Отец закончил авто-транспортную военную академию перед самой финской войной, работал всю жизнь по автотранспорту, на слух определял неисправность машин. А с войны вернулся позже всех из-за этих же машин, так как был в составе группы специалистов по демонтажу и перевозке автомобильного завода из г.Плоешти(Румыния) в г.Горький.
В 1947 году горком партии направил его в Лодейное Поле, хотя он был инвалид 2 группы, помочь восстановить автохозяйство города. Папа уехал зимой, а летом мама отвезла меня к нему пожить, а потом и Тамара приехала. Были мы там 2-3 месяца. Помню очень живописную местность, посёлок, быструю реку, через которую переправлялись на лодке. Голодное житиё. сбор ягод и грибов в лесу. Приехали ещё двое специалистов и их тоже поселили в наш домик. Питались вместе, Тамара готовила. Помню свой грех. Тамара сварила рыбный суп для этих молодых людей, а я,голодная, тихонько забралась и съела рыбку за рыбкой несколько штук, а скелетики опустила обратно в суп, думая, что не заметят или подумают, что мясо оторвалось при варке рыбы и плавает в супе. Конечно, заметили. Тамара меня очень ругала, а отец, кажется выпорол за воровство.
В посёлке много жило бывших уголовников с семьями. Пьнство, мат, крики, ругань. Мне там было страшновато, а Тамаре и небезопасно, так как она уже была красивой девушкой. Помню, как познакомилась с местными ребятами и они разрешили присутствовать мне на чердаке нашего дома и играть с ними "в любовь". Я не сразу поняла, что это что-то нехорошее. Но отец спас меня. Со мной ничего такого не случилось, но отец поскорей отправил меня с Тамарой обратно к маме в Ленинград.
Затем наш отец разболелся и ему разрешили вернуться в Ленинград. После инфаркта ему дали 1 группу инвалидности без права работать. Но он не мог не работать и упросил своего родственника научить его переплётному делу. Обучился и стал брать заказы от учреждений.
Помню летом 1946 или 1947 года меня окрестили под Ленинградом. Настояли обе сестры отца. Отец был член партии и очень боялся, что могут узнать, что он разрешил крестить свою дочь. Страшное было время для взрослых: все шпионили друг за другом, доносили, поэтому открыто у нас в доме иконы не висели. У нас били две иконы: Казанской божьей матери и Христа Спасителя. Иконы были старинные с серебряным окладом и под стеклом. Размером они были такими, какими заказывали их при рождении длиной родившегося ребёнка. В одной из икон были две свечи, которые держали мои родители при своём венчании в церкви и веночек невесты из белых восковых цветов с маминой фаты. Эти святыни лежали обёрнутые в чистые полотенца в мамином комоде с бельём. А после смерти мамы я эти святыни снесла во двор и положила , завернув в газеты около помойного бака. А эти святыни после нашего отъезда по Дороге Жизни были отнесены отцом кому-то из родственников на хранение, хранились всю эту тяжкую голодную войну. Этот великий грех я всю жизнь не могу искупить и когда прихожу в храм, то не чувствую там себя уютно и благостно. Плачу, плачу и плачу всю жизнь о содеянном моем тяжком грехе и считаю, что все мои неудачи в жизни связаны с этим неискупаемом грехом.