Я люблю...

Галина Коломиец
Часто ловлю себя на одной мысли: «Я люблю», спохватываюсь, начинаю «отматывать» назад: кого люблю? Выходит, что люблю весь Мир. Мне кажется, что любить – значит понимать. И принимать. Принято считать, что мир враждебен. Мне кажется, что это – очень субъективно. Тот, кого любишь, не может быть так уж плох, потому что в противном случае придётся признать, что любишь то, что не достойно любви, а значит – готовься к неприятностям. (Перечитала – смешно: написано так, словно мне уже лет 90 и впереди ничего больше нет.  А с другой стороны: если я завтра вдруг попаду под машину, то окажется, что вот именно эти строки и есть – итог моей жизни, что именно эти мысли -  квинтэссенция моего жизненного опыта, так чего же стесняться? Лучше сожалеть о сделанном, чем о несделанном.) Думается, что мне помогало не сломаться, когда Мир испытывал меня на прочность, природное чувство равновесия, стремление к гармонии и, наоборот, желание всеми силами не допустить резонанса. Не всегда получалось. Когда не получалось – приходила тоска…
Мы часто говорим: мне весело, мне грустно, мне смешно… И редко: я грущу, я наслаждаюсь, я люблю, я тоскую. Почему? Мне кажется, что тут преобладает желание защититься, обезличить даже собственные эмоции, чтобы никто не смог достать нас с их помощью из нашей раковины. «Я» – это очень личное…
 Мне пришлось прожить в раковине всё детство. Это была плохая раковина: дырявая и ненадёжная, но я построила её сама. Я начала её строить, когда мне исполнилось 8 лет. Так сложилось. Дети – жестокая стая, а если ты чем-то отличаешься от остальных – не жди пощады. Ни в коем случае нельзя показать, что чувствуешь, нельзя заплакать, нельзя пожаловаться. Когда  я стала старше, пришло понимание того, что ты, по большому счету, никому не нужен. Это печально, конечно, но только с одной стороны, а с другой – тебе некого стесняться или стыдиться, границы общественного мнения достаточно широки для того, чтобы можно было не идти по лезвию ножа, но использовать всё пространство. А иногда и заходить за рамки. Тут главное – чувство меры, и тогда ты не «асоциальная чудачка», но «эксцентричная особа», которой многое прощают за то, что «человек хороший». Моя раковина не стала прочнее с годами, но обросла внушительными шипами, которые заставляют подавляющее большинство любопытных соблюдать дистанцию. Но бывают исключения. Эти исключения прорываются, сметая оборону, до самой уязвимой сердцевины и… Чаще всего бывает больно. Мне, не им. Но против агрессоров можно выставить новые шипы, ещё более замысловатые и ядовитые и отогнать их подальше. А вот если сняла оборону сама? Если защитники крепости впустили завоевателя сами  и не только за внешнее кольцо обороны, но позволили пройти везде, от чердака и до подвала? Сами открыли сокровищницу и приготовили мешки – бери, сами накрыли стол и предложили лучшие покои и лучших девушек в услужение? А завоеватель не счел необходимым даже как следует осмотреть взятую без боя крепость и поскакал, с шашкой наголо, покорять следующие вершины… Он не был плохим, он был просто невнимателен…
Так что же такое тоска? Это то, что я чувствую вот уже больше 9 месяцев, вспоминая последний прорыв в ткани моего Мироздания. Тоска – это не грусть, не печаль, не ностальгия, не беспричинное желание плакать, не показная весёлость, не боль, не ненависть… Тоска – это всё сразу. Тоска – это когда понимаешь, что безвозвратно потеряно что-то неизмеримо прекрасное… Тоска – это когда от собственного бессилия что-либо исправить хочется волком выть… Тоска – это когда всё понимаешь, но не можешь принять и смириться… Тоска – это когда смирился, но продолжаешь надеяться… Тоска – это когда знаешь, что надежды нет, но не можешь забыть… Тоска – это воспоминания и фантазии, заслонённые суровыми фактами… Тоска – это когда любишь, не имея на это права… Без надежды, без будущего, даже без прошлого… Тоска сродни обреченности… Тоска – это ряска, которой затягивается поверхность тихого омута, когда всё, что было дорого уже скрыто под тёмной водой, утрачено, погибло …
И, тем не менее, я люблю Мир. Вот как-то так…