Тебе хоть интересно, что я говорю.
- Конечно, не обижайся, я очень хочу тебя выслушать, но эти стены мешают. Они отвлекают меня.
- На них же ничего не написано. Куда ты вечно смотришь?
- Нет, никуда. Извини, я просто задумалась. Что там с твоим концертом?
- В следующий четверг. Ты должна прийти. Я буду играть то, что еще никто не слышал. Это важно для меня.
- я приду. Конечно, если ты просишь – я приду. Но сейчас мне пора домой. Я позвоню вечером.
Кира побрела к дому, думая о том, что она осталась одна .Сквер, птицы, дети деревья. Кире не было до них дела – она смотрела на деревья – ее глаза привлекало лишь то, что не умело двигаться – она дарила им эту возможность. Как, доктор, дарящий выздоровление искалеченным телам, Кира дарила предметам благословенный дар движения. Она не знала как и почему это происходит с ее глазами, но они видели не так. Как остальные смертные. Какая красота. Она думала о том, что является невероятно счастливым человеком, и сожалела о том. Что остальные лишено такой радости, а как бы хотелось разделить с кем-нибудь эти чудесные видения. Как жаль…постойте почему же жаль, почему же невозможно…??!!
- Ты знаешь, который сейчас час?
- Я придумала, Герман, я придумала! Мне надо с кем-то поговорить
- Что случилось? Ты придумала оформление к завтрашнему концерту?
- Ну зачем ты говоришь только о себе!? Еще есть я сама, не забыл!! Я решила, что я буду делать дальше!
- Извини, и что же это?
- Я буду художницей!!!
Много, много времени спустя, после концерта Германа, криков родителей, слез и разбитых вещей, Кира поняла, что ей это удалось – невозможно, но она попала сюда. Центральная школа Искусства была недостижимой мечтой для всех, кто хотел связать свою жизнь с живописью. Там на равных ценились таланты и материальные преимущества, но ни без того, ни без другого, попасть туда было невозможно – для всех, но ни для нее. После бесконечных звонков всем знакомым-родственникам, у которых имелись какие-то связи, ее устроили на первый курс школы. Киру смущало только то, что руководство в глаза не видело ее работы, и сегодня настанет день, когда она покажет то, что видит миру – в данном случае – мэтру, ответственному за ее класс. Пока он не появился, она занялась разглядыванием своих сокурсников – они были очень разные, но каждый представлял для нее интерес. Здесь набралось несколько достаточно взрослых учеников, несколько подростков с затуманенным взором, изображающих себя великими художниками, девушек почти не было. Из 30 учеников женский состав был представлен одной 30-й дамой .на вид напоминающей хиппи, и очень красивой девушкой лет 18-20. Она была самой привлекательной на курсе и явно знала это. По восхищенным переговорам Кира поняла, что ее зовут Валерия, и что она дочка какого-то преподавателя школы. Остальные ученики были похожи друг на друга – помятые, небритые. Но жутко амбициозные молодые люди. Наконец появился преподаватель, и все встали рядом со своими мольбертами. Кира ожидала кого угодно, но не такого учителя.
Он был похож больше на ученого, чем на художника – какой-то несуразный, суетливый, с очень живым лицом и очень холодными глазами.
Уроки, разговоры, лекции о техники – все это оказалось совсем не тем, что я искала. Вместо того, чтобы рисовать, нас учили пользоваться карандашом.
- Как школа?
- Подумываю бросить. Я не рисую там.
- Ты вообще когда-нибдьу рисовала.
- Нет. Но у меня получится. Должно получитсья. Как концерт?
- Как всегда. Весело, пьяно, бесперспективно.
- Зачем ты так говоришь. Ты знаешь, и я верю, что…
- Во что веришь?
Но она не могла договорить. Она смотрела в сторону шоссе.
- Филипп, смотри. Мы должны ему помочь.
Почти в центре трассы стоял, трясясь от холода страха котенок – такой маленький, что можно было принять за мышь. Было непонятно, каким образом он туда попал, но по его было совершенно ясно, что жить ему оставалось немного – машины сновали мимо его, а он истошно кричал, пытаясь, наверное, привелчь свою мать. Кира бросилась к шоссе.
- В рубашке родилась.
- верно. Смотри какой маленький, и какой несчастный
- ну так бери себе. Мне о нем некогда заботиться
- не могу, родители из дома выставят. Пошли к метро – отдадим в хорошие руки
Прохожие, как только видели, смоляной цвет создания, сторонились и плевали через левое плечо.. Она пыталась объяснять, что если его не взять – он погибнет – ведь слишком маленький. чтобы жить одному, а к себе домой привести его невозможно.
- возьмите, посмотрите, какой хорошенький, ласковый и нежный
- Конечно хорошенький, первый месяц. А потом он превратится в черное чудовище, которое будет привлекать несчастья и отпугивать гостей.
- Где ты откопала эту нечисть. Убери его отсюда
- Мама, это котенок. Я никуда его отсюда не унесу.
