— Пошли.
На мгновение мне стало жутко — неужели я иду вместе с тенью? Я хо-тел остановить машину, но она покачала головой — не надо, тут близко, да и троллейбус подошел.  Я подал ей руку, девушка машинально оперлась об нее, и я почувствовал, как она дрожит. Ого.  Значит, Оля-Наташа тоже волнуется, и не знает, чем может закончиться сегодняшнее свидание. Это уже сто-то. Мы проехали всего две остановки, и подошли к тому же самому дому, до которо-го я провожал Олю, но с другой стороны. Это я запомнил, как отче наш, и мог бы найти с закрытыми глазами.
Также молча мы поднялись на седьмой этаж, и остановились у двери, общей для двух квартир — точь-в-точь, как у нас. Только наша квартира была налево. Стандартные двери, вагонка поверх железа — интересно, и внутри также одинаково? — Я старался переключаться на посторонние мысли, чтобы не думать о предполагаемой цели своего прихода. Как ни странно, никакого возбуждения или желания я не испытывал, кроме желания разгадать, наконец, поставленную передо мной загадку…
— Раздевайся, проходи, — пригласила девушка, после того, как я пове-сил обе наши куртки — сегодня она не надела дубленку, на вешалку в прихо-жей. Я замялся на мгновение. — Туда, и она показала на полуоткрытую дверь. — Включай музыку, слушай. — Как у меня дома. — А я сейчас.
  Все так. Музыкальный центр, секретер, компьютер на столике, но  ус-таревшей модели, с пятнадцатидюймовым монитором, полочка с книгами, кассетами, дисками… Я просто включил FM-радио, и комната наполнилась фоновой музыкой — с часу дня передают спокойные композиции, без преоб-ладания тяжелых ритмов. Шторы не были задернуты, и мягко-серое осеннее солнце почти растворялось в сжатом пространстве комнаты. Я включил ком-пьютер и, пока он загружался, бросил взгляд на нарочито разобранную полу-тора спальную тахту — как у меня. Да, типа — давай скорее, видишь, я …. В голове — две небольших подушечки,  полосатое покрывало в пододеяльнике откинуто, открывая хрустящие даже на вид простыни с синенькими же по-лосками. Екарный бабай!8 Стопудово, блин,  влипнуть могу. Кроме этого ни-чего не шло в голову. «Когда мы к женщине чужой в постель ныряем в чем придется, нам не дано предугадать, во что нам это обойдется»9. Но я вер-нулся к компу. Тот упорно не грузился — наверное, просто выключила, и все. Попробовал в защищенном режиме — почти то же самое. Не хватает каких-то тупо удаленных приложений.  Ладно, можно залезть в системный реестр, по-править. А, вообще-то, нужно бы переустановить винды, больно кривая полу-чается конструкция. В нагрудном кармане у меня лежала системная дискета, с простеньким антивирусом, и я загрузился с нее. И пошло. Все было забито вирусами, как будто кто-то поставил здесь рассадник. …. Я смотрел, как идет проверка, и еще раз убедился в том, что нужны радикальные меры, и не заме-тил, как вошла Наташа и легонько тронула меня за плечо.
— Слушай, что у тебя с компьютером? — я как бы не обращал внима-ния на то, что на ней только коротенький халатик, синенький, с цветочками и беленькой каемочкой, почти полностью открывающий изумительно стройные ножки, верхняя пуговка расстегнута, … и сама девушка настолько соблазни-тельна.  Выражение лица ее уже не было безразлично-холодным, а, наоборот, напряженно-ожидающим. Неужели это все не шутка? Я не уверен, что посту-пил бы точно также в аналогичной ситуации, но тогда я был уверен, что если это произойдет сейчас, то потеряю девушку навсегда.
Но вопрос мой требовал ответа, и Наташа сказала:
— Да не знаю, виснет, не загружается. Сначала ворды стали загружать-ся по полчаса, потом видеодиски…. А теперь вообще не войти.
— А кто-нибудь смотрел?
— Нет, только брат, а он не очень разбирается, только в этом году по-ступил в институт.
— И вирусы — видишь, сколько?
— Да, ужас, — между нами впервые завязался разговор, пусть на ней-тральную тему.
— А у тебя много информации, которую ты хотела бы сохранить?
— Да нет, только несколько рефератов. Курсовики там, мелочь. В об-щем.
— Ну, тогда нормально. Что смогу — скопируем, а завтра отформати-рую, наставлю приложений, и пользуйся на здоровье.   
 Я повернулся к Наташе. Она нервно теребила пуговицу — следующую, еще немного, и та оторвется. Девушка явно была в замешательстве. Но мне было так сложно удержаться, чтобы не дотронуться до нее — тогда все про-пало, и будущее гикнется в тартарары. 
— Нет, завтра я не могу, не отпроситься — меня не смогут подменить, и …
— Тогда, когда тебе будет удобно…. Допустим, послезавтра…
На кухне засвистел чайник, и она отреагировала:
— Я чайник поставила, кофе будешь или чай? — хотя мы пили кофе не больше, чем полчаса назад. Еще чашка-другая, и придется думать только о том, чтобы поскорее добраться до ближайшего туалета…
— С удовольствием. Я вынул дискету, поднялся, и тут она неожиданно взяла меня за руку. Меня как током прошибло. Ну что тебя останавливает?
— Вот, «Нескафе» или «Чибо», сам положи, я не знаю, как ты любишь, — на столике стояли две маленьких чашечки, сахарница в тон им, серебряные ложечки… Розетка с крошечным печеньем…
Я выбрал «Чибо» и смаковал кофе, как будто был гурманом. В действи-тельности мне было все равно, я только тянул время…. Избегая опускать гла-за ниже, в противном случае я неминуемо заглянул в почти распахнувшийся халатик…. Время шло.
— Я пойду, оденусь, — девушка вышла из кухни, а я сполоснул чашки и поставил на полочку.   
Мы вышли на улицу в серый будничный день.
— Не провожай, я доеду.
— Так до послезавтра, да? В то же время, или тебя встретить после ра-боты? 
Она отрицательно покачала головой:
— У тебя сегодня был шанс. А так — кто не успел…. Я перебил:
— Тот может догнать…
— Но не меня, — теперь в тоне ее голоса опять проявились жесткие нотки — она превращалась из Ольги в Наташу. Наблюдать это было больно, меня чуть не трясло. — Не провожай.
— Все равно, до среды….   И я остановил проезжавшую мимо мар-шрутку… Возможно, девушка была права, и второго шанса у меня не бу-дет…. И я буду жалеть об этом.
Теперь оставалось гадать, будет ли вечером звонок от Оли, и что же ей сказать…. Или же бросить все к чертовой бабушке! Нет, шаг уже сделан. Но сможет ли Наташа слиться в одно с Олей, или же так и будет странное раз-двоение?
Я опять засиделся допоздна, ответил на пару звонков, а того, которого ждал, так и не было. Я сказал себе: «Стоп, Дима! Жив, здоров, так радуйся жизни! Ха-ха! Как маленький ослик Йа-йа». Но радоваться не хотелось. Я по-ехал домой. Выйдя из метро, я посмотрел на сообщения и отложенные вызо-вы. Новых не было. Верно, тщетно надеялся, что в это время она позвонит. А что если позвонить самому? А что, если сейчас она рассказывает кому-нибудь, какой я тупой и бестолковый? Или, что еще хуже, вообще не думает? Ужас.
Я зашел в магазин за молоком, хлебом и маслом, нормально поужинал, обменялся новостями — по работе, конечно, с родителями и ретировался в свою комнату. Страдать и мучиться. Неужели я опять только занимаюсь по-строением модели, совсем оторвавшись от реальности? Я не могу внедриться в сознание созданного мною же образа, не могу понять мыслей и цели. Воз-можно, я представляюсь тоже как некий объект исследований, кролик с длин-ными ушами, которого можно вытащить из котелка и зашвырнуть на потребу зрителям…. Еще пару дней назад я мог бы позвонить Марине, поговорить ни о чем, но, верно, она тоже почувствовала мою неестественность и напряжен-ность. И после того, что случилось сегодня, я просто не мог говорить с ней. Оставалось посидеть за компьютером и сыграть в не требующую напряжения игру….  Пришло сообщение по SMS — меня завтра вечером ждали — отлич-но, буду занят и отвлекусь. Я стал думать, как это ни странно, о работе, о раз-работанных мною настройках и приложениях. Сие подействовало благотвор-но,  и я заснул даже до двенадцати.
Звонок последовал, когда я его не ждал, погруженный в работу. Парал-лельно я слушал «Deep forest», и чудом заметил подпрыгивающий от виброз-вонка телефон. Звонить мог только тот, кто не знал моего городского рабоче-го телефона. Вернее, та.
— Привет, это я, — голос Ольги я не мог спутать ни с каким другим.
— Здравствуй, Оля, — пусть будет так, как она хочет.
— Ты на работе?
— А где же — одиннадцать часов, разгар, так сказать напряженного ра-бочего дня.
— А … — она протянула букву, — я ненадолго, чтобы тебя не отры-вать. — Я уже снял наушники и вышел в коридор, чтобы никто не мешал раз-говору.
— Да ничего, просто рад тебя слышать.
— А ты сомневалась? — я лихорадочно соображал, что мне ответить — сценария я так и не подготовил, если Оля спросит о Наташе, то есть, о себе, и сказал: — Послушай, а что ты хочешь в субботу? Давай, поедем куда-нибудь, покатаемся — папа мне машину дает. А можно встретиться и раньше, я со-скучился. — Это было правдой и желанием посмотреть ей в глаза, в каком облике она предстанет? Наши отношения оставались чисто приятельскими, и ни обижаться, ни претендовать на повышенное внимание к моей персоне я не мог.
Но девушка как бы не слышала моего вопроса. 
— Я подумаю, хотя можно и на моей. — Вот это новость! У нее маши-на.
— А ты водить умеешь?
— Хм…, ладно, ты мне скажи, с Наташей виделся?
Врать было бессмысленно.
— Да, конечно. Мы даже вместе пообедали. — То, что я был у нее, и с заранее оговоренной целью, сообщать по телефону я не хотел. — И все.
— И даже без продолжения? — вопрос был прямой, но деликатный.
— Представь себе, да. Что-то с ней странное происходит.
— ?
— Знал бы. Может, вообще больше не встречаться, как ты думаешь?
— И ты готов отступиться? — так тихонько, без придыхания и возму-щения.
— Нет, но я в полной растерянности. — Пусть себе подумает, что я слегка подвял. И еще раз спросил:
— А ты как, может, мы и завтра встретимся?
— Нет, у меня дела. Созвонимся в пятницу, хорошо?
— Давай….
Интересно, чем она занята? Наверное, есть молодой человек, или под-руги? — и я начал ревновать уже Олю к неизвестному, сути которого не пред-ставлял. Так не долго и самому рехнуться.
Однако сомнения мои разрешились уже через час.
— Это Наташа. Хорошо, завтра вечером я свободна, ты меня встреть там же, в половине девятого, только в кафе не пойдем, а сразу ко мне. По сравнению с предыдущим звонком голос немного изменился, стал чуть более резким, что ли, но я мог различить нюансы, и понять, что это одна и та же де-вушка.
— Без проблем, конечно, буду ждать…. Но интересно, откуда она знает мой номер? Ведь не могла же ей сказать Оля? Ах, да! Я же платил в ее пунк-те, понятно…
…. Вечер и день прошли в заботах. И в половине девятого я ежился на углу, поджидая девушку — то ли Олю, которая якобы была занята, то ли ре-альную Наташу. В моем дипломате пристроились несколько системных дис-ков, дисков с приложениями и фильмов. По всей видимости, я буду занимать-ся с компьютером.   
  — Здравствуй.
Сегодня она была в длинной куртке с капюшоном, защищающим от ветра, голос — уставший после целого дня работы, и при свете фонарей я не смог различить выражение ее глаз.
— Привет.
— Пошли, — и она машинально взяла меня за руку. Кем она была  в ту секунду, я не знаю, но мгновенная искра пробежала меду нами, и мы неволь-но остановились, как замершее время. Неужели?…
— Вот троллейбус, — произнесла она после некоторого оцепенения, — садимся.
Оставшуюся часть дороги мы молчали, не поворачиваясь и не прикаса-ясь друг к другу. Но мне казалось, что еще немного, и лед треснет.
— Мама, это Дима, он мне поможет. Ты нас покормишь? — сказала она с порога. К нам вышла красивая женщина средних лет, точной копией кото-рой была Наташа, только постарше.
— Конечно, только подождите минут двадцать.
И я устроился перед компьютером.  Работы, действительно, было по горло. Мне удалось скопировать несколько файлов, которые указала девушка, потом я запустил форматирование. И тут в комнате материализовался ее бра-тец, долговязый и еще нескладный, уселся рядом и стал наблюдать за процес-сом….
— Да, а Леха так не умеет, — ляпнул братец, поставив меня перед оче-редной загадкой, — а у тебя здорово выходит. Кто такой неведомый Леха, разбираться не было ни времени, ни желания. Что ж, это можно было предпо-лагать.
Мы поужинали вдвоем на кухне, потом я ставил винды, приложения, скопировал несколько фильмов и объяснил юному дарованию, как пользо-ваться ими, чтобы не сломать все сразу.   
Модема у Наташи не было, и я только вставил старый Sportser на 28, валявшийся у меня без дела в ISA-шный слот, а подключать пока не стал — уже было поздно. Сам-то давно перешел на внешний, работающий по по-следнему протоколу.
— Давай, в следующий раз настроим, к интернету подключишься, — я как бы выговаривал себе очередное посещение, рассчитывая, что она посте-пенно привыкнет ко мне, а там — от меня зависит, но девушка спокойно ска-зала:
— Хорошо. Позвоню,  — и стала надевать куртку, чтобы проводить ме-ня.   
— Да не надо, не провожай, сам доберусь, — стал отнекиваться я, но она так сверкнула очами, что я понял — возражать бесполезно… 
…. В лифте она внезапно положила мне руки на плечи, обняла за шею и поцеловала.  Так, что у меня перехватило дыхание,  и мы не разомкнули объ-ятий, даже когда лифт остановился на первом этаже. Неужели она возвраща-ется? Сбоку была небольшая колясочная, вечером не освещенная, и мы про-должали целоваться. Я не видел ее глаз, но чувствовал, так она пульсирует в моих объятиях, и с трудом контролировал себя. Наши пальцы переплетались, пульс зашкаливал за все возможные пределы. Это было уже больше, чем мог-ло показаться в самых интимных мечтах. Но тут…. Не выпуская моей руки, девушка расстегнула джинсы, и, придерживая меня за руку, направила ее вниз. Боже! Я гладил ее через тонкую, постепенно влажнеющую ткань, чувст-вовал, как прерывается ее дыхание, и дрожат ресницы…. Через несколько мгновений девушка безвольно повисла на моих руках, я целовал ее мокрые веки, короткие темные волосы …
И тут она оттолкнула меня:
— Ты что, а? Почему? — увы, к этому я был готов, нет, не так. Я мог ожидать всего, чего угодно. И этот ее всплеск — ничто иное…. Подумать и ответить я не успел.
— Уходи, не хочу тебя видеть…. —  Никогда, слышишь…. — Ты, ты….гнусный тип, мерзкий, как, — голос ее прерывался, менялись тембр и тональность… Как будто она превращалась в иное создание.
Я пытался ее удержать:
— Наташенька, милая, подожди, …. Но она вырвалась из моих некреп-ких объятий и побежала вверх по лестнице.
Домой я вернулся в полной прострации.
Та конструкция, которую я так тщательно строил, рухнула. Я надеялся, что мы будем встречаться, постепенно привыкая друг к другу, будем ходить на свидания, в кино, кафе, клубы…. И вдруг она поймет, что…. И только то-гда мы будем вместе, и не захотим расставаться.
Теперь — все… Я ощущал себя раздавленным тараканом, от которого просто отмахнулись и подмели старым облезлым веником.
Мое состояние заметила мама:
— Ты что, с Мариной поссорился, что ли? А она тебе звонила.
— Да нет, так, просто неудачный день. Но только Марины мне сегодня не хватало! Я устыдился мгновенной мысли, почувствовав неосознанную ви-ну перед этой девушкой, доброй и очень хорошей…
Все же я набрал номер ее телефона, и мы поговорили минут десять:
«Вот послушай, я сегодня прочитала Мураками, «Авария на шахте», считала с km.liter.ru.
И она прочитала мне фрагмент, где женщина рассказывает герою, как она убила своего мужа…
«
— Вы страшно похожи на одного моего знакомого.
— О! — поразился я. Банальная фраза, которая была в ходу в мои сту-денческие годы, в пору ухажерства. Женщина же явно не принадлежала к тем, кто пользуется избитыми трюками.
— Вы похожи на него невероятно — и лицом, и фигурой, и манерой го-ворить… Всем обликом. Я наблюдаю за вами с тех пор, как вы появились.
— Хотелось бы взглянуть на того, с кем у меня такое сходство, — ска-зал я. И эта реплика всплыла откуда-то из прошлого.
— Правда?
— Да, хотя мне и страшновато.
Ее улыбка на мгновение ушла вглубь, но тут же вернулась.
