Где-то, когда-то.
Снег мокрыми хлопьями кормит ненасытную черную улицу. С недовольным скрипом открывается тяжелая дверь одного из старинных домов. Поток света, чихая от табачного дыма, пытается вырваться на улицу, порезвиться хоть немного на просторе, добавить яркости в вечернюю вакханалию снега, но куда там: некто очень массивный стоит на пороге, словно не решаясь сделать последний шаг. Свету остается маловато места, и он лишь тонкой линией очерчивает фигуру здоровяка. Собеседницу же этого Гулливера и вовсе не разглядеть, зато взволнованный голос режет вечер:
- Ты уверен, что это то, что тебе нужно, а?
- Отстань.
- Медведевский, прости, но я никак не могу заставить себя поверить…
- Слышь, замолчи, а? Я решил. Всё.
- Сева, глубокий дауншифтинг, да еще и в кантри-сайде, противопоказан жителям мегаполиса! И айтишникам – в первую очередь!
- Надь, если говоришь, говори по-русски, пожалуйста. «Программист уехал в деревню» - чего проще? И не дергайся, выживу. Куда я денусь.
- Но зачем?! Сева, на кой ляд ты это делаешь?!
- Да потому что задрало здесь все! Все!
- И… я?..
- Нет, не ты. Только не ты. Но… Нет, не могу. Прости меня. И - прощай.
Пока влекомая доводчиком дверь закрывалась, мокрая улица успела услышать еще одно слово:
- Медве-е-едь!!!
Здесь и сейчас.
Этот населенный пункт и сам толком не знал: город он или же лишь поселок? На картах и в атласах его именовали то так, то этак. Теперь же город-поселок почти уснул, потому что поздний вечер грозился стать ночью, а еще потому, что лил сильный дождь, и потому просто скучно. Не спала лишь железнодорожная станция, через которую раз в три полночи проходил поезд, везущий в еще большую глушь тех, кому это зачем-нибудь надо, и сегодня намечалась как раз такая полночь.
Пристанционная площадь… Хотя, какая это площадь, название одно: пятачок, на котором едва разворачивается автобус, покосившийся навес остановки, да железный прилавок, за которым иногда бабульки продают скромные дары огорода… Ровно в полночь, воинственно рыча не обремененным глушителем мотором, на эту площадь ворвался похожий на буханку автомобиль. С дымом и свистом лихо затормозил, задняя дверь открылась, кто-то там завозился. Послышался обрывок разговора:
- …Левее тройной сосны не ходи: там болото, ядрыть, без лодки делать неча.
- Спасибо, Петрович.
- Бывай, Медведь.
Через полминуты автомобиль взревел еще страшнее и умчался, оставив на площади одинокого пассажира и его багаж.
Буфетчица с радостью поболтала бы хоть с кем-нибудь, но вот уже в который раз на станции не видно ни души.
- Через три минуты придет поезд, - вздохнула она.
И действительно, скоро сквозь шелест струй пробился шум подкрадывающегося к станции поезда, в окне блеснул луч прожектора.
Секунд через десять в буфет ввалился здоровенный бородатый мужик в камуфляже. За спиной его помещался исполинский рюкзак, в левой руке – несколько удочек в чехлах. Деревянный пол буфета едва выдерживал этого богатыря, а стаканы и рюмки на стойке жалобно звенели.
- Здрассьте. Мамаша, мне бы водочки. В смысле, бутылку.
Водки в продаже насчитывалось аж пять видов, и потому буфетчица спросила:
- Вам какой?
- Повкуснее. И три банки пива.
Получив требуемое, визитер распихал покупки по карманам, расплатился, и, стараясь причинить как можно меньше разрушений, вышел. Поезд уже остановился.
- Экий медведь, - не то восхищенно, не то неодобрительно пробормотала буфетчица, вздохнула и включила чайник.
Медведь топал по мокрой платформе, не обращая ни малейшего внимания на дождь.
- Так… где здесь третий-то? – ворчал под нос. – А, вот он.