- Отлично, мало нам неприятностей. Пускай будет еще одна. Вечно ты…отнеси в комнату…своего
Если вы так боитесь нечисти…
- Дракула! Его зовут Дракула
Мама уставилась на котенка с видом, будто ожидала, что он сейчас кинется ей на сонную артерию.
Поскольку оставаться с этим животным дома одна мама отказывалась, Кира стала все время брать его с собой. Он скрашивал прогулки и почти не был заметен под одеждой.
Кира гуляла по дворам, потому что в школу идти не хотелось. Она села на лавочку и уставилась на деревья. Смотри, Дракула, смотри как красиво…
Деревья, черные стволы, зеленые листья, сквозь них проступают куски синего неба. Ни движения, ни звуков. Я не согласна!
Она закрыла и заново открыла глаза. Ветви стали удлиняться, изгибаться, листья стали другими – как восковые, они подстраивались под движения веток. Они ползли вверх, пытаясь зацепить облака, но те уворачивались, проплывая под ними.. Тут Кира улыбнулась, и они обратили свое внимание на нее. Они потянулись к девушке, еще момент, и они совсем рядом – Кира подставила лицо ласковым листьями ветки, довольные таким милым приемом, ласково поправили ей выбившуюся прядку, и обняли ее. Она протянула руки и они с радостью ответила на объятия.
Пошли, Дракула…ты совсем замерз. Жаль, я надеялась, вдруг ты тоже увидишь…Я знаю – ты думаешь, что это странно, но я не виновата – так произошло как-то само собой. Маленькой, когда я плакала, мама не подходила ко мне. Она пыталась сбежать от моих криков, запираясь в спальне, а я оставалась одна, и единственное, что мне оставалось – это разглядывать облака в окне. Я этого не помню, но мне кажется, что именно тогда начались все проблемы. Я не смирилась с отчаянием и однообразием окна – я решила их изменить, даже будучи беспомощным ребенком, я смогла с ними справиться. Так все и пошло.
Спустя полгода. Им разрешили рисовать. Студентам позволили по-настоящему прикоснуться к холсту!
- Не хотите прокомментировать? Это, собственно. Что? Мы рисовали натюрморт.
- я нарисовала натюрморт.
- виноград под потолком ,кувшин кружится, а я яблоко с блюдцем зависли в воздухе.
- они танцуют. Я так увидела.
- первое и последнее предупреждение. На мои занятия в пьяном виде больше не приходить.
-не расстраивайся. Понимаю, хотела выделиться, у тебя получилось. А слава важнее мнения преподавателя. Я – Валерия
- Кира. Не хотела выделяться, и не пьяная я была. А что сказал он тебе.
- я третий год на этом курсе. Говорит, что я посредственность. У меня неплохо получаются копии великих художников, но он говорит, у меня нет своего видения.
- У меня есть, и я алкоголик. Так он считает.
- я уже говорил вам, чтобы вы приходили в адекватном состоянии.
- я как раз в нем.
-Отвратительно. у вас скульпттура лежит на полу лицом вниз.
- я так вижу. И что. Это неправильно? Гоген видел синие ананасы и все говорили, что он гений. Я вижу, что скульптура слезла с постановки и легла на пол.
- Это было бы прекрасно. Отвратительно не что, а как вы рисуете. Рисуйте так, чтобы это отличалось от мазни моего годовалого внука.
- но…
-Видите ли, дело в том, что Гоген все-таки умел рисовать синие ананасы.
- Кира. А нарисуй меня. Я хочу понять, как ты меня видишь.
- Нет, ты двигаешься. Если заснешь, тогда. Может, нарисую.
- Ты опять про ту несуразицу, которую вытворяешь на уроках. Тебя могут выгнать.
- Я знаю, у меня совсем не получается рисовать. Но это не важно. Важно то, что я вижу.
- А что ты видишь?
- кто знает, может у тебя получится. Видишь эти деревья??....
Иногда мало хорошо делать то, что делаешь. Исполнительность хороша для карьеры, но для славы нужна индивидуальность. Нет, не так. Нужна харизма, а что делать, если в голове ты победитель, но не имеешь возможности доказать это другим?? Не ленишься. Не отказываешься дерзать, а просто не создан быть таким? Если по ошибке тебя наделили амбициозностью Наполеона, а по жизни отвели жалкую роль подмастерья? Победители на то и победители, что никогда не сдаются!
- Валери, что это? Задание было другим
- Простите, мэтр, но на меня внезапно нашло вдохновения и я не смогла удержаться!
- Это удивительно! Класс – подойдите к полотну Валерии. Это искусство
Картина изображала юную девичью сину в легком розовом платье, сидящую на скамейке из темного дерева, и к лицу девушки тянулись ветви деревьев, выписывая невероятные узоры на фоне синего неба. Картина ыбла мастерски выполнена, казалось. Стоит протянуть руку, и ветви коснуться тебя. Произведение забросали вздохами и комплиментами.
- Ты долго искала свое. Но, таланту, как и растению, нужно время, чтобы расцвести. Продолжай в том же духе.