— Это невозможно, — сказала она. — Уже пять лет, как он умер. Как раз в вашем возрасте. Это я его убила».
— Представляешь, она засунула его в улей, и того сожрали пчелы!
— Наверное, на каждого из нас есть своя пчела, комар или таракан…
— Нет, ты не понимаешь, тебе тоже 24!
— И я на кого-то похож?
— Не знаю, но иногда тоже хочется засунуть тебя в улей.   
Я помнил этот рассказ, но мог более соотнести с мрачным обликом ге-роя, склонного находить в реальном мире только негативные, мрачные эпизо-ды. Сейчас, правда, мое состояние было не лучше, однако я сказал:
— Много чего происходит, но все равно лучик света пробивается. И тех шахтеров спасут, воздуха еще достаточно.
— Так ты читал?
— Да, пришлось.
— А что ж тогда меня не остановил?
— Голос твой слушал, как терапию…. Зря я сказал последнее слово…
— Так значит, опять с ней был?
— С кем? — я попытался изобразить удивление.
— С ней. Будто я не знаю…
— Ну, ты даешь!
— Ладно, все равно тебя не переделаешь.
В этом Марина была права. Как она все тонко чувствует!  Мне остава-лось только свернуть разговор, и спросить:
— В воскресенье на игру придешь?
— Да, но как ты уходишь от ответа, меняешь тему… Она, наверное, си-дела на краешке тахты, закинув ногу на ногу, посматривая на экран, откуда читала мне текст, отбрасывал назад падающие на колени волосы, в облегаю-щей футболке, и я чувствовал себя последним негодяем. Может, попросить ключи, заехать к ней и гонять до утра? 
Марина отключилась, а меня вдруг кольнуло — что-то она заговорила про «Аварию на шахте»? Я быстренько вызвал файл и спустился к примеча-нию.
1. В Японии, по традиции, считается опасным возрас-том для мужчин 25 лет и 42 года а для женщин — 19 лет и 33 года. (прим. перев. Из рассказа Мураками «Авария на шахте»)
Меня как потом прошибло: а вдруг она! Дрожащей рукой я вызвал ее по мобильному. Два, три звонка, наконец, она ответил на вызов:
— Ну что?
— Это, ты не… того,  — ну, опасный возраст, не волнуйся, ладно?
— Ты о чем?
— О примечании. Все будет хорошо. (Я тогда еще не понимал, что эта фраза означает, что, на самом деле, будет еще хуже, и даже хуже некуда), — в голову лезли одни банальности, — береги себя.
— Зачем?
— Я беспокоюсь…
— Ой ли? 
— И вообще, я люблю тебя! — как эта фраза сорвалась с губ, не знаю, наверное, это было естественным продолжением, но как я мог ее сказать, ко-гда почти только что …. Самое ужасное, я не лукавил.
— Принимается. Подумаю. — И на этом мы, наконец, расстались… (Хотя ты врешь — слышалось в ее голосе).
А я держал мертвую трубку с угасающим экраном, и думал — что же такого я все-таки наговорил…
***
В пятницу мне сказали на работе, что меня отправляют в командировку, почти на месяц, и даже ноябрьские праздники придется проводить вне дома. Возбужденный этим сообщением, я целый день готовил документы, про-граммы, чертежи, выслушивал наставления и задавал вопросы. Мало того, мне принесли билет на воскресный вечер. В течение дня пришлось позвонить клиентам, с некоторыми договориться на субботу, так что график предстоял очень плотный.  Перед тренировкой еле успел забежать домой, швырнуть ве-щи…
Субботнее утро занимались с отцом сменой резины. По этому поводу я, против обыкновения, не стал отсыпаться за неделю, встал рано, и даже пото-рапливал его. Гараж располагался всего в квартале, и мы с помощью знако-мых мастеров из шиномонтажа, находящегося тут же, справились к двенадца-ти. И я помчался по адресам, стараясь успеть к назначенному времени встре-чи с Наташей — то есть, с Олей — именно с ней мы договаривались. Правда, после вчерашнего я не шибко надеялся, — все не было случайным — либо у нее, действительно, произошел сдвиг, либо она поняла, что зашла уже слиш-ком далеко, и  есть две возможности. Объясниться, наконец, или же прекра-тить всяческие отношения. Правда, это все размыто — могут быть нюансы, и однозначно даже она сама не смогла бы решить. И еще я подумал, что, может, это какие-то последствия — допустим, у нее была сестра-близнец, и Наташа, потеряв ее, пытается подсознательно выступать в двух обличиях. Один — эта та, недоступная и холодная Наташа, другая — мягкая и нежная, но неизменно настороженная, Оля. Оля запросто могла быть моей приятельницей, с которой мы встречались бы так, запросто, только как друзья, и не больше. Но я видел только одну. Да, начитался современной литературы! Раздвоение, слияние личностей…. Наверное, самый рациональный ответ я дал сам себе в самом начале — меня просто тестируют, да, как подопытного кролика. А почему то-гда вчера? Ужасная мысль — просто животный инстинкт, самка… Я—то не задумываюсь, каюсь, если (так было до сих пор, но теперь все переверну-лось), так почему она не имеет такого права? Но почему-то меня это мало ус-покаивало. Я решил выбросить Наташу вместе с Олей из головы, тем более что завтра уезжать. А там — как получится…
  Фоулз. Мантисса.
СИЛЬВИЯ. Ну и что? Зато там предсказано, что на пользу это вам ниско-лечко не пойдет, и слово даю —  это  уж  точно.  Полагаю,  вы  окажетесь  способны говорить о чем-нибудь помимо любви?
   ДОРАНТ. Если только вы окажетесь способны ее не пробуждать.
   СИЛЬВИЯ. Ну, в самом деле, это возмутительно! Я вот-вот выйду из себя. Раз и навсегда приказываю вам перестать быть в меня влюбленным!
   ДОРАНТ. Как только вы перестанете быть!
   Mariveaux. Le Jeu de l'Amour et du Hasard (2) Мариво  "Игра  любви  и
случая"

Уехав, или убежав, я избавлюсь от многих проблем, возможно, забуду этих непонятных девушек, разберусь сам в себе и прочее. А повод — вполне объективный, просто повезло.  Меня отправляют, работа есть работа, и про-чее. Я буду отсутствовать почти месяц, за это время многое может изменить-ся. Это время мне придется побыть наедине с самим собой, но смогу ли я об-мануть себя? «Я сам обманываться рад! Рад. ДДТ» Даже не представляя, что есть обман, а что — истина. Не рухнет ли мое твердое решение под влиянием еще неизвестных обстоятельств? Я признался себе, что, да, слаб. Но хандрить времени не было — я стал собирать сумку, и тут выяснилось, что того нет, этого нет. Что-то грязное, свитер — с дыркой на локте, домашние тапочки просят каши. Пришлось мобилизовать родителей, собрать по парам разбро-санные носки, платки…. А потом ненужное и отслужившее запихать в мешок и вынести во двор, в мусорный бак. И все равно на завтра достало работы…
Позвонила Марина и сказала, что прочитала примечание, и что я могу не беспокоиться, ничего она сотворять с собой не будет,  и уж побережется от несчастных случаев на транспорте. А если я что сболтнул лишнего, то она это не будет считать, наверное, только успокоить хотел и потом нес чушь несус-ветную. Сия тирада, произнесенная ровным и спокойным голосом, свидетель-ствовала о том, что девушка тщательно готовилась, чуть ли не выучила наи-зусть. И посему мне оставалось только ерничать:  «Слушай, а откуда цитата? — я что-то не припомню». — «Дурак». — «Согласен. Вот это по-нашему». И сбил тему: «Я завтра уезжаю». — «Куда?» — Это был естественный интерес, и я назвал город, в котором мне придется пробыть месяц, — командировоч-ные выдали на 30 дней. — «А там роуминг есть? МТС берет?» — «Не знаю, сразу позвоню, когда приеду, или отправлю SMS. Вообще-то и обычный меж-город присутствует. Ну, мы еще увидимся на игре». — «Если я приду»…  На сей, отнюдь не мажорной ноте, закончился этот бессвязный разговор, с полу-намеками, пониманием и полной неопределенностью… 
Вечером отец отвез меня на машине к поезду. Я забросил сумку по ле-жак, и занял свое место в купе. Соседи к отправлению так и не объявились, зато прибежали Костя с Мариной. Кстати, на игре, которую мы как всегда (вот наглец!) выиграли, и вышли в следующий этап, Марины не было, как и обещалась. Все равно мы бились до последнего. Зато сейчас… Они с Кости-ком расспрашивали меня, что да как, но я не мог сказать ничего вразумитель-ного, разве что данные, почерпнутые из справочника и рассказов коллег.
Мы выпили по банке пива на дорожку, и за пять минут я вышел прово-дить ребят.
И тут — Марина обняла меня, и, не стесняясь брата, поцеловала, и не моментальным, скользящим поцелуем. Я прыгнул в уже отходящий поезд и уехал, унося на губах вкус девушки, аромат, смешанный с пивом, и ощуще-ние мягкого прикосновения ее руки.   
   Фоулз. Мантисса.
А еще я скажу  вам,  что  такое современный  сатир.  Это  тот,  кто  изо-бражает  женщину  на  бумаге,  чтобы заставить ее говорить и делать  такое,  чего  ни  одна  реальная  женщина  в здравом уме и твердой памяти в жизни не скажет и не сделает.
Но на рехнувшуюся Марина совсем не походила. Сдвига по фазе не на-блюдалось. Разве что у меня.

8.
Фигня какая-то получается — то я пишу подробно, то перескакиваю с одного эпизода на другой,  встречаюсь с одной, с другой девушкой, и вообще не знаю, чего хочу. Но на протяжении действия и со мной происходит эволю-ция — то я страдаю от невозможности отыскать девушку, то, встретив, ввя-зываюсь в совершенно непонятную игру. Иногда у меня возникает ощущение, что я имею дело не с реальной девушкой, а материализовавшимся фантомом. Но — перепады настроения, странные вопросы, будто она хотела услышать подтверждение тому, что я говорил ей в одном облике, и в то же время оста-вался верным. То есть, если я выказывал приязнь Оле, то об этом непременно узнавала Наташа, и как она не могла узнать? Только в том случае, если созна-ние ее действительно раздвоено, и она страдает каким-то параноидальным синдромом.  Это вряд ли. Как говорят, при встречах со мной она оставалась полностью адекватной. Спокойно принимала знаки внимания, как подружка — не больше — в образе Ольги, которая выслушивает признание в любви, хотя слово произнесено не было, к другой, как она уверяла, девушке. Но ис-кра, пробегающая даже от случайного соприкосновения…. На мгновение, может, чуть дольше, она забывала о доминирующей роли, и тогда…
И еще этот, непонятный Леха. Против удивления, ревности к нему не чувствовал. И, честно говоря, мне было наплевать на то, какие у них отноше-ния были, или продолжаются…. Это я уже перегорел. Так, кажется? Возмож-но, и любовь свою поддерживал уже искусственно. Что ж, месяц — достаточ-ный, наверное, срок. Может, она за это время познакомится еще с кем-то, и встреча со мной, наглым и прилипучим, покажется мелким эпизодом, о кото-ром и вспоминать-то смешно. Кто такой Митя, Дима, Димон? Да тьфу на не-го! Я попытался посмотреть со стороны, но ничего не увидел, кроме мечуще-гося молодого человека, искренне пытающегося разобраться в неподдающем-ся анализу, где-то наглого, где-то — мямлю, и не замечающего того, что ря-дом. Вернее, кто…
Одно полуоправдание — Марина хороша, красива, привлекательна, просто потрясающая, и я невольно попадал под ее естественные чары, ей да-же не нужно было прикладывать никаких усилий, но вот Оля — Наташа… Я даже не мог сказать, красива она или нет, вот в чем дело. Искреннее заблуж-дение. Дело, наверное, в моем гипертрофированном самолюбии, которое мне с огромным трудом скрывать от окружающих.
Но ведь и блондинки могут быть умными…
Гладкое повествование мое теперь бежит, как спринтер по гаревой до-рожке. Вернее, конькобежец — в Н-ске, до которого я доехал за сутки в пол-ном одиночестве, подпитываясь чаем из пылающего титана и заботливо при-готовленными мамой бутербродами и жареной курицей, уже крепко держали морозы, и местная хоккейная команда во всю гоняла загнутыми клюшками оранжевый мячик.
Меня определили в старую гостиницу с выцветшими коврами, кое-где облупившимися обоями, совдеповсим буфетом и постоянным шумом под ок-нами. В общем, сие обиталище явно знало лучшие дни. Лет этак двадцать на-зад. Зато номер был отдельным, с новым унитазом, вода сливалась исправно, и он не журчал ночью, со ржавым душем, из которого по счастливым случаям струилась горячая вода, с раскаленными батареями, заклеенными бумагой окнами, выкрашенными масляной краской, телевизором «Садко», прини-мающем ах четыре программы, скрипучей односпальной кроватью, шкафом с оторванною петлей, письменным столом с черным допотопным телефоном и маленькой тумбочкой, хранившим следы от донышек стаканов и кружек, в коих мои предшественники согревали воду кипятильником.    
Все было внове — и завод, куда пришел на следующий день,  чтобы по-лучить пропуск, и ветер, чувствующий себя вольготно на бескрайних равни-нах, и заледеневшая река, с пустынной набережной за проходною завода, и ровные квадраты социалистических кварталов, и убранный снег, по причине недостаточного количества рабочих мест, и суровые магазины с такими же неприветливыми продавщицами, и толпы трудящихся, устремляющихся в бессчетное количество столовых в обеденный перерыв, и выданные мне та-лончики на питание, по которым на сдачу давали вафли и шоколадки. И оди-нокое просиживание у телевизора и компьютера — а кому я нужен — пока не обзавелся знакомыми, тогда к этому набору присоединялось пиво, в точно та-ких же железных банках производства «Балтики», и разговоры, где каждый пытался выговориться, соскучившись по общению и не слушающий никого, кроме себя…
И жестокий опыт, сделавший меня немного циничней, но не научивший не наступать на грабли, которых с каждым днем, как и тараканов. Они — раз-ного размера, и я наступаю на одни за другими, не успевая уворачиваться, со-брать их и поставить в угол воображаемого сарая.… Но об этом — потом, ес-ли дойдет когда-нибудь….
Понятно, и с интернетом в этом небольшом, по нашим питерским, мер-кам, городке было напряженно. Я мог отправить с завода факс на работу, по-звонить даже из номера, но, чтобы увидеть заветное окошечко Internet ex-plorer, нужно было топать пару километров под пронзающим ветром, ждать, пока местные пацаны не наиграются и не накачают себе картинок известного содержания, а потом с полчаса пытаться достучаться до своего почтового сервера. Но SMS работал исправно, я периодически обменивался посланиями с ребятами, Костей, Мариной, родителями, благо заранее положенные на счет 20 долларов обеспечили возможность использования SMS на все время ко-мандировки, но не все мог или хотел сказать. Иначе вообще…. К окончанию командировки я был в разобранном состоянии, оторванный от дома, друзей и обычных занятий на долгое время. И то, что ожидало меня в городе, казалось совсем далеким и расплывчатым, как воспоминания, и я вживался в новые обстоятельства, привыкал к определенному уклада. Еще некоторое время — и я вообще бы начал считать, что так оно и было… И относиться ко всему с горькой иронией, как Печорин, или Киндзуми10, если кто помнит, уже на сты-дясь своих поступков и действий. И не задумываясь — так проще, себе де-шевле и никаких проблем.
Как ни убеждал я себя в противном, это в очередной оказалось заблуж-дением. Для меня, конечно.
За день до отъезда — я выбрал утро четверга, чтобы к вечеру пятницы быть дома, отдохнуть в субботу, а воскресенье попасть на игру — перерыв закончился, и наступала финальная часть, зазвонил телефон. Конечно, я уже не удивлялся звонку в номер, тем более, что еще неделю назад их было пре-достаточно, но это был мобильник. И не тоненький писк SMS, а вполне ре-альный. Несомненно, случилось что-то экстраординарное — иначе кто бы стал названивать по мобиле?
— Привет, это я! — и мне оставалось гадать, кто это — Оля или Ната-ша, или же обе вместе? Поскольку инициатива исходила исключительно от меня.
— Здравствуй, — услышанный мною голос заставил затрепетать, будто я не решил завязать окончательно и бесповоротно. Но теперь «привет» гово-рили мне.
— Ты куда пропал? — Здасьте, я — пропал. Да никуда не девался. Сле-довало бы вспомнить, как …. Но я не стал напоминать и пускаться в разбор-ки.
— Никуда я не пропадал, жив, здоров.… Легкое замешательство — поч-ти за месяц,  и ни одного звонка! Типа, то от тебя отвязаться было невозмож-но, а то вдруг…
— А ты, вообще, где? Мы с тобой идем в субботу в гости, к моей под-руге. — Щас, собрался и побежал — меня опять хотят использовать. Что ж, иногда против этого нет желания возражать,  поскольку, что бы то ни было, иногда получаешь свое. Грубо?  Да, но надо принять правила игры…, а де-вушка продолжала:
— У нее день рождения, и мы идем вместе, … — Она уже говорит «мы», надо же! — подарок я купила, и….. Так ты не ответил…
— Вообще-то я в …. — я назвал город, и усмехнулся…
— А приедешь? — почему-то в ее голосе я услышал не только вопрос, но и надежду.