Собственно, окна горели только у третьего вагона, - первые два почтовые, а четвертый темен. Проводница, девчонка двадцати с небольшим лет, нервно выглядывала на перрон; по лицу ее стекали то ли дождинки, то ли слезы. Увидев Медведя, девушка обрадовалась ему, как родному.
- Здравствуйте! Вы ко мне?
- Здесь третий? – спросил Медведь для порядка, сразу же протягивая билет.
- Здесь, здесь! Проходите, пожалуйста, устраивайтесь, как хотите удобно.
Проводница посторонилась, он не без труда вписался в узкую вагонную дверь, и, пригнувшись, пошел сквозь пустой вагон искать свое купе. Нашел, сбросил рюкзак, вернулся обратно – покурить. Проводница продолжала всматриваться в дождь.
- Слышь, мать, - окликнул ее Медведь, хотя сам был гораздо старше. – Что вагон пустой?
- Никто не едет, - пожала она плечами.
- Во как, - покачал он головой. – Давно?
- Давно. Скоро два рейса из трех отменят – смысла нет так часто пустой поезд туда-сюда гонять.
- Жаль.
- Да, жаль. Но и ладно, сейчас поедем.
Медведь посмотрел на часы: ноль пятнадцать и двенадцать секунд. В этот момент поезд тронулся. Проводница заперла дверь и ушла к себе. Он докурил, открыл дверь тамбура, выбросил окурок. Пришёл в купе. Вагон действительно оказался совсем пустым, и это в середине-то июля! Хотя, конечно, Медведь для своего бегства довольно тщательно подыскивал самую глухую глухомань, но все равно - куда все люди-то подевались? Ну, хоть один-два еще! Впрочем, чем меньше людей, тем, на самом деле, лучше. Проще, комфортнее.
- Можно получить белье! – долетел до него голос проводницы.
- Это мы попозже, - проворчал Медведь, поудобнее устраивая свой рюкзачище на верхней полке. – Водки, что ли, выпить? – спросил он сам себя, пожал плечами, но бутылку на стол все же поставил. Три банки пива проследовали туда же. Посидел, посмотрел в окно. В небе невнятно громыхнуло. Взял банку пива, задумчиво повертел в руке. Тут из глубин камуфляжа послышались первые такты битловской «O-bla-di, o-bla-da». Запустил руку куда-то внутрь, вытащил телефон.
- Да.
- Здравствуй, дорогой друг! – послышался хорошо поставленный мужской баритон, свойственный дикторам всесоюзного радио лет этак тридцать назад. - Рад ли ты мне?
- Конечно.
- Где ты сейчас находишься?
- В поезде.
- Тяготят ли тебя печали?
- Нет, дружище.
- Не рассказать ли анекдот?
- Нет, не нужно.
- Так все ли хорошо?
- Да я чо, погода вот только…
- Выбрано ключевое слово: погода. Передаю. Прогноз погоды на. Завтра. Шестнадцатое июля. Для. Района. Озера. Медвяное. Переменная облачность. Без осадков. Ветер западный. Пять метров. В секунду. Температура днем. Двадцать четыре. Градуса. Тепла.
- Правда? Ух, порадовал, спасибо.
- Я рад, что оказался тебе полезным.
- Ага, спасибо. Услышимся.
За окном бабахнул гром. Медведь снова взялся за банку, посмотрел в окно. Там разгулялось нешуточно: ветрило гнул деревья, словно траву; небо озарялось ежесекундно, громыхало тоже очень серьезно. Поезд полз еле-еле, как, наверное, и следует передвигаться ночью в такую погоду – кто знает, какие у железнодорожников есть инструкции на сей счет…
Он прикрыл глаза. Сколько прошло-то после звонка? Минуты две с половиной уже, навскидку. Еще через семь с небольшим позвонит она. Что ей сказать сегодня? И говорить ли? Может, просто помолчать минуту и тридцать секунд, слушая ее необязательные реплики, а потом нажать «отбой», и твердо знать, что в следующий раз она позвонит завтра в десять двадцать три. А вот если сбросить звонок сразу, через три с половиной минуты она перезвонит еще, и еще, и еще – пусть с разными интервалами, но до тех пор, пока он не уделит ей законные полторы минуты… полторы минуты безумия. Или глупости. Или и того и другого, можно без хлеба… Пива! Срочно!
