Над всей огромной счастливой советской страной распростерлось теплое лето. Угрюмый и деловой зеленый поезд “Ленинград – Берлин” тащил к западной границе прицепной варшавский вагон, в котором маялись от скуки обычные, ничем не примечательные питерские мальчики. Ехали мы в Польшу по культурному обмену. То есть, мы, очевидно, везли им свою культуру в виде самих себя, а поляки нам свою должны были прислать через год. Бартер такой. Кстати, прислали потом. Ничем не лучше, чем наша оказалась. Примерно такая же.
Вообще-то с моим счастьем доехать в прицепном вагоне до места назначения было практически невозможно, но , видимо, там наверху товарищ , ответственный за мою персональную удачу, все-таки заснул и поэтому, вместо того, чтобы свернуть на Урюпинск , мы упорно приближались к границе. Где-то там- Гродно. Смена колеи и – заграница, таинственная и пугающая, как другая планета.
Друг мой Леха, не по годам огромный человек с нежной и пламенной душой, маялся последним долгом перед прощанием с Родиной. Мама просила прислать открыточку с краешка родной земли. Открыточка была заготовлена им заранее – мол, так и так, подъезжаю к границе, люблю, целую и прости, если что. Оставалась мелочь – где-нибудь эту открыточку бросить в почтовый ящик. Казалось бы ерунда, но есть в жизни такие мелочи и условности, которые ну просто не дают нам покоя. Обещание, данное маме перед отъездом, не было выполнено, скорый поезд проскакивал станции одну за другой и друг мой уже ощутимо нервничал.
Наконец, поезд нерешительно крякнул и стал замедлять ход. Железнодорожные пути пошли разветвляться и размножаться, что означало – мы подъезжаем к какому-то узлу. Вот появилось здание вокзала, которое медленно проплыв мимо нашего окна, продемонстрировало крупную надпись “Орша” , почему-то выполненную красивым старорежимным шрифтом. Но самое главное, что бросилось всем в глаза, – прямо под надписью на стене вокзала красовался огромных размеров почтовый ящик. Ну не то, чтобы совсем огромных, но ящик явно нестандартный. Отчетливо видная на нем надпись “Почта” не оставляла никаких сомнений. Одно было странно – и ящик и здание вокзала украшали изображения царских двуглавых орлов. Это сейчас сии потрепанные птицы не вызывают ни у кого удивления, но в разгар победившего социализма они как-то не очень гармонично вписывались в нашу картину мира. Это потом, через двадцать лет, можно будет сесть в трамвай в одном государстве, а выйти уже в другом. Это потом мы ко всему привыкнем, а тогда …тогда мысль о государственном перевороте, произошедшем за время нашего занудного перемещения, пришла нам в голову только как шутка. Но что-то непонятное во всем этом было. Да и безлюдно как-то было в этой Орше…
Однако, времени удивляться не было. Задача была простая: вот мы, вот открытка, вот ящик. Информация о времени стоянки отсутствует вместе с проводником. Открытка должна оказаться в ящике. Не дожидаясь остановки, мы попрыгали с поезда и со всей юношеской прытью рванули к зданию вокзала. Подбежав к ящику и на всякий случай косясь на поезд, который в любой момент мог дать от нас деру, мы уже собрались было всей компанией помочь другу исполнить сыновний долг. Но вдруг неожиданная трудность преградила нам путь к счастью.
Открытка никак не хотела пролезать в щель ящика. Складывалось ощущение, что щель эта была чем-то наглухо заткнута или забита. Сдаваться было не в наших правилах и каждый попробовал что-нибудь туда да просунуть. Удача не улыбалась. “Проснулся родимый, там – наверху…”-подумалось мне. Поезд при этом подозрительно пыхтел и шевелился. До паники было далеко, но задачка сходу не решалась, а времени не было – надо было что-то делать. Как назло, перрон был абсолютно пуст. В первый момент это не бросилось нам в глаза, но теперь вызывало легкое недоумение. Спросить, как у них в Орше работают почтовые ящики, было некого.
Главный герой представления бесновался возле ящика, пытаясь найти способ вскрыть его уже любым способом – не обязательно через щель. Но крепкая деревянная конструкция упорно не сдавалась. Кто-то даже предложил содрать этот ящик со стены, взять его с собой, разобраться с ним в поезде, засунув-таки открытку, и выбросить, проезжая очередной населенный пункт. Этакий сухопутный аналог письма в бутылке. Но и к стене эта зараза была прихвачена на совесть.
Но не были бы мы советскими комсомольцами, выросшими из советских же пионеров, если бы в компании из пяти человек не оказалось хотя бы одного ножа. Точнее, их оказалось пять, но хватило и одного, чтобы расковырять дырку в проклятом ящике. Открытка была свернута в трубочку и просунута внутрь таинственного устройства. Все – мы победили.
В этот момент на сцене появился наконец еще один представитель разумной цивилизации в виде работяги в синей спецовке. Он неторопливо вышел из здания вокзала на перрон и с удивлением уставился на нашу команду, сгрудившуюся возле ящика.
- Вы чего это…вам чего тут…
Но тут поезд уже окончательно вернулся к жизни и недвусмысленно лязгнул всеми своими сочленениями, явно собираясь отправиться в дальние страны без нас.
- Слушай, мужик, а чего у вас с ящиком-то?
- С каким ящиком – это реквизит…
- А что хоть за станция такая ненормальная?
- Даугавпилс.
-А почему “Орша” написано?
- Да здесь много чего написано…кино снимают…про революцию. Вы чего – туда запихали чего-то?
Да, задача была у нас сверхтрудной – догнать уходящий поезд, давясь от смеха. Справились. Хохотали потом как девчонки – до самой границы было не остановиться. Дети…
Нам всем шептало теплое доброе мирное лето. Непоколебимая как Вселенная стояла Империя, опираясь на евразийский щит. И , хотя те, кто предаст и развалит ее и те, кто ее не защитит и те, кого просто напросто сотрет в пыль грядущая катастрофа, уже родились и выросли и ехали в разных поездах кто куда по просторам родной для всех страны, все еще было хорошо. Мы были ослепительно молоды. Нам было до икоты смешно. И все были еще живы.