— Да, в пятницу вечером. По-моему, часов в девять. — И позвонишь, да? — ни на Наташу, ни на Олю это не было похоже. Чтобы она (они) о чем-нибудь просили?   
— Я встретить не могу (ого!), или же тебя встречают?
— Папа на машине, чтобы вещи не тащить. Собственно, запасы я подъ-ел, здесь ничего не прикупил, кроме нескольких безделушек, и сумка изрядно полегчала.
— Хорошо, я буду ждать. Пока.
Интересное кино! Посылает, не приходит, внезапно проявляется. Что. Другого не нашлось? — я был, как ни странно, чрезвычайно зол. На Ольгу, Наташу, еще на кой кого, на весь несуразный мир, на себя, в конце концов! Марина, правда, стояла как-то особняком. И почему я сдался, сразу же согла-сившись на предложение Наташи? Она, наверное, обладала надо мной сверхъестественной непостижимой властью, которая называется любовь. Не-смотря на то, что с некоторого времени я понял (заблуждение?), что это слово имеет особенность принимать несколько иной смысл, но опять защемило сердце, и я, наверное, был готов пройти все расстояние до Питера пешком, рискуя замерзнуть в необозримых просторах. Вообще-то, замерз бы наверня-ка….
Даже самый  тупой  студент  теперь  знает,  что  роман  есть средство размышления, а не отражения!
Это опять Фоулз. Если читать его, то неизбежно почувствуешь ущерб-ным, неспособным проникнуть не только в чужое, но и в свое подсознание. Созданные им пронзительные конструкции перекликаются, как ни странно, с Мураками, и опускают тебя на дно, в тот колодец, из которого не бывает вы-хода. По определению…
9.
Конечно, я, как последний идиот, не наученный опытом, знающим, что грабли уже умело, с глубоким знанием дела, аккуратно разложены на дорож-ке, дабы на каждые наступить в свое время, помчался навстречу с Наташей. Это вряд ли была Ольга — похоже, Наташа уже стала полностью доминиро-вать, подчинив себе второе «я».
— Ты пришел? — спросила она, будто сомневаясь, что я стою перед ней, собственной персоной, с подветренной стороны — было сыро и зябко, ноги тонули в расплавившемся и не убранном снегу.
— Как видишь, — я подготовился сыграть назначенную мне роль, и по-сему старался себя минимизировать, оставаясь сторонним наблюдателем, не более. Ну, пригласила, ну…. Однако не мог находиться рядом с нею, остава-ясь равнодушным. Странно, я не испытывал физического влечения — я со-зрел лишь для обожания, но только бы она это не заметила!  В том смысле, что…. Да не было никакого смысла — все теряло какое-либо значение, едва я оказывался рядом с нею.
— А что у тебя здесь? — спросила она, показывая взглядом на мою сумку, висящую через плечо.
— Туфли, и два коньяка.
Она как-то с сомнением покачала головой — типа, конина — не то, я так понял, но сказала:
— Купим цветы на выходе из метро — я забыл сказать, что мы встрети-лись на …, и мы спустились по эскалатору. Я оглядывал хорошо знакомую, но всегда неожиданную девушку — что за сюрприз будет мне преподнесен на этот раз? Знать этого было не дано. (Цитата). Посмотрев на меня своими яс-ными глазами, Наташа сказала:
— Ты будешь моим молодым человеком, понял?
Чего тут не понять — наверное, хочет сделать что-то в пику кому-то, или показать, что у нее тоже есть кто-то, и продемонстрировать, что она не одна, и тут я подвернулся? И вызвать ревность, а я буду подсадной уткой,  живцом или, попросту говоря, китайским болванчиком.
— А разве это не так? — я решил прикинуться шлангом, влюбленным по уши, но она не слушала, поглощенная собственными мыслями.
— Веди себя соответственно, можешь меня обнять, смотря по обста-новке, но не лапать грубо, — мою инсинуацию она просто-напросто пропус-тила мимо ушей.
— А разве я это делал? — я не стал напоминать единственный эпизод, когда она сама вышла из-под контроля.  Полученный мною горький опыт (а девушка была, конечно…) свидетельствовал о том, что прекрасные и стервоз-ные создания искусно управляют нами, по крайней мере, со мной это удается успешно, создавая видимость подчинения и согласия. Которое возможно, по мнению классика, только при взаимном непротивлении сторон. А этого как раз и не было.
— Конечно, нет, — она была совершенно невозмутимой, — разве бы я тебе позволила? — с акцентом на «тебе», что резануло по живому.  Ладно, отольются волку…
    Оставалось съесть и не рыпаться. Но, тем не менее, интерес мой к пред-стоящему действу все возрастал. И подготовился я соответственно — сменил неизменный свитер на костюм, мой 50-ый размер сидел превосходно, в ком-плекте с белой в едва заметную полосочку, рубашкой и моднейшим галсту-ком, приобретенным в недешевом бутике для особо торжественных случаев.
На выходе из метро купили цветы, причем Наташа наотрез отказалась дать мне возможность заплатить, сели в маршрутку, а потом пробирались сквозь продуваемые ветром дворы к стоящему в глубине квартала корпусу. Я старательно запоминал дорогу. Как возможный путь к отступлению. И не зря.
Мы вошли в еле освещенный подъезд, и я приготовился нажать кнопу вызова лифта, но Наташа задержала меня.
— Подожди, надо подготовиться. К чему — вроде уже добрались, и только подняться на одиннадцатый этаж — она сказала это заранее…. Но предпочел не задавать глупых вопросов. — Ну, что ты мой парень.…  Зачем готовиться, я и так предполагал свою роль — держаться скромно и с достоин-ством. Так. Мне — подготовиться. (???).  Ей-то что? Скажет, и только. Кому, собственно? Или же? Значит, и это она предусмотрела заранее, как хорошо написанный сценарий. Черт с ним, посмотрим. Что бы то ни было, хуже не будет. А реальная девушка была рядом. Мы отступили в тень — я только сле-довал за Наташей. Она по-прежнему не касалась меня:
— Иначе я (ударение) не смогу, понимаешь? —  Я совершенно запутал-ся. — Иди сюда. — Я и так шел, как заводной заяц, у которого вот-вот кон-чится батарейка, и жалел, что не Energizer.
  Она расстегнула куртку — ту, в которой была при прошлой встрече — под ней обнаружилась ослепительно белая, как можно было разглядеть в не-ясном свете, блузка, поверх которой был надет вязанный жилетик.
— Положи сюда, — голос ее оставался ровным, и абсолютно спокой-ным, — потрогай…. И опять я старался мобилизоваться, отрешиться ото все-го. Но грудь ее, оплетенная тонкой тканью, скользнула мне в ладонь упругим яблочком, защищенным и недоступным. Другая же моя рука упала вниз, на-щупав и расстегнув легко поддавшуюся молнию…
— Что ты делаешь? — прошептала она, как будто могла меня остано-вить…
— Вхожу в роль, — ответил я, закрывая ее губы поцелуем.
На сей раз она не оттолкнула меня,  но я не торопил девушку — мне не нужно было самоутверждаться, несмотря на то, что ощущения были запре-дельными. Увы, я любил ее, или же убедил себя в этом, но все могло про-изойти только по ее желанию, и только тогда, когда придет время.
В лифте:
— Мы сыграем роль?
— Какую?
— Что ты предполагала…
Опять мутный взгляд. Легкое пожатие руки.
— Ты что. Не понял?   
Да, конечно же, нет! Или понял, но не хотел себе в этом признаться. От неизбежного ответа меня избавило то, что дверь отворилась, и мы вышли на площадку, уже заполненную ранее прибывшими гостями… Румянец на щеках моей спутницы явно свидетельствовал о том, что я ….  Ну, не оставил ее со-всем равнодушной. Ладно, это мелочи. Она тут же сунула цветы подруге — ту звали Женя, и скрылась в двери, оставив меня на площадке с тремя подоз-рительными субъектами, похожими, как братья близнецы. То есть, крепыша-ми, коротко стриженными, в черных костюмах и белых рубашках, с обяза-тельными галстуками.  Они старательно уничтожали явно недешевые сигаре-ты. Братки, — подумал я, и удивился своей собственной предусмотрительно-сти — сегодня мой облик случайно соответствовал, да и прическа тоже — увы, я слишком рано лишился несравненной шевелюры, и, боюсь, вскоре мне грозила неслабая залысина. Зато мяч отскакивал удачно.  Ну, ладно, разбе-ремся. Попал…
Я протянул каждому руку, это обязательно, почувствовал накаченное пожатие, и понял, что не зря ходил в командировке в тренажерный зал, под-держивая форму.
— Ты, это, с Наташкой, да?  — вопрос был очевидным, и предполагал прямой и незамысловатый ответ.
— Ну, в натуре. А с кем же я мог быть?
— Ты, это, смотри, да? — парень был чернявый, явно с кавказским ак-центом.
— Без базара, комрад! — последнее слово явно вызвало замешательст-во, и вряд ли было знакомым.
— Ну ладно, проходи…. Сейчас за стол, вмажем, как положено, в нату-ре.
Я последовал совету, прошел, переоделся, и стал похожим на них — только подкачен я был чуть посильнее, цивильно, да и с дыхалкой, незамут-ненной никотином, все было в порядке…
Вмазать, действительно, пришлось, — Вован тщательно следил, чтобы у всех было «нолито», и пили до конца. Единственно, мне пришлось разбав-лять виски — других напитков, как сказали, для лохов, не было, содовой, и пытаться недопивать. Гоги, с которым у меня состоялся первый диалог, про-износил тост за тостом,  восхваляя виновницу торжества, которая была дос-тойна всяческих похвал — и сама — супер, то есть, натуральная блондинка, 90-60-90, (но, конечно, не Марина — интеллект есть интеллект, его за здорово не приобретешь), и стол ломился от яств…
Что-то сказал и я, сказав, что, по сравнению с именинницей, все голли-вудские красавицы просто говно, и абсолютно не лукавил, чем  вызвал все-общее одобрение. Девушка, как я уже отметил, была чертовски хороша, воз-буждена, радостна и прочее.
По мере продвижения все стали свободнее, распустили галстуки, ски-нули пиджаки и возложили свои лапы на податливые плечи подруг. Получив мимолетный знак, я сделал то же самое. Ну почему она так влияет на меня! Наташа прислонилась ко мне, и я, сознавая, что это всего-навсего, игра,  с трепетом ощущал ее податливое тепло, рука моя очень осторожно лежала на ее плече, готовая по незаметному движению девушки соскользнуть на более нейтральное место — куда уж! Я пока не понимал, что могло связывать де-вушку с этой братией, а спрашивать — захочет — расскажет. На несколько минут выключили свет, и молодцы пристроились к своим девушкам, шутливо лаская и целуя их, впрочем, в пределах определенных приличий. Но, когда я попытался сделать то же самое, то услышал кроткое «нет», и только обнимал Наташу, чувствуя ее несомненное напряжение. Вот это да! Значит, кто-то вы-был, и я являюсь только заместителем? Сие было чрезвычайно неприятно, но следовало ожидать дальнейшего развития событий.
Мы вышли покурить. Мне предложили сигарету, но я отказался — мол, спортивная форма, и все прочее. Это повергло ребят в изумление, но я сказал:
— Типа, я должен форму держать, завтра игра.
Смех:
— А ты думаешь, здесь лохи? Помахаться хочешь? Так, для интереса? — Наверное, я бы выдержал, но выходить завтра с побитой мордой, и не в форме не мог себе позволить:
— Нет, не хочу. Силы беречь надо.
— А договориться нельзя, судью там…
— Вы что?  — там такие бабки крутятся, что, мол, сами знаете… Лучше приходите, и с девушками, нам поддержка нужна…
— Ну, ты даешь…
А потом последовали вопросы о бабках, работе. И прочим….  Я отве-чал, как мог, но все равно чувствовал некоторые неприятие  и недоверие.   Впрочем, ребята оказались вполне мирными, может, только здесь, предвку-шая неформальное общение со своими дамами, и даже невзначай предупре-дили меня, что, ежели прознает и объявится Леха, то мне мало не будет, на что я просто оторвал кусок покрывающего парила пластика….  И свернул его в трубку. Без напряжения. Но никого это особенно не удивило.  Типа — в чем сила, брат?
Мне было совсем не сложно удержаться, и, в преддверии завтрашней игры, я ухитрился остаться почти трезвым.  И посему, где-то в половине пер-вого — нас пытались оставить, благо место было свободное, подхватив из-рядно поплывшую Наташу, отбыл. Как я понял, Ольга временно передала ей свои полномочия, и теперь поступал так, как будто был с обеими одновре-менно….
На улице же оказалось, что Наташа дошла до состоянии грогги, я отвез ее к себе. Сомневаюсь, что она представляла, что с ней делают, однако следо-вала за мной, как привязанная за веревку козочка…
Мама удивилась явлению меня с подающей слабые признаки жизни де-вушкой, не Мариной к тому же, но помогла мне раздеть ее и уложить на мое односпальное ложе. Та не сопротивлялась, и вскоре сладенько посапывала, обнимая мою маленькую гречневую подушку. Звонить ей домой я не стал, ре-зонно предположив, что, отправляясь на день рождения к подружке, она пре-дупредила родителей заранее. Но всегда ли она делала это… У меня закра-лось подозрение, что нет.
— Митя, что это за девушка? — строго спросила мама, наливая мне только что сваренный и процеженный кофе.
— Это она… — других слов я не мог подобрать.
— А Марина? — мама прониклась к ней, даже пообщавшись всего один раз…
Мне не было, чего ответить. Маме врать я не мог.  Но и сказать, что это та, ради которой я готов на все, не мог тоже.
Я покачал головой, — мол, сам не знаю, и пошел в душ, а потом в про-ходную комнату, где был запасной диванчик…. Только бы проснуться рань-ше…
Я сидел в своей комнате, глядя на спящую девушку, и был в состоянии полной прострации. Сейчас она проснется, вспомнить, и что? Как отреагирует она сама, мама, папа. За папу я не беспокоился — он, наверное, был готов ко всему… 
— Где я? — Наташа пробудилась мгновенно, привстала, прикрывшись простыней, — и почему? Сколько времени?
— У меня дома, спишь, половина восьмого.
— Ай, мне же к девяти на работу! Почему ты не отвез меня домой?
Разве я мог сказать ей, что вчера она была слабо транспортабельна, и, наверное, здесь ей удалось выспаться:
— Ну, типа, понимаешь…
— Отвернись, мне надо одеться, я в туалет хочу…
 …
Я взял у отца ключи и отвез ее на работу. К этому времени она уже пришла в норму, поела, даже поговорила с моей мамой — опять без моего присутствия, но всю дорогу молчала, а при расставании даже не назвала меня гадом или сволочью…

Что интересно — ребята, так неласково встретившие меня, пришли на игру. Странно смотрелась эта компания, с виду крутая и непробиваемая, но постепенно въезжающая в игру и откровенно, со вкусом, поддерживающая нас. Все было бы хорошо, если бы не Марина, — она-то на игру пришла, не могла так просто, не прийти. Но вот в чем загвоздка — рядом с ней стоял, робко поддерживая под локоть, высокий и весьма симпатичный парнишка. Он глядел на нее с явным обожанием, и, в общем-то, ни в чем не был виноват.
 Хм, несмотря на то, что я провел и вечер, и ночь в компании с совсем другой девушкой, это неприятно резануло меня.
После игры мои вчерашние знакомцы присоединились к нам, выстави-ли пиво, и, вообще, вписались в компанию. Нам ли возражать?
А потом мы с Костиком поехали домой, Марина же как бы испарилась со своим спутником, а я так и не решился спросить у Кости, что такое случи-лось, и говорил непрерывно, практически не давая ему вставить слово. Как же так получилось?
Но было вполне очевидно, хоть и противно — что ж ты, малый, дума-ешь — пудришь девушке мозги, крутишь, как последний чмо, и думаешь, что она терпеливо будет все сносить и появится перед тобой, лишь стоит тебе пожелать?  Явись передо мной, как …
Смириться, да?
Осел, буриданов… ну почему так?
Все же с Мариной мы общались и по телефону, и по мобильнику, но ни слова не было сказано ни о чувствах, ни о внезапно объявившемся симпатич-ном парне… Дружественные отношения оставались, но меня мучила очеред-ная неопределенность, тем более, что Наташе я не звонил, и оставался в со-стоянии абсолютнейшей прострации, спасаясь нескончаемой работой, халту-рами. Тренировками и играми… 
Через два дня — звонок:
— Это Оля. Ты обещал мне помочь с интернетом.
Я меняю последовательность событий,  и она тоже, наверное, забыла, что тогда представлялась Наташей.
— В чем сложность? Скажи, только когда — … Я хотел было сказать, что пара вечеров действительно занята работой, и могут быть сложности, но предпочел промолчать.
— Да сегодня, вечером. Мои все уезжают, так что времени будет пре-достаточно.
