Две сестры. Глава XVII

Сергей Дмитриев
                Глава XVII



                Однажды утром, перебирая почту, Александр Гаврилович обнаружил письмо из Эстляндии, от своей родной сестры Ксении. С удивлением хмыкнув ( а никакой корреспонденцией, кроме открыток на рождество и день ангела, они давно уже не обменивались), Еланский вскрыл конверт.
                По давней привычке, он сперва пробежал глазами весь текст, ища что-либо важное, возможно неприятное. Не найдя ничего судьбоносного, Еланский вернулся к началу письма и углубился в чтение.
                Прочитав внимательно все послание, он закрыл глаза и начал тереть пальцами переносицу. Обычно это означало, что прочитанный текст требует осмысления.

                За завтраком Александр Гаврилович обратился к жене:

                - Дорогая, если ты помнишь, я рассказывал тебе, что у меня есть сестра Ксения. Она живет в Эстляндии, недалеко от Дерпта, в небольшом поместье. Она не была ни на нашей свадьбе, ни на крестинах наших детей. Мне самому сложно описать наши отношения. Они не плохие и не хорошие. Их как будто просто нет. В свое время я женился на ее лучшей подруге. Собственно, со своей первой женой я познакомился, потому что она была лучшей подругой моей сестры. Так что, сперва я женился на подруге моей сестры, затем Ксения вышла замуж за моего университетского друга, Эрнста Нагельмана.
                Поначалу все шло хорошо. Мы иногда с покойницей женой ездили в Эстляндию, сестра навещала нос то одна, то с мужем. Я у Эрнста иногда лес покупаю, иногда он у меня кое-что для своей торговли, и для своего хозяйства приобретает. После похорон Анастасии сестра побывала у меня только один раз. Я как-то посетил их имение по дороге в Ревель, ну и супруг ее увязался со мной, прокатиться по старой памяти. Ну, мы гульнули прилично, чего там. В общем, в урочное время Эрнст не уехал домой, не уехал и на следующий день. Почти неделю мы в Ревеле, так сказать, развлекались, потом я все-таки спровадил его домой. Что за разговор состоялся между Эрнстом и Ксенией по приезду его домой, я не знаю. Только с тех пор Ксения ко мне не приезжала и не писала. На мои письма не отвечала, приходили только открытки на рождество да на именины. Из писем Эрнста я знал, что Ксения жива и здорова, ну и ладно. Время все расставит на свои места.
                И вот тут письмо. От нее. Зовет тебя в гости. Извиняется, что не была ни на свадьбе, ни на крестинах, и хочет с тобой познакомиться. Сдается мне, что тут побеспокоилась Евдокия Ниловна. Она, тетушка моя любезная, переживала все время, что брат с сестрой в такой длительной размолвке. Тут, я понимаю, такой шаг к примирению. Ксения вообще склонна по жизни все усложнять. Ну тут уж ничего не поделаешь.
                Кстати, я не помню, чтобы я рассказывал тебе о том, что у Ксении есть сын, Густав.  Он старше тебя по возрасту, но ума так и не нажил. Университет бросил, служить нигде не собрался. Побредил, было, военной карьерой, да так и не решился. Эрнст, конечно, злится по этому поводу, пытается ограничить этого великовозрастного ребенка в средствах, но тут Ксения мешает ему. Подкидывает сыночку деньжат на разные развлечения.

                - И что же, твоя сестра с мужем такие зажиточные люди, что могут себе позволить содержать молодого повесу? – Спросила Александра, прихлебывая кофе.

                - Да, дела у Эрнста идут хорошо. Хозяйство наладил как в Европе, и молоко, и все остальное. Финансовых проблем нет. Правда и работать приходится от зари до зари, чтобы за всем успеть доглядеть да решить кучу вопросов. Ксения, опять таки хорошая помощница. Кто бы мог подумать, всю бухгалтерию у мужа по всем фермам ведет.
                В общем, одним из этапов на пути нашего примирения с сестрой, как я понимаю, будет твой визит в Эстляндию.

                - Как же я без тебя поеду? – Озабоченно спросила Александра. – Да и дети, как же я их оставлю?

