Холодный ноябрьский вечер плавно перетекал в ночь. В магазинчике Мистера Блистера уже горел вечерний камин, и нежно пахло вечерним чаем с лимоном.
Гертон лежал на спинке дивана спиной к камину. Одну лапу он положил под щеку, другой он опирался о стенку. Мирно тикали старинные часы, на столике стояла чашка ароматного лесного чая. Рядом с ней стояла открытая банка со сгущенным молоком с сахаром. Капельки молока как смола стекали по краю банки, застывали, и спустя какое-то время начинали отражать все, что происходило вокруг в комнате.
Как мы и сказали, камин горел. Горел просто и сам собой, без какой-либо цели. Языки пламени весело играли друг с другом в пятнашки угольками. Кто в тот момент водил, понять было невозможно, но огонь при этом весело трещал, и каждый, кто бы мог услышать этот треск, прислушавшись немного, мог расслышать в нем маленькие тоненькие смешки искорок.
Хозяина не было дома.
Мистер Блистер ушел куда-то рано утром и до сих пор не возвращался. Гертон очень его ждал, половину дня шил на своей машинке, другую половину дня играл с мышами в карты на семечки. За вечерним чаем с ним и приключилось страшное. Ужасно разболелся зубик.
Дело в том, что Гертон был страшным сладкоежкой и очень любил сгущенное молоко с сахаром. Ну, просто обожал. И если в доме была, хоть одна банка со сгущенкой, она тут же открывалась Гертоном и съедалась незамедлительно. Бывали случаи, что банку открывали, а она уже была съедена. Вот как он ее любил.
И вот зуб болел. Болел страшно мучительно. Гертон лежал на боку и держался лапой за щеку. У кого хоть раз болели зубы, тот знает, что это такое.
Вдруг звонок над входной дверью зазвенел. Дверь отворилась, и в магазинчик вошел Блистер.
- Уффф, как у нас тут тепленько и хорошо. Привет Гертон, рад тебя видеть дружище.
Гертон ничего не ответил Блистеру. Он тихонько постанывал у стенки. Блистер стал снимать пальто, шляпу и шарф. Разделся, и прошел в комнату.
- Смотри! Кажется, я нашел его!
В руках он держал деревянный резной ключ. Ключ был изысканной работы, та его часть, где его обычно берут пальцами, напоминала по форме сердце.
Гертон повернулся.
- Уфву! Уфву! Но мне кафжчетса фто это не он.
- Э-ка, ты странно как говоришь, что с тобой Гертон?
- Вфзуб бофлит. Офен офень!
- А я тебе говорил. Все твоя страсть к сгущенному молоку. Да он это! Он! Вот увидишь! Погоди немного.
Блистер ушел в соседнюю комнату, там он открыл огромный сундук и кинул в него ключ. В сундуке уже лежали ключи самых разных форм и размеров. Многие из них имели в своей форме или оформлении сердца. В крышке сундука были укреплены пять ключей, тех которые Блистер считал наиболее вероятными кандидатами для решения его проблемы. Один из них он вынул и кинул в сундук к остальным. На его место он укрепил новую находку.
Затем он закрыл сундук и взял с полки странного вида старинную доску и мел. Доска была такой маленькой копией тех досок, что висят в большинстве школ на этой планете. То есть по ней можно было писать этим самым мелом. Мел был обыкновенный, белый.
- Держи! Горе ты мое плюшевое.
- Фто это? Ты ефсче издефваешься?
Гертон слез со спинки дивана и сидел на полу. Лапу от щеки он не отпускал.
- Это мой друг "доска боли".
- Фто? Фто за фигвня?
- Могу убрать. Послушай меня Гертон. Очень полезная вещь. Я сам ей иногда пользуюсь. Если у тебя что-нибудь заболит. Вот как сейчас, например. Нужно написать на доске мелом пожелание, и начать его словами: «Хочу, чтобы боль моя прошла…», а также добавить «Забери боль мою от (у тебя это будет зуб) зуба моего! Возьми себе и никогда и никому не отдавай!». Держи!
Гертон с недоверием посмотрел на Блистера. Он взял в лапы доску и мел, и не спеша начал царапать им по доске. Мел царапал и скрипел, крошился и не хотел писать по доске. Гертон старался изо всех сил. С каждой написанной буквой на его морде расцветала улыбка. Боль проходила. Спустя какое-то время он написал на доске все, что было нужно.