Это было по мне. Я уже остыл. Был спокоен. Участвуя в сложнейшей комбинации, я сохранял трезвость рассудка,  мог выдержать все, что угодно. И мне предлагалось просто заняться своей почти профессиональной деятель-ностью. Сам того не подозревая, я начал ожесточаться и становиться цини-ком. В какой-то момент до меня доходило, что Оля-Наташа — это совсем не та девушка, и что я просто-напросто могу завязнуть в непонятных, сводящих с ума отношениях. 
И чувствовал, что почти наверняка потеряю Марину.… Но сохранял-таки надежду…  Не зная, на что… Может быть, я любил и эту девушку… Но имел ли право вмешиваться в ее жизнь… Или же любил обеих? Какой же я дурак! Сено слева, солома — справа. А что в осадке?
Раз я позвонил ей, хотел договориться встретиться…. Но почувствовал — если не обманываюсь — что ей это не нужно, что она занята и прочее. Ей даже говорить не пришлось самой, до меня дошло.
Преодолев заштопанную гордость, я сказал, что хотел бы ее видеть, по-говорить, но наткнулся на стену — зачем, мы и так иногда встречаемся,  она приходит на игры… а специально, на свидания… Она уже ходит и вполне об-ходится без меня. И опять я ляпнул, используя последний шанс. Вернее, это само вырвалось у меня:
— Марина, но  я же не могу без тебя! — и не врал в тот момент!
 Наткнулся на прямой, честный, и однозначный ответ:
— Поздно, милый, пить боржоми…
Этот ответ определял все. Только нарзана мне не хватало! Я выскочил на улицу, отмерил не один круг вокруг школьного стадиона, специально на-против ветра, жесткого и сурового…  Я не искал себе оправдания, был вино-ват во всем — это, и все же не мог смириться с невозвратимой потерей.
… Но к Наташе я пришел. Уже спокойный абсолютно, невозмутимый. Так действительно оказалось, что все ее родственники уехали…
Я поставил новую евро-розетку, подключил модемный кабель. Оказа-лось, что провода разведены нестандартным образом, мне пришлось вскры-вать розетку и перекоммутировать жилки, которые обламывались в самых неподобающих местах. Но, наконец, появился долгожданный connect. На сай-те rambler мы завели нового пользователя и даже обменялись сообщениями. Довольный, я пошел на кухню пить приготовленный Наташей кофе — Ольга исчезла, уступив поле битвы или не время затаившись.   
Мы говорили о чем-то. Но напряжение постепенно нарастало. Что-то неизбежное витало в эфире, и, наверное, мы не могли противостоять этому. Наташа сидела напротив, в руках у нее вращалась пустая чашка, будто бы она гадала на кофейной гуще…. Наверное, полчаса прошло в молчании. Напря-жение нарастало. Казалось, между нами бегут невидимые волны, готовые вы-плеснуть нас не неизведанный берег. Мы избегали смотреть друг на друга, зная, что сегодня неизбежно произойдет, но, наконец, она сказала, так буд-нично, взяв на себя решение всех проблем:
  — Я пойду в душ, а ты посиди пока, хорошо? И не иди за мной. Как будто я не чувствовал ничего.
Минут десять я сидел в полной прострации, глядя в окно — постепенно гасли разноцветные окна, снег отражал только полную или не совсем. Луну. Последние ленивые фонари отбрасывали казенный свет…. Еще не поздно было уйти, но ноги не слушались, голова налилась непонятной тяжестью. А Марина? Я бы мог оправдать себя тем, что мне дана отставка. Но так ли? Ох, как просто найти оправдание. Допустим, для суда. А себе? Тут уж без детек-тора лжи все ясно, не спрячешься.
— Иди, твоя очередь… — это было ненавязчиво, спокойно, определен-но и совершенно не так, как я предполагал в своих неуемных мечтаниях…
… Ложись к стенке, я привыкла с краю…
Я перелез через Наташу, стараясь не задеть ее, и занял уготовленное мне место. Она укрыла меня одеялом, но мы еще не касались друг друга…. ежели все происходит вот так, просто…
Я повернулся на левый бок и осторожно прикоснулся к девушке. Я гла-дил ее руку, постепенно приближаясь к груди, провел по ней, почувствовав маленький набухший сосок, взял ее, приподняв — и это было еще исследова-нием, а не страстью — очень трудно перешагнуть через определенный этап объятий, поцелуев, ласк и узнавания тела… И даже взаимных признаний. Но моя рука скользнула туда, куда ей путь был определен самой природой. …  И память стерлась. Совесть молчала.
  …
Прошло еще пара недель. Я летел, как заново рожденный. Наташа при-ходила ко мне, и оставалась, я иногда ночевал у нее. Мы говорили обо всем — и ни о чем. Родители принимали как должное, типа дети взрослые, своего жилья нет — куда деться-то, — во всяком случае, никаких комментариев. Только раз отец как-то странно покачал головой, и я не понял, одобрение это или совсем наоборот.  И, казалось, ничто не предвещало…
Одно беспокоило меня, но я загонял это внутрь, не позволяя вырывать-ся наружу — чем живет моя возлюбленная, что ее беспокоит? И что дальше? Ибо иногда ее прекрасное чело омрачалось, она замыкалась в себе. Мы могли не видеться два, три дня, а потом встречались, падали друг к другу в объятия и забывали обо всем. Но я так и не решался спросить у нее, ну почему она была тогда — то Ольгой, то Наташей? Это оставалось тайной, и, пожалуй, единственным, что могло омрачить наши отношения.
Футбольные мои занятия ее не интересовали, и при моих сообщениях девушка не проявляла энтузиазма, ни даже простого интереса. 
Иногда Наташа была чем-то озадачена, не хотела говорить, но, стоило мне взять ее за руку, как нас обоих пронзал ток, и мы застывали, не в состоя-нии сдвинуться с места.  Но все равно меня точил червь — так и не смог спросить, кто такой Леха, куда делась Ольга, если они не соединились с ней в одно…
Как ни странно, мы подружились с Гоги, — он оказался нормальным и понимающим парнем, вообще-то, Жорой, и не грузином вообще. И  раз даже поучаствовал в разборке — больше манекеном — типа и у меня появилось основание называть себя крутым….  Но про таинственного Леху он тоже мол-чал. Как партизан, и я мучился от ревности к неизвестному сопернику…
За неделю до нового года последовал звонок:
— Это я, Оля, ты помнишь меня?
Я понял, что это …, и сердце упало ниже коленок.
— Конечно, милая, как дела? — я не представлял, какой тон необходи-мо выбрать — то ли она была действительно Олей, то ли Наташа, представ-ляющаяся ею.
— А что ж ты не звонишь? Наверное, с Наташей все уладил. И теперь я тебе не нужна? Нехорошо друзей забывать. — Ну, у кого едет крыша? Или же …. Или же мне дают понять, что время вышло?
— Извини, мне казалось, что ты… устала от меня…. И … я не мог на-стаивать…
— Значить, сдаешься?
— Нет, я всегда рад тебя видеть.
— Даже сейчас?
— Конечно…
— Тогда приезжай…. И она назвала адрес своей бабушки — вместе с Наташей мы навещали ее, — немедленно…
— А как же Наташа?
— А мы ей не скажем, — тон у девушки был явно заговорщицкий.
Не приехать я не мог, более того, я, наконец, думал, что смогу добиться слияния образов в один, уговорами, ласками, настойчивостью. И, наконец, разрешить тайну. Но, в то же время, я представлял явственно, что это будет концом — тот взрыв страсти не шел ни в какое сравнение с тем, что я испы-тывал к Марине. Это произошло как-то незаметно для меня самого, да и для других. Увы, что я считал болезной ревностью, превратилось в манию, еще более сильную, чем я испытывал к еще неизвестной мне Наташе. 
Я менялся сам, анализировал, и понимал, что захожу в тупик. Я,  сколь-ко мог, сопротивлялся поселившемуся во мне чувству, пока искусно скры-ваемому мною ото всех. И чего я мог желать? Марину я оттолкнул сам, до-бился Наташи (еще вопрос, кто кого) и теперь поворачивать оглобли?
У Костика, я, конечно же, не мог спросить — он-то все видел, и за свою кузину был готов спустить с любого шкуру, и, я верю — даже с меня. Если бы я посмел ее обидеть.   Однако, когда мы встречались, Марина оказывала мне благосклонность — нет, не так — она по-прежнему видела во мне при-ятеля, и уже не подпускала ближе, наверное, подсознательно не веря в мою искренность. А я и не пытался, и всем было хорошо. Было?
Но почему-то в нашей компании она числилась, если модно так выра-зиться, моей девушкой, и иногда старалась поддерживать это убеждение у других. Возможно, это устраивало и Марину…. Еще как устраивало!  Ника-ких лишних вопросов….  Так или иначе, я получил приглашение на Новый год, который предполагалось справить на свободной квартире одного из на-ших приятелей, а потом отправиться в клуб. И клуб тоже, специально для нас, —  никого постороннего, но зато без официантов и сервиса, — все для вас приготовят, а дальше, ребята, сам управляйтесь.   Я что-то промямлил, неот-четливо — мол, как получится, и замялся, но Костик, слава богу, этого не за-метил. Короче, буду дома, с родителями, или где, — а потом — ко мне, ото-спимся чуток, — и вперед.
Его предки уезжали в Прагу, у них там было нечто вроде корпоратив-ной вечеринки и рождества — так, на недельку… Ключи есть…
… —  И ты поверил этой ****и, да? — Оля была груба, разгневана, пол-ностью вне себя, — и полез к ней в постель? Я ждала тебя, надеялась (то, что она была на грани нервного срыва, становилось очевидным), а ты… Ты готов мне изменить с первой попавшейся шлюхой! (Ну, во-первых, не с первой, пропустим, и, во-вторых, с самой Олей,  если она не придуривалась, — у нас (с Олей) ничего не было, так что и изменять я не мог при всем желании, не было, так сказать, предмета).  Значит, она имела в виду свое второе «я», или же пыталась меня вразумить. Предостеречь. То, что говорила она, было за-предельным, не поддающимся никакому анализу, тем более что мы сидели в почти той же квартире, серийной же кухне, и пили кофе из почти таких же маленьких черных чашечек с квадратными блюдцами, что и в их квартире...
— Прости, милая, — я прикидывался шлангом, — я думал, что мы с то-бой просто друзья, и не мог позволить себе перейти границу… 
— Как? А кто клялся мне в вечной любви, был готов целовать ноги, …и умолял о встрече?
То был не я, возможно, ее сознание опять унесло в другое пространство, и я был совсем иным, не тем, и не мог управлять реальностью?
— Я и сейчас готов, — ничего не теряя, я надеялся успокоить девушку, — целовать…
Реакция оказалась неадекватной, или, напротив, ожидаемо, но непред-сказуемой одновременно.   
Оля (Наташа) встала, расстегнула нижние пуговицы халата, и неулови-мым движением приказала мне, что делать. Я, как завороженный, подчинил-ся. Дрожащей рукой стянул колготки, высвободив сначала одну ногу, а затем другую, потянулся к резинке темных трусиков…. И тонкий темный треуголь-ник, прикрывающий нежное, уже знакомое мне, лоно, промелькнул перед мо-им взором.  А девушка поставила изумительно гладкую и нежную ножку на край табуретки:
— Так целуй…
Я опустился перед ней на колени….  И начал действо с тоненьких паль-чиков, постепенно приближаясь к вожделенному, потом — опускаясь вновь по другой ноге — она меняла их. Отрешенно взирая на мои потуги…
— Ты слышал. Микроскопическое ничтожество, амебоподобный тру-тень, трупная муха, заблудившаяся в полете сквозь неизмеримый зал вечно-сти. Тогда как я — архетип женщины, наделенный архетипическим здравым смыслом, развивавшимся на протяжении многих тысячелетий архетипиче-ским  пониманием  высших  ценностей. Сверх всего этого, тебе, как и мне, прекрасно известно, что  мое  физическое присутствие здесь абсолютно ил-люзорно и является всего-навсего эпифеноменом, результатом определенных электрохимических реакций, происходящих в правой и, если хочешь знать, патологически гипертрофированной доле твоего мозга. Более того, — она останавливается, чтобы перевести дух, —  ну-ка убери руку с  моей щико-лотки!
Она теперь цитирует, закрыв глаза, едва шевеля губами, запрокинув го-лову и прикрыв глаза, ошибаясь, но я все-таки могу расслышать, как ей ка-жется, Мураками, нет, его должна цитировать Марина, но это уже Фоулз11.  Девушка путается, подсознание ее раздваивается, и непонятно — то ли это истина, то ли страсть уносит ее в заоблачные пределы, но мне становится дей-ствительно страшно, мое «я» умирает и безнадежно повисает, но я продол-жаю ласкать почти бесчувственную девушку, поднимаясь от щиколотки вы-ше, напряженные икры ослабевают, ножка, опиравшаяся на табуретку, заки-дывается мне на плечо….  Добравшись до бутона, я замираю. Но она, поняв бессмысленность противиться неизбежному (или заставив меня подумать, что это так), сдвигается так, что язык мой находит единственно верный путь и проникает в сокровищницу, готовую поделиться со мной своей страстью.
…Утром я безнадежно зову ее в ЗАГС, хотя бы подать документы, но встречаю недоумение и даже брезгливость, которой  не проявляла даже тогда, когда засыпала на вконец испачканной и сбившейся простыне.
Мне становится по-настоящему страшно.   
Я опять изгнан, но навсегда ли? Все валится у меня из рук, я отвечаю рассеяно, невпопад, забываю о назначенных встречах, промахиваюсь по мячу в самой выгодной позиции, перепутываю чертежи… Руки у меня начинают дрожать, мама пытается меня успокоить, спрашивает про Наташу, Марину… Я не выдерживаю, слезы безвольно катятся по моим щекам… Я близок к со-стоянию истерики…
Звоню. Наташа или Оля? Теперь разгневана ее иная сущность, и слышу совсем невразумительное:
— Мерзавец! Ты что сделал, да? 
  — Наташа… — уже я ошибаюсь…
— Ага, даже не потрудился запомнить, — речь ее становится бессвяз-ной. — Да как ты мог! Воспользоваться, как последней подстилкой … . Что-бы потом выбросить на помойку!  Речь ее была бессвязной, ничего подобного в мыслях моих не было, я дрожал, и не мог найти слова оправдания.
— Но я люблю тебя! — я опять привожу последний аргумент, забыв, что уже говорил, и другой девушке, бессмысленный и, увы, большей частью не принимаемый в расчет.  Если женщина что-то решает, то и слова если нуж-ны, то разве как формальность — она видит и чувствует все.
— Не верю! — этому позавидовал бы и Станиславский…
— Но я могу тебя увидеть? — тоже тщетная попытка, соломинка.
— Слова ласковые говорил, соблазнял, а я-то, дура, уши развесила. Да пошел ты, недоносок паршивый! — оскорбления лились непрестанным пото-ком. Но все-таки она не бросала трубку, говорила со мной. — Думаешь, меня можно топтать, как козявку, обманывать в моей же постели? И я буду тер-петь, да? — она вся кипел негодование. Надеюсь, никогда не увижу твою гнусную физиономию!
Точно, крыша у нее поехала… 
Телефон отключается. Телефон выпадает из моих рук. Я обессилено па-даю ничком на свою тахту, которую мне уже приходилось делить с Наташей. Но это все в прошлом, и никогда не вернуть. Почувствовав неладное, в ком-нату входит мама. Она присаживается на край тахты и начинает гладить меня по голове, не говоря ни слова, и еще более усугубляет мое и без того отчаян-ное состояние.
— Все пройдет, сынок… — голос ее ласковый, мягкий и усталый.
— Нет, — я пытаюсь качать головой, задыхаясь в собственных слезах, — она не вернется...
— Но она ведь жива, здорова, подожди, попробуй найти нужные слова, не отступай.
Увы, я терялся, и слова — хоть какие-то, застревали у меня в глотке.
— Митя, жизнь то не кончается. Подумай, успокойся. — Если бы я мог! — Постарайся найти в себе стержень, займись делом, чтобы не было ни одной свободной минуты… Хорошо ей! У них с папой все покойно, я ни разу не слышал, чтобы они повышали тон или ссорились. А когда были молоды-ми? А я — и так занят под завязку — и работа, и после работы, и по дому, и спорт. … А мысли-то никуда не прогонишь, голову не заменишь.…
— И ты должен быть спокойным, уверенным. — Да, ей хорошо гово-рить! — мама произносила откровенные банальности, но тон был терапевти-ческим, успокаивающим. Потому что только тогда ты сможешь удержать де-вушку, быть постоянно ей интересным.
— Я стараюсь, — слабо отреагировал я, но не знаю, как…. А папа?
—  Я люблю его, стараюсь понять, и, как видишь….  Да, и папа тоже не всегда был уверенным, сомневался,  наверное, иногда у него что-то не полу-чалось, однако он умеет, наверное, решать свои проблемы… Может, даже не связанные с мамой. Святотатство? — возможно…
— А я…. Ведь мы были вместе, — мама кивнула, дав понять, что пони-мает, да и Наташа уже ночевала у меня. Но смутилась, подбирая слова…
— И у женщин тоже, как ты понял, тоже бывают и страсть, и жела-ния…. И они… — она опять замялась, — тоже ищут возможности для их реа-лизации. Я говорю очень научно, да?
