АВТОР: А.Н. Одиноков - член Новгородского общества любителей древности.
Пыпинский урок Александра Анисимова
Судьба как-то уж больно необычно свела этих двух русских интеллигентов: Александра Николаевича Пыпина (1833 – 1904) и Александра Ивановича Анисимова (1877 – 1937). Необычно, потому что 1904 год для одного из них (А.Н. Пыпина), ввиду преклонного возраста, был годом последним в его жизни, а для другого (А.И. Анисимова), в связи с окончанием университета, предстояло расставание с богемной столичной московской жизнью и испытание себя на ниве земского учительства в Григорово под Новгородом.
Найденные нами в фондах Российской национальной библиотеки письма А.И. Анисимова к А.Н. Пыпину, хоть в малой степени, но проливают свет на пока еще малоизвестные университетские годы жизни и деятельности А. Анисимова. Скупые, полные эмоций строчки писем, раскрывают перед нами энергетику, порывы молодого Анисимова и помогают существенно дополнить картину его деятельного участия в студенческой жизни университета. (Дополнительно об А.И. Анисимове читайте наш очерк «Портрет на фоне «Жемчужины»)
Что же касается А.Н. Пыпина, будучи родом из семьи служивых людей, наделённых впоследствии дворянскими правами, он в детстве и юности рос и воспитывался вместе с Николаем Чернышевским в Саратове. Родственный, семейный круг создавал для них атмосферу раннего формирования тяги к книгам, к знаниям.
Подававший большие надежды А. Пыпин, в 1849 г. успешно поступает на историко-филологический факультет Казанского университета. Но, проучившись всего один год, он переводится в Петербургский университет. Столичная жизнь студенческого окружения Пыпина способствовала вовлечению его в кружковую деятельность по изучению русской и славянской литературы, полной самоотдачи в учебе и приобщению к театральному искусству.
Годы учебы в университете определили основное направление дальнейшего совершенствования Пыпина в научной деятельности в области русской словесности. За магистерской диссертацией последовала двухгодичная командировка по странам Европы, встречи с Н.И. Герценом и Н.П. Огарёвым в Лондоне, плодотворное и долголетнее сотрудничество с журналом «Современник».
60-е годы XIX столетия принесли Пыпину кроме разочарований в предпочтениях к преподавательской деятельности, ещё и тревогу за судьбу Николая Чернышевского, которого в 1862 г. арестовали и приговорили к ссылке в Сибирь. Все действия и просьбы Пыпина, направленные на освобождение Чернышевского, результата не дали, но благодаря его усилиям был сохранён личный архив Чернышевского и спасён родовой их дом, отдельные работы опального писателя удалось опубликовать.
В 1862 г. Пыпин становится членом Археографической комиссии при Министерстве просвещения.
Особое место в его публицистической деятельности 60-х годов занимал журнал «Современник», где с 1864 года он становится ведущим сотрудником критико-библиографического отдела.
В 1867 году в журнале «Вестник Европы» были опубликованы статьи Пыпина «Русское масонство XVIII века». Журналистское сотрудничество Пыпина с журналом «Вестник Европы» насчитывало почти сорокалетний период. Публикации журнала в дальнейшем перерастали в издание книг. Так увидели свет четырёхтомные «История русской этнографии» (1890 – 1892 гг.) и «История русской литературы» (1898 г.), двухтомная «История славянской литературы» (1879, 1981 гг.).
«Перу Пыпина принадлежат ценнейшие монографии, посвященные литературно-общественному движению России первой половины XIX века (масонству и декабризму, славянофилам и западникам), работы о В.Г. Белинском, Некрасове, Салтыкове-Щедрине, о народничестве. …В 1904 году А.Н. Пыпин некоторое время исполнял обязанности вице-президента Академии наук» (Озарянский А.С. Александр Николаевич Пыпин//Вопросы истории. № 10. 2009. С. 48).
.
Письма публикуются впервые. Текст воспроизводится по рукописному автографу в современной орфографии и пунктуации. Сокращенные слова расшифрованы в квадратных скобках.