                - Ничего, ничего, нянька прекрасно справится. Съезди, погости, отдохни от домашних дел. Эрнст покажет тебе, откуда берется молоко и сыр. Опять таки, Густав, хоть и повеса, но очень культурный и развитый молодой человек. Играет на скрипке и рояле, стишки пописывает, поет неплохо. В общем, не соскучишься.

                Произнеся последние слова, Александр Гаврилович допил кофе, промокнул губы салфеткой, бросил салфетку на тарелку и поднялся из-за стола. Подойдя к жене, поцеловал ее в затылок, от чего молодая женщина слегка вздрогнула и поежилась, и вышел из столовой.
                Оставшись за столом одна, Александра задумалась.

                Результатом ее раздумий явилось то, что через три дня, после тщательных наставлений няньке и заверений доктора Батурина о том, что если что, то он неподалеку и за ним легко послать, рано утром коляска унесла хозяйку Богородского в сторону Ямбурга.


                Переночевав по дороге в трех разных трактирах и вдоволь испытав все неудобства дальней дороги, Александра добралась до усадьбы Нагельманов.
                Коляска подкатила к крыльцу добротного дома. Дом этот внешне был не так велик и помпезен, как дом Еланских в Богородском. Но в глаза бросалась абсолютная чистота двора и изумительная опрятность в одежде молодого парня, который, кивнув Александре, бросился помогать вознице вынимать чемоданы и распрягать лошадей.
Через несколько минут чемоданы были унесены в дом, коляска отогнана в  большой сарай, лошади уведены на конюшню. И только самой Александре никто не уделил внимания. Молодая женщина стояла на широком крыльце и беспомощно оглядывалась по сторонам. Из-за большой входной двери появился наконец высокий мужчина, по виду похожий на дворецкого, сделал несколько шагов и остановился перед Александрой. Гостья посмотрела на высокого мужчину с бакенбардами снизу вверх и улыбнулась, соображая на каком языке к нему обратиться. Золовка Ксения Гавриловна – русская, ее муж – немец, вокруг  - Эстляндия. Сомнения разрешил сам дворецкий, который открыл рот и на неплохом немецком пригласил Александру в дом. В прихожей он выкрикнул что-то на явно родном эстонском, и на его зов мгновенно явилась молоденькая девушка, с некрасивым, но очень приятным лицом, на котором выделялись задорный курносый нос и веселые веснушки. Лицо это светилось такой радостью, как будто госпожа Еланская приехала в гости именно к ней. Александра уловила сходство между девушкой и дворецким. Разница в их возрасте давала основание полагать, что это отец и дочь.
                Девушка на своем прыгающем языке, напомнившем Александре финский, позвала ее с собой, на второй этаж. Поднявшись по красивой лестнице, молодая женщина очутилась в еще более красивом коридорчике с несколькими дверями. Около одной из них стояла юная эстонка и продолжала что-то щебетать.
                Александре пришлось немного напрячь память, и произнести по-фински:

                - Я прошу прощения, но я, к сожалению, не понимаю по-эстонски.

                Девушка озадаченно на нее посмотрела и продолжила говорить, но уже раза в три медленнее. Теперь, как говорится, через пень – колоду, Александра улавливала смысл сказанного. Смысл заключался в том, что ветер в эту пору с другой стороны, поэтому не дует, и окна хорошие, и постель чистая и свежая, и зеркало протертое, и вода в умывальнике налита, и полотенце вот в этом шкафчике, а халат и тапочки, если что,  вот в этом шкафчике.
                Александра, воспользовавшись секундной паузой в речи девушки, сказала опять по-фински:

                - Я прошу прощения, но где хозяева дома?

                Девушка замолкла, и с приоткрытым ртом уставилась на гостью. Да, поняла Александра, без твоего папы здесь не разобраться. Поблагодарив девушку взглядом, улыбкой и прикосновением к ее руке, молодая женщина пошла вниз.
Высокий дворецкий продолжал стоять в прихожей, как будто ожидая, когда Александра вернется туда из отведенной для нее комнаты.

                - Скажите, любезный, а где же хозяева?

                - Господа приедут через час с небольшим. Прошу вас пройти в столовую, сейчас Хильда принесет кофе и булочки.

                - Я могла бы попить кофе и на кухне, не стоило бы так утруждаться!