Я привстал, кивнул, давая понять, что понимаю ее мысль, отвернув-шись, чтобы мама не видела моей распухшей физиономии.
— Так вот, а потом — страсть схлынет, и она посмотрит на тебя уже другими глазами — кто ты есть, каков, что можешь, соответствуешь ли ее представлениям. И только от тебя, дорогой, зависит, сможешь ли ты быть достойным, удержать, чтобы у нее не пропадало желания быть с тобой…
Я вспомнил грабли, — они по-прежнему валялись повсюду, и ничто меня не научило.
Но мама, казалось, старалась меня добить — как я позже понял, это бы-ло не так — просто метод шоковой терапии мог хоть как-то вернуть меня к жизни. А заодно посмотреть на свою маму совсем другими глазами.
— Сыночек, мужчины довольно-таки часто ошибочно полагают, что они могут добиться женщины. Привлечь внимание, и лезут из кожи вон. Но это заблуждение. Именно за женщиной остается право выбора. А мужчина — так уж вы все устроены, в большинстве случаев не сможет отказаться. А кого выбирают — сильных, красивых, уверенных…. И женщина решает, продол-жать ли отношения. Мужчина же остается в недоумении, впадает в отчаяние — как же так, ведь все, или почти все, было, и вдруг. А он просто выполнил свою функцию, и все…
То, что говорила мама, было ужасно, несправедливо…
— Но за это приходится рисковать, возможно, расплачиваться нежела-тельными беременностями, страхами, что тебя могут оставить в интересном положении. Так мама не говорила раньше, тон ее был абсолютно серьезным, и я  вдруг почувствовал себя только никчемным одноразовым производите-лем, не более, скучным и неинтересным, — и поэтому женщины тоже вынуж-дены думать, лавировать, принимать определенные меры, в конце концов, завлекать вас, непостоянных. И  скрывать свою страсть.
— А ты? — я спросил ее в лоб.
— Я? Я… — сейчас это неважно…. Ой ли? Последнее как-то не вяза-лось. Сейчас я не склонен был верить женщине, даже маме. 
Но это было далеко не все. Еще один удар мне пришлось выдержать. Сегодня она была необыкновенно жестока.
— Пойми, сыночек, если ты, как считаешь, уложил девушку в постель — я покраснел, не ожидая от мамы таких слов, — то сейчас, —  она сделала акцент именно на этом слове, — ты просто молодой, здоровый, привлека-тельный. Да не красней ты!  — То это именно она, захотев, сделала так, чтобы ты в это поверил. И пока, это, увы, главное и единственное, что у тебя есть. Возможно, и она тоже находится в процессе выбора. И не факт, что это бу-дешь ты.
— Не понимаю. Она же говорила…
— Что любит, и предоставляла соответствующие доказательства, — мама усмехнулась. А сам ты разве вел себя иначе? Помни, что обидеть чело-века легко. — Я понял, что она имела в виду Марину, не произнося ее име-ни…
— Но я же…
— Вот и хорошо. Кофе пойдем пить, — мама улыбнулась, —  я намоло-ла, и шоколадка есть, «Мишка на севере».
Я попытался улыбнуться, пошел в ванну, высморкался, сполоснул фи-зиономию — сейчас она не казалась мне симпатичной — обыкновенный за-дрипанный хомячок, с большими ушами и коротким естественным ежиком. Кому такой нужен!
Чуть позже позвонил Костя, спросил, определился ли я с Новым годом, я сказал. Что да, но приеду чуть попозже, привезу, что надо и прочее. Наде-юсь, через три дня уже не буду портить общий вид своей мрачным видом. А просто не заметят. Сяду в уголке и буду праздновать…
На следующий день я старался следовать маминым советам, но не по-лучалось — на работе стояла предновогодняя суета, мои клиенты и вовсе пре-рвались на рождественские каникулы, игры — тоже.
Я пришел домой, не заходя никуда, впервые в жизни убрал квартиру, погладил свои рубашки, раз двадцать сыграл в тетрис и эрудита, позвонил ба-бушке с дедушкой, пропылесосил ковры, вытер пыль, и все равно осталась уйма свободного времени. Разложил по пакетам подарки, припасенные к празднику, спрятал в стол, чтобы родители не увидели раньше времени…. Пришла мама, похвалила мое усердие, мы поужинали, потом пришел папа, чуть навеселе, у них в конторе сегодня отмечали новый год, ужинать не стал, и принес мороженое, потом все вместе пили кофе, смотрели телевизор.
Послезавтра — Новый год, компания ожидается хорошая, посидим, будет ве-село. Надеюсь. Все-таки с ним связаны новые надежды, и хотелось оставить в прошедшем свои неудачи, сделать выводы,  обновиться, как-то продвинуться вперед …
Я уже собирался ложиться спать, как раздался звонок. Воистину, теле-фоны — простой и мобильный — почти во всем определяет мою жизнь. Я по-смотрел на высветившийся номер, сердце мое упало вниз, тормознув у самой пятки. Я сел в крутящееся кресло. Четыре раза проиграла мелодия, прежде чем я решился нажать на кнопку ответа.
— Привет, чего трубку не берешь? — на сей раз я, кажется, не ошибся — это была Наташа,  — хватит мне забивать голову мнимым раздвоением, я уже сейчас чувствовал раздражение, но постарался быть ровным — какой очередной сюрприз меня ожидает?
— Привет, как дела? — я удивился тому, что у меня не задрожал голос.
— Нормально, только что зачет сдала…. По экономике, бегу домой, то есть, еду. Так мы на послезавтра договорились, да? — она говорила, как буд-то не было предыдущего тяжелого разговора,  который, как мне казалось, должен был поставить большую жирную точку в наших отношениях. — Только ты купи, пожалуйста, я не успеваю — и она продиктовала целый пе-речень продуктов, которые мне надлежало приобрести.
— Ну, все, машина прогрелась. Позвони утром 31, я еще не знаю, во сколько мы собираемся, Женька обещала позвонить. Целую, не скучай…
— Ты будь поосторожней, гололед, я сегодня еде вывернул пару раз.
— Хорошо, мой принц…
Вошла мама, как будто чувствовала, что опять произошло нечто экстра-ординарное…
— Кто звонил? — обычно мама не интересовалась моими мобильными звонками, но тут чутье не обмануло ее.
— Наташа… — едва выдавил я из себя, но слезы удержать не смог.
— Ох, — вздохнула мама, — и что? Бедный мальчик.
— На Новый год зовет, а я …
Мама горестно покачала головой.
— Теперь не знаю, что сказать. Но, может, попробуешь? — она была обеспокоена, но, видно, в данном случае советов быть не может. Ведь ты … ее любишь?
— Уже не знаю, — что-то подвигнуло меня на откровенность, — и без нее плохо, и с ней в вечном напряжении. Я сжал кулаки, так что косточки бу-квально захрустели…
— Тогда лучше сразу. А если нет — будь готов…
— Всегда готов! — перебил я, и, наконец, лег. Но сон не шел… Я пы-тался разобраться в себе, хочу ли я видеть ее, слышать голос, встречаться, ждать и мучится, представлять, как она ходит, говорит со мной по телефону, ждет встречи….  Увы, ответ был положительным — я был готов абсолютно на все, лишь бы….
***
 В восемь мы дома сели с родителями за стол, (они собирались к ба-бушке с дедушкой, потом к другим дедушке и бабушке), проводили, хоть и преждевременно, старый год, вручили друг другу подарки, а в половине деся-того я, уже с нагруженной сумкой, встречался с Наташей. Она, как ни в чем не бывало, чмокнула меня в щеку, взяла под руку, и мы двинулись по уже знакомому адресу…
Контингент был почти тот же, что и в прошлый раз, только прибавилась еще одна пара, мало чем отличавшаяся от остальных…. И покатило.
Лилось шампанское, все веселились в меру своих возможностей и пред-ставлений о встрече Нового года, и только я находился в постоянном напря-жении —  меня тревожила некоторая перевозбужденность  Наташи, хотя она была — ничего не могу сказать иного, была со мной ласкова и предупреди-тельна, да, именно так. Мы даже потанцевали, и она льнула ко мне, как при первой встрече, и от ее прикосновения я снова улетал на вершины, недоступ-ные простым смертным…
А в половине первого она вдруг сказала:
— А теперь — уезжай, сошлись на что угодно. Я прошу тебя. Ладно? Позвоню вечером, или приеду… Хорошо, милый…   
Наученный предыдущим опытом, я не стал возражать, и вскоре вышел на постепенно заполнявшуюся народом. Сегодня предполагались фейерверк, салют, народные гуляния. Я в нерешительности топтался на продрогшем про-спекте, еще сохраняя тепло застолья, высоко подняв воротник, опустив уши у шапки и укутавшись шарфом. Снег похрустывал минус двадцатью под нога-ми. Могло похолодать еще — небо звездное небо открывало врата для посту-пления новой порции холода на беззащитную землю… 
Мне все же повезло — минут через десять я остановил машину, мчался по празднично расцвеченным улицам туда, где меня, безусловно, уже жда-ли…. Я старался быть спокойным и не вдаваться в причины, по которым На-таша выставила меня на улицу в новогоднюю ночь. Что-то во мне сломалось, но я не чувствовал ожесточения. Значит, так надо…
— О, привет! — ребята, уже отпраздновавшие, возбужденны, искренне были рабы меня видеть. Я перецеловал всех девушек (в щечку), пообнимался и похлопался с парнями, и выставил припасенное мною «Шампанское» на удивительно чистый стол. Правда, при таком количестве девушек — ровно 5, Вика—Женя—Марина—Тамара—Тамара (Том было две), Колян — Костик — Леха …. Всегда будут пристроены к делу. Еле вырвался в туалет, немного привел себя в порядок — и даже понравился себе самому. А уже несли горя-чий самовар, торт, гасили большой свет, зажигали елку, раскладывали по та-релочкам, рассаживались по местам — сейчас будем снова встречать, по ев-ропейскому времени!  Я сел на свободное место между Тамарами, являвши-мися полной противоположностью. Тома-два была высокой худощавой осо-бой, с немного неправильными, но привлекательными чертами лица. Темно-волосая, с короткой стрижкой.  И, пожалуй, была даже повыше Марины.…. С ней я только поздоровался, кивнул, но не пытался заговаривать, несмотря на то, что она была без своего кавалера. Мало ли по какой причине, не буду же я спрашивать.
Зажгли свечи, и ровно в два снова наполнили бокала шампанским — вот так быстро я доехал, повезло…. А потом пили чай. Наверное, кофе оста-вили напоследок. В компании друзей я чувствовал себя свободно, комфортно, темы были общими, и не приходилось напрягаться, чтобы не сказать что-то не то. Я весело трепался с обеими соседками, которых и не пытался догнать — даже легкий хмель выветрился после дороги, передавал салфетки, ломал и гасил свечки движением мысли, и постепенно оттаивал. Перебросился парой незначительных реплик с Мариной, раскрасневшейся, немного неестественно веселой (я-то знал ее хорошо), похвалил ее прическу — длинные волосы пре-вратились во множество тоненьких косичек, шутливо приобнял Тамару, и, к своему удивлению — собственно, а почему я должен был удивляться, — ус-лышал: «А потом проводишь, да?», что, несомненно, было авансом, и отве-тил: «А почему бы нет», не задумываясь над произнесенным.
Включили музыку, стали танцевать все вместе, в меру способностей. Быстрые ритмы сменились медленными, — девушки попросили поставить модный в этом сезоне «Смеш». Понятное дело, что сие  предполагает более близкий контакт, соприкосновение, волей-неволей способствуя выяснению отношений, новому знакомству…. Если, конечно, есть что выяснять. Навер-ное, мне нужно было пригласить Марину, но я в очередной раз струсил. Эле-ментарно. И обратился к Тамаре длинной — она была новым человеком, и мы вполне нормально могли находиться на расстоянии, как и случилось — весь танец обсуждали достоинство группы, потом сказали еще что-то совсем не-значительное и абсолютно спокойно уселись на место.  Оказалось, что она была моделью, и, в придачу ко всему, заканчивала физфак в настоящем уни-вере. Вот как прихотливо получается.
Я заметил ехидный взгляд ее тезки, понимающе поглядывающей и на меня, и на Марину….
— Опять толстым сидеть, — кокетливо и томно произнесла она. — Слышь, Томка, как бы мне так вытянуться, а то вам, жердям тощим, все дос-тается — и потянулась,  демонстрируя туго обтянутую великолепную грудь. А не удержался от того, чтобы легонько щелкнуть ее по упругому соску, а длинная Томка показала язык.
— Дураки, — засмеялась Томка, и разрядила обстановку, — да, есть что потрогать. Уж мне ли не соглашаться с ней!…
Еще пару часов мы от души веселились, потом кто-то стал клевать но-сом, засыпая в кресле, надо кого-то пристроить, разместить. Посуду после торта уже никто не мыл, только снесли в раковину, и я потихоньку удалился, пока народ шустрил между ванной и туалетом, включил воду, и подумал, как хорошо все же с друзьями,  а остальное….  Что же Наташа?  Позвонить, что ли? — подумал я с некоторым мазохистским наслаждением…. Но во мне что-то внезапно оборвалось, уж больно неожиданно начинался новый год.
Тут подошел Костя:
— А ты что делаешь? — против обыкновения, он, как мне кажется, се-годня слегка перебрал.
— Да вот, посуду мою…
— Да? — он покачивался, опираясь на косяк. — Слушай, утром девчон-ки домоют, спать пора. Костя сделал пару шагов и оперся о мое плечо. С его-то почти стольником мышц.
— Мне спешить некуда, — я пытался отговориться, но он мне не дал:
— Нет, все, мы тут…
В кухне проявилась Вика:
— Костик, — ему очень подходило такое ласковое обращение, — спать пойдем — она была уже в коротком халатике, и дергала его за рукав.
— Пойдем, пойдем — Костя был на все согласен, — а тебе — налево, в маленькой, Маринка уже постелила на диванчике. Диванчик, диванчик — пропел он фальшиво, и хлопнул меня по плечу. Меня как жаром обдало — чего-чего, а этого я не ожидал. Значит, ее в нашей компании до сих пор счи-тали моей девушкой? Что я мог сказать — отказаться, тем самым, поставив ее в неловкое положение, просидеть в кухне,  или срочно сбежать, что-то соврав на ходу?
— Не перепутай! — засмеялся Костя, уводимый своей подругой, не достававшей ему до плеча, и нетвердыми шагами покинул кухню. Я прислу-шался — музыку уже выключили, где-то беззвучно отсвечивал телевизор, шаги прекратились… Я поставил оставшуюся посуду сушиться — мама мог-ла гордиться сыном. Вспомнил ее наставление, и не знал, что делать. Было уже около пяти, подумаешь, ночь не поспать! А как же? Что делать? Я достал мобильный, набрал номер мамы. «Звонок другу». Но телефон не отвечал. Что делать, что делать? Ладно, сейчас приду, пристроюсь тихонечко, завалюсь и усну. Все-таки глазки уже слипались… 
Я осторожно вошел в комнату. Было жарко или я сам выделял неисчис-лимые кванты энергии? Было темно. Отраженный снегом свет пробивался в комнаты, тоненький лучик под дверью…. На единственном пуфике была ак-куратно сложена одежда, а на узеньком диванчике, отвернувшись к стенке и укрывшись почти с головой, неподвижно лежала девушка. Я постоял в нере-шительности, прислушиваясь к ее дыханию. Не спит, а задерживает дыхание. Это можно точно определить, — у спящего обычно ровное и спокойное ды-хание, или же прерывистое, но подчиненное определенном ритму. И что де-лать?  Спать — ответил я себе, и последовал примеру Марины. Только кинул свои вещи на столик, заметив, что на пуфике присутствуют почти все детали ее одежды. Вот это да…
Я осторожно пристроился с краю, стараясь не касаться девушки. И тоже задышал, неуклюже имитируя сон. И вдруг услышал приглушенный смех: «Что, притворяться будем или как?» — «Ага», я тоже говорил едва слышно. — «Можешь повернуться». (???) Типа — могу или мне разрешается это сде-лать? «Можешь обнять». Это разрешение? К счастью, или нет — об этом мне предстояло узнать гораздо позже — едва идеальная маленькая грудь скольз-нула в мою ладонь, я уснул. Мы оба уснули…
Для кого-то утро было тяжелым. Но только не для меня — мы просну-лись в объятиях — бессознательно прижавшись друг к другу во сне, хотя да-же не поцеловались.
Марина легко перелезла через меня, и встала, потягиваясь. Она улыба-лась, зная, как мне приятно смотреть на нее. И даже не попросила отвернуть-ся. 
Она не могла не знать, что мне нравится смотреть на нее, и я припод-нялся, заложил руки за голову, любуясь девушкой….
— А на нее тоже смотрел, да? Не получилось, ко мне пришел? — голос ее звучал необычно жестко, — и испугался? И продолжала одеваться прямо передо мной, не стесняясь и не отворачиваясь — мол, смотри, что потерял, не говоря уж, что….