ПИСЬМА А.И. АНИСИМОВА к А.Н ПЫПИНУ
1.
Москва. Кудринская-Садовая, д. 135. кв. Светухиной.
(карандашом) Отвечено 5 марта
1904.
Глубокоуважаемый Александр Николаевич,
простите, что, не будучи знаком с Вами лично, решаюсь беспокоить Вас некоторой просьбой. Я студент-историк последнего курса, бывший секретарь здешнего Историко-филологического студенч[еского] общ[ест]ва, теперь член главного бюро студенч[еско]го Общ[ест]ва искусств и изящной литературы. Прошлой весной, читая в «Русск[их] Вед[омостях]» о съезде русских филологов в С[анкт]П[етер]б[урге], я, между прочим, узнал о предложении проф[ессора] Ламанского(1) привлечь к собиранию народных песен студентов университетов, снабдив их предварительной инструкцией, фонографом и даже жалованием. Мне тогда же пришло на мысль предложить студенческим общ[ест]вам взять на себя организацию этого дела, но по разным обстоятельствам я дотянул первые попытки к осуществлению этого проекта до сего дня. Давно уже сидя в университете (7 лет) и хорошо зная студенческие общества с самого дня их зарождения и основания, я считаю весьма возможным и удобным привлечь на такое дело если не сотни, то во всяком случае и не один десяток студентов. Москва представляет в этом отношении особенно благодатную почву благодаря существованию в студенческих общ[ест]вах двух весьма подходящих секций: литературной (в Ист[орико]-фил[оологическом] общ[ест]ве) и музыкальной (в Общ[ест]ве искусств): первая из них занимается специальным изучением литературы, в научной постановке этого предмета, другая имеет в своей среде лиц иногда с очень недурным музыкальным образованием. В соединенное заседание этих двух секций я и думал внести предложение об организации на лето записи народных песен студентами. Параллельно этому я предполагал внести аналогичное предложение в секцию общественных наук относительно знакомства студентов с юридическим бытом народа, к[а]к это предлагал, напр[имер], один из профессоров-сотрудников только-что закрытой «Русской земли». Организацию этого «хождения в народ» я полагал бы возможным осуществить без установления того денежного содержания, какое имел в виду В.И. Ламанский. В особо важных и исключительных случаях б[ыть] м[ожет] возможно было бы назначать субсидии, да и то на общественных началах, платить же студентам вознаграждение, даже от лица ученых учреждений, мне представлялось бы лишним: может-же да и должна русская молодежь бескорыстно работать над изучением и самооткрытием ее общего кормильца.
Казалось бы, все это стоит только предложить, и дело готово. Но всё горе мое в том, что ни о народных песнях, ни о народных юридических обычаях, ни тем паче о собирании, записывании и изучении их я не имею никакого определенного представления, - по крайней мере настолько, чтобы предложить другим людям взяться за это дело. В виду всего этого, я и позволил себе обратиться к Вам с просьбой, высказать Ваше мнение по этому вопросу и сделать мне какие-либо руководящие указания, если это Вас не затруднит. За отзывчивость студентов и возможность организации их для такого дела я ручаюсь, но этого, к[а]к Вы видите, слишком мало. Предполагаемые общие формы нужно наполнить конкретным содержанием, и я надеюсь, что Вы не откажете мне здесь в своей поддержке и освятите это начинание Вашим именем, которое полно для нас глубокого смысла и самого высокого значения.
Быть может, будучи затруднены недостатком времени, Вы нашли бы нужным отослать меня, для составления доклада, к каким-либо специальным сочинениям, не утруждая себя сообщением многочисленных конкретных указаний? Вы сами найдете способ удовлетворить этой просьбе, и я только заранее прошу великодушного прощения Вашего за беспокойство. Одновременно с письмом я посылаю Вам бандеролью статью свою в «Русск[их] Вед[омостях]» об одном из наших обществ: другое (Общество искусств) является совершенно аналогичной студенч[еск]ой организацией.
С глубоким уважением
Ал. Анисимов
P.S.