                -  Нет, фрау, это совершенно невозможно. Если бы я это допустил, то я имел бы неприятный разговор впоследствии с фрау Нагельман. Прошу вас!

                Выпив пару чашек кофе со сливками и съев пару плюшек с корицей, Александра почувствовала себя абсолютно сытой и почему-то сонной. Она мужественно поборолась со сном в кресле в гостиной примерно с полчаса, но потом, все-таки, устроившись поудобнее, задремала. Ей снилась бесконечная дорога, леса, проплывавшие мимо, деревушки, люди вдоль дороги.

                Проснулась она оттого, что чей-то женский голос отчитывал кого-то, причем на повышенных тонах. Вслушавшись в немецкую речь говорившей, Александра догадалась, что это Ксения Гавриловна отчитывает дворецкого Маттеуса за то, что ей, фрау Еланской не был оказан должный прием и теперь она, фрау Еланская, спит в кресле. Гостья подскочила с кресла, поправила прическу и одежду, растерла со сна лицо руками. Голоса приблизились и в дверь вошла немолодая, но еще очень привлекательная женщина, сопровождаемая долговязым эстонцем, который шел, подобострастно согнувшись почти наполовину.

                - Ну вот, слава Богу, вы здесь, и вы проснулись, моя дорогая невестка! – Воскликнула по-русски Ксения Гавриловна, подходя и целуя Александру.

                - Здравствуйте, Ксения Гавриловна! Я не хотела было ехать без мужа, но Александр Гаврилович настоял на моей поездке, - оправдывающимся тоном ответила гостья.

                - И замечательно сделал, что настоял! Эрнст переоденется и присоединится к нам за ужином. Ужин через час, Маттеус! – Последняя фраза прозвучала по-немецки.

                - Ну,  дорогая Александра, не буду вам мешать готовиться к ужину, - с этими словами Ксения Гавриловна скрылась в глубине дома.

                Немного обескураженная такой встречей, Александра прошла в отведенную ей комнату. Через час, умытая при помощи радостной эстонской девушки, и переодетая в вечернее платье, она сидела за столом в обществе своей золовки и ее мужа, Эрнста Нагельмана. 
                Господин Нагельман с интересом разглядывал молодую жену своего старого друга. Александра ела, чувствуя неловкость от того, что все молчат, и она не знает как и с чего начать разговор. Тишину нарушила хозяйка дома, начав беседу с, наверное, самого правильного вопроса в данной ситуации.

                - Как мои племянница и племянник? Надеюсь, они здоровы?

                - Да, спасибо. И Настя, и Ваня вполне здоровы. Сейчас у нас очень хорошая нянька, просто не нарадуюсь. Это пожилая женщина, она уже вырастила своих детей и много в этом понимает.

                От разговора о детях перешли к домашнему хозяйству. Эрнст Нагельман пытался расспросить о родне самой Александры, но, перехватив укоризненный взгляд супруги, осекся. Этот момент не укрылся от довольно наблюдательной Александры, и она поняла, что история ее сестры и зятя хозяевам известна. Но поскольку никаких расспросов на эту тему не последовало, то и ладно, решила гостья.
После ужина, за чаем, в женском разговоре, Ксения Гавриловна тщательно расспросила Александру обо всех, даже самых маленьких подробностях жизни в Богородском и окрестностях. Чувствовалось, что отсутствие общения с братом было ей в тягость. Наверное, Евдокия Ниловна была права, организовав заочно эту встречу, с которой, как виделось самому Еланскому, может начаться примирение.
                Провожая гостью укладываться спать, Ксения Гавриловна вскользь заметила, что утром к ним должен приехать сын Густав, с каким-то новым приятелем.
                Александра заснула не сразу, так как проспала почти два часа накануне в кресле. Мысли ее перебегали от детей к сестре, от сестры к матери, от матери к покойному отцу. Почему-то вспомнилась свадьба, первые дни в Богородском. За этими мыслями, незаметно для себя, Александра уснула.

                Утром ее разбудила  дочь дворецкого. Улыбаясь еще приветливее, как показалось Александре, она старалась говорить очень медленно и гостья поняла, что ее зовут вниз, пить кофе.