Нет, я не испугался. Я был просто в ужасе. Она была права на все сто процентов….
А Марина не спеша расплела все косички, поворачиваясь перед высо-ким зеркалом, волосы струились и падали на спину, плечи, прикасались к темным вишенкам сосков. Она встряхивала головой, расчесывая длинные во-лосы деревянным гребешком, продолжая свой туалет, как будто меня не было в комнате. Не существовало…
Оказалось, что в доме был немалый запас пива, и к часу процесс реани-мации вступил в решающую фазу — посещение клуба сорвалось, договори-лись на старый новый год, а спешить никому никуда не надо было.
Я искусно поддерживал веселость, шутил, в общем, не выпадал из ком-пании, но кто знал, чего мне это стоило. Конечно же, я не забывал поддеть Марину, она также не оставалась в долгу, как всегда, — нормальные отноше-ния между парнем и девушкой, проведших столь необычную ночь вместе. Тамары вначале были немного хмуроватыми — они еще не пришли в норму, но к вечеру все стабилизировалось; нашлись желающие их проводить — что ж, удачи.
— Я тебя провожу? — спросил я у Марины, не представляя, какой из ответов хотел бы получить. У меня опять пропал дар речи, и, так прекрасно начавшийся день померк. И в буквальном смысле тоже — небо затянуло ту-чами, пошел снег, предвестник потепления.
— Проводи, — она равнодушно пожала плечами. Хорошо, что это оста-лось никем незамеченным.

10.
Я поставил точку, бегло пробежал глазами текст — вроде ничего полу-чилось, и решил, что на сегодня хватит. Заархивировал файл, и вызвал outlook express. Противно зажужжал модем, но связь установилась на удивление бы-стро, и сообщение ушло на литературный сайт www.xliter.ru буквально за не-сколько секунд. Входящих не было, еще не пришло время, и я отключился от связи, решив, что «Спорт-экспресс» скачаю попозже, на сон грядущий, когда придут все новости. Потом с удовольствием потянулся в мягком кресле на колесиках, посчитав дело сделанным. Осталось, по моему представлению, глав пять-шесть, и все. На счет уже и сейчас поступали неплохие дивиденды, что позволяло вести вполне сносную жизнь…
— Закончил? — я не расслышал, как в комнату вошла жена с полугодо-валой дочкой на руках.
— Угу, — довольно промычал я, — уже отправил.
— Тогда подержи Дуняшу, — та, поев, сладко улыбалась, — поиграй с ней, и уложи. А потом займешься ужином, хорошо?
Разве мог я возражать? Она передала мне завернутую в одеяльце дочку, та радостно улыбалась мне навстречу, и совсем не собиралась засыпать. Что ж, придется посидеть, поговорить. Дуняша тянула ко мне ручки, хватала за палец, и радостно пускала пузыри. Я поиграл с ней, а потом отнес в другую комнату, почти пустую — кроме кроватки и манежа,  там был только малень-кий шкафчик  и парочка пуфиков — дело-то наживное. Положил в кроватку и стал рассказывать сказки. Она, ничего, наверное, не понимала, но вниматель-но вслушивалась в мой голос. Постепенно глаза ее смежились, она расслаб-ленно зевнула, и задремала. Я с любовью смотрел на маленькую головку, уже кудрявую, как у мамы, и удивительно похожую на нее. Потом выключил га-логеновую лампочку, отбрасывавшую неясный свет, тихонько отправился на кухню выполнять поручение.
Сначала все же я поставил чайник, чтобы заварить кофе — несмотря на то, что жена продолжала кормить дочку грудью, от этого отказаться она не могла, и мы подозревали, что Дуняша вырастет настоящей кофеманкой. Как и родители. Электрочайник закипел быстро, я засыпал в кофейник три ложки, залил кипятком и дал отстояться три минуты. Потом налил маленькую ча-шечку, поставил на подносик, рядом —  трюфелинку, и отнес в комнату. Же-на сидела за компьютером и читала мой опус. Так получилось, что, занятая и дочкой, и своей работой — она по-прежнему делала переводы и отправляла по e-mail, моя самая суровая критикесса не успела прочесть текст до отправ-ки.
— Поставь сюда, — она указала место рядом с оптической мышкой, отодвигая ее в сторону.  Я нагнулся и поцеловал ее в щеку. Она недовольно пожала плечами, мол, опять за свое, видишь, я занята, а потом, повернувшись ко мне, улыбнулась и погладила по руке. — Спасибо, милый.
С картошкой я расправился быстро, включил газовую плиту с электро-поджигом, налил в кастрюлю воды, не забыв закрыть крышку, потом полез в холодильник и достал уже отбитые куриные грудки. Посыпал перцем, солью. Потом решил, что хорошо бы поджарить лучка. Нарезал колечками, налил на прогревшуюся сковородку оливкового масла, подождал, пока оно не дойдет до необходимой кондиции, ссыпал нарезанный лук. Две минуты — и он при-нял почти золотистый цвет. Теперь очередь за мясом. Оно зашипело на ско-вородке. Я закрыл ее крышкой с сеточкой — чтобы воздух поступал, и жир не разбрызгался по плите. Скоро будет готово. Я сел и посмотрел в окно — шел мелкий снег, первый в этом году. Сумерки наступали рано, не оставляя прак-тически светлого времени. Что же хотеть? — октябрь уже заканчивается, хо-рошо, что в этом году так резко похолодало — без дождей, слякоти. Но этого не избежать…
Я перевернул кусочки поджарившейся курицы, поставил на стол тарел-ки, положил ножи и вилки, хлеб в маленькой плетеной корзиночке, масло — конечно, «Valio». И, наконец, вздохнув, достал маленькую закрытую салат-ницу с баклажанной икрой. Она была заправлена подсолнечным маслом, луч-ком, крошечными дольками чеснока и присыпана сухими специям. В общем, приготовлена с любовью. Однако вкуса сего я не понимал, хотя терпеливо ре-зал и строгал баклажаны. Тщетно пыталась приучить меня моя благоверная. Зато я  с удовольствием потребляю помидоры — и теперь я нарезал их колеч-ками, посыпал сверху петрушкой, а сметаны положил сбоку. Что ж подела-ешь — вкусы у нас слегка отличаются. Что не мешает…. Я оглядел стол — все, можно звать. Кричать на всю квартиру было нельзя, чтобы не разбудить дочку, и я заглянул в комнату, приоткрыв дверь:
— Приходи, уже готово, — зная, что жена придет минуты через три, ко-гда все будет абсолютно готов и стоять на столе. Такая вот у нас привычка. Посему к ее приходу я успел разложить картошку, куру, и полить все это об-разовавшейся подливкой. 
— Ой, как вкусно! — жена вошла, с удовольствием глядя на дымящую-ся картошку,  не пережаренное мясо,  ломтики помидоров и несравненную икру. К ужину она сменила халатик на свободные короткие шорты — в квар-тире было неслабо натоплено, и блузку с глубоким вырезом на голое тело. Роскошное, надо сказать.
  — Ты, наверное, просто проголодалась, — поскромничал я, — почти весь день на одном кофе, а еще и дочку кормишь.
— И так расползлась, как корова, — она явно кокетничала, скорее, по привычке, — ни в одни джинсы не влезаю, а ты меня закармливаешь.
— Ничего, к праздничку … — я не стал продолжать, а то мог запросто получить ложкой по лбу. Однако ела с аппетитом, будучи уверена в том, что от пары-тройки лишних килограммов избавится своевременно. Она аккуратно разделывала мясо ножом (правая рука), накалывала на вилочку (левая), при-держивая ножиком. Как и полагается благовоспитанной и культурной девуш-ке.
Об этом нужно сказать особо — и ножи, и вилки, и ложки — все были серебряные — ее бабушка оставила их нам, не слушая слов возражения и бла-годарности, лишь добавив, что надо с чего-то начинать, и пусть у вас будет фамильное серебро. Наказав при этом пользоваться, что мы и делали.
Вообще на жену было приятно смотреть, что бы они ни делала. У нее получалось просто, безо всякого напряжения. Мне до такого аристократизма было о-го-го как далеко, но не мог же я отставать!
Она отодвинула тарелку, аккуратно вытерла губы и улыбнулась, отки-нув назад длинные темные вьющиеся волосы. Сейчас ей, правда, приходилось закалывать, чтобы не болтались свободно и не мешали заниматься хозяйст-вом, но я то и дело подкрадывался и стаскивал с хвостика резиночку. Я тоже не мог не улыбаться, глядя на ее чистое нежное лицо, с почти прозрачной ма-товой кожей. Она немного щурилась без очков, но даже это придавало ей особенный шарм. 
Потом мы, конечно, пили кофе — посуда помылась как-то между де-лом, но я чувствовал, что гроза, как говориться, не за горами — ничего не бы-ло сказано о моем последнем опусе. Не завершенном еще, но уже начавшем приносить доход. Она забралась с ногами на стул, открыла форточку и заку-рила «Salem». Даже сейчас позволяя себе пару-тройку сигарет в день. Я не-вольно съежился — обычное состояние автора перед неминуемым разносом.  «Век…», наверное, не был совершенством, но все-таки, я относился к нему как-то особенно, и даже не правил текст, как бы исходящий из моих потаен-ных глубин…
— Ну, о стиле и языке говорить как-то даже неудобно — она чувство-вала, что я ждал ее мнения, как самого строгого судьи, и приготовился ко всему. Кто же, кроме нее, самого строго судьи, имеет право? —  Так вот, мне кажется, что ты превзошел самого себя — лексикон настолько убогий, две-сти-триста слов на пятьдесят страниц, как будто нет синонимов, тропов, ме-тафор, все настолько примитивно. Одни междометия, причастные обороты, сослагательное наклонение…  и сплошные страдания, будто герой. Ну ладно, о сюжете потом. Так скажи, почему ты пишешь, как какой-то недомерок, да-же не доучившийся…. Ах, да — у тебя технический ВУЗ! — последнее было сказано с изрядной долей сарказма, вообще-то не свойственное утонченной и даже несколько жантильной девушке, которой, несомненно, является моя же-на.
— Ну почему? — попытался удивиться я, — ведь и герой, от имени ко-торого ведется рассказ, тоже обыкновенный технарь, помешанный на компь-ютерах, футболе и автогонках. И потом, можно, конечно сказать и так; «От любви у Дмитрия съехала и оторвалась крыша. Он, в натуре, стопудово был уверен, что…». Если в обычной жизни мы иногда щеголяем жаргонными сло-вечками, то это не означает, что так думаем.
— Ну, хорошо, тогда о каких автогонках? — там об этом ни слова.
— Так что? Это вполне естественно предполагается, если у парня есть машина. И он, конечно же, смотрит «Формулу-1».
— Пусть так. Вот-вот, вполне естественно. Но ты хоть потрудился под-считать, сколько раз употребил это словосочетание? И еще — «конечно», «однако», «просто», — как вводные слова. И прочее — бьет в глаза, режет слух.  И повторяется не меньше десятка раз, чуть ли не на каждой странице. И ты всегда пытаешься что-то разъяснить, мотивировать. Но — примитивно.
— Честно, не считал. Но ведь и герой тоже об этом не задумывается, он просто рассказывает свою историю. О том, как мучился, страдал, делал ошибки, понимая  это слишком поздно, задним умом, как  метался между ре-альным и вымышленным образами.  Мир для него, как мне кажется, был чер-но-белым, нюансы он, к великому сожалению, так и не научился различать, и посему оказывается покинутым и никому не нужным.  И только в конце, как мне кажется, он начинает осознавать необратимость, отсутствие сослагатель-ного наклонения — а что было бы, если. Вот почему….
— Но это должен был сделать именно ты, — перебила она меня, ис-пользуя — я не хочу тебя учить — средства художественной выразительности и так далее. И даже не потрудился перечесть, а просто скопировал цитаты.  Ты бы еще приплел Къеркегера, Абэ, Газданова, Коэльо, Кибирова, а то сма-хивает на женский роман, прости меня. И с претензией на интеллектуаль-ность. Мураками, если хочешь знать — это пропасть, отчаяние, безысход-ность. Но с какой-то надеждой, что не сейчас, а где-то в другом пространстве,  временном или параллельном, все же есть выход. А ты так этого и не понял.
— Нет, милая, мне и сейчас не ясно, но я же вкладываю не только свои мысли — это же не эссе, а пытаюсь представить так, как понимает именно рассказчик, с его представлениями о мире, о бегло прочитанных книгах, с компьютером и прочими прибамбасами…
— Ладно, дай мне еще кофе. Только завари новый, я ночью поработаю, а тебе присматривать за Дуняшей. Вообще-то наше совместное произведение именовалось Евдокией Дмитриевной, в пику моде или как раз наоборот, имя являлось своеобразным интеллектуальным изыском.
Сейчас же я с некоторым облегчением занялся приготовлением. Пока кофе заваривался, я подошел к моей несравненной, опустился на колено и, простите за тавтологию, погладил и поцеловал ее изумительно ровную колен-ку, потерся о нее щекой, думая, как это прекрасно иметь умную, все пони-мающую жену, которая всегда рядом. И даже неестественно красивую. Вот, опять я за свои набившие оскомину, сравнения.
— Не сейчас, — она недовольно отодвинулась, я еще не все сказала. Ее грудной голос звучал грустно, она зажгла очередную сигарету…
Я, будто не расслышав ее слов, вскочил, и, налив маленькую чашечку костяного фарфора, подвинул к ней:
— Готово. После чего сел напротив, так что нас теперь разделял абсо-лютно чистый стол с двумя чашечками и разломленной шоколадкой на блю-дечке.
Она сделала несколько маленьких глоточков, закусывая сигаретой.
— Ну, и потом, все вообще выглядит несколько притянутым за уши. Не скрою, отменный ход — раздвоение личности Оли и Наташи, вполне. Ты что, представил их как отражение самого автора? — Ни о чем таком я не думал, так просто получилось, но сейчас я почел за лучшее просто кивнуть головой — мол, соглашаюсь, ты верно поняла.
— Тогда и у тебя самого, что ли, раздвоение? Как будто витаешь где-то в эфире, не соприкасаясь хоть капельку с реальностью. Не верю. И почти ни-какого секса. Уж извини, пожалуйста, такого не бывает….
— Я избегал сознательно, да, пусть это романтические бредни, но, как мне кажется, нужно и это. Видишь, герой нерешительный, сомневающийся. До этого ли? А порнухи сколько хочешь, предостаточно, мне вообще не тя-гаться с подобными. Целые сайты в интернете, не говоря о всяких желтых га-зетенках. Все уж и так этим перекормлены анатомией и физиологией…
— Целомудренный ты наш! —  думаешь, не знаю, что ты сам по этим сайтам сам лазишь! Мерзость. Ну ладно, вы, мужики, без этого не можете. Прощаю. Ну разве нормальный парень так просто отпустит ту же Марину? — она скептически взглянула на меня.
Пропустив последнее замечание, я ответил:
— Здесь же обхожусь…
— Потому, что я вижу в нем и твое отражение. Не только мнимого ав-тора. Ведь не зря ты дал ему свое имя, признайся?
Ох, не зря! Но не мог же я все сказать! Ведь это был тоже я, но в совер-шенно другой реальности. Конечно же, здесь, в жизни, все повернулось по-другому, но кто мог поручиться, если бы не.… Об этом потом, — да, именно поэтому я и не мог отказаться от своего имени. Соврать? Нет, но рассказать все было выше моих сил.
— Да, так показалось проще.  И поэтому пишу от первого лица.
  — Конечно же, написал про нас, всех, думаешь, я не заметила? — она не обижалась, просто констатируя непреложный факт.
— Так ты поняла? — я постарался изобразить искреннее изумление…
— Думаешь, я такая дура? Если все имена, не только свое, оставил. Спасибо, хоть меня за кадр вывел. А сам-то…. Кстати, что это за Оля, то бишь, Наташа? — Я что-то о ней не слышала.
Ну вот, первая семейная разборка. Что ж, сам накликал. Буду выкручи-ваться…
— Видишь, а ты говоришь — калька с нашей жизни. Это действительно вымышленный персонаж, да и события развивались…. Впрочем, если я что-то добавил, переставил события, то суть от этого нисколько не менялась.
— Ага, ты и тогда, — она вспомнила всю историю нашего знакомства, — сам того не понимая, разрывался между нами. Думаешь, я не замечала? — Я всегда считал, что жена моя красавица обладает редкостной проницатель-ностью. И часто задавался вопросом — почему мне привалило такое счастье?  И посему сказал, стараясь придать разговору более шутливое направление:
— Конечно же, миленькая, ты отличаешься умом и сообразительностью (цитата). Но разрываться мне, как помнишь, было особенно некогда. И, если я метался, искал себя, то это прекратилось, когда нашел тебя.
— Подлизываешься, да? — она немного смягчилась, а я, воспользовав-шись моментом, подошел к ней:
— Пойдем, милая…. И взял на руки — три с половиной пуда мне впол-не по силам.
