Совсем в древние времена или в менее древние времена моей молодости, или вовсе на днях это приключилось, или только будет ещё? И где? Под палящим магрибским солнцем, или на зелёной подмосковной даче, или в прямоугольной городской квартире?
Некто пришёл к важному для себя человеку — и кем был один из них, кем был другой? Искатель истины пришел к нашедшему? Смуглый юноша к седобородому шейху, или бледный очкарик к известному человеку, или акварельный мальчик к тому, чья книга затронула душу?..
Невозможно рассказать об одном, не всколыхнув имен и подобий.
И слова молодого были смутны и страстны. Он просил, как требуют. Он требовал, как умоляют. Он готов был к услужению и послушанию. Ему нужно было одно: истинный путь. Он знал, что начало его пути здесь, в этой комнате, у полуоткрытого окна. Он знал, что вправе умолять, требовать и надеяться.
И слова старшего были спокойны и ласковы. Он уклонялся, хотя казалось, что идет навстречу. Он оставлял в одиночестве, хотя казалось, что предлагает дружбу. Он радовал и отстранял. Так или иначе, он отвечал: нет.
И когда молодой снова смог заговорить, обида и возмущение звенели в его голосе. Можно ли быть не тем, кем слывешь! Есть ли что-нибудь в мире весомее помощи на духовном пути и позволительно ли отказать в ней!.. И долго еще пришлось бы слушать хозяину негодующие фразы гостя, если бы не залетевшая в комнату птица.
Это был, наверное, едва окрепший птенец, иначе разве впорхнул бы он со всего разлета в приоткрытое окно человеческого жилища. Он влетел и заметался, бросаясь от стены к стене и непонимающе пытаясь вырваться на свободу сквозь оконное стекло. Разве стал бы он медлить, устало замерев на подоконнике, как раз неподалеку оттуда, откуда влетел...
Растерянно замолк молодой. А старший вдруг выбросил вперед руки и резко хлопнул в ладоши — словно выстрелил из ружья. В ужасе птенец метнулся от пугающего жеста, от страшного звука. И только в нужную сторону мог он метнуться, только туда отметала его неожиданность. И тут же исчез он в родном небе.
— Очень обиден был мой хлопок, не правда ли? — пробормотал старший и приготовился терпеливо дослушать поток упреков.