- Может, чайку? С лимончиком! – Это проводница. Как ее зовут-то? На кармане бейджик… Анна, ага. Аня… хорошее имя. Легкое.
- Хорошо, Аня. Давайте сразу два. – Он протянул полсотни.
Снова шарахнуло так, будто небесная баталия разыгралась прямо над крышей вагона.
- Чай, значит. Тогда опять курить. Пиво потом, – проворчал Медведь, вставая.
Курил он медленно, чтобы звонок застал еще здесь, в тамбуре. Кажется, сегодня ему все-таки есть, что ей сказать. В ноль сорок одну он посмотрел на сигарету – еще половина – и достал телефон. В ноль сорок две раздался звонок.
- Алё.
- Здравствуй…
- Здравствуй.
- Сегодня ты грустный, Медведь.
- Я всегда грустный.
- Это из-за дождя.
- Нет.
- Медведь…
- Да?
- Расскажи мне что-нибудь?
- Да… Слушай…
Открылась дверь со стороны почтового вагона; вошел сухой мосластый старикашка, одетый в доисторические треники с вытянутыми коленками и некогда белую дырявую майку. Добрую половину его лица занимали сильные очки в толстенной оправе. От визитера разило перегаром.
- Извини… - прошептал Медведь, прерывая разговор.
- Молодой человек! – провозгласил пришелец. – Дай огоньку почетному пенсионеру районного значения!
Медведь чиркнул зажигалкой, дед прикурил папиросу.
- Я вообще-то тоже в этом вагоне еду, - доверительно сообщил старикашка, выпуская клуб вонючего дыма. – Но тут проводница злая, а там почтальон добрый. Мы с ним водку пили. Слушай, а ты мне не нальешь?
- Нет.
- Зря. Жаль. А вот почтальон-то налил! Налил! Вообще, скажу я тебе, людей надо любить! Что молчишь? Знаю я вас, молодых да угрюмых – никакого уважения к старшему поколению! А вот ежели ты по-людски, да нальешь, да табачком угостишь – так и я тебя полюблю. Что смотришь? А? А давай наоборот? Давай, я тебе налью? У меня где-то было… - Старикашка постоянно пребывал в возбужденном движении, вращал и головой, и глазами, кажущимися огромными из-за очков; дрыгал руками, скакал по всему тамбуру, и походил на очень старого пьяного кузнечика.
- Не надо. – Медведь представил себе многочасовое общение с этим типом и внутренне содрогнулся.
- И напрасно! Вот ты мне налей, а я тебе расскажу, все расскажу! И про кирпичный завод, и про молокозавод, и какие это были великие дни. И что осталось? И кто это помнит? Я! Я все помню! Но мне никто не наливает… - горестно вздохнул кузнечик и ушел в почтовый вагон, громко хлопнув дверью. Медведь вздохнул с облегчением и вернулся в купе.
Первым делом он спрятал в рюкзак бутылку водки. Подумав, туда же отправил две банки пива. Только потом сел, пододвинул к себе чай в подстаканнике. Тут снова раздалась «облада» и еще какие-то звуки из коридора, не то стоны, не то всхлипы.
- Да.
- Здравствуй…
- Привет.
- Сегодня ты грустный, Медведь.
- Бывает.
- Это из-за дождя.
- Возможно.
- Медведь…
- Что?
- Расскажи мне что-нибудь?
- Нет. Не сейчас, извини, – Медведь оборвал разговор и замер, прислушиваясь к доносящимся из коридора звукам. На поверку они оказались песней. Пела Аня. Не слишком правильно и немного надрывно:
…Разложила девка тряпки на полу,
Раскидала карты-крести по углам.
Потеряла девка радость по весне,
Позабыла серьги-бусы по гостям…
А-а-а-а…
По глазам колючей пылью белый свет,
По ушам фальшивой трелью белый стих.
