На завод из Ленинграда был прикомандирован инженер – ведущий специалист НИИ. Высокий худощавый блондин лет тридцати пяти, в больших очках с чёрной оправой, в хорошем костюме, ежедневно выстиранной и выглаженной рубашке с накрахмаленным воротничком. Он напоминал профессора, мысли которого всегда заняты наукой. Во всём остальном – человек рассеянный и, без помощи жены и дочки, которых привёз с собой, вряд ли сумел бы организовать свой быт. На заводе он до самозабвения отдавался работе и был готов находиться там круглые сутки, если бы жена не приставила к нему человека, который постоянно напоминал об обеденном перерыве и конце рабочего дня. Дома он сразу же садился за научные книги, которые в огромном количестве привёз с собой.
Его жена - двадцатидевятилетняя белокурая женщина, на вид ещё совсем девчонка, миниатюрная, бледная и очень хорошенькая. В чертах её лица было что-то детское. Голубые глаза смотрели на людей открыто и доверчиво. И этот взгляд придавал необыкновенную привлекательность её изящному и хрупкому облику. Она была спокойно-уравновешенной по характеру и полной хозяйкой в доме: всегда знала, что где находится, что нужно в данный момент или понадобится в ближайшее время мужу, дочке.
Их двенадцатилетняя дочь имела густые, гладко причёсанные волосы, которые отливали шёлком при каждом движении головы, у неё был очаровательный ротик, тонкие брови и бледно-розовый цвет лица. Глядя на мать и дочь, сразу чувствуешь, что они воспитывались не в деревенском доме, не в захолустном городишке и даже не просто большом городе, а именно – в столице.
Их, как временно прикомандированных, поселили в одной из больших комнат общежития на нашем этаже.
Наш посёлок – это большая деревня. Жаргон здешних жителей практически не отличался от жаргона в моём деревенском прошлом. После работы, проходя по коридору и разговаривая без снижения голоса, нисколько не смущаясь местных женщин, мы пересыпали свою речь перлами, которые выручают в тех случаях, когда нечего сказать, но хочется придать значительный смысл абсолютно бессмысленному разговору.
И вдруг… из двери выглядывают две белокурые фигурки, одинакового роста и, на первый взгляд, одинакового возраста. По одежде, по манере держаться сразу видно, что не местные, что не девчонки, а барышни. Да ещё на мужском этаже! Я от неожиданности забыл закрыть рот (слава богу, что очередной нецензурный перл не успел вылететь) и вошёл в свою комнату, пятясь задом.
Сразу же в нашу дверь постучали, и миленький голосок попросил разрешения войти.
- Да, да! – мы скопом кинулись открывать дверь.
Вошла молоденькая и представилась:
- Елена. (Прозвучало не по–русски «Йе», а по-французски мягкое «Э»).
Мы засуетились, подсовывая ей сразу несколько стульев.
- Простите, как к вам обращаться, мужчины или ребята? Ведь вы все старше меня.
- Ребята, конечно же, ребята. Что ты, что ты! Будь, как ровесница, - засуетились мы.
- Я пришла попросить вашей помощи. Днём мы вселились в комнату напротив и нужно кое-что развесить. А у нас нет ни молотка, ни гвоздя, ни вот этих… как его…- она сделала изящное движение пальчиками, из которого мы поняли – плоскогубцы. Всё это у нас нашлось, и мы вчетвером ринулись в их комнату. Собственно говоря, там нужно было вынуть один огромный гвоздь, торчавший из стены, и забить другой поменьше, чтобы повесить зеркало. Узнав об этом, мы смутились и повернули назад. Но мадам, по-видимому, прочла в наших глазах разочарование и решила исправить положение.
- Мальчики, не уходите, пожалуйста. Помогите расставить вещи.
Она начала показывать, что куда передвинуть, что куда переложить. Мы с энтузиазмом принялись за дело, не обратив внимания, что вещи уже находились на своих местах, и их незачем было заново перетасовывать. Через некоторое время она поняла, что наше разочарование прошло, и мягко прекратила перестановку:
- Вот теперь стало лучше. Спасибо, мальчики! Меня зовут Алевтина Викторовна. Через час приглашаю вас на чай.
Мы тоже назвали свои имена и вышли. Разумеется, через несколько минут мы забыли о её приглашении и ушли по своим делам. Но в 23 часа, когда мы возвратились (по правилам общежития мы обязаны были возвратиться именно к этому времени), она напомнила:
- Мальчики, чай ждёт вас.
Мы сконфужено начали отнекиваться, но вышла Елена, взяла двоих за руки и потянула в комнату, вышел инженер и тоже сказал:
- Заходите, пожалуйста.
В центре комнаты стоял квадратный стол, накрытый белой скатертью. На нём - никелированный чайник с кипятком, рядом – фаянсовый чайничек с заваркой, вокруг – семь блюдцев и семь стаканов тонкого стекла. На всех приборах была каёмка из позолоты. Хозяйка постаралась, чтобы чаепитие прошло в непринуждённой обстановке.
