Помню как ехали мы в вагоне на тряской полке, под самым потолком вагона без окон, но зато в душном тепле, а вагоны не отапливались. Везли с собой два ведра перетопленного масла сливочного с мёдом и два мешка выпеченного хлеба, ещё что-то из продуктов. Все деньги, что у мамы были, она потратила на продукты, да ещё сельчане помогли. В Ленинграде нас встретил муж маминой сестры Марии Дмитриевны, Баличев Георгий Георгиевич. После санпропускника мы поехали к ним домой, на Исполкомскую. При встрече двух сестёр слёз было море. Несколько дней мы жили у них, пока мама ходила оформлять документы на вселение в новую квартиру.На Крюковку,дом 26, где жили мы до войны, попала бомба и дом был частью разрушен, поэтому ещё после нашей эвакуации отец получил новый ордер на трёхкомнатную квартиру по Усачёву переулку,дом 6. Он перетащил с кем-то из родственников оставшиеся вещи и написал об этом маме в Оренбургскую область. К сожалению, квартира была самозахвачена двумя жиличками. Одна была старушка, а другая дама средних лет Белявская Татьяна Иосифовна с дочерью Миной (евреи), вернувшаяся из Ташкента,вселилась за взятку председателю ЖКТ. Но кроме захвата площади, эта дама прихватила наши вещи: мебель, посуду, одежду, бельё. Когда мы втроём, мама, Тамара и я, вошли в "нашу" комнату, в ней ничего не было. Пусто, голо, два окна без стёкол. Долго спали на голом полу под одним одеялом. Снова стали прилипать болезни. В сентябре 1945 года я пошла в школу, а перед новым, 1946 годом заболела скарлатиной. Отправили меня в Боткинскую инфекционную больницу, а к нам на квартиру пришли и сделали санобработку, облив все вещи хлоркой и карболкой. Так что мама зимой какое-то время ходила в мокром пальто на работу. Болела я долго, потом были осложнения на сердце и уши. Помню, как одна нянечка в больнице, выспросив от меня историю моей семьи и зная что отец ещё на войне, а был январь 1946 года, сказала мне, чтоб я молилась за отца. Мама, когда ей разрешили навестить в палате меня, была очень удивлена, увидев меня с поджатыми ножками, сидевшую на кровати, накрывшуюся одеялом и молившуюся за отца. Когда она спросила, что это я делаю, я ей ответила, что бог сказал мне, что завтра приедет папа живой и здоровый. И это действительно произошло. Мама потом очень часто вспоминала моё пророчество, рассказывала всем родным и друзьям. А отец приехал без предупреждения, так как не знал, отпустят ли его после спецзадания или нет. Так в марте появился мой папа, красавец офицер, старший лейтенант, подтянутый, всегда опрятный, тщательно выбритый и причёсаный на косой пробор.
Папа, как мало я знаю о тебе. Знаю, что родился ты в очень большой семье Орловых Устина Глебовича и твоей мамы, имя которой, я к стыду своему, не знаю, в ноябре 1899 года. Мой дорогой, ты умер, когда мне было 12 лет и ты мне ничего не рассказывал о своей семье.Видела твоих сестёр: Марину Устиновну(старше тебя) и Анну Устиновну(младше тебя).Знаю со слов мамы, что ты был любимцем в семье, и отец твой возлагал на тебя большие надежды. В центральном историческом архиве в справочнике за 1913 год "Весь Санкт-Петербург" я нашла запись: Орлов Устин Глебович, Мучной переулок, дом 3. Эта запись сказала мне , что мой дед, твой отец был домовладельцем этого шестиэтажного дома. Занимаясь архивом родословной Орловых в Геральдическом зале, я не нашла подтверждения принадлежности деда к дворянскому сословию, так как много дел было ликвидировано. Но я поняла, что ты был из богатой семьи; что твоё умение играть на пианино, всех струнных инструментах, свободное владение немецким, английским, а может быть и другими языками, говорит о прекрасном твоём воспитании, полученном в твоей семье. Я помню, как ты удивлялся, что я плохо читаю и говорю по-немецки и ты демонстрировал мне блестящее знание его. Ты никогда не повышал голоса, никогда в пижаме не садился за стол завтракать, я никогда тебя не видела в трусах и майке дома. И я никогда не видела вас с мамой ссорящихся. Но видела ваши иногда натянутые отношения, но не слышала плохих слов друг о друге. Видимо, за четыре года с 1946 по 1950 у вас мамой не очень ладилось. Может быть,из-за потери сыновей...А у мамы , когда она увидела так много фотографий твоих фронтовых, где присутствовали женщины, с которыми ты видел смерть и потерю друзей и которых ты обнимал, разве не могла появиться обида после всего перенесённого ею? Ведь вы очень любили друг друга и я помню твои фронтовые письма, где ты всегда писал, как любишь ты свою Лидусеночку и целуешь её во все места и местечки. Мама всегда вспыхивала, когда дочитывала твои письма до конца. Вы были очень красивой парой, оба небольшого роста, но прекрасно сложены. Помню ваш выход " в свет" после твоего , папа, приезда в Ленинград, после того как комиссовался из армии инвалидом 2 группы. До твоего приезда в Ленинград, ты часто посылал посылки нам с тканями, мылом, тетрадями, бумагой из Румынии. А мама частично сдавала эти вещи в комиссионку, чтоб купить нам всем одежду и еду.