По полям дырявой шалью белый снег,
По утрам усталой молью белый сон…
Он допил первый стакан, вздохнул, пошел к проводнице. Услышав его тяжелые шаги, она оборвала песню.
- Ты чего? – спросил.
- Грустно. Страшно. Эта гроза… Одна я тут.
- Хочешь – приходи. Приставать не буду.
- Спасибо. Наверное, приду. Минут через пять, только маме позвоню.
Медведь сел на полку. Взял банку пива, в который уже раз повертел в руке, поставил обратно, отхлебнул чай из второго стакана. «Вот и мне нужно позвонить. И очень давно нужно, на самом-то деле… Впрочем, сейчас позвонит – и я скажу. Пусть сначала хотя бы так. Это уже легче.»
Звонок.
- Да.
- Здравствуй…
- Здравствуй! Наконец-то!
- Сегодня ты грустный, Медведь.
- Да ну, не бери в голову!
- Это из-за дождя.
- К черту дождь!
- Медведь…
- Да!
- Расскажи мне что-нибудь?
- Слушай, Надька. Я задолбался тут играть в тупого крестьянина. Скоро уже два года! Да, я тут обустроился отлично, распахал двадцать пять соток, выращиваю два десятка наименований овощей, которые меня кормят, но… ты можешь себе это представить?! Нет, я готов продолжать этот маразм, но при одном условии: вместе с тобой. Без тебя я и до зимы не протяну, придется возвращаться в эту кретинскую Москву с круглосуточной суетой, злыми людьми, пробками и скверным газом вместо воздуха… выселять жильцов из моей квартиры… Лучше приезжай, а? Я не могу без тебя. Честно. Без кого и чего угодно могу, без города – запросто, век его не видеть. А вот без тебя…
- Извините, связь прервалась.
Медведь замер на миг, потом с шумом выдохнул.
- Press any key to continue, or any other key to reboot , - пробормотал он. – Сорок семь секунд… Ладно, проехали.
Вошла Аня, принесла три чая и вафельный торт. Медведь чертыхнулся, полез в рюкзак, раздобыл там пачку овсяного печенья.
- Пируем, - пояснил он.
- Ага!
Гроза за окном не утихала. Аня едва заметно вздрагивала при каждом ударе грома. Он смотрел на нее и думал, что в такую хорошо бы влюбиться. Небольшого росточка, черноволосая, с круглым личиком – да и вообще, где надо, вполне кругленькая. А в глазах – ум, страх и большой опыт. В такую хорошо влюбиться, забрать к себе в берлогу, и всячески беречь: по глазам видно, хлебнула девка полным ковшом. А еще Медведь напряженно думал, чем бы ее занять прямо сейчас. Достать ноутбук и запустить ей тетрис? Не факт, что ей это надо. Дать что-нибудь почитать? Но чтиво у него очень уж специфическое, например, «Современная криптография: теория и практика». Да, Ане такое вряд ли понравится. Говорить с ней? Говорить он не любил. Ладно, посмотрим…
- Мне кажется, вы – добрый человек, - произнесла Аня неуверенно. – У вас глаза хорошие. Незлые.
Медведь пожал плечами.
- Мне как-то даже неловко, словно я к вам напросилась. Очень боюсь грозы. Это с детства, ничего не могу с собой поделать.
- Не беда.
- Если не секрет, куда вы едете? – спросила она.
- На рыбалку. На Медвяное озеро. Лещи там отличные… говорят.
- На рыбалку – это здорово. А… почему вы один? На рыбалку-то обычно компаниями ездят.
- Я всегда один.
- Сочувствую, - медленно произнесла она. – Это одновременно и просто и очень тяжело.
- Одна?
- И да, и нет… Старшая дочь в семье, еще три сестры и два брата. Отец… Бог ему судья. Мать не справляется, надо помогать. Помогаю – работаю здесь и официанткой в кафе. Хорошо, график удачный, все совпадает пока. Большую часть времени – в отрыве от них, сильно скучаю. А вам есть, по ком скучать?
- Нет… не знаю… Да.