Алевтина Викторовна ещё приглашала на чай, но ребята под разными предлогами отказались. «Эта компания – не для нас. Слишком уж они не из нашего круга».
Я был самый молодой – только что стукнуло 18. Меня тянуло к образованной культурной женщине. Миловидная и стройная она выглядела совсем молодо. Она была впечатлительна и сентиментальна. Иногда мы выходили на прогулку по холмам, у подножия которых расположился посёлок. Она умела чувственно передавать свою пылкую любовь к природе, в которой она черпала наслаждение.
- Вот вы живёте, - говорила она, - и не замечаете, какой здесь упоительный воздух, которым мы с вами дышим сейчас. Я опъяняюсь им и слышу все запахи, разлитые в нём. Какой здесь аромат! Нежный, тонкий, лёгкий. Кажется почти невещественным. Запах моря, запах пробивающейся травки и первых цветов дарят нам нежнейшее, волнующее благоухание…
Эта женщина, в розовом с ног до головы (в розовых сандалиях, в розовом платье, в розовой шляпке, с розовым личиком), была словно утренняя заря. Она легко взбиралась по косогору, ловко перепрыгивала с камня на камень. Своей девичьей неподдельной свежестью она затмевала дочь. Я слушал её с изумлением. Не потому, что слова были каким-то открытием, а потому что произносились они по-особому, не так буднично, обыденно, как всегда вокруг меня, и потому захватывали, волновали. Я любовался ею, я был в восторге.
Мне пришло в голову устроить ответное чаепитие у себя в комнате. Нельзя же всё время ходить в гости, надо иногда принимать гостей у себя. Эмалированный чайник и четыре стакана у нас были. Ещё три стакана я взял у ребят-соседей. Закипятив воду, я всыпал в неё пригоршню заварки и пошёл приглашать к себе на чай. «Сейчас придём», - ответили там, и я возвратился к себе. Через минуту входит Елена, окидывает взглядом стол и слегка морщит нос. Тут я обращаю внимание, что стол представляет собой заляпанное грязное пространство. Я немножко покраснел, но быстро сообразил: мы недавно клеили обои, и у нас оставались чистые куски. Когда застелил стол, на чистом фоне вдруг увидел, что стаканы рыжие и залапанные. Мы никогда их не мыли. В это время вошла Алевтина Викторовна. Я ещё больше покраснел, схватил стаканы и побежал на кухню. Возвратившись с чистыми стаканами, я увидел, что чайник мой стоит на полу в сторонке, а на столе появился никелированный чайник с кипятком и фаянсовый – с заваркой. Я понял, в чём дело: наш чайник сверху был покрыт грязными потёками, а внутри оброс чёрной накипью. Когда все расположились за столом, выяснилось, что у нас всего одна чайная ложечка и нет печенья. За ними сходила к себе Елена. До меня дошло, что практически чаепитие обеспечили сами гости, а я, как организатор, оказался полным профаном. Я так расстроился, что Алевтине Викторовне пришлось приложить немало усилий, чтобы я не распустил нюни. Она села около меня, обнимала меня рукой за талию, за шею, целовала в щеку, как маленького мальчика, шаловливо стукала пальчиком по кончику носа.
Я был зачарован этой семьёй. Мне нравились их взаимоотношения, их негромкий разговор даже во время споров, их уважение к мнению друг друга.
Я стал чаще заходить к ним в гости, вместе с ними совершал прогулки. Общаясь с ними, я во многом изменился. Я добровольно взял на себя обязательство содержать в чистоте комнату, стол, посуду. Я обратил внимание на состояние своей одежды: стал чаще стирать, штопать и гладить. Я сменил свой лексикон и манеры, подстраивая их под Алевтину Викторовну.
Был конец апреля. Инженер уже закончил свою программу и к майским праздникам они всей семьёй уехали домой в Ленинград.
- Приезжайте в гости, - сказали мне на прощанье.
Спустя двадцать лет я, уже сам инженер, получил короткую командировку в ленинградское НИИ. Проходя по двору института, я вдруг увидел того самого высокого, с нескладной фигурой инженера, но уже в окружении профессуры. Он уже стал генеральным директором объединения НИИ и нескольких промышленных заводов. Я постеснялся обратиться к нему, но он, скользнув по мне взглядом, вдруг остановился.
- А, мой юный друг! В командировку приехали?
- Да.
- Где остановились?
- В институтском общежитии.
- Немедленно переезжайте к нам. Алевтина Викторовна будет очень рада.
Он назвал адрес и пошёл дальше – его ждала свита. Я, конечно, в тот же вечер зашёл к ним. Дверь открыла немного располневшая, но такая же подвижная и весёлая дама. После 20-летней разлуки мы встретились, как старые закадычные друзья.