                За утренним кофе господин Нагельман читал газету, которая настолько его заинтересовала, что, поздоровавшись с Александрой, он больше ни на что не отвлекался. Ксения Гавриловна сама налила кофе и сливки Александре и подвинула поближе к ней вазу с плюшками.

                - У нас распорядок дня, наверное, отличается от Богородского. Сейчас попьем кофе, и Эрнст отправится на фермы. Мне же нужно будет привести в порядок кое-какие бумаги. Завтрак будет в одиннадцать, поэтому мы с Эрнстом не едим эти плюшки. А ты можешь не стесняться, я в твоем возрасте не беспокоилась о фигуре. К тому же Хильда, дочь Маттеуса, большая мастерица на всякую выпечку.

                - Я заметила, что в доме по хозяйству у вас только дворецкий с дочерью. Неужели они справляются?

                - Да, дорогая! Мы с Эрнстом очень довольны прислугой. Маттеус у нас и дворецкий, и повар, и плотник, и вообще все на свете. А его дочь – все остальное. Плюшки, белье, уборка, ковры, посуда.

                - Да, хватает работы, - задумчиво произнесла Александра, вспомнив достаточно многочисленную прислугу в Богородском, с которой без фрейлейн Нойгут трудно было бы, наверное, справиться.

                - Маттеус с дочерью получают хорошее жалованье. Они очень довольны жизнью. Хильда, например, даже отказала одному парню из соседней деревни, потому что тот собирался после свадьбы увезти ее в свое хозяйство.

                По ходу женской болтовни господин Нагельман допил кофе, отложил газету, встал и тихо поклонившись, вышел. Вскоре со двора послышалось, как отъехала коляска. Помещик поехал смотреть за работой на фермах. Александра не удивилась тому, что у Нагельмана нет управляющего. Ведь у Еланского тоже его не было. Толковый управляющий стоит хороших денег, и если сам можешь везде успеть, то зачем зря платить эти деньги. Им можно найти другое применение.
                После кофе Ксения Гавриловна отправилась в свой рабочий кабинет, посоветовав Александре погулять в яблочном саду за домом.
Гостья воспользовалась советом и очутилась в очень ухоженном саду с очень красивыми, как на картинке, яблонями. Она заметила, что здесь в Эстляндии, многое из того, к чему прикасается рука человека, выглядит как на картинке. Крестьянские домики с аккуратными крышами и заборами, чистые как подметенные дороги, ухоженные кусты даже там, где эти кусты были явно ничьи, вдоль дороги. Все это немного напомнило ей Финляндию. Сесилия росла городской девочкой, но однажды они с матерью ездили к каким-то родственникам в Або. Теперь, глядя на эти эстонские пейзажи, ей вспомнилось то далекое детское путешествие.
                Александра не заметила, как, пройдя весь сад, вышла в красивейшую березовую рощу. Роща эта была такой белой, такой светлой, казалось, что березы светятся и освещают все вокруг себя. Листья берез чуть слышно шелестели от слабого теплого летнего ветерка.

                - Фру Еланская, я не верю собственным глазам! Это просто какое-то чудо! – Раздался мужской голос, говоривший по-шведски.

                Александра, застигнутая врасплох, встрепенулась и резко обернулась. Наступил ее черед не верить своим глазам. Между белоснежных стволов, мягко ступая по траве модными ботинками, к ней приближался старший отпрыск барона Стенмарка. От неожиданности Александра не сразу нашлась, что ответить на родном языке, но быстро справилась с собой, и, скрывая непонятную радость и волнение, произнесла:

                - Господин барон, вот уж действительно, неожиданная встреча. Я меньше всего ожидала встретить здесь именно вас.

                - А кого вы ожидали здесь встретить, если не секрет? – спросил молодой человек, склоняясь в поцелуе к руке Александры.

                - Да, собственно, никого. Я в гостях у сестры своего мужа, Ксении Гавриловны. Она по мужу Нагельман, и она хозяйка в этом поместье.

                - Вот, верно говорят, что мир тесен! Густав Нагельман, ее сын, мой приятель, правда, не очень давний.

                Молодой барон, на правах старинного знакомого взял Александру под локоть, и они медленно пошли через рощу. Гуляя, барон рассказал, что его отец купил дом в Ревеле, и сейчас там идет ремонт, и он, Карл Стенмарк, прислан отцом проследить за всем этим делом.