Невозможно. Нет! Это мое\. Мое! Зачем ты сделал меня такой – разве можно разделять видения и возможность нести свои мысли. Я художница, художница! Услышь меня! Я заперта в скована своими ничтожными способностями. Она была на крыша, выплескивая свой гнев, смотрела на город, и он начинал взрываться – вылетали стекла, разбивались витрины, осколки взлетали, и поднимались до середины неба, и там, встретив препятствие из ее слез, неслись к земле, но там на подходе было понимающееся рушащееся стекло. Безумная, двухмерная картина, заслонившая серостью весь город. Кира плакала.
Маленькими нас всегда учат хорошему – не обижать, доверять, ставить вторую щеку. Позже, подрастая, дети сталкиваются со странным открытием – добрые и хорошие никому не нужны. Стоп. Оговорочка. За редким исключением – нужны – чтобы быть униженными, давая плацдарм для жестокости самоутвердиться. И растерянно хлопая глазами перед этим открытием – ребенок делает, возможно, самый главный выбор своей жизни – бить или быть битым.
- Вы уверены, что хотите забрать документы?
- Абсолютно, мэтр
Ему почему-то стало неудобно перед этой девочкой.
- Я уверен, вы найдете свое призвание. Вы не первая, кто ошибся в выборе.
- Нет, мэтр. Ошиблись вы.
Она одна – в темном лесы, лежит на залитой солнцем огромной поляне, мимо пролетают птицы – невероятно большие, закрывающие своей тенью всю ее. Солнце палит нещадно , лесная прохлада уже не спасает ее. Она попробовала встать и убежать под крону больших деревьев, но, странное дело, ноги не слушались ее и казалось, что она стоит на одном месте. Это солнце…она раскаляет все кругом и сейчас сожжет ее…..Валери проснулась с от собственных криков и тут же почувствовала запах гари. Она выбежала и из комнаты, пытаясь понять что происходит и где источник дыма. Она побежала по коридору и внезапно поняла, откуда идет гарь. Ворвавшись в мастерскую, Валерия замерла – все ее рисунки были сожжены.
- Я больше тебя не увижу? Ты не должна уезжать
- Прости, но мне очень надо уехать, обдумать все.Смириться
- Я не могу тебя потерять.
- Не бойся, у меня предчувствие, что мы еще соприкоснемся.
- Но я без тебя пропаду.
- Конечно, нет. Все будет хорошо.
- Я серьезно. Кира, не уезжай. Без тебя не меня, ни чего не будет.
- Глупый.
Маленькой Кристине было всего 4 года, но она, безусловно, была звездой. Самоуверенная, капризная, но очень таланливая. И совершенно неважно, что вместо микрофона у нее был леденец. А вместо аудитории – восторженные крики мамы и бабушки. Сегодня в жизни нашей звезды должно произойти радостное событие – ее папа вернулся с гастролей.
- Здравствуй, моя маленькая. Как ты?
- Я не маленькая! Я- звезда!
- Ну это определенно. Ты у нас такая красивая – улыбнулся, глядя на нее. Счастливый отец.
- Она каждый день часами проводит у караоке и во весь голос поет твои песни. Если так будет продолжаться, думается мне – не избежать нам жалоб от соседей. Хотя,что-то мне подсказывает, что в этой семье будет еше не одно голосистое поколение.
- Неправда! Не часами!! Я свои песни пою.
Кристина очень обиделась, что к ее звездной карьере относятся так несерьезно и обсуждают это с не с восхищением, а с улыбками, и убежала в свою комнату.
Он постарался зайти громко, чтобы у Кристины было время спрятать несчастную гримассу под холодным выражением лица.
- Ну что ты злишься, хорошая моя. Я и правда думаю, что однажды ты станешь настоящей звездой.
- Правда?
- Правда-правда. Только перед этим надо много учиться и приложить немало усилий. Но первое, что нужно сделать – это постараться скрывать сове разочарование, когда публика реагирует на тебя не совсем так, как тебе, может быть, хотелось.
- Я умею!! Почему тебя так долго не было, папа?
- Ну конечно! А теперь хватит плакать, утри нос и расскажи, как ты тут без меня. Какие новости в звездной жизни?
- Все потихоньку, папа. В садике у меня много подруг и им нравится как я пою. У нас там много кружков – лепка, выжигание, рисование, танцы. Еще я хожу на пение, но там у меня частный преподаватель. Хочешь я покажу тебе мой дневник с оценками по пению?
- Конечно! Показывай.
Дневник пестрел красными замечаниями преподавателя о таланте его дочки. Его немного расстроило то, что по другим предметам Кристина не очень успевала, но он вспомнил себя в ее возрасте и не стал расстраиваться на этот счет.
- Дочка, а это что?
- Это с урока рисования. Наш учитель рисует для нас картины, а мы их раскрашиваем. Это очень весело. Рисование – мой любимый предмет…после пения, конечно – тут же спохватилась Кристина.
Картина изображала висящую в поднебесье карусель, а вылепленные звери в ней тянули руки друг к другу, но никак не могли дотянуться, поскольку архитектор поставил их на расстояние друг от друга, да и карусель, видимо, вертелась очень быстро.
Герман посмотрел на свою дочку и улыбнулся. Ему было очень хорошо на душе.