- Мама говорит, что пока нам есть, по ком скучать, мы не одиноки. Страшнее, когда таких людей у нас не остается.
Звонок. Медведь вызов отклонил, сделал жест – мол, не обращай на меня внимания, говори, я слушаю; слазил в рюкзак, извлек маленький ноутбук. Телефон положил рядом. Аня заворожено смотрела, как этот огромный человек уверенно барабанит толстенными пальцами по крохотным клавишам. Наконец он вздохнул и выключил компьютер.
- Теперь до послезавтра не позвонят, – объяснил.
- А выключить телефон – не проще? – спросила Аня.
- Нет-нет, - испугался Медведь. - А вдруг?..
- Тоже верно. И вообще, когда совсем невмоготу, нужно просто позвонить… Я всегда так делаю.
- Я сейчас вернусь, - пробормотал Медведь, и снова пошел курить.
Опять тамбур, еще не развеялся дым с прошлого перекура. Громкие колеса. Буря ушла, лишь мерный шорох ослабевающего дождя по крыше вагона. Чудесная проводница Аня, похоже, испугалась грозы только для того, чтобы прийти и сказать мне то, о чем и сам думаю который месяц. А я… А что я? Сервер получил недвусмысленную команду: на сутки игру в телефон прекращаем. Оно и правильно: нечего на рыбалке отвлекаться на телефонные разговоры. А сервер – это стопроцентное послушание: ему что скажешь, так оно и есть. Хороший такой сервер, в погребе стоит. А погреб надежно изолирован от всякой влажности, и гигрометр в случае чего включит ветродуй-суховей… Нет, если честно, классная берлога все-таки получилась. Классическая такая деревенская развалюха… если бы не спутниковая антенна на крыше и камеры по периметру забора. Камеры все с датчиками движения, в калитке и воротах - датчики массы, если что – мгновенный сигнал на сервер, а если хозяина нет дома – отправляется СМСка. Но есть и второй рубеж обороны: это Файеруолл. Задрипанного кабысдоха Медведь подобрал в первый же день, как поселился здесь. Выходил, откормил, обучил кое-чему – и с тех пор не беспокоился за безопасность домашнего хозяйства. Деревенские, иноземных слов не разумевшие, звали пса Фраером, тот презрительно отгавкивался в ответ. Спокойно, дружище Файеруолл, через два с половиной дня я вернусь. Сходим на речку… Или в лес, проверим, как там подберезовики поживают. Да… А послезавтра снова раздастся звонок… И опять… А не проще ли, по совету умницы Ани, просто взять и набрать десять крепко сидящих в памяти цифр? И сказать все то же самое?! Стоп, Сева. Спокойно. Давай-ка сперва просто половим рыбку. Столько народу говорило, что лещи здесь зачетные… Не все же врали? А с личной жизнью разберемся потом. Хорошо, потом, так потом. Но разберемся, ага? Ага. Точно? Точнее не бывает. Мамой клянусь, мозгами и камнем . Ловлю на слове.
Они довольно долго сидели еще, выпили море чая, съели все сладости. Сам того не заметив, Медведь разговорился, рассказывал о своей деревне, о хозяйстве. Аня его слушала, лишь изредка вставляя ремарки или наводящие вопросы. И в итоге они так заговорились, что в полшестого чуть не пропустили нужную станцию, так что Медведь со своим рюкзачищем и удочками вывалился наружу в самый последний момент: едва он спрыгнул, поезд пошел.
- До послезавтра! – крикнул он.
- Хорошей рыбалки, Медведь!
***
Замечательное выдалось утро, не обманул прогноз. Ясное небо, ни ветерка, туман уже почти рассеялся. Вчерашний день получился почти что зряшным: после непогоды клевало вяло, брала все больше мелочь, но на неплохую уху, впрочем, набралось. Зато сегодня! Слухи не обманули – лещи здесь и впрямь оказались - я вам дам! И в огромном количестве: подтверждением тому - три отличные рыбины в садке. И это не считая семнадцати «хвостов» рангом поменьше. Медведь пил крепкий, свежезаваренный «Эрл Грей» и наслаждался утром. Кругом в огромных количествах росли источающие пряный запах белые цветы, и он, кажется, начал понимать, почему озеро прозвали Медвяным. Аромат приятно кружил голову и будоражил воображение предвкушением праздника. Над озером пролетела цапля.