- Ура! Как хорошо! Спасибо!
Он подбежал к Блистеру и обнял его.
- Вот видишь. Не злоупотребляй, пожалуйста, больше сгущенным молоком. Понял?
- Да.
- А сейчас прости, я должен еще раз взглянуть на ключ.
Блистер встал и удалился в соседнюю комнату.
Гертон еще раз подошел к доске, и посмотрел на нее. Буквы, крича от боли, впитывались в темную гладь доски. Безмолвный крик застыл в завитках каждой из них.
- А что если попробовать! – подумал Гертон, взял в руки доску и начал писать.
Невообразимый крик раздался в комнате, каждая из букв кричала так, как будто ее разрывали изнутри миллиарды лезвий бритв.
Гертон испугался, выронил доску и рванул изо всех сил под диван. Доска упала на пол, подпрыгнула и разбилась вдребезги.
Блистер с совершенно обезумевшими глазами прибежал из соседней комнаты.
- ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ? ЧТО ТЫ НАПИСАЛ!!!
Он подбежал к дрожащему от страха дивану и заглянул под него.
- П-п-п-прости. Н-н-н-написал там…
Блистер подошел к доске. На полу лежала груда осколков. Часть из них была в крови.
- Ладно, все уже кончилось. Выбирайся. Надеюсь это не твоя кровь?
- Не выберусь, вдруг она снова начнет кричать.
- Не начнет. Ты же убил ее. Скажи мне, что ты написал? Да выбирайся ты уже, невозможно так разговаривать!
Гертон выбрался из-под дивана и сел на него.
- Я-я-я знаю одного человека, так он очень сильно болен. Точнее я слышал о нем от мышей. Это маленький мальчик. У него нашли то, что люди называют смешным словом «рак». Я захотел помочь ему, а заодно и всем кто болеет. Ведь теперь я знаю, что значит боль. Нет. Я и раньше болел, но так как сегодня мне не было больно никогда. Я взял доску и написал на ней: «Хочу, чтобы боль мальчика прошла! Забери боль всех людей и болезнь их - рак! Возьми себе и никогда никому не отдавай!» А дальше ты все видел. Она кричала, упала и раскололась. Так страшно!
- Глупый мой друг, всем помочь нельзя. Ни одна волшебная доска не способна впитать в себя всю боль мира. Это страшный недуг и от него умирают люди. Да ты и сам видел смерть. Она приходит ко всем. Но без нее нет жизни. Кто-то должен умереть, чтобы кто-то родился.
На каждый крик новорожденного ребенка приходится крик больного старика. Как правило, одна жизнь равна одной смерти. Иногда только бывают исключения. Когда рождается тиран – в ту же секунду умирают тысячи.
- А нельзя сделать так, чтобы никто не умирал.
Гертон в слезах посмотрел на Блистера.
- Есть один случай. Когда рождается гений, с ним вместе рождается десять тысяч простых детей, а иногда и миллион.
- Ничего себе! Миллион! Но это, же больше тысячи тех, кто умирает с рождением тирана?
- Ровно в тысячу раз.
Блистер улыбнулся.
- Значит, жизнь все равно побеждает смерть!
- Я в это верю. Утри слезы мой друг. Кстати, на столе еще половина банки сгущенного молока. Я не хочу, так что она твоя. Хватит плакать, пора спать.
- Так, дай лапы! - Блистер осмотрел лапы Гертона - Фу, кровь не твоя. Значит она сама.
Блистер собрал с пола осколки доски. Погладил Гертона по голове и удалился в другую комнату.
- Эх. Вот это вечер. Ужасно.
Гертон подошел к столу и зачерпнул лапой сгущенку. Вынул лапу из банки и засунул себе в рот. Глазки его сделались щелочками, от удовольствия.
Последних две слезы скатились по его мокрой от слез шерсти на щеках и упали на обивку дивана. Он еще долго опускал лапу в банку, доставал ее, вылизывал и запивал чаем.
Спустя какое-то время он мирно уснул там же, где и сидел. Пустая банка лежала у дивана.
На ноябрьском небе мирно передвигались тучи, а снег все не шел.