                - А зачем вашему отцу дом в Ревеле? Ведь у него есть хороший дом в Гельсингфорсе.

                На это молодой барон с усмешкой воскликнул:

                - Да, у отца есть наш старый дом в Гельсингфорсе, есть еще огромная квартира в Петербурге, на Каменноостровском проспекте, а еще есть старая усадьба в Сконе, в Швеции, где у него разводятся хорошие лошади. Отцу нравится Ревель, он хочет почаще там жить. Сейчас он в основном  живет зимой  в Петербурге, а летом в Швеции. После смерти матушки он не может долго находиться в нашем старом доме в Гельсингфорсе.

                При этих словах Карл Стенмарк погрустнел.

                - Ваша матушка умерла?! – Воскликнула Александра. – Я хорошо ее помню, это была такая знатная дама, просто королева. Примите мои соболезнования.

                - Благодарю вас. Ну а как же ваш супруг, надеюсь он жив и здоров?

                Александра почему-то смутилась от такого, совершенно естественного при любых других обстоятельствах, вопроса. Она помнила о том, что молодой барон был явно влюблен в нее в Карлсбаде. Ей самой, он не то, чтобы нравился тогда, но ей было приятно его общество, ей приятны были тогда краткие минуты невинного общения, когда Александра Гавриловича, по какой-либо причине, не было рядом.
Сейчас она смотрела на Карла Стенмарка другими глазами. Это были глаза взрослой женщины. И, не решаясь еще признаться самой себе, эта взрослая женщина ощутила, что этот мужчина ей нравится. Это чувство было таким новым, таким неожиданным, таким непонятным. Такие мысли мелькали в ее голове, пока она машинально отвечала на разные вопросы молодого барона. Вдруг среди этих вопросов прозвучал один, заставивший ее задуматься.

                - Как долго вы намереваетесь гостить у Нагельманов?

                - Я не думала еще о дне отъезда, наверное, я пробуду в гостях несколько дней. Муж советовал мне посмотреть фермы и хозяйство.

                - Вот уж чего интересного нашли смотреть! Фермы как фермы, хозяйство как хозяйство, немногим, сдается мне отличается от вашего. У меня было бы лучшее предложение. Мы с вами съездим в Ревель. Это красивый старинный город. Он немного похож на Стокгольм. Вы не были в Стокгольме?

                Александра беспомощно улыбнулась и покрутила головой.

                - В Стокгольме родился мой папа.

                - Да, простите меня великодушно. Я слышал от отца, что ваш папа умер. Теперь вы примите мои самые искренние соболезнования. Герр Валениус это кусочек моего детства.

                С этими словами, в знак сопереживания, Карл Стенмарк обнял Александру рукой за плечи. Кровь хлынула в лицо молодой женщине, ноги внезапно чуть ослабли, и немного задрожали. Глубоко вздохнув, она повернула к молодому барону свое кукольно красивое лицо и посмотрела ему в глаза.
Они несколько секунд смотрели друг на друга. Затем Карл осторожно снял руку с женских плечей, наклонившись, поцеловал ей руку нежным, мягким и довольно долгим поцелуем. Александра молчала. Она не знала, что нужно делать в подобных ситуациях, что нужно говорить.
                Они оба почувствовали и неловкость, и одновременно с этим какую-то необъяснимую сладость момента, который должен был быть грустным, но не стал таким.
                Александра понимала, что она должна что-то сказать, но никакие слова не шли на ум, она просто смотрела на молодого барона, еле слышно дыша чуть приоткрытым ртом.

Слегка затянувшаяся пауза была прервана молодым мужчиной, приближавшимся со стороны усадьбы со словами:

                - Вот вы оба где! Как я вижу, вы уже познакомились. Ну что же, на правах родственника не буду обременять Карла, а представлюсь сам. Густав Клаус Адольф Нагельман. Между нами просто Густав. А вы, стало быть, моя очаровательная тетя Александра!

                Произнеся эту приветственную речь, Густав без стеснения чмокнул немного опешившую Александру в щеку.

- Ну, вперед! Нас троих ждут к завтраку!