Мой адрес впереди письма. Зовут меня Ал[ексан]др Иван[ович] Анисимов.
21 – II – 04
ОР РНБ. Ф. 621. Ед.хр. 27. Л. 1 – 2 об.
_____________________
(1)Ламанский Владимир Иванович (1835 – 1914) - филолог-славист, историк, акад., в Публичной библиотеки (1855-57 гг.).
2.
1904.
Кудринская-Садовая, д. 135.
6 – III – 04
Глубокоуважаемый Александр Николаевич,
позвольте поблагодарить Вас за внимание и искренний, хотя и суровый, ответ. Он достаточно ясно показал мне, к[а]к следует относиться к тому делу (т. е. собиранию народн[ых] песен), и теперь я радуюсь еще лишний раз, что не обратился к В.И. Ламанскому за разъяснениями поэтому вопросу. Поэтому-то вторая часть Вашего письма, весьма определенно дающая мне понять, что я мог бы Вас не беспокоить, глубоко несправедлива. Всех перечисленных Вами лиц я хорошо знаю лично и, конечно, мог бы справиться и у них; но именно глубокое уважение к «этнографическому труду» побудило меня обратиться ни к кому иному, к[а]к к Вам, чье мнение я считаю исчерпывающим и могущим отнестись к делу всесторонне. Ваши, звучащие горечью и упреком, если же чем-нибудь посильнее, слова о том, что «прежде всего надо именно учиться», к[а]к нельзя более ясно показали мне всю трудность и сложность организации этого дела и необходимость серьёзной предварительной подготовки для студентов, желающих посвятить себя хотя бы не специально этому занятию. Но отсылка меня к библиотекарю университета за справкой опять-таки лишняя вещь: ведь люди, пожалуй, совсем не нужны нам после издания энциклопедии Брокгауза, и такие-то сведения у меня всегда были, даже настолько были, что недавняя лекция Ф.Е. Корше(2) о народной песне не дала мне ничего нового, исключая некоторых музыкальных терминов. Но такие сведения, которые Вы справедливо называете «элементарными», я не считал сведениями и не их, конечно, к[а]к я уже сказал, я просил у Вас: я сам один из тех студентов филологов, к которым Вы советуете мне обратиться, чтобы узнать целый ворох названий книг.
Вы поставили? около цифры 7, обозначающей количество лет, проведенных мною в университете, и этот знак больно затронул меня, т[а]к к[а]к в контексте он неразрывно связан с моим элементарным невежеством. Я говорю это не к тому, чтобы показать Вам, что и я все-таки чему-то учился и что-то знаю: я слишком мало уважаю, да и не смею уважать свои знания. Я хочу только сказать этим, что теперь трудно в наших университетах глубоко и всесторонне образоваться тому, кто не может равнодушно смотреть на падение в молодежи интереса и уважения к просвещению и активно стремиться воспрепятствовать этому: большую половину их этих семи лет я употребил на то, чтобы оздоровить, к[а]к умел, студенческую атмосферу в родном университете, и упрек в долго сидении из Ваших уст звучит для меня горькой иронией. Я, конечно, не мог многому и хорошо научиться, т[а]к к[а]к давно еще забыл о себе, считая призванием и долгом жизни своей помочь научиться другим.
Впрочем, простите, что я т[а]к далеко зашел в дебри личной исповеди: мне не хотелось оставаться непонятым Вами именно потому, что я глубоко и искренно уважал и уважаю Ваше мнение с тех самых пор, к[а]к оказался в состоянии уразуметь Ваши труды, из которых, – к[а]к это, быть может, нестранно звучит для Вас, – я некоторые уже читал. Великодушно простите, что отнял у Вас столько дорогого времени, и примите еще раз глубокую и искреннюю признательность за Ваш ответ.
Студент Ал. Анисимов.
ОР РНБ. Ф. 621. Ед.хр. 27. Л. 3 – 4.
_________________________
(2)Корше Федор Евгеньевич (1843 – 1915) - филолог-классик, славист, востоковед, поэт-переводчик. Член-корреспондент (1895), с 1900 действительный член Императорской Академии наук.