Кончик удилища дернулся раз, другой, третий, затем уже так согнулся, что будь у Медведя хоть какие-то сомнения относительно происходящего, тут они точно рассеялись бы. Но он уже подсек и медленно выкачивал кого-то мощного, и борьба захватила его, и душа пела от восторга. Вот матерый лещ вяло трепыхается в подсачке… И звонит телефон!
Медведь так удивился, что чуть рыбу не упустил. Осторожно положил удилище, достал телефон, нажал зеленую кнопку.
- А… Алё?
- Сева! Спасай меня срочно! Сейчас твой барбос меня съест! - на заднем плане, и впрямь, слышался злобный лай Файеруолла.
- Надя?.. Ты там как оказалась?!
- Потом! Сперва спаси меня от собаки, умоляю!
- У тебя громкая связь есть?
- Есть!
- Включай!
- Готово!
- Файеруолл! Фу! Свои! – лай моментально стих. – Можешь войти, Надь.
- Ффух! Ура! А вообще, это было круто! Вот это я понимаю – удаленное администрирование!
- А теперь расскажи все-таки, откуда ты взялась?
- Как это откуда? Сам же меня позвал…
- Когда?
- Стоп. Медведевский, ты мне не рад, что ли?
- Рад. Рад, Надька!
- Честно?
- Честно!
- Ну вот. Когда ты меня позвал, я тем же днем и стартовала. Накидала в сумку всякого, в машину прыг – и вперед. Берлогу твою через спутник давно вычислила, маршрут уже полгода как вбит в навигатор… Приехала вот только что. С ног валюсь, если честно…
- Так-так-так, барышня…
- А что? Нет, в самом деле…
- Кудрявцева, колись: как ты попала ко мне на сервер?
- Как-как… Подумаешь, бином Ньютона! А кто тебе его конфигурировал, забыл? Неужели я не оставила бы себе лазейку? Плохо же ты обо мне думаешь! Кстати, речевой синтезатор у тебя отличный. Но на меня все равно не похож.
- Надька…
- Молчи уж, медведь… Лучше скажи, когда тебя ждать?
- Через сутки, раньше физически не получится. Я чертовски далеко.
- Это хорошо: успею отоспаться и хотя бы попробовать навести порядок в твоей берлоге. Севка, как так можно жить? Это же ужас, что такое!
- Надька… Как же здорово, что ты приехала!
- Я соскучилась, Медведь. Возвращайся скорее. Я очень тебя жду.
- Да! Да! Да!!!
Когда в трубке воцарилась тишина, Медведь расхохотался, вытащил из подсака леща, освободил его от крючка, от души поцеловал в склизскую морду, да и отпустил с миром.
***
Она убрала телефон в карман, улыбнулась.
- Ну что, Файеруолл, показывай владения!
Пес, впервые в жизни услышавший правильное произношение своего имени от чужого человека, сел и удивленно посмотрел на гостью. Потом вскочил, мотнул хвостом, и, коротко гавкнув, побежал вглубь огорода. Надежда пошла за ним.
***
Людей на перроне собралось достаточно, чтобы заполнить примерно треть вагона. Вот и поезд. И вместе с ним пришло, наконец, полное осознание, что всего несколько часов – и дом, и Надя, и… Медведь вскочил с лавки, ощущение огромной радости сломало все плотины, он рассмеялся… И тут откуда-то издалека, из студенческой юности пришла песня, и он стоял посреди перрона – огромный, счастливый, и пел; и смеялась Аня в дверях вагона, и недоуменно косились все остальные, а он не знал, как ему справиться с этой громадной радостью, и просто пел:
Ветер впивается в грудь -
Время начать новый путь!
Хэй!
Песню радости гремящей
Громче запевай!
Эта радость будет нашей,
Только не зевай!