— Нет, сегодня…
Правда, особенно Тома не сопротивлялась…. Как и тогда. Только я не мог вставить это в повествование, довольно-таки правдивое, и, как она пра-вильно поняла, представляющее один из возможных вариантов. Большей ча-стью не реализованный… Конечно, с Мариной получилось нехорошо. Да что уж….
…
— Я буду вместо, вместо нее, твоя невеста.… Убей мою подругу! Тогда эти незатейливые мелодии ужасно привязывалась, и Тамара напевала ее не фальшивя, от души и от выпитого… Она раскраснелась, и я тоже завелся, це-луя сочные, впитавшие вкус съеденного и выпитого за вечер, губы. Мне при-ходилось наклоняться, а ей — вставать на цыпочки, и прижавшиеся друг к другу тела требовали продолжения. Алкоголь делал свое дело.
— А я отрежу твою тень5… — прошептала она, прикрывая глаза длин-ными темными ресницами.
— Все, что угодно, — не соображая, ответил я.
— Да? Ладно, пойдем, — сказала она, но я почувствовал в ее словах не-которые неуверенность и сомнение. Но шубка ее была распахнута, и тонень-кий свитерок не являлся преградой до моих настойчивых ладоней…
Она не могла найти ключ, уронила сумочку, натянуто смеялась, я по-добрал его, несколько оборотов — и мы в квартире…
— Да нет, — ты меня сейчас изнасилуешь, — подожди, мне в туалет и прочее…
Через несколько минут я последовал за ней в ванную, а чуть позже она сказала, без излишней жеманности. «Ну, отнеси теперь меня. Надеюсь, хоть это ты сможешь?»… То есть, я оказался не на высоте…
Я робко вошел в комнату. Тамара невозмутимо стояла перед зеркалом и расчесывала намокшие волосы. «Фен возьми, — приказала она — и подержи. Да нет, с этой стороны, вот так, да». Я послушно выполнял ее указания, еще не ведая о том, что данную процедуру мне предстоит выполнять  бесчислен-ное множество раз. На ней был наброшен длинный  махровый халат, в меру распахнутый, призывающий прикоснуться к почти не защищенной груди. Я робко попытался прикоснуться, однако девушка недовольно подернула пле-чами: «Потом». Я возликовал — значит, мне будет предоставлена вторая по-пытка.  И я старательно работал феном, до тех пор, пока она не отправила ме-ня в постель, сказав, чтобы я занял место у стенки. Потом, помедлив: «Нет, сначала. Возьми на кухне, в серванте, есть коньяк». Мне показалось, что было достаточно, ибо даже душ не до конца привел нас в чувство, но маленькая рюмочка не добавила ничего. А потом Тамара скинула халат, обвила мою шею руками: «Ну, пошли, что ли…».    
Далее продолжать не имею права, вплоть до вечера…    
А вечером следующего дня Тамара, наверное, не ожидавшая от меня ничего более, несмотря на то, что я старался изо всех сил,  сказала:
— Дима, послушай, мне надо поработать… — то есть, типа, мне пора уходить…
Она почти мгновенно превратилась из безбашенной, беспредельно от-кровенной, и даже — я не могу подобрать приличных слов — … в совсем другую, серьезную и собранную девушку. Никто не смог бы предположить, что всего каких-то пару часов та беззаветно предавалась любви, не признавая никаких запретов и тормозов. И посему том, что и как происходило до того, не распространяюсь, я ведь не пишу учебное пособие, а в тот момент почему-то голос мой задрожал, как будто решалась судьба, а оно так и было, и сказал робко:
— А можно мне остаться? — что было совершенней правдой, не заме-шенной на сексе, а настоящим желанием остаться именно с этой девушкой.
Тамара как-то странно и необычайно серьезно посмотрела на меня, да-же поправив очки, и не уверенно, будто весь день не делила со мной, все, что возможно:
— Да? А ты действительно хочешь? У меня  на самом деле  много рабо-ты… .
— Я помогу, — как можно бодрее произнес я, — все, что угодно. Я ис-пугался, что, если вдруг сломаюсь и уйду, то ничто больше не повторится, и она будет думать о мне с сожалением, что мне только одного и надо, а это не правда, я не такой… Наверное, это был не только страх — ведь влюбиться можно лишь от одного прикосновения. Но Тамара, на самом деле, приворо-жила меня… А потом мы до поздней ночи просидели за компьютером. Я ла-зил по сети, искал нужные файла, что-то даже переводил, вытаскивал за-стрявшие листы из принтера, в общем, старался, лишь бы только остаться с ней. Время пролетело настолько незаметно, что мы провозились часов до трех. У нас хватило сил только на то, чтобы добраться до постели и момен-тально провалиться в сон…
  …Зато, проснувшись, я был вознагражден. Ночью, правда, пару раз вставал — что-то хныкала Дуняша, брал ее на руки, ходил по комнате, напе-вая себе под нос.… Опять сбиваюсь. Это уже сейчас.

Тогда, конечно, никакой Дуняши и в проекте не было. Она родилась через год с небольшим, уже  после того, как мы по-женились. Тамара защитилась, определилась с работой, — за-ниматься архивами и переводами, пропадала в библиотеке, просиживала за компьютером.    Я заезжал за ней вечером, мы говорили и не могли наговориться….  Совместная жизнь, как ни странно, оказалась весьма интересной, мне не пришлось отка-зываться ни от своих привычек, ни от увлечений. Наверное, по-тому, что мы были молоды, рады жизни и, что ни крути, при-мерно из одной культурной среды… Конечно, приходилось при-спосабливаться, учитывать интересы друг друга — но это уже из другой оперы.
Несколько дней мы практически не расставались. Я бро-сал на Тамару влюбленные взгляды, держал за руку, как буд-то мне было пятнадцать, не больше. За пару недель ухитри-лись познакомиться с родителями…. Все шло прекрасно, я, ка-залось, начисто забыл созданный мною фантом (увы, реальную девушку), но о будущем не думал совершенно. Мне было хоро-шо, прямо сейчас, в каждый конкретный момент внезапно на-полнившейся жизни. Иногда меня, впрочем, охватывало непо-нятное беспокойство, и я тщетно искал причину, еще многого не понимая. Вернее, понимал — так мне кажется сейчас, но отго-нял посторонние мысли — и это было легко.
А весной мы шли по едва растаявшей аллее, по бокам еще лежала корка льда, но центр уже просох, набирающее си-лу солнце разогнало облака, и, наверное, впервые дыхнуло на-стоящей весной. Я держал ее за руку, все в том же состоянии эйфории, не покидавшем меня с момента встречи с ней. Все казалось радостным и прекрасным. На углу продавали цветы. На минутку оставив свою спутницу, я подбежал, купил три бе-леньких розы, и, повинуясь внезапному порыву, опустился пе-ред девушкой на колено, протянул ей цветы и сказал:
— Мадемуазель, я люблю вас и прошу стать моей женой! — и что-то последние слова я произнес дрожащим и срываю-щимся голосом. А рожа при этом расплылась в совершенно дикой ухмылке… ну совершенно не соответствовавшей ответст-венности момента.
Она остановилась и посмотрела серьезно:
— Повтори…
— Я …. Ох черт, надо же по-французски, раз мадемуазель — я уже начинал понимать ее с полуслова. — Ну… 
— Je vous aime et … прошу … prie … ;tre  …devenir ma femme! — я с трудом подбирал французские слова, не вставая с колен…
— Разрешаю подняться! — милостиво произнесла Тама-ра, протягивая мне руку.
— Подумать можно? — это уже серьезно сказала она че-рез несколько шагов, из чего я понял, что предложение приня-то, но сердце все равно упало в пятки. А вдруг? Ведь я впер-вые объяснился ей в любви.  За несколько месяцев нашего зна-комства!  Раньше эти слова просто застревали в горле.  А если ей было необходимо именно это….
Еще метров сто мы шли молча, не поворачиваясь друг к другу. Тамара держала меня под руку, мы обходили оставшие-ся лужи, тень, прохожих…. А время для меня тянулось мучи-тельно долго, распадаясь на кванты, и каждый из них  отзы-вался стуком в висках…
— Волнуешься? — спросила Тамара, первой нарушив молчание.
Я, не находя слов, застревавших в горле, мог только кив-нуть.
— Ага, — казалось, звучал не мой голос…
— Полезно, — ехидно молвила она, — почему бы нет? — И, ровным прагматичным тоном, — тем более, диплом скоро, менять придется, справки разные…. Спешить, а вдруг больше не позовут замуж? 
— Ну, как ты могла подумать? — после решительного слова я как-то онемел и отупел одновременно.
Она же решила еще меня помучить:
— А что? Девушка уже в возрасте, потом еще когда…. И диплом на другую фамилию будет. А тут — все сразу и — гоп! Статус получен, и можно вить свое гнездышко, плодиться и размножаться на законной основе. А если сейчас, то все про-блемы решаются одним махом. Позвали — и радостно под ве-нец, так, что ли? Что скажешь?
— Ну, можно не сразу… — я цеплялся за любое неосто-рожное слово…
— Конечно, ты прав. Месяца через два….
— Почему через два? — до меня-таки начало доходить….
— Заявление подать, очередь и все прочее…
— Так ты …. Согласна?
— Глупенький. А ты сомневался? 
— Ну…, — я подхватил ее на руки и начал крутить, не обращая внимания на проходивших мимо….
— Хватит, раздавишь! — она поцеловала меня и вы-скользнула из моих объятий. А фамилию-то менять не надо, со-образил?
Некоторое время назад мы, наконец, выяснили, что, бла-годаря некому чудесному совпадению, у нас не только фами-лии, но и отчества одинаковые, так что нас запросто могли принять за брата и сестру, при всей непохожести. В этом было определенное предзнаменование. И все пошло своим чередом….

11.
Утром я был вознагражден, однако мое блаженство прервала настойчи-во требующая внимания Дуняша. Я наскоро натянул на себя тренировочные штаны, взял дочку на руки, переодел, умыл, принес к маме на кормежку и от-правился готовить завтрак — теперь для нас. А сам думал, каково будет сего-дня продолжение нашего разговора. И было оно таким.
— Ладно, как написал, уже не исправишь. Хотя для перевода…. Ты не будешь возражать, если я кое-где изменю стилистику?
Да я теперь вообще на все был согласен!  Тамара к тому же переводила мои опусы, которые мы тоже отправляли на соответствующий сайт. Там было надежнее — зарубежные партнеры жлобствовали не так, как российские, и оттуда что-то тоже капало на мой счет. На наш.
— Конечно, любимая. У тебя так ловко получается, гораздо лучше ори-гинала. — Что было недалеко от истины — Тамара добавляла в тексты недос-тающей мне пикантности, шарма, выправляла топорные фразы, но русские тексты править не хотела — мол, рано или поздно придешь к этому сам, най-дешь свои ритмы и свой язык, а с сюжетами и сейчас неплохо.
— А что в продолжении? — я понял, что ее это интересовало не просто так, и не могло оставить равнодушной. Хотя бы то, как я мог видеть наше возможное будущее. Упаси меня боже намекнуть на то, что я вернулся к ней, потому что всюду был отвержен. Я бы мог поклясться на конституции, биб-лии, Коране, талмуде и еще на множествах реликвий и артефактов. Тамара никогда не могла стерпеть унижения, обиды, откуда бы они ни исходили. Да-же в прошлом…
— Да ничего хорошего для автора, рассказчика, то есть.
— Поняла, кофе поставь…
Мы сидели за столом, и она держала Дуняшу, подпрыгивающую у нее на коленях на еще нетвердых ножках.  Та тянула в рот палец — шли зубки, и Тамара дала ей колечко, которое дочка принялась жевать с большим энтузи-азмом.
Тамара отнесла дочку в манеж, и, вернувшись, села напротив.
— Так я слушаю. Она опять села на стул с ногами, отбросила волосы назад, но те непослушно рассыпались по плечам, взяла чашечку…
— Ну, я не знаю…. Еще до конца не продумал, может, такой вариант…
— Так ты и сейчас?
— Нет, конечно, касается только этого романа. Я встал, чтобы обнять ее, но она взглядом посадила меня на место. Ох, как она умела это делать од-ним движением своих голубых глаз, которые, оказывается, бывают не только у блондинок. — Тогда слушай.… Но это всего лишь наметки, правда. И я на-чал.
После нового года — а ты помнишь, как Дима расстался с Мариной, внезапно позвонила Наташа. Опять, как  и в прошлый раз, она никак не объ-ясняла своего поведения, да и ему не нужно было — все, чтобы быть с нею вместе. Да, он встречался с  этой девушкой, но только в компаниях, иногда даже провожал ее, однако все оставалось в строгих рамках, чисто дружеских отношениях. 
— Ой ли? — Тамара скептически посмотрела на меня, — неужели же он такой, как ты выражаешься, благородный, девушку упускает, и ничего?
— Да нет, — я отвечал искренне, — просто он поглощен одной девуш-кой, а все остальные…. Конечно, он не мог не встречаться с Мариной, просто потому, что она сестра его друга, и, когда почти все выяснено, разве нельзя сохранять нормальные дружественные отношения?
— Ты что, про себя? И относительно Марины у тебя не было никаких мыслей, желаний и ты смог от нее отказаться? Если бы представилась воз-можность. И что означает это «почти»?
— Соврать? Но у меня есть ты, а в романе, как помнишь, девушка по имени Тамара оставалась как бы за кадром. А почти — ведь всегда остается вероятность….
— То есть, ты предполагаешь, хотя бы устами твоего придуманного Димы, другой вариант, и даже объясняешься ей в любви, пусть от безысход-ности… Если по правде — держит ее как бы про запас?
— Но в реалии ты же сама знаешь…. Ведь мы сразу… были вместе.
— А хотел-то ты и другого, другую, пардон, что, я не понимаю? И те-перь свои нереализованные мечты воплощаешь в жизнь. Вот Марина прочтет, и прибежит…. Готовенькая. — А подспудно слышалось непроизнесенное: «Ведь и прибежала, не так ли, милый?»
Сейчас! И почему, собственно, мечты не реализованные? Как Тамара все тонко чувствовала и понимала, господи, с кем я живу!
— Да нет, любимая, и в романе совсем иначе. Вот послушай — я наме-ренно уводил Тамару от щекотливой темы…
  Так вот, Дима встречался с Наташей, любовь и все такое, но все время чувствовал напряженность. Вдруг что-то мгновенно изменится, и не будет выхода? Тем более, что она пока не хотела знакомиться с его друзьями, и при встрече — а они неизбежно происходят, сразу же прощалась и исчезала, ссы-лаясь на неотложные дела. Так и случилось. В один из прекрасных дней, ко-гда она была с ним необыкновенно ласкова, Наташа, обравшись уходить, вне-запно сказала (конечно, внезапно только для него). «Все, прощай». Он не по-нял: «Я тебя провожу, подожди минуточку». — «Нет, все. Совсем». — Он не понял, уже как бы привык к тому, что Наташа теперь с ним, уже не бывает выбросов и так далее. Но она популярно разъяснила ему, что все, все кончено. И она выходит замуж, и они больше не увидятся. Дима — в трансе, пытается задержать ее, но она говорит, что у них нет перспективы, и что она долго ду-мала, прежде чем принять такое непростое решение. Он, теряя себя, бросает в лицо ей обвинения, она отвергает их, говоря, что не была ни с кем, кроме не-го, когда они встречались, а он может найти себе другую девушку, моложе и лучше, — ведь Наташа старше на полтора года. Они расстаются. Он — в бе-шенстве, потерянный и прочее. Его состояние еще хуже, чем в то время, ко-гда они только встретились…. Конечно же, это замечает Марина, но и только. Вряд ли будет она сидеть и дожидаться, когда тот обратит на нее свое благо-склонное внимание...  Облагодетельствует. И ее вообще устраивают спокой-ные, дружественные отношения как с Димой, так и с другими молодыми людьми, с которыми она встречается — и в компаниях, и в институте, и про-сто так. То есть, она не выделяет его из прочих. Но, может, и не так. По край-ней мере, не отказывается, когда он приглашает ее в кафе, а в общей компа-нии, как и прежде, искусно играет роль его девушки — скорее всего, только потому, что еще не встретила того, кто смог бы стать ее парнем.
— Неправда, — перебила меня Тамара, — если она такая, как ты опи-сываешь, или хоть чуточку похожа на нашу Маринку, то у нее вообще не бу-дет отбоя от парней.
— Но ведь и ты не станешь возражать против того факта, что, чем сим-патичней девушка, тем труднее к ней подойти, не так ли?
—Может, так когда-то и было, — скептически усмехнулась Тамара, но не сейчас. Даже мне проходу не дают, не то, что другим, высоким и строй-ным. У реальной Тамары, как и вымышленной, тоже существовал такой пунктик, относительно роста, веса, и прочего. Она, даже можно сказать, по-игрывала этим, но до чего была хороша сама!  Как здорово, когда ум, красота и интеллект…. В одном флаконе. Что за чушь. Я опять залюбовался своей женой, и она не могла не заметить знакомый блеск в моих глазах…
Нам помешала Дуняша, настойчиво потребовавшая и маму, и папу — она ползала по манежу, разбрасывала погремушки, но ей стало скучно. Часа два мы вместе ублажали наше ненаглядное чадо, меняли пеленки хаггес, кор-мили из бутылочки — малышка отличается  изрядным аппетитом, в маму, пе-ли песенки, катали мячики, после чего, только на руках у Тамары, попив пар-ного молочка, она угомонилась. А мы пошли на кухню пить кофе и продол-жать нескончаемый диалог.
— А что дальше? — теперь мы сидели рядом, и я гладил ее изумитель-но стройные ножки — Тамаре всегда это нравилось, если я не поднимался выше коленок.
— Дальше — самый что ни на есть тривиальный ход, — примерно ме-сяца через полтора Дмитрий уезжает в командировку, его провожают, как и в прошлый раз, Костик и Марина. И все повторяется — он ожидал только дру-жеского поцелуя, в щечку, но почему-то Марина целует его, как и тогда, и он, в полном недоумении, даже прострации, на своей верхней полке в очередной раз пытается разобраться в своих чувствах, и прочее. Возвращаясь, он встре-чается с Мариной. Та, казалось, опять готова к более близким отношениям с ним, но терзается сомнениями, а он в очередной раз увлекается, и история могла бы повториться…
— А она что у тебя, просто кукла и набитая дура, да? Нашла принца. Да не бывает такого! У нее тоже, можешь поверить, и чувства, и самолюбие свое. И не такое время, чтобы крутиться возле одного, неуверенного, не опреде-лившегося, и ничего из себя не представляющего пацана…
— Нет, — осмелился я возразить, — может, она предоставила ему шанс — ведь Дмитрий ничего предосудительного не делал, вел себя корректно…
— Ничего себе корректно! Ты даешь! Да я бы…
— Но это не ты… Я подумал, что ведь и Тамара тоже стояла перед вы-бором, и что-то же заставило ее остановить свое внимание именно на мне, но ведь могло же быть иначе? Но сослагательное наклонение может быть только при конструировании ситуаций, коллизий, и почему бы, собственно говоря, и нет. Но вслух я сказал совсем другое:
— Да, я  тобой согласен. Но здесь я искусственно конструирую ситуа-цию. Возможна и другая трактовка, конечно. Я же решил, что здесь события развиваются именно так. — Я сомнительно повторялся.
    — Для наивных девушек. Ну-ну.
— А далее все идет по нарастающей. Но они таки не решаются пере-ступить последний рубеж. Проявляют сдержанность — нет, скорее еще раз спрашивают себя — а надо ли?   То есть, проявляют сдержанность, свиде-тельствующую о взаимной неуверенности в чувствах.  И Дима уже готов сде-лать предложение…. Но тут следует телефонный звонок. Наташа. Она хочет встретиться с Димой, у него опять душевный раздрай, но он соглашается. Он приходит на свидание с цветами — по его понятию, она уже должна была выйти замуж, и он решает поздравить ее с первым браком, но все оказывается совсем не так. Она выглядит как-то иначе — еще строже и недоступней. Диа-лог, конечно же, нужно еще прописать, но суть в том — Наташа объявляет, что она беременна от него, и узнала об этом месяц назад. Посему не посчита-ла возможным выходить замуж и обманывать хорошего человека.  (По мне-нию Димы, тот по определению не может быть хорошим, раз Наташа предпо-чла его сопернику).  Дима в трансе и растерянности, — он предлагает ей вый-ти замуж за него, но девушка отказывается, — она пришла только для того, чтобы поставить его в известность.   Он пытается сказать что-то типа того, что у ребенка должен быть отец, и прочее, но его доводы не воспринимаются — Наташа насквозь не видит его, будто бы перед нею стенка. Она просто не любит его. И помочь никто не в силах.
  А он остается один в кафе, бессмысленно глядя на пустые чашки. И не-ту сил встать и идти куда-то, звонить, встречаться. Ему хочется спрятаться в кокон, заплакать, положив голову матери на колени, и сделаться совсем ма-леньким и беззащитным. Все.
— Ну, накрутил, — Тамара погладила мою голову, — но так не бывает. Или бывает.  Она задумалась. — Только давай, диалог последний пропишем вместе, согласен? А то… Ты, наверное, не сможешь представить состояние де-вушки…
Я хотел ответить: «А ты, ты сможешь?» — но вдруг осекся. Подобная ситуация вполне могла произойти с любым, в том числе и с моей любимой женой…. И посему промолчал, и просто взял ее на руки…
А было совсем не просто. Я чувствовал, что что-то пошло не так. Со-всем не так, как могло показаться внешне. Чтобы избежать не очень-то при-ятных вопросов, которые неизбежно последует, я оделся и пошел гулять с Дуняшей. Ребенку нужно на свежий воздух, а мне подумать. Полтора часа мы колесили по дворику, по улице. Купили что-то в ларьках, ведь оставить ее в коляске я уже не мог — мое несравненное чадо так и стремилось на волю, в пампасы. Приходилось тщательно приглядывать, нагибаться, улыбаться ей… И получать в ответ ни с чем не сравнимую улыбку дочери… И посему я не додумался ни до чего.
Тамара сидела на стуле и курила. Я понял, что время нашего отсутствия она провела в раздумьях, и не простых — об этом свидетельствовали не-сколько окурков в пепельнице, новая банка открытого «Nescafe», разломлен-ная шоколадка на серебристой фольге…
Мне было хорошо и сложно с Тамарой еще и потому, что она очень чутко ощущала нюансы слов, действий и даже мыслей. Последнее напрочь исключало до последнего времени всякие недосказанности…. Передав дочку жене, я раз-делся и прошел в нашу комнату. По экрану бегали мерцающие точки — видимо, недавно включился режим энергосбережения, я легко коснулся мышки, и уви-дел на экране следующий текст. Конечно же, из моей рукописи.
На какое-то мгновение она задумалась, а потом все же поднялась, и положила руки мне на плечи. Мы, наконец, со-прикоснулись, и повторилось то, что было в осеннем лесу — мы замерли, и не смогли сдвинуться с места. Казалось, жар поглощал нас. И лицо ее осветила та же улыбка, и также под-рагивали веки и …. Сколько времени продолжался полет, мне было неведомо. Но на место мы сели, полностью растерянные и опустошенные. Я принес пару пива, и мы выпили его молча, пытаясь остудить жар. Повторить ощущения невозможно, ибо они фиксируются на подсознательном уровне. Девушка первой пришла в себя:
— Ну, ты что, уже….  Ну… после первого свидания (а, она признала, что это свидание, а не просто поход в клуб) с другой девушкой уже готов изменить. Следующий танец мы просиде-ли, не решившись еще раз прикоснуться друг к другу, а только обсуждали интерьер. Нет, я не права — она почти задыхалась,  — у вас ничего не было…
— Разве что с ней самой. Я тоже отвел глаза. Созданный мною образ обретал реальность, и казался не таким недоступ-ным.
— Посмотрим. И она не стала уточнять…
… Я не буду уточнять, — начала Тамара, намеренно подхватив послед-нюю фразу из рукописи, и акцентируя ее, — она глядела прямо перед собой, мимо меня, делая очередную затяжку,  почему я пришла к такому выводу.
— Какому? — я глупо улыбался, хотя внутри содрогнулся, — это было так не похоже на Томку, и откуда…
— Ты что, не понимаешь? — она опять избегала смотреть на меня, и я испугался, готовый  на все, лишь бы она…— ведь это было, было… Неважно, когда. Иначе бы ты просто не смог, даже списать с Фаулза…

«Мы, наконец, соприкоснулись, и повторилось то, что было в осеннем лесу — мы замерли, и не смогли сдвинуться с места. Казалось, жар поглощал нас. И лицо ее осветила та же улыб-ка, и также подрагивали веки и …. Сколько времени продол-жался полет, мне было неведомо. Но на место мы сели, полно-стью растерянные и опустошенные».

Подобного не придумаешь, нужно пережить и прочувствовать самому. И для меня неважно, когда это могло случиться, главное — было, и не пытай-ся открещиваться. Твои не реализованные, как ты утверждаешь, — а, может, реализованные — мечты, да нет, не мечты, — Тамара на секундочку запну-лась, это — реальность. Бесстрастная и объективная. И тут ничего не подела-ешь.

Тень твоя — я ее не отрезала, конечно, существовала сама по себе, и вот — сливается с реальностью, и ты уже совсем не тот.

— Ну, даже если…. Но ведь мы с тобой, и…  — я не мог продолжать, меня внезапно пронзила мысль, что ведь и она могла испытывать нечто по-добное. Но не со мной, а раньше, в другой жизни, или же…   А потом смири-лась? — Я люблю тебя, — не соврал я, и вдруг подумал, что от нее так и не услышал этой фразы — да, когда я спрашивал, любит ли она меня, Тамара от-вечала — да, миленький, Димочка, муженек, но сама…. Неужели она никогда не произносила I love You? Пусть не мне…
— Что ж… Кофе, пожалуйста, подогрей, а то остыл. Я выиграл еще па-ру минут, но сердце билось основательно, и кровь небезосновательно прили-вала к лицу.
— Спасибо, — она сделала несколько глоточков, и продолжала, — нет, ты меня не любишь.
Ну, на основании чего женщины делают подобные выводы? Я попытал-ся робко протестовать, однако Тамара перебила меня:
— Знаю, ты опять будешь говорить, что меня любишь и прочее. Да, я знаю, тебе хорошо со мной, ты заботишься обо мне, о дочке, не пьешь (вот похвала), помогаешь, нам хорошо в постели, ты ласковый, мы помогаем друг другу. Тебе приятно быть в компании, любоваться своей женой, пусть другие завидуют, да, я не дура, и не дурна, знаю.
— Кто бы сомневался…, — робко вставил я, и попытался подойти к ней, но она остановила меня одним взглядом, как Ури Геллер, часы…
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Я бы простила тебя, если бы ты… случайно …, пусть по прихоти.  Но моральная, внутренняя, измена еще хуже, чем физическая. Да нет, измены здесь пока нет. Я надеюсь, — она пристально посмотрела от меня, и я сумел не отвести взгляд. Все гораздо хуже…. Ты не-осознанно стремишься это сделать, тебя пока останавливают обязанности, связи, я — да, ты ко мне привык, я — ласковая, безотказная, понимающая, возможно, даже красивая. Чего еще желать? — голос ее сбивался, Ты стара-ешься и сам соответствовать. И, надо сказать, у тебя хорошо получается. Я даже уверена, что ты до сих пор увлечен мной, если можно так сказать после двух с половиной лет, и наши планы…
— А разве это не есть любовь? — перебил ее…
— Ты действительно так думаешь? — с сомнением сказала она, и мне необходимо было что-то ответить…
Слов я не находил, но меня спас зазвонивший телефон. Трубку взяла Тамара:
— Да, слушаю, — потом, прикрыв трубку рукой, — твоя мама… — ко-нечно, завтра придем, да, все в порядке. И тон, и выражение лица ее измени-лись, как будто не был прерван тяжелый,  первый со дня нашей встречи, раз-говор. Она говорила абсолютно спокойно, дружелюбно, и я не мог не восхи-щаться ее выдержкой, и красотой.
Потом мы обсуждали планы на завтра, когда ехать, что купить, я побе-жал в «Копейку», счастливо избежав немедленного продолжения, получив очередную возможность подумать. А было о чем. Ведь было и то, что в чем признаваться я не мог даже самому себе…. Ведь Тамара, как ни парадоксаль-но, была права, права во всем…
«Ты действительно так думаешь, или пытаешься убедить себя в этом?» — так должна была прозвучать фраза. Ну почему — я не давал ни малейшего повода. Неужели на нее так подействовала моя рукопись, в которой я, дейст-вительно… Действительно попытался что-то доказать себе, ухватившись за последнюю соломинку. Думал — бумага, то есть, винчестер, выдержит все…. Ан нет…
И была еще одна цитата — «Я был благодарен и вернувшей меня к жиз-ни Тамаре, с которой, к своему стыду, так и не встретился больше, а о Ма-рине…» — спасибо, хоть про меня вставил, ишь, «вернула к жизни!» Впро-чем, ты, наверное, и не подозревал, что сам сделал то же самое. Спасибо тебе.
Последнее я проглотил молча, ибо тогда думал об открывшихся нам но-вых горизонтах, пространствах, чувствах. И мне, может быть, от трусости и неуверенности, не хотелось оборачиваться назад. А впереди тоже была пол-ная неопределенность… 

…на самом деле все начиналось  на редкость прозаично. Я вы-шел из метро, купил бутылку «Невского», откупорил, сделал несколько глотков, и пошел к трамваю. Недавно выпал снег, но уже начал таять, и размазанная тысячами ног жижа нагло хлюпала при каждом шаге. И тут я увидел ее. Только вполобо-рота. Мгновения оказалось достаточно. На самом деле, без придумок —  я увидел ее в первый  раз за пару недель до зна-комства с Тамарой. И случайно, как робко попытался предста-вить в рукописи. Просто подошел. Не мог иначе. Она выходила из метро, и я, как привязанный за ниточку, пошел следом за ней, лихорадочно изобретая хоть какой-нибудь повод, что бы подойти, но ничего не шло на ум. Не знаю, как я набрался смелости заговорить с ней. Я робко выдавил из себя имя — «Наташа», просто наугад. Конечно же, я ошибся — угадать имя практически невозможно. Автоматически, не задумываясь, она назвала свое имя. Ольга. Так что я не погрешил в истине, кроме меня, неизвестной никому. Почему она согласилась зай-ти со мной в кафе? Мы ели мороженое и пили кофе, я выгова-ривался перед незнакомой девушкой, как перед мифической Наташей, меня просто несло, я на ходу, не задумываясь, при-думывал не существовавшие детали. Она же глядела на меня и улыбалась, но иногда непонятная тень пробегала по ее лицу. Возможно, с ней когда-то происходило нечто подобное…
Телефона своего не оставила, и даже отдернула руку, ко-гда я на прощание  прикоснулся к ней — последняя самозащи-та. «Не ищи меня, ищи свою Наташу». Но импульс уже про-бежал, как электрический разряд через наши тела. Она все же согласилась встретиться еще раз, а потом — исчезла. Как мне казалось, навсегда. Тень моя в подсознанье следовала за ней, слабея и не надеясь на выживание…
Встретились же мы опять-таки случайно примерно месяц назад, в результате чего и появился этот опус. Я входил в уни-версам, она, напротив, уже сделала покупки. Мы буквально столкнулись лбами, да так и замерли посреди толпы. Сумки синхронно выпали из рук, и казавшийся незыблемым мир рас-кололся на мириады хрустальных осколков. Он просто исчез, растворился, и в нем никого не осталось, кроме нас. «Я не На-таша, — голова девушки покоилась на моем плече, и голос звучал приглушенно, — и тебя не обманывала, я ею никогда не была, и в лесу с тобой — тоже была не я. Для тебя это важ-но?» — «Я знаю, Оля, ведь и меня самого в лесу не было»…
Людская толпа обтекала нас, кто-то изумленно, кто-то с недовольством и раздражением, а мы так и не могли разомк-нуть объятия.   
Но еще была реальная жизнь. У каждого — своя собст-венная, устроенная и небезосновательно счастливая, на зависть другим.
И мы неизбежно еще какое-то время будем цепляться за нее, чувствуя беспросветную тщетность этих попыток.   


Примечания

1. Автор имеет в виду роман «К югу от солнца, на запад от границы», и приводит цитату практически без ошибок.
2. «Крупа» — популярный среди книгоманов Санкт-Петербурга ДК имени Круп-ской, в котором по выходным дням работает книжная ярмарка, и цены низкие.
3. Стопудово — новое жаргонное  словечко, употребляемое продвинутой молоде-жью, в смысле — железно, обязательно, непременно, однозначно и пр.
4. Жаббервоги — весьма сволочные существа, проживающие где-то под землей, обычно в метро. Жрут всех. Наверняка они сделали засаду на площади Мужест-ва. Это из «Страны чудес…».
5. Мураками, «Страна чудес без тормозов и Конец Света». У входящих в Город Стражник отрезает тень, и та благополучно погибает, ибо  не может пережить суровую зиму и разлуки со своим хозяином. Кстати, жаббервоги тоже оттуда. Вообще автор часто путает два романа — пухленькая девушка в розовом кос-тюме и туфлях — как раз из этого, внучка чокнутого гения.  Странно, однако, что автор не упоминает о кракерах и шаффлинге. Впрочем, каждый из нас пыта-ется прочитать чужие сны, не ведая об этом.   
6. См. примечание 1.
7. Это уже из «Хроники заводной птицы» того же Мураками — сидя в высохшем колодце, в абсолютной темноте, начинаешь мыслить как-то по другому, не ве-дая, сколько тебе еще отмерено, пока хватит сил… 
8. Екарный бабай! — идиоматическое выражение, смысл определяется только по контексту употребления. В представлении автора является калькой не совсем цензурного. Увы…
9. По-моему, это уже из Губермана, но стало чисто нарицательным выражением. Так-то.
10. См. примечание 7.
11. Фоулз, «Матрица». Вообще-то приводить такую длинную цитату можно, только держа книгу перед собой. Я что-то сомневаюсь, что кто-либо из действующих лиц мог на это сподобиться. Наверное, Дмитрий просто списал со случайно